Желание #5
Ага. Наша песня хороша.
Отдаляю телефон от уха, чтобы не слышать эту «мелодию». А главное, каждый раз одно и то же. Я должна жить в Тольятти, стать провизором, выйти замуж за того, кого одобрит отчим, а потом нарожать им с мамой кучу внуков. О моем счастье и моем выборе даже речи не идет. Я ведь пыталась нормально поговорить, объяснить – все без толку. Мама уверена: ей лучше знать, что мне нужно.
И ведь, скорее всего, именно отчим надоумил ее заморозить мой счет, это больше на него похоже!
– Разблокируй мою карту, – не выдержав, перебиваю я ее. – Если ты меня любишь, то не станешь мешать.
Мама оскорбленно ахает.
– Дожили! Мой ребенок меня же любовью шантажирует.
– Я тебя не шантажирую, – закатываю глаза, и к счастью, она этого не видит. – Просто говорю, что на этот раз ты перегнула палку. Потому что на этом счету абсолютно все мои деньги, и теперь мне остается лишь ночевать под мостом в коробке из-под холодильника. Никто бесплатно в Тольятти меня не повезет.
– Повезет, – искренне радуется мама. – Тебе всего лишь нужно позвонить Никите.
Я сжимаю зубы и мысленно ругаюсь.
Снова Омельчин.
Интересно, чем они его взяли, если он решил напрячься и снизойти до общения со мной?
– Мы с ним уже разговаривали, – сообщаю, – и я более чем уверена, что Никита передумал куда-то меня везти.
– Ошибаешься. Он выразил огромное желание тебе помочь.
Вам помочь. Не мне.
Потому что ради меня он и мизинцем не пошевелит. У нас с ним явно неконтакт. Или же…
В сознании что-то щелкает, будто из кубиков вдруг складывается не слово из четырех букв, преследующее меня, а совсем другое – «выход».
– Хорошо. Скинь номер Ника, – совершенно спокойно прошу я, хотя меня просто распирает от пришедшей в голову идеи. – Я с ним поговорю.
– Конечно, доченька. – Голос у мамы вдруг делается виноватым. – Ты же понимаешь, что я все это ради тебя делаю. Когда вернешься домой, сразу восстановим карту. Я у тебя копейки не возьму.
Мне от этого не легче, потому что я не собираюсь возвращаться. И я ей говорила об этом сотни раз. Ну что делать, если мама сама отказывается меня слышать? Возвращаться не собираюсь, а вот Никите позвоню. Обязательно позвоню.
Нас ждет содержательный разговор.
Пока мама с отчимом празднуют победу (уверена, что празднуют!), сижу за столиком на фудкорте в торговом центре и жду Омельчина. Если честно только благодаря бешеному количеству адреналина в крови, я позвонила ему сразу после разговора с мамой, и так же неожиданно сводный брат ответил. Думала, что меня ждет как минимум пару часов игнора, ведь он вроде как большой и занятой начальник. Но он ответил сразу и согласился на новую встречу, даже импровизировать и убалтывать не пришлось. Правда, голос у него был такой, будто у него изжога после несвежего бизнес-ланча.
Впрочем, игнор в два часа меня все-таки ждал, пока я ждала Ника в ТЦ. Когда адреналин схлынул, меня начало здорово потряхивать. Это когда злость была катализатором, я могла горы свернуть и даже до президента дозвониться, а сейчас чувствовала себя до невозможности глупо.
Ну и чего я позвонила именно Нику? Можно было написать Емцевой… Но, во-первых, меня корежило от самой мысли, что придется первой с ней помириться, а во-вторых, эта мысль пришла уже после уговора о встрече.
Не знаю, почему он согласился. Мы с ним не друзья, и никогда не были. И даже не семья. Но он согласился. А значит, у меня есть шанс переиграть собственную сумасшедшую семейку с их придурочными методами. Это же надо додуматься!
Хотя я тоже хороша, ведь могла предугадать, что они начнут вставлять мне палки в колеса… Нет, на самом деле не могла. Если я еще могла как-то понять Катьку, то маму – не могла. Пусть даже она всегда страдала гиперопекой и считала меня несамостоятельной. Мама завела на себя мои карточки, когда я училась в школе, и они с отчимом начисляли мне деньги на карманные расходы. Тогда я не особо парилась, потому что это были их деньги.
Но сейчас они были моими! И я представить не могла, что кто-то их заберет. Просто тупо оставит меня без возможности даже купить кофе.
А во всем виноват Ник!
Косвенно.
Потому что не живи братец в Москве, фиг бы моя мамуля рискнула оставить меня без средств к существованию.
А вот и он!
Ник Омельчин шагает по фудкорту прямо в мою сторону как ледокол по Северному Ледовитому океану. Не замечая впавших в ступор и приоткрывших рты девчонок, а еще блондинку, настолько залипшую на его задницу и едва не поставившую свой поднос мимо стола. Он смотрит на меня и только на меня. Мне бы чувствовать гордость, но взгляд у него не сказать, что добрый.
Он выверенным движением расстегивает пуговицу на пиджаке, жестом, который наверняка, разбивает пару женских сердец, и располагается напротив меня.
– Я бы на твоем месте сначала проверила, нет ли на стуле хлебных крошек. Ну мало ли…
– Что я сказал тебе в прошлый раз?
Я прекрасно помню про его «не рассчитывай», но трактую по-своему:
– Что бегать за мной не будешь? Так ты вроде как не бегаешь, я сама к тебе пришла.
У меня было время подготовиться. Целые два часа на раздумья! Но сейчас я думаю, что все мои гипотетические разговоры с Ником не идут ни в какое сравнение с настоящим. Потому что мое собственное сердце колотится как безумное, а нервные клетки гибнут смертью храбрых.
– Я хочу извиниться за то, что была резка…
– Принято.
Так просто?
– И попросить о маленькой просьбе…
– Я отправлю тебя домой, – снова перебивает меня Омельчин.
Он мне хоть слово даст сказать?! Не зря же я столько репетировала!
– Я не хочу домой, – говорю я и нарываюсь на острый прищур его глаз. – И не могу уехать.
– Тогда зачем ты мне позвонила, Елизавета?
– Потому что у меня есть к тебе предложение, – вижу, что он готов подняться и уйти, поэтому поспешно уточняю: – Деловое. От которого ты не сможешь отказаться!
Теперь во взгляде Ника вспыхивает интерес: всего лишь искорка, но этого хватает, чтобы я почувствовала себя увереннее.
– Так уверена, что не смогу?
– Меня взяли в школу Георгия Розза, это один из топовых мировых фотографов, и когда получу диплом, у меня тоже будет имя, – говорю, подавшись вперед. – Оно будет обязательно, потому что меня выбрали из нескольких тысяч участников, отправивших свои работы на конкурс. Это такой шанс, и я не могла ждать год или два…
– К сути, – снова перебивает меня Омельчин. Вид у него такой, будто в покер играет – не поймешь, что думает. Ну о’кей.
– Мама и отчим считают, что это все глупости, и что фотография – это для побаловаться. Я все спланировала, сама заработала деньги, сама переехала в Москву и оплатила курс, но они… Заблокировали мою карту.
– Что?
Теперь Ник сдвигает брови. Черт, не люблю этот его взгляд, чувствую себя, будто у меня на лбу красная точка от прицела снайперской винтовки. А еще ощущаю себя глупее некуда, когда быстро объясняю эту тупую ситуацию с банком, и злюсь. Если честно, жду, что он станет надо мной смеяться, но Омельчин не смеется и даже не улыбается.
– В общем, теперь мне нечем платить за место в хостеле, – подвожу итог своего рассказа.
– Ты же живешь у подруги.
– Э-м-м… Нет. Мы вроде как поссорились.
– Уже?
Он издевается?!
– Да, я планировала жить у Кати, пока не найду свою квартиру. И я собираюсь работать, у меня уже есть несколько клиентов на съемку…
– Что насчет делового предложения?
– Вложи в меня деньги! – предлагаю я, возможно, чуть громче, чем собиралась. Когда до меня доходит, что пара за соседним столиком странно на меня косится, мысленно ругаю себя, но сдаваться не собираюсь. – В смысле, не в меня, а в мое дело. Как в бизнес-проект. С процентами. Через, допустим, полгода я все тебе выплачу.
На этот раз сияю улыбкой, а Ник откидывается на спинку стула и вроде как раздумывает. И изучает мое лицо, сцепленные пальцы на столе, которые я тут же резко убираю на колени.
– То есть ты хочешь одолжить у меня деньги? – уточняет Омельчин.
– Не просто одолжить. Это вроде как инвестиция в будущее. Ты получишь даже больше.
– Я понял, инвестиция. Какая сумма тебе нужна?
Я называю. Потому что пока ждала два часа, все просчитала.
– А если твой проект провалится? Чем будешь расплачиваться?
– Натурой, – вырывается у меня. От нервов, ей-богу.
Брови Никиты взлетают вверх, а взгляд соскальзывает вниз, аккурат в вырез желтого топа на тонких бретелях. Я выбрала его сегодня, потому что он хорошо смотрится с темным жакетом. И подчеркивает то, что можно подчеркнуть, а главное у меня есть что подчеркивать.
Но я же не имела в виду это!
– Натурой? – переспрашивает братец, подавшись вперед. – И многим ты уже предлагала?
Сейчас мое лицо, наверное, цветом, как вывеска пиццерии напротив. Причем не знаю от чего больше: от стыда или от желания стукнуть Омельчина подносом. Хорошо, что никаких подносов нет под рукой.
Поэтому я запахиваю жакет так, что рискую удушиться, и шиплю:
– Я про почку! И если что, это была шутка.
– Жаль, – тянет он, – мне своих двух хватает. Так что подумай над другими гарантиями.
Желание опустить на голову Ника поднос практически нестерпимо, но я понимаю, что это как минимум не дипломатично.
– Я могу тебе отдать свою камеру, она, конечно, подержанная и стоит дешевле, чем я прошу…
Грустно, потому что моя «Сони» – самая дорогая вещь, которая у меня есть. Я даже украшений не ношу. Но самое поганое то, что приходится упрашивать Омельчина, оказавшись перед ним в роли бедной родственницы.
Чтобы маме с отчимом с их методами икалось три дня!
– Мне не нужна твоя камера, Елизавета, и я не стану одалживать тебе денег. Это невыгодно и того не стоит.
Ну вот, он это сказал.
На что я рассчитывала? Что Ник примет мое предложение? Он бы не стал тем, кем стал, если бы раздавал всем деньги. Но я хватаюсь за почти ускользнувшую от меня надежду, точнее – за сильную и теплую ладонь Омельчина, и тяну на себя.
– Послушай, Ник, ты же был на моем месте, – говорю сбивчиво, стараясь успеть все сказать. – Один в большом городе. Ты отказался от того пути, который для тебя выбрал отец, и выбрал свой. И всего-всего добился. Я не поверю, что тебе никто не помогал.
Он сжимает губы в тонкую линию, и я исправляюсь:
– Никто? Тогда ты молодец вдвойне. У меня тоже есть мечта. Есть список того, что хочется сделать в этой жизни. Жить по-своему. Вот чего я хочу.
– Я не дам тебе денег, – повторяет Омельчин. – Видишь ли, у меня есть принципы.
Весь мой запал сдувается, как проткнутый булавкой воздушный шарик. А пальцы почти соскальзывают с его руки. Почти, потому что Ник вдруг перехватывает мою ладонь и ловит мой взгляд.
– Но в качестве альтернативы предлагаю переехать ко мне.
Переехать?!
– В смысле, к тебе? – моргаю.
– Я предлагаю тебе поселиться в моей квартире, – он повторяет почти по слогам. – Мог бы снять для тебя другую, но в этом случае все равно бы получалось, что деньги я тебе одолжил.
Жить с Омельчиным?
– И чем мне расплачиваться за проживание? Я так понимаю, не почкой.
– Ты сама предложила свою натуру. Меня она очень даже устраивает.
Ник серьезен: во взгляде равнодушие, на губах ни намека на улыбку. И до меня окончательно доходит.
– Да пошел ты! – цежу я, поднимаюсь и гордо ухожу.
Очень гордо. Прямо с наслаждением.
По пути мой мозг сигналит, что деньги мне по-прежнему нужны, но в принципе соглашается, что не таким путем. Я все-таки фотограф, а не девочка по вызову. И даже бешеная сексуальность Ника Омельчина не способна победить личные принципы.
Нет!
Нет, ну теоретически я могла бы… Но не за деньги, а просто. Потому что игнорировать тот факт, что мой сводный братец – мечта любой женщины от восемнадцати до семидесяти, очень глупо. А еще это бы точно взбесило мать и отчима. Особенно, если потом рассказать им, что они сами виноваты – толкнули меня на скользкую дорожку.
Но о чем я вообще думаю?! Мне еще мое сердце и другие органы дороги. Почка в том числе. Которую наверняка придется продать, если я хочу остаться в Москве!
Черт-черт-черт!
Разворачиваюсь и быстро возвращаюсь. К счастью, Омельчин никуда не ушел, сидит и постукивает пальцами по столешнице. У него красивые пальцы, длинные и с аккуратными короткими ногтями, а «Омега» на запястье сообщает, что он на меня и так потратил много времени.
– Нужно было срочно отойти в дамскую комнату, – озвучиваю я первую пришедшую в голову отмазку, возвращаясь на свой стул. Его скептический взгляд словно говорит, что «Да пошел ты» ничем не напоминает слова «Я ненадолго». – Ладно. Я не стану ни с кем спать за деньги. Дело не в тебе. У меня тоже есть принципы.
Он смотрит на меня невыносимо долго, а потом начинает ржать. Так откровенно, что совершенно не вяжется с его образом, но девицам за соседним столиком, это явно кажется сексуальным. Они чуть ли не выложили себя на него полностью, чтобы продемонстрировать свои декольте. На столик, в смысле.
Правда, в эту минуту до меня доходит, что он прикалывался, и меня снова подбрасывает вверх.
– Сядь, – говорит Омельчин. Наверное, тем самым тоном, которым командует своими подчиненными. – Если ты действительно хочешь продолжать обучение, переедешь ко мне.
Глава 3. Ник
Я привык быстро анализировать любую ситуацию и так же быстро принимать решение. Отказываться или соглашаться. Видеть выгоду и подсчитывать риски. Вся моя жизнь построена на законах бизнеса, этому меня научило собственное дело, иначе бы в свой тридцатник я не был тем, кем есть. А в настоящем бизнесе нет месту жалости, семейным узам или бездумной, расточительной благотворительности.
Ситуация с Елизаветой была изначально спорной. Хотя бы потому, что мы даже не родственники: когда новая семья появилась в жизни отца, я уже жил самостоятельно. Да даже если бы и были, я честно признался в своих принципах, которые не собирался нарушать. Наверное, попроси сводная сестренка деньги или дави на жалость, я бы просто встал и ушел. Но она сделала мне деловое предложение. Девчонка попыталась переиграть меня на моем же поле.
Это забавляло и интриговало. Поэтому я остался, дослушал до конца. Но все равно собирался уйти. Потому что одно дело отвезти ее с вещами в аэропорт, другое – носиться с ней в Москве. Я и так уйму времени потратил, перенес пару встреч, и ради чего? Точнее, кого.
Ради рыжей бестии с взрывным характером.
Когда отец сказал, что боится, что у любимой «Лизоньки» могут возникнуть проблемы, я решил, что он, как всегда, утрирует. Мой папаша помешан на контроле всех и вся, и заботится о родных как умеет. Правда, мнение родных его мало интересует. Так что желание девчонки сбежать из дома отчима я хорошо понимал.
Но Елизавета, или как она сама себя называет Вета, оказалась вовсе не гадким пухлым утенком, каким я ее запомнил. Она превратилась в тигрицу: яркую, красивую и сексуальную. С таким острым, как у нее, языком, девчонка – сплошная ходячая проблема, так что как скоро она найдет приключения на свою задницу – вопрос времени.
Какое мне до этого дело?
Никакого.
Я ей не брат.
Не опекун.
Никто.
Но когда она ухватила за мою руку, я почему-то не ушел.
Актерскими талантами меня сложно удивить (пытались, и не раз), а вот искренностью – вполне. Вета была искренней. И по-настоящему увлеченной. Последний раз я видел подобный взгляд лишь в зеркале, когда открывал свой первый зал. Тот проект удачным не назовешь, но он помог мне идти дальше. Я вдруг понял, что своим решением либо перекрою девчонке кислород, либо помогу подняться на ступеньку повыше.
Рыжая все еще хмурится, явно обиделась на мой смех. Она вообще забавная, когда злится, поэтому я не мог сдержаться и не подразнить ее, а заодно проучить за такие предложения. Потому что другой на моем месте вряд ли бы отказался, и при мысли об этом становится вообще не до смеха.
– Ты можешь переехать ко мне просто так, – говорю я, чтобы закрыть эту тему.
Для нее. И для себя.
– Просто так?
– Просто. На один месяц.
– На три, – поправляет девчонка. – Курс длится три месяца.
– На полтора максимум, рыжая. Не наглей.
Она вдруг улыбается – солнечно, закусывает губу, а взгляд такой шальной, будто только что выиграла в лотерею. Этого хватает, чтобы вспомнить, как удерживал Вету на лестничной площадке. Как она ерзала и крутила задницей, я тогда отпрянул, чтобы девчонка не почувствовала, что у меня встал. Вот и сейчас меня накрывает – остро, огненно, крышесносно: желание попробовать на вкус ее губы становится настолько непреодолимым, что хочется забыть о том, кем она мне приходится.
Да, заработался ты Ник. Лучше бы затрахался.
– Пойдем, – говорю я, чтобы избавиться от наваждения. – Отвезем твои вещи. Заодно расскажу о правилах в моем доме.
– Какие еще правила? – морщит нос Вета.
– Правило первое, – говорю я, убедившись, что рыжая щелкнула ремнем безопасности, – никого в дом не водить. Железное. Никаких подружек или парней. Сразу отправлю домой.
– Хорошо, – соглашается Вета. – Буду встречаться с ними на стороне.
– Ты точно учиться приехала? – сам не понимаю, с чего это мысль о гипотетическом парне вызывает у меня совсем не гипотетическое желание спустить его с лестницы.
– А что, учеба исключает личную жизнь?
– Правило второе, – продолжаю, – возвращаться до двенадцати.
– До двенадцати?! Я что, Золушка какая-то?
– Самая натуральная, и пока я твой принц, будешь делать то, что скажу я, – до меня доходит, что я только что брякнул, когда пухлые губы растягиваются в улыбке.
– Ты не принц. Следуя логике сказки, ты Фей.
Ага. Нафеячу, отколдую, ткну палкой. К счастью, у меня хватает ума удержать последнее в себе (особенно на тему палки) и ограничиться:
– Будешь оспаривать мои слова, снижу планку до одиннадцати.
Вета тут же примирительно поднимает ладони.
– Как скажешь, Фей. Что-то еще?
– Правило третье – каждый убирает за собой сам. Я люблю чистоту.
Правила простые, но я кошусь на девчонку, вдруг возьмет и передумает. Но она только вздергивает подбородок, принимая вызов. Потом вовсе забывает обо всем, когда мы, забрав ее вещи, подъезжаем к Москва-сити. Небоскребы производят впечатление, особенно когда впервые видишь их так близко. Сейчас сводная сестра с детским восторгом рассматривает пытающуюся дотянуться до неба махину. И фойе, и лифт.
Но при этом старательно пытается скрыть свой восторг.
– Ты не сказал, что живешь на шестидесятом этаже.
– Формально я живу еще и на шестьдесят первом. Боишься высоты, сестренка?
– Нет, – мотает она головой. Просто не думала, что у тебя такая квартира.
– То ли еще будет.
На самом деле, интересно посмотреть, как Вета будет исследовать новое жилье, но отменять ради нее еще одну встречу я не собираюсь. Поэтому вталкиваю ее чемодан в квартиру и хлопаю девушку по плечу.
– Располагайся. И помни о правилах.
– А ты куда?
– Работать. Возьми мои ключи, у меня есть запасные.
– Стоять! – командует сестренка. – На экскурсии не настаиваю, но где я буду спать?
– В бильярдной.
– В бильярдной? – офигевает рыжая.
– Или в гостиной. У меня только два дивана, – отвечаю.
И, пока Вета в ступоре, хлопаю дверью.
Все мысли о рыжей прочь. Встречу с Аленой и Максом пропускать нельзя. Тем более, что от них зависит то, над чем я работаю последние полгода. Фитнес-центр в Индонезии.
Но, как назло, выкинуть сводную сестренку из головы не получается. Мне бы сосредоточиться на разговоре с деловыми партнерами, а я все время мысленно возвращаюсь к Елизавете. Не перегнул ли палку? Девчонка действительно осталась одна в большом городе, пусть даже в обнимку с мечтой. Мигом представляется плачущая в одну из дизайнерский декоративных подушек Вета. С убитым взглядом, дрожащими губами и тяжело вздымающейся грудью.
Ей вообще есть на что есть?
Пишу сообщение:
«Содержимое холодильника полностью в твоем распоряжении».
«Спасибо! Я уже», – получаю в ответ.
Картинка с грустной Ветой рассыпается и сменяется на картинку с восседающей на диване рыжей, уплетающей многоэтажные сэндвичи и разбрасывающей повсюду хлебные крошки.
Идиот! Думал, она гордо будет морить себя голодом? Омельчин, ты же не бездомного котенка подобрал, Вета – самостоятельная девочка, и судя по тому, что ты увидел, абсолютно без комплексов. Она получила, что хотела, твоя забота и сочувствие ей до лампочки.
Мозгами я это понимаю, но все равно берет злость.
«Потом расплатишься», – набираю следующее сообщение.
«Жмот!»
Все.
На этот раз я по-настоящему включаюсь в дела и правда забываю обо всем, кроме будущего контракта. Настолько забываю, что возвращаясь к себе, на пару секунду зависаю в дверях, потому что в меня ударяет осознание, что теперь я живу не один. Сильно так прикладывает, будто мешком по голове.
Кухня как комната в моей квартире не предусмотрена, она скорее часть гостиной и расположена аккурат напротив входа. И сейчас за столом на высоком барном стуле, ко мне спиной сидит Елизавета. Волосы собраны в высокий хвост, растянутая, явно домашняя футболка сбилась в сторону, оголив немного загорелое в веснушках плечо и тонкую шею, хлопок стекает по телу, прикрывая ягодицы… И больше ничего! У девчонки красивые бедра, изящные икры и миниатюрные босые ступни. К этим ступням мой взгляд и прилипает.
Вета меня не слышит и не замечает, потому что ее уши прикрывают массивные наушники, а сама она слишком сосредоточена на фотографии, раскрытой на весь небольшой экран ноутбука.
Вот это и есть мешок, который по голове. Не ноутбук и наушники, естественно, а сама девушка. Такая мягкая и домашняя – даже не скажешь, что тигренок, который при желании показывает зубы и выпускает когти. Кошечка.
Но какого она в таком виде, будто истосковавшаяся по ласке женушка?
Еще бы рубашку мою надела для полного соответствия!
Я тоже хорош! Завис на пороге собственной квартиры. Она моя проблема, к которой нельзя подойти сзади, провести ладонями по широко разведенным бедрам, скользнуть пальцами под футболку и узнать есть ли на ней нижнее белье. А еще прижаться губами к затылку, провести языком по плечу, почувствовать ее на вкус…
Твою мать!
Чувствую, что кровь прилила к месту ниже пояса, ругаюсь вслух и со всей дури хлопаю дверью. От этого звука даже Вета подпрыгивает, оборачивается, а потом крутанувшись на стуле и стянув наушники, упрекает:
– Ты меня напугал.
На ней шортики, Ник. Такие маленькие, соблазнительные, почти ничего не прикрывающие шортики. А сверху все не так однозначно, потому что бретелек бюстгальтера из-под футболки не видно.
– Привыкай, – отвечаю я, потому что нужно что-то ответить.
Собираюсь пройти мимо. Потому что мне здесь делать нечего, развлекать Вету не входит в мои обязанности. Но девчонка соскальзывает с барного стула и с улыбкой кивает на кухню.
– Я не знала, во сколько ты возвращаешься домой, поэтому уже поужинала. На тебя тоже приготовила. Могу погреть.
Только сейчас обращаю внимание на почти выветрившийся запах тушеного мяса и жареного лука, и стараюсь сразу все прояснить:
– Эй, Лизавета! Мы не семья, я тебя просто приютил.
– Это же обычная благодарность, – поясняет рыжая, и ее улыбка гаснет.
– Лучшей твоей благодарностью будет незаметность.
Вета вспыхивает и почти что не рычит:
– Это, знаешь ли, сложно сделать в квартире без комнат! Я же не невидимка.
О да, это досадное упущение! Особенно, когда ее домашний костюм состоит из того, из чего состоит.
– По крайней мере, не лезь ко мне и веди себя тихо.
Девчонка снова открывает рот, но я не позволяю ей спорить:
– Больше никаких благодарностей.
Она холодно кивает и отворачивается, а я поднимаюсь на второй этаж и разрываюсь между уверенностью, что все сделал правильно и горьким послевкусием, потому что намеренно задел рыжую. Все-таки не в моих правилах хамить женщинам. Как и впускать в свой дом сексуальных кошечек на ПМЖ. В последний раз это не слишком хорошо закончилось.
Но Вета даже не моя пассия, она – сводная сестра.
Поэтому чем меньше мы будем пересекаться, тем лучше. Чем нейтральнее у нас будут отношения, тем круче.
Дистанция, Ник. Держи дистанцию и не думай про шортики.
Глава 4. Вета
Теперь я живу в пентхаусе.
Нет, не так. В ПЕНТХАУСЕ.
У меня даже пункта такого в блокноте желаний нет. Нырнуть с аквалангом и покататься на американских горках есть, а вот пожить месяц в квартире на последнем этаже небоскреба – нет. Да еще в такой роскошной! Я раньше подобные только в фильмах и на фото в Интернете видела: гостиная с высоченными потолками, мягким диваном и креслами, ультрасовременная кухня на первом этаже, спальня, бильярдная, тренажерный зал, гардеробная и ванная – на втором. Все дизайнерское, но жилое. Хотя хозяин квартиры, как и говорил, помешан на чистоте, потому что мне не встретились забытые грязные носки или немытая посуда в раковине.