Меч равновесия. Книга вторая

– Дурень ты. Я к тому, что забирал бы её к себе. Раз уж так вышло. А Драгмир её не обуздает. Выучка не та.

– А как же законы?

– Какие законы! Известно ли тебе, сколько жён было у Аттилы? Вот то-то же! И никто не знает. Но детей у него было не меньше сотни, – поднял палец Грут.

– Не, я так не могу. Я в другой вере воспитывался. Любовниц имей хоть сотню, а законная одна.

– Так в чём дело? Давай королевский гарем устроим. А Гульна будет любимая наложница.

Павел, чувствуя, что их понесло куда-то не туда, решил перевести разговор в другое русло.

– Ты обещал об оружии поведать. Желаю, чтобы ведал. Ну их в болото этих баб, лучше расскажи о копьях. К примеру: есть копьё, есть сулица и рогатина. В чём преимущество одного перед другим?

– Тут, вообще-то, ничего сложного нет. Копьё – это, как и меч, для воина. В бою никогда не бросит. Посмотри, это копьё «Кровопийца». – Грут продемонстрировал своё копьё. – Оно мне служит уже пять лет.1

Павел обратил внимание, что хозяин говорит о своём оружии с любовью. Словно это его боевой товарищ, даже имя дал. Выглядел «Кровопийц а» так – на древко, длинною около двух метров, насажена полуметровая металлическая труба. Она была откована заодно с наконечником трёхгранной формы с остро заточенными краями. Остальная часть древка была покрыта тонким слоем кольчужной стали.

– А для чего? Вес ведь больше.

– Чтобы в бою не перерубили. Но такие копья не у всех. Это недавно стали делать. Я, например, своим копьём могу колоть и рубить врага. Между прочим, бронь пробиваю.

–

Ты говоришь, что оно у тебя уже пять лет. А как ты его после боя находишь. Метнул его и ищи свищи.

–

Э, друже, настоящий воин своего копья метать не будет. Он будет им биться. Может и метнуть, но это уже когда смерть перед глазами. Для метания служит сулица.

И Грут извлёк другое копьё. Павел, конечно, видел весь арсенал, и не только в сражениях. Но ему было интересно знать всю подноготную различных видов оружия. Сулица, в сравнении с копьём, выглядела нищенкой. На метровое древко был насажен небольшой трёхгранный наконечник. Нижняя часть наконечника загнута и вбита в древко. И для прочности крепления к древку, наконечник обмотан полосками кожи. Сулица, в принципе, предназначалась для разового использования в бою.

«Тот же самый дротик римских легионеров», – подумал Павел.

–

А вот оружие посерьёзнее – рогатина, – принёс Грут третью разновидность копья. – Но у нас мало им пользуются. Это оружие пешего боя. А мы-то бьёмся конными. Для славян такое оружие в самый раз. В их лесах с лошадьми особо не развернёшься. Я привёз эту рогатину из совместного похода с аварами на Византию. С нами и славян много ходило.

Копьё выглядело внушительно. Длина древка, была такой же, как у боевого копья, только раза в два толще. Наконечник имел форму широкого пера длиною около сорока сантиметров, напоминавшую двулезный меч.

Словно угадав его мысли, Грут произнёс:

–

В бою нет оружия страшнее. Пробивает любую бронь. Нужда случится, славяне ими рубятся как мечами. Без войны – на зверя с ним ходят. И я для охоты держу.

– Наконец-то ты мне всё и растолковал.

– А когда раньше-то было? Некогда. Твоё величество то воюет, то амуры крутит, – панибратски оправдывался опьяневший конунг.

Оказывается, он подливал себе не только квас.

«Знает, чем подколоть», – хотел было обидеться на Грута Павел. – «Заехать бы тебе в ухо, княжеская твоя рожа. А что? Пётр к боярам частенько кулаком прикладывался. Ещё больше за это уважали». Но, вместо мордобития, подвинул свою порожнюю чашу и прорычал:

– Ишь, развеселился! Взялся угощать, так угощай. Разбаловал я вас. Нюх совсем потеряли.

Грут, почуяв что немного переборщил, с готовностью наполнил её.

– Не серчай, Само. Не со зла я. За тебя переживаю. Вижу, как маешься. Ты как будто не от мира сего. Оттого это, что совестливый ты больно. А это первый вред для воина.

– Ладно, не жалобь. Разберусь, как-нибудь. Давай лучше выпьем и споём.

– Вот это по-нашему, – обрадовался Грут и в один замах осушил свою чашу.

Павел поддержал его, и они затянули в два голоса:

…Ещё немного, ещё чуть-чуть, Последний бой он трудный самый, А я в Россию домой хочу, Я так давно не видел маму.

– И откуда ж ты столько песен душевных знаешь? – спросил, утирая пьяную слезу Грут.

Вошла Неждана:

– Как славно поёте. Сердце так и обмирает.

Тут в юрту с гуляющими мужами государства без всякого предупреждения ворвался Драгмир:

– Король! Что же это происходит!?

Все разом повернули головы на нарушителя спокойствия.

– Опять хазары? – схватился за саблю Грут.

– Нет, болгары.

– Что болгары? – непонимающе икнул Павел.

– Гульна согласна выйти за меня при одном условии.

– Каком таком условии?

– А таком: чтобы я остался с ними и перешёл на службу к Аспаруху.

– Ну и что же… Достойный хан – достойная служба.

– Да ты что, король. Из-за женщины я своего короля и повелителя не брошу.

– Слушай меня, Драгмир, разрешаю принять решение самому. Какое бы оно ни было, препятствий чинить не буду. Это моё королевское слово.

В юрте повисла тишина. Было слышно, как жужжат насекомые.

– Думай, Драгмир. Ты не мальчик, а воин и мужчина. В жизни каждого мужчины бывают мгновения, когда важное решение должен принять сам.

Конунг грозно сдвинул брови и прорычал:

– Неждана! Где служанки? Я что, сам буду обслуживать короля?

– Мне и самой не в тягость.

– Я сказал – служанки.

Неждана наполнила три чаши и вышла из юрты.

Пока длилась эта сцена, Драгмир еле сдерживал молчание. Едва за Нежданой задёрнулся полог, он схватил чашу и жадно припал к мёду. Двое товарищей поддержали его.

Переведя дыхание, Драгмир произнёс:

– Я люблю болгарскую принцессу. Но как мне поступить с моей честью?

– Сложный вопрос, – согласился Грут.

– Боги мне даровали лишь одну честь. Если я её заберу с собой, то здесь у меня не останется чести. А если я её оставлю здесь, то как мне жить без чести там?

– Не говори загадками. Поубавь своё красноречие, Драгмир, – опять встрял Грут.

Павел сидел молча. На фоне последних событий он считал себя не вправе вмешиваться в судьбу своего конунга.

– Какие загадки? Я на мече клялся королю и королеве в своей вечной преданности. Я не могу нарушить клятву?

– Я тебя освобождаю от неё.

– Но этого мало. Я себя не освобождаю.

– И как же тогда ты поступишь?

– Я отказываюсь брать принцессу.

– Вот это по-нашему, – гыкнул Грут. – Ты видишь король, я вырастил надёжных воинов. Такие не предадут.

– Драгмир, ты хорошо всё обдумал?

– Я и не думал, мой король. Ты говорил, что у меня есть выбор. Да он есть, но только один. И он был сделан тогда, когда ты меня раненого, под тучами стрел тащил на своих плечах.

– Красиво говорит, и когда научился? – Довольно поцокал языком Грут.

Полог откинулся в сторону и в юрту впорхнули три молоденькие девушки.

– Нас прислала Неждана. Поухаживать за гостями, – озорно блеснув глазками, прощебетала одна из них.

– Как вас звать милые создания? – обрадовавшись произошедшей разрядке, обратился к ним Павел.

– Годинка.

– Снежана.

– Желанна.

– Какими замечательными именами нарекли вас родители. Теперь давайте знакомиться: князья Грут и Драгмир, а я король, – покуражился Павел.

Девушки прыснули в кулачки.

Грут на правах хозяина дома сразу взял быка за рога.

– Вон там припасы. Всем мёда и чего-нибудь к мёду. И себя не забудьте.

Павел вышел на улицу и подозвал телохранителя.

– Отправляйся к шатру Аспаруха и передай ему, что король просит навестить его в кибитке конунга Грута.

Воин понимающе кивнул и тотчас отправился выполнять поручение.

«Надо ввести какое-то воинское приветствие, – подумал Павел, – руку к голове прикладывать не обязательно, но что-нибудь: типа жест с прижатым к груди кулаком. Надо продумать».

С этими мыслями капитан вернулся в коллектив.

Несостоявшийся жених, в отсутствие капитана успевший опорожнить ещё одну чашу, пытался глушить своё горе мёдом. Павел прошёл к столу. В глубине души он был рад, что Драгмир остался верен ему. И не только поэтому.

– Ну что, соколики, вам всё равно что праздновать?

– Да нет, твоё величество, мы горе заливаем, – скорбным голосом сообщил Грут.

– Не печалься, дружище, мы тебе такую княжну отхватим, что Гульна будет локти грызть от зависти, – ободряюще хлопнул Драгмира по плечу Павел.

– Не будет. Какую-бы мы не завоевали.

– Это почему же? – строптиво спросил Грут.

– Потому что её сердце принадлежит не мне. И ты сам знаешь кому.

«Вот дёрнул же его чёрт за язык», – поперхнулся мёдом Павел.

Грут, поняв, что дал маху немедленно переключился на другую тему.

– А что, твоё величество, раз свадьбы не будет, я так полагаю, что нам скоро и выступать?

– Правильно полагаешь. Вот-вот сюда придёт хан. Тогда и будем решать. Лето-то кончается.

Едва помянули Аспаруха, как он и явился сам да ещё и Саттабая с собой привёл. Будто чувствовал, что Драг- мир откажется покинуть своего короля. Поэтому ожидал разговора не о свадьбе, а о дальнейших действиях. Вот почему прихватил своего зама.

Обнаружив, что попал на начало застолья, хан повернулся к Саттабаю и что-то прошептал ему на ухо. Тот понимающе кивнул и исчез.

– Я приветствую своего брата и короля руссов.

– Я тоже рад тебя видеть.

– Думал, что мы встретимся на свадебном застолье, а вы раньше начали веселье?

– Не веселье, это хан, а горе горькое. – Как всегда в своём репертуаре высказался Грут. – За товарища своего, конунга Драгмира, горе горюем.

– Не обессудь хан. Не хочет наш конунг вашей принцессы. Не потому, что обиду тебе причинить желает, а потому, что условия перед ним ставите вы неприемлемые. Не может он нарушить клятву верности, данную своему королю, – вмешался в разговор Павел, опасаясь, что прямолинейный Грут ляпнет, что-нибудь не то.

– Понимаю твоего конунга, ибо сам живу по законам чести, и поэтому не могу я принуждать силой покинуть мой род дочь брата моего. Он голову сложил за жизнь болгарского народа. Она единственная наследница его прав, и желает, чтобы сын её стал защитой и опорой рода.

– Присаживайся к нам, и разопьём мы дружинную чашу. Не должно между нами быть недомолвок и неверия. Иначе все пропадём, – пригласил его Павел, дивясь своей заковыристой речи.

Девушки тут же поднесли хану полную чашу.

– Много надежд возлагал я на этот брак. Но Боги рассудили по-своему. Давайте выпьем за то, чтобы между нами не осталось и тени непонимания, как не останется и капель мёда в этих чашах.

– До дна, – поддержал хана Павел.

Мир между Драгмиром и Аспарухом был восстановлен. А что? Хан внятно и понятно разъяснил, что он не хозяин над своей племянницей. Она сама, оказывается, глава рода. И вольна принимать решения самостоятельно.

Действительно, – подумал Павел, – если бы Гульна ушла с руссами, то с ней бы ушёл и весь род её отца. Это ещё более ослабило силы болгар. Всё правильно сделал Аспарух. А что это дело его рук, сомнений не было.

Между тем прибыл Саттабай. В юрте стало тесно от серебряных подносов, уставленных разнообразными блюдами. Болгарские девушки расставляли кушанья и отходили в сторонку.

– Гуляем, – сделал вывод Грут, оглядевшись вокруг.

«В своём репертуаре», – усмехнулся Павел.

Пока все занимались поглощением пищи, между ханом и Павлом происходил серьёзный разговор.

– Ну что, брат, пора трогаться в путь?

– Я тоже об этом думаю. На этот раз дорога не должна быть столь опасной. Поблизости нет крупных орд хазар.

– Через два перехода мы войдём в земли славян. Это роды уличей, а затем и тиверцев.

– Думаешь, что славяне нам будут препятствовать?

– Нет, я так не думаю. Славяне мирный народ. У них нет своего войска. Правят там старейшины. Но расслабляться не стоит. На время войны они выбирают военного вождя – конунга, а каждый член рода становится воином. И воином неплохим. Людей в их родах достаточно. В то время, пока мы воюем и теряем людей, они мирно трудятся и рожают воинов.

– Хорошая политика.

– Да это даже и не политика. Просто они такие есть, – с лёгким пренебрежением выразил своё мнение хан.

– Славяне себя ещё покажут. Не век же они будут отсиживаться в дремучих лесах, – заступился за своих предков капитан.

– Вот я и хочу отыскать удобные славянские земли и, заключив с ними союз, поселить там свой народ.

– Задумка неплохая. Полагаю, знаешь куда идти?

– Отец перед смертью сказал мне, где следует искать. Не послушал, решил идти своим путём. Сейчас жалею.

– Ну что ж, хан, я помогу твоему народу осесть на влекущих тебя землях. Только и ты помоги мне. Хочется с византийцами поквитаться за все те пакости, которые они причинили моим предкам.

– Достойное желание. Память предков надо уважать.

– Потом мы уйдём. Куда, пока не знаю.

– Я давно хотел предложить тебе, брат. А что если вашему племени остановиться по соседству с нами? Земли всем хватит. Представляешь, какой это будет союз!

– Пока я ничего не могу тебе ответить. Давай, сначала выполним задуманное. А там Боги подскажут.

Павел и правда не знал, что ему делать дальше. Но очень хотел помочь болгарам, заодно и повоевать с Византией. Мысли о лаврах Вещего Олега не оставляли капитана. А затем… Какой-нибудь путь всё равно проявится.

– Я могу открыть тебе всю правду, – прервал его размышления Аспарух. – Мы идём на Истр. К самой границе с Византией.

«Тайну твою знал я с самого детства. Из уроков школьной истории», – усмехнулся Павел, а вслух сказал:

– На Истр так на Истр. Нам руссам всё равно, что водка, что пулемёт. Лишь бы с ног сшибало, – перефразировал он известную присказку своего времени.

Аспарух удивлённо посмотрел на Павла. Уж не тронулся ли умом король? Речит непонятливо.

Павел рассмеялся и положил ему на плечо ладонь:

– В своём уме я, хан. Просто – настроение хорошее.

Тут же к ним подскочили девушки и наполнили чаши.

Павел встал и, дождавшись тишины, произнёс:

– Выпьем, други мои, за удачный поход!

– За поход! – поддержали его присутствующие.

Опрокинув чаши, все стали оживлённо обсуждать будущий поход.

Вернувшись к себе, Павел поведал Тине о последних событиях.

– Я примерно этого и ожидала, – не удивилась она. – Значит, скоро выступаем?

– Завтра день на сборы и с утра в путь.

– Ну и хорошо, а то воины начинают от бездействия разгульную жизнь.

Она заботливо уложила мужа спать. Расположившись рядом, девушка улыбалась своим мыслям. Значит Гуль- на остаётся в орде болгар. Это была хорошая новость. Хотя ей и так было понятно, что никуда Павлик от неё не денется. Но всё же сердце неприятно споткнулось при упоминании имени болгарской принцессы. «Неужели она способна на ревность? Ну вот ещё!» – недовольно хмыкнула королева.

Примечания