– Это не относится к нашей с вами работе. – Я была расстроена тем, что агентство нечестно поступило со мной, выведывая такие подробности обо мне и рассказывая все посторонним людям. О том, что моя мама умерла, он, похоже, тоже знал.
– Вы, мадам Мильская, относитесь к нашей с вами работе, а я должен знать все о людях, с которыми имею дело. – Его любезный тон ничуть не отражал дружелюбность, напротив, пугал своей расчетливой хладнокровностью. Он говорил так, словно был секретным агентом, подозревающим всех окружающих в шпионаже за ним. Либо так и есть, либо он параноик. И в том и в другом случае, вызывать его недоверие не хотелось.
– Я привыкла быть самостоятельной и меня не пугают трудности, – недовольно произнесла я. Как он смеет расспрашивать о моей личной жизни?
– Чтож, пусть так, – проговорил он, явно неудовлетворенный ответом. – Вы ведь знаете что вы приёмная дочь. Никогда не пытались найти своих биологических родителей?
Я чуть не упала со стула, остекленев словно статуя. Откуда он может знать такие подробности?! Похоже, агентство перешло все границы!
– Нет. – Слезы предательски заблестели в моих глазах сама не знаю почему и чтобы не расплакаться перед ним, я отвернулась, стараясь сконцентрировать всю свою злость на нем.
Я вспомнила тот момент, когда случайно узнала об удочерении. Мне тогда было десять. В тот момент я впервые почувствовала душевное одиночество, которое теперь, спустя годы, не дает мне покоя.
Когда я смогла взять себя в руки и повернулась, его ледяной взгляд смягчился, глаза больше не излучали хладнокровие. В них читался неподдельный интерес. От такой внезапной перемены моя злость начала потихоньку улетучиваться и я смотрела на него в недоумении, пытаясь понять этого загадочного человека.
Мы просидели так несколько минут. Затем его лицо снова напряглось. Глаза стали холодными и бесстрастными, но при этом не упускали ни одной детали происходящего вокруг. Он походил на тигра, растянувшегося на солнышке у водопоя, всем своим видом показывающего, что его ничего не интересует, но который в ту же секунду перегрызет горло каждому зверю, решившему пересечь его границы.
– Добрый день! Я пришел рано, но вы, все же, опередили меня.
Я обернулась и увидела мужчину лет 35. Он был небольшого роста, полной комплекции, с коротко остриженными волосами. На нем был одет темно-синий костюм. Он нам улыбался, но это не была искренняя улыбка, а скорее отрепетированная любезность.
Когда он остановил свой взгляд на мне, его лицо стало задумчивым, а глаза прищурились, словно он пытался вспомнить, где меня видел. Затем его глаза слегка расширились, а губы дрогнули, но он тут же перевел взгляд на моего «хозяина», как будто мгновенье назад я его так не удивила. Он вообще перестал смотреть в мою сторону. Однако я сомневалась, что это ускользнет от внимания проницательного итальянца.
Когда они разговаривали – смотрели только друг на друга, не смотря на то, что я была связующим звеном, переводящим их слова друг другу. У них был очень странный разговор.
– Итак, я пришел, как ты и хотел. Чего ты хочешь? – Присоединившийся к нашему столику француз говорил так же непринужденно, но заметно нервничал.
– Информацию.
– Я попробую тебе помочь, насколько могу, но это зависит от того, что именно ты просишь.
– Ты же знаешь, что я никогда не прошу.
Француз едва заметно вздрогнул. Он явно боялся итальянца и я прекрасно его понимала.
– Я слушаю. – Француз напрягся.
– Меня интересует шкатулка.
– Шкатулка? – эхом переспросил француз, изображая недоумение.
Итальянец нетерпеливо вздохнул и подался вперед. Француз испуганно отшатнулся назад, однако итальянец лишь протянул руку за чашкой кофе, поднес ее к губам, сделал глоток и поставил обратно на стол. В этом было столько потаенной угрозы, что даже я испугалась наряду с французом, что стану свидетелем кровавой драки. Во что же я ввязалась?
– Как знаток музейных предметов, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Меня интересует Киринтау. Не сомневаюсь, ты слышал молву о ней. Я знаю, что она объявилась в одном из здешних музеев и ты знаешь в каком. – Это не было вопросом, скорее фактом.
Я не знала, как переводится «Киринтау» и есть ли вообще перевод у этого слова, поэтому произнесла его с вопросительной интонацией, глядя на итальянца. Тот наконец-то удостоил меня мимолетным взглядом, кратко кивнув мне.
Француз откашлялся.
– Ах, ты говоришь об этой шкатулке. Да, я слышал подобные слухи, но не ручаюсь за их достоверность. Я могу лишь предполагать…
– Ну так давай, предполагай.
– Если такая вещь появилась в Париже и до сих пор не найдена, то она должна быть в маленьком неприметном музее, который не удостаивают особым вниманием.
– В котором?
– Я не знаю.
Итальянец сузил глаза и чуть склонил голову на бок. Его губы изогнулись в ухмылке, больше напоминающей звериный оскал.
На лице француза выступил пот.
– Клянусь тебе, я ничего не знаю наверняка, но у меня есть пара наводок.
Француз достал из кармана листок и положил на стол. Итальянец мгновенно развернул свернутый лист, пробежался по нему глазами и убрал к себе в карман.
– Но все же имей ввиду, что, скорее всего, это очередные слухи. Просто очередная безделушка, не представляющая особой ценности, – добавил француз.
– Что ж, хорошо. Я поверю тебе, но помни, что я не даю второго шанса. – Итальянец вытащил из пиджака конверт и положил на стол.
Сглотнув в предвкушении, француз осторожно забрал подачку и довольно улыбнулся.
– Благодарю.
– Можешь идти.
Француз встал и слегка поклонился в прощании. Уходя, когда он оказался спиной к итальянцу, то снова взглянул на меня.
– Мадмуазель, – кивнул он мне. Что-то было в его взгляде… Сочувствие? О Боже, сочувствие! Он жалел меня, потому что я оставалась с этим опасным итальянцем? Волоски на моем теле встали дыбом.
Итальянец сузил глаза, недоверчиво глядя на меня.
– Вы когда-нибудь видели его раньше, мадмуазель Мильская? – По его темным глазам было ясно, что он недоволен.
– Нет, я впервые во Франции, сегодня лишь второй день.
Его взгляд был все еще подозрительным, но, кажется, он мне поверил.
– Что такое Киринтау? – наконец спросила я, поборов страх и желание убежать отсюда куда подальше.
Итальянец слегка улыбнулся, но мне стало от этого не по себе.
– Вы в самом деле хотите это знать, мадмуазель Мильская? – Что-то в его тоне заставило меня передумать расспрашивать его. Лучше прикинуться слепой глухой дурочкой и не впутываться в темные дела этого не менее темного человека.
– Нет, – тихо ответила я и отвернулась. Он усмехнулся.
– У вас есть свободное время до часа. Ровно в час я вас жду в холле гостиницы. Приятного аппетита! – С этими словами он встал из-за стола, слегка кивнув на прощанье, и зашагал прочь.
