Циклон с востока

Он проговаривал в голове свое каждое движение, каждый шаг. Это помогало не терять сознания. Еще шаг, еще на метр ниже. Теперь на эту ветку. Но нога не оперлась о ветку, она провалилась в пустоту, руки соскользнули, и Аленин с хриплым криком полетел вниз. Удар, снова удар боком, и из глаз полетели искры. Когда он открыл глаза, то увидел над головой небо и ненавистный купол парашюта, трепавшийся на ветру на верхушке дерева. Он выжил. И это значит – нужно продолжать бороться, выживать, еще что-то делать.

И капитан попытался перевернуться на бок. Острая боль пронзила бок, да так, что Аленин едва не задохнулся от боли. Сломано ребро или несколько ребер. Со стоном он все же сумел перевернуться, уткнувшись лицом в снег. Теперь встать и идти в ту сторону, где недавно, вися на стропах, видел дым. Лицо стало ломить от ледяного холода. Встать, нужно встать. Аленин подтянул руки под грудь, потом непослушную правую ногу под живот и начал вставать. И снова дикая огненная боль, но теперь уже пронзившая ногу от голени и вверх, до самого сердца.

А-а-а! Крик пронесся по тайге и затих среди огромных лап елей. Человек лежал, стискивая зубы. Нельзя, нельзя лежать. Не могу идти, значит, надо ползти, ползти… ползти. И он пополз, толкаясь только руками, стискивая зубы, в кровь кусая губы. Слезы от боли и отчаяния текли по щекам и замерзали на лице…

Полковник Крапивин в обычном гражданском пальто и шапке-ушанке с кожаным верхом встретил группу на аэродроме. Шелестову понравился волевой сильный взгляд заместителя начальника управления НКВД. Здороваясь, пожимая руку каждому члену группы, Крапивин, казалось, успевал взглядом окинуть, оценить человека, его способности, опыт. Чуть прищуренные глаза, плотно сжатые тонкие губы и удивительно сильные руки с широкими ладонями. «Руки лесоруба», – почему-то подумалось Шелестову.

Автобус «Газ-03-30» ждал на взлетной полосе. И как только группа вошла в салон и расселась на сиденьях, машина сразу тронулась. Крапивин подсел поближе к москвичам и заговорил:

– Мне звонил комиссар госбезопасности Платов и сообщил, что вы в курсе общей стратегической позиции здесь, на границе с Маньчжурией. Не буду повторяться о сложившейся обстановке на потенциальном советско-японском фронте. Перейду сразу к последним событиям, по факту которых вам и придется начинать работу с нами. Если коротко, то сейчас весь оперативный состав Дальневосточного управления НКВД задействован на противодиверсионных мероприятиях. Ведомственные части охраны Наркомата путей сообщения и военных заводов усилены подразделениями бойцов из войск НКВД. Активно привлекаем милицию. Руководителям территориальных отделов разосланы циркуляры и ориентировки. Это, так сказать, общее направление работы на опережение. Мы пока не знаем, как будет действовать враг и будет ли он действовать в ближайшее время. Мы здесь считаем, что будет. Японцы активизировались, есть сведения, что руководство Квантунской группировки считает необходимым расширять и активизировать в наших тылах разведывательно-диверсионную работу.

– Но пока тишина? – спросил Шелестов.

– Не совсем, Максим Андреевич, – полковник качнул головой. – Но вы успели как раз к началу развития событий. Удивляюсь я комиссару Платову. Как он в Москве видит и чувствует ситуацию. Как будто сам у нас здесь годами работал, держал руку на пульсе. Так вот, охотники в тайге в предгорьях Сихотэ-Алиня нашли тело человека. Одет в летный меховой комбинезон и летный шлем. Он приполз из тайги и умер буквально на пороге охотничьей хижины в лесу. Умер, как нам предварительно сказали медики, от переохлаждения и большой потери крови. У него открытые переломы обеих ног и, видимо, обморожения. Охотники сообщили в милицию. Участковый собрал местных охотников и организовал прочесывание местности для поиска, возможно, других людей, товарищей этого погибшего. Но они нашли в нескольких километрах от зимовья лишь повисший на дереве парашют.

Тело лежало в холодном гараже управления НКВД. Зрелище было, конечно, не для слабонервных. Мертвец лежал на спине, руки его были приподняты перед грудью, штанов не было, голени окровавлены, в двух местах белели кости, пробившие кожу. Одежда лежала здесь же на столе.

– Силен, – покачал Коган головой, глядя на труп. – Несколько километров проползти зимой с переломанными ногами. Только наши так могут. Ясно, что это не японец.

– Глубокая мысль, – усмехнулся Крапивин. – Однако без японцев тут не обошлось. Это не наш летчик. Очевидным все стало, когда стали осматривать одежду. И комбинезон японский, и меховые сапоги, и шлем. Больше вам скажу, товарищи, у него даже нижнее белье японское.

– Значит, не случайный человек, – кивнул Шелестов. – Не просто так приехал к ним на аэродром, не просто так посадили его в самолет и сбросили на нашей территории. Значит, жил на какой-то японской базе, готовился к переброске. И готовился основательно. Был на полном обеспечении. Парашют, видимо, тоже японский?

– Разумеется, – ответил Крапивин, подходя к брошенному у стены парашюту. – Вот это и примечательно, что готовившие этого человека для заброски на нашу территорию не стеснялись подтвердить, что это происходило в Японии. Не скрывали его принадлежности. Я бы даже предположил, что сделано это было умышленно. Ведь гитлеровцы, когда забрасывают диверсантов в тыл Красной армии, пытаются максимально обеспечить его всем советским, настоящим, вплоть до сигарет, спичек, бритвенных принадлежностей. Их перед заброской в разведшколах стригут и то русские парикмахеры. А тут такая демонстрация всего японского.

– Покажите на карте, где найден человек и где находится место приземления, – попросил Буторин.

Вернувшись в кабинет Крапивина, оперативники собрались возле стола полковника. Тот, порывшись в сейфе, достал крупномасштабную карту и расстелил ее. Взяв карандаш, он стал водить им по карте.

– Вот Хабаровск. Это железная дорога на Иркутск. Вот здесь его нашли охотники. Тут их старое, еще довоенное зимовье. Парашют на дереве милиция нашла вот тут. Как видите, расстояние немаленькое, но раненый сумел проползти его. Предполагая, что зимовье может быть указано на японских картах и может оказаться местом сбора группы диверсантов после их приземления, я распорядился устроить там засаду. Командир подразделения НКВД регулярно выходит на связь по рации, но пока тишина. Незваных гостей не было.

– Они осторожны, – сказал Сосновский. – Вероятно, они поняли, что их товарища отнесло ветром далеко от места предполагаемого приземления. Может, даже предприняли попытки его розыска. Не исключено, что они уже знают о его гибели и о том, что его нашли местные. Они не придут, они постараются поскорее покинуть этот район. Если они вообще существуют.

– Вы полагаете, что этого человека сбросили одного? – Крапивин уставился на Сосновского.

– Почему бы и нет? В большой группе не было необходимости, если он всего лишь «курьер», который вез новые инструкции для резидентуры, может быть, деньги, документы, запасные батареи для рации. Мало ли…

– Но при нем ничего не нашли.

– Возможно, есть и второй парашют, и десантный контейнер, – пожал плечами Сосновский. А может быть, и нет. А этот человек – хорошо подготовленный агент, который шел к месту встречи. Бывает, что летчики ошибаются, погода подводит. Вот и приземлился далеко от места, где его ждали сообщники. А тут еще несчастье с ногами. Думаю, что вам просто повезло.

– Повезло. Несомненно. Мы могли вообще о нем не узнать, – согласился полковник. – Но я все равно распорядился отправить поисковые группы с местными проводниками на розыск возможных диверсантов. Если это все же была группа.

– Давайте поступим с вами следующим образом, – сказал Шелестов. – Мы с Борисом Михайловичем останемся в управлении и подумаем с вашими специалистами, какие наши действия сейчас важнее всего, оценим ситуацию. А Виктор с Михаилом вместе с вашими бойцами прочешут тайгу в местах вероятного приземления парашютистов. Мы можем запросить у метеорологов сводку о направлении и силе ветра в тот день?

…Буторин и Сосновский выехали на разных машинах в сопровождении автоматчиков из полка НКВД. Каждой группе прикрепили местного опытного охотника-промысловика. Снега в январе в Забайкалье выпадает очень мало, поэтому обе группы пошли без лыж. У дальнего распадка машины остановились. Буторин высунулся из кабины и помахал Сосновскому рукой.

– Миша, не лезь на рожон!

Сосновский махнул рукой и что-то крикнул, но Виктор его не расслышал. Приказав водителю двигаться, он попросил невысокого щуплого охотника, втиснувшегося в тесную кабину вместе с ним:

– Давайте слишком близко не будем подъезжать к тому району, где могли высадиться диверсанты.

– Думаешь, что они еще там, начальник? – усмехнулся охотник. – Нету их там. В тайге в такое время человеку не выжить без крыши над головой, без печки. В тайге зимой чуть ноги промочишь, и все: от внутреннего озноба не спастись, скрутит он тебя так, что зуб на зуб попадать не будет, и насмерть замерзнешь.

– Знаю, что они не будут сидеть там, где приземлились, – проворчал Буторин. – Да только они могли не все с собой забрать, когда приземлились. Могли что-то оставить в тайге, а потом вернуться за вещами. Я бы на их месте, если они спускались с грузом, так и сделал. Места дикие, людей поблизости нет, никто не увидит. То, что мы одного нашли, – чудо и удача. Но они этого могут пока не знать.

– Ну, так-то оно может быть, – согласился охотник и повернулся к шоферу. – Ты, парень, держи сейчас вдоль опушки этого леса. Ближе к деревьям держись. Там и кустарник не такой мощный, и камней поменьше. А потом, как балка покажется, ты ее слева объезжай. Да не газуй, не спеши. Наперед себя все одно не приедем.

Машина ползла по заснеженной равнине, объезжая занесенные снегом низинки, большие камни, участки, буйно поросшие кустарником. Буторин развернул на коленях карту, сверяясь с ориентирами на местности, попытался определить положение машины и расстояние, которое им предстояло проехать. Судя по направлению ветра в день, когда были выброшены парашютисты, если только погибший был не один, диверсанты опускались северо-западнее Лосиной балки. Одного отнесло на юго-восток. Остальных тоже несло в этом направлении, но если они более опытные парашютисты, то могли справиться с ветром и приземлиться на несколько сотен метров ближе к точке выброски. Охотник, когда Буторин показал ему положение возможных диверсантов на карте, согласился.

– Тадысь нам перед балкой и надо встать, – ткнул он заскорузлым пальцем в карту. – Если ты говоришь, их ветром по небу сюда несло, а энтого аж в кедровник забросило, то до Лосиной балки им и не долететь. Значит, мы ее южнее обойдем, а потом разделимся и как расческой пройдемся километра два вот в направлении этой сопки. Ежели там следов не найдется, значит, их и нет вовсе.

Наконец машина остановилась. Спрыгнув на снег с подножки, Буторин убрал карту в планшет и приказал своим бойцам построиться у машины. И когда десять автоматчиков во главе с рыжеусым сержантом выстроились в две шеренги, Виктор заговорил, строго вглядываясь в глаза солдат:

– Сейчас мы с вами начнем прочесывание местности. Участок небольшой, и мы редкой цепью быстро пройдем его. Что искать! Следы приземления парашютистов. А это значит – многочисленные следы ног, следы волочения парашюта, обломанные ветки, следы от стаскивания за стропы парашютов с деревьев. Особо искать тайники, устроенные в сугробах или под ветвями елей. Предупреждаю всех, что в лесу могут оказаться и сами диверсанты, вернувшиеся за своим грузом. Предельная осторожность и внимательность. Огонь без толку не открывать, иначе вы можете подстрелить местного охотника, приняв его за диверсанта. И помните, диверсантов брать только живыми. Только живыми!

Цепь развернулась, выдерживая обозначенное расстояние в двадцать метров между бойцами, и двинулась, пересекая открытый участок местности к редколесью. Буторин шел вместе с охотником позади цепи. Они осматривали самые подозрительные места, которые бойцы пропускали по неопытности и невнимательности: присыпанную снегом ямку с подозрительно торчавшей из снега еловой лапой, сугроб под деревом, то ли наметенный ветром, то ли специально насыпанный человеком. Цепь шла около часа, осмотрев довольно большую территорию, когда сержант вдруг поднял руки, приказывая всем остановиться. Буторин с тревогой посмотрел на солдат и побежал вперед.

– Что здесь? Не трогать! – выпалил Виктор, видя, как сержант и двое автоматчиков подходят к большой ели с раскидистыми пышными лапами.

Он подбежал к дереву первым и отстранил бойцов. Так и есть, под тяжелыми мощными лапами старой ели было что-то спрятано, и вблизи была хорошо видна белая парашютная ткань. Странно, что бойцы смогли разглядеть ее с расстояния почти в десять метров. Но подошедший к Буторину сержант пояснил:

– Снег сбит с нижних ветвей. Ладно, думаю, зверь мог сбить, лоси, олени. А тут следы увидел. И следы-то человеческие. И не от валенок охотников, а от обуви с каблуками. Значит, сапоги, утепленные, но все же сапоги. Ну а потом уж и парашюты увидел.

– Молодец, – похвалил оперативник. – Глазастый, соображаешь хорошо. Но осторожности в тебе маловато, сержант. Ты же чуть не подорвался! Смотри, под лапу ели проволочка заведена. Отвел бы ты ее в сторону или приподнял бы – и каюк тебе. Наверняка тут граната или мина. Отведи всех на расстояние пятидесяти метров.

– Может не стоит, товарищ майор, – предложил сержант. – Зачем рисковать? Давайте привяжем бечевку и рванем все это хозяйство.

– Эх ты, а еще чекист, боец НКВД, – усмехнулся Буторин. – Это же имущество диверсионной группы. Там могут быть документы, которые группа привезла иностранным агентам. Документы могут быть с фотографиями, личными данными, а не просто чистые бланки. Там могут оказаться какие-то вещи, которые могут помочь изобличить предателей, которые этой группе содействуют. Все это необходимо осмотреть, изучить и использовать, если будет хоть малейшая возможность. А ты «рвануть»! Нельзя ни рвать, ни убивать диверсантов. Такая наша работа – собой рисковать, но брать живьем и со всем имуществом! Понял меня, сержант?

– Так точно, – кивнул рыжеусый боец и, повернувшись к своим бойцам, стал командовать: – Кругом! На сто шагов бегом марш! Быстро, быстро! Ложись!

Убедившись, что все отошли на безопасное расстояние, Буторин принялся осматривать «подарок», оставленный диверсантами. В том, что это были они, он не сомневался. Ясно, что парашют тут не один. Несколько куполов свернуты небрежно, опутаны стропами. Место для того, чтобы спрятать тут имущество, выбрано хорошо. Огромное дерево, широченные лапы нижних ветвей лежат почти на земле. Под этими лапами старой ели могут запросто спрятаться человек шесть. Буторин осмотрелся по сторонам, поднял голову, глядя на деревья. Да, приземлялись они вон на том открытом безлесном участке. Ребята действительно опытные, управлять парашютами умеют. Странно, что одного из них унесло так далеко. Да и здесь не обошлось без неприятностей. Вон на том дереве повис парашютист. Стягивали парашют и сломали три больших ветки.

Буторин внимательно осмотрел снег, еловые ветки в нижней части дерева и снег на парашюте. Снег был не везде, и возникало ощущение, что его умышленно набросали в двух местах, как раз там, где виднелась тонкая стальная проволока. Вытащив из ножен финку, оперативник начал очень осторожно, миллиметр за миллиметром отгребать снег в том месте, где в нем утопала проволока. Через минуту кончик ножа коснулся металла. Положив нож, Буторин стал дышать на руки, пытаясь хоть немного согреть их, чтобы пальцы не теряли чувствительности. Нельзя напортачить, когда такая удача, когда нашелся схрон диверсантов на месте приземления.

Отогрев руки, Буторин снова стал разгребать снег, обнажая корпус гранаты. Это оказалась обычная советская ручная граната Ф-1 еще со старым довоенным запалом системы Ковешникова. Что, у японцев не нашлось современных гранат Красной армии? Кажется, с 42-го или 43-го года гранаты выпускались с унифицированным запалом УЗРГ. Значит, можно предположить, что диверсанты вооружены советским оружием. Резонно. И патроны к советскому оружию найти на советской территории легче.

Снег был рыхлый, морозный, и счищать его было легко. Хорошо, что не было в последнее время оттепелей, а то бы проволока и граната вмерзли бы в снег и тогда с ними ничего нельзя было сделать. Когда корпус гранаты полностью освободился от снега, внутри у Буторина все похолодело: усики чеки, удерживающей предохранительную скобу, были разогнуты полностью и наполовину выдвинуты. Малейшее движение проволоки, самое слабое натяжение, и чека выскочила бы. Схватить и отбросить гранату не получится, она примотана бечевкой к стропе парашюта. Отбежать за 3–4 секунды в сторону от гранаты на расстояние больше радиуса поражения удастся, но не факт.

Стараясь не шевелиться, Буторин снова стал дышать на руки, согревая их. Затем он осторожно протянул руки и одной рукой взялся за корпус гранаты, второй прижал чеку пальцами в том месте, где находилось кольцо запала. Медленно он вдавил усики назад в отверстие. Теперь он держал гранату правой рукой, удерживая чеку в отверстии запала. Взяв левой рукой нож, он просунул лезвие между усиками и отвел один из них в одну сторону, второй в другую. Все, граната обезврежена.

Других проволочек, кажется, нет. Если еще какой-то сюрприз есть под парашютами, то его не найти, как ни старайся. Вряд ли там есть еще граната или мина, но рисковать без всякого смысла не хотелось. Отрезав приличный кусок стропы, Буторин стал отходить назад, отпуская стропу. Длины хватило почти на десять метров. Бойцы напряженно смотрели на его действия и не поднимались. На всякий случай подав команду всем лежать, Буторин лег сам и стал тянуть стропу на себя. Из-под дерева пополз один парашют, он зацепился за что-то, вся белая гора имущества диверсантов колыхнулась, потом парашют пополз легче. Ну, кажется, сюрпризов нет!

Через несколько минут он вместе с бойцами вытащил из-под дерева пять парашютов. При ближайшем рассмотрении у одного из них было крепление для груза. Значит, был еще и мягкий десантный контейнер. Четверо диверсантов ушли в неизвестном направлении. За сутки они могли уйти очень далеко, а при определенной сноровке заскочить на товарный состав и уехать на несколько десятков или сотен километров от этого места.