Любовь – это путешествие
– Зашибись! – Деб откидывается на покрывало. – Еще пилить и пилить! Кто предупредит Шерри?
Мы с Диланом переглядываемся: Шерри отнюдь не обрадуется, если мы опоздаем к началу свадьбы.
– Давайте немного подождем, – предлагаю я. – Может, ремонтники пораньше приедут. Они же сказали, два часа максимум. И потом, мы с тобой уйму остановок запланировали.
– Расскажите тогда про себя, – просит Кевин, смотря на Деб. – Многовато народу для «мини».
Дилан закашливается. По левой полосе проносится фура, и волосы Деб разлетаются во все стороны.
– Неудачный вопрос? – теряется Кевин.
Маркус тыкает пальцем в меня.
– Года полтора назад Адди разбила Дилану сердце. – Он показывает на Дилана. – А сегодня утром разбила в хлам нашу машину. Она разрушила Дилану жизнь, и из чувства вины решила подвезти нас на свадьбу к Шерри, единственному человеку в мире, которому нравится и Дилан, и Адди.
В висках стучит от ярости. «Адди разбила Дилану сердце»! А он мое разорвал на куски! Я пытаюсь удержать язык за зубами, потому что не должна опускаться до его уровня.
Деб приподнимается на локтях.
– Чушь. Версия поточнее: Дилан ушел от Адди в декабре две тысячи семнадцатого. Самая большая ошибка в его жизни, очевидно, и он это знает.
Дилан опускает глаза на траву.
– Потом Дилан врезался в нашу машину и заодно угрохал свою. Тогда мы, добрые люди, предложили подбросить его с Маркусом на свадьбу Шерри. К слову, мне тоже нравились и Дилан, и Адди. – Помолчав, она добавляет: – Но недолго.
Кевин оглядывает всех нас. На его лице явно читается напряженная работа мысли.
– А он? – спрашивает Кевин, указав на Родни.
– Родни просто надо попасть на свадьбу, – машет рукой Деб, укладываясь на покрывало.
– Извините, – лепечет Родни.
Маркус закатывает глаза. Дилан не поднимает головы; жаль, не разглядеть выражения его лица.
– И что, будешь молчать? Ничего ей не скажешь? – Маркус кивает на Деб. – Дилан, господи, наберись смелости. Скажи ей, что все было не так.
Все молчат, и слышен лишь рев моторов.
– Але! – Маркус встает и отряхивает джинсы. – Я один помню две тысячи семнадцатый?
– Маркус, – тихо просит Дилан, – успокойся, ладно?
– Успокоиться? Успокоиться, да?!
– Маркус! – прикрикивает Дилан.
Родни переводит взгляд с Маркуса на Дилана, будто настольный теннис смотрит. Стискиваю кулаки. Мышцы напряжены, и я готова вскочить и уйти.
– А как же Этьен, Дилан?
Впиваюсь ногтями в ладонь. Сердце глухо стучит в груди. Я все-таки надеялась, что Маркус этого не скажет.
– Не говори о том, чего не знаешь, – огрызается Деб.
Кевин следит за нами, наморщив лоб.
– Обалдеть! Прямо ток-шоу.
– Да? И чего я не знаю? – В голосе Маркуса звучит неподдельное раздражение.
Больше не могу здесь сидеть. Тело свело от напряжения. Я вскакиваю, опрокинув стакан Родни. Он ойкает и ставит его на место, но пятно сока уже растекается на покрывале.
Иду в сторону перехода через автостраду с бешено бьющимся сердцем. Слышу, что Деб меня зовет, однако не оборачиваюсь. Пару минут спустя понимаю, что за мной кто-то идет, и догадываюсь – Дилан.
– Возвращайся к остальным, – бросаю я через плечо.
– Нет.
– Дилан, просто уйди.
Он молча шагает у меня за спиной. Ускоряюсь и поднимаюсь на мост. По обе стороны дороги раскинулись зеленые поля с вкраплениями белых цветов. Прямо как в деревне, если не считать рева машин под ногами.
– Адди, постой! – Дилан переходит на бег. – Ты в порядке?
Я останавливаюсь и оборачиваюсь так быстро, что он чуть в меня не врезается.
– В порядке? Маркус такой… – Не выдержав, отвожу глаза: невозможно стоять так близко к Дилану. – Настоящий козлина.
– Знаю. Я с ним поговорю.
– Не надо. Просто дай мне успокоиться.
– Я знаю, что это трудно, но лучше всего игнорировать его…
– О, ты же именно так и делаешь, да?
Надо же, все прямо как раньше. Я злюсь, потому что мне стыдно, но все равно говорю слова, которые причинят Дилану боль.
– А по мне, ты по-прежнему его верный друг. Бегаешь за ним как щенок.
Дилан хочет огрызнуться, но все-таки сдерживается. А мне же тошно от самой себя. Неужели я не изменилась? Такой знакомый разговор, но ведь я могу иначе. Злость отпускает.
– Извини, я не хотела. Просто… расстроилась.
– Сейчас все по-другому. Маркус теперь другой.
М-да, так и поверила. Я отвожу взгляд в сторону, поворачиваюсь и иду дальше через мост.
– Такие как Маркус не меняются.
– Понимаю твои чувства, – спокойно отвечает Дилан. – И все же у Маркуса прогресс налицо.
Дилан идет рядом, задевает мое плечо, немного смазав солнцезащитный крем. На мгновение я снова чувствую его запах. От этого кружится голова, как будто мир искажается и меня переносит в прошлое, как в фантастическом кино.
– Если дело касается меня, не вижу никаких изменений.
– Он ведь не знает всю историю, – тихо напоминает Дилан.
Я спускаюсь с моста и иду вдоль припаркованных машин.
– Но он все равно козлина.
Дилан не спорит, и дальше мы идем молча. Так необычно, будто мы импровизируем в сцене, которую до этого играли сотню раз. Дилан очень серьезен. Когда он расстроился, вся кипевшая во мне злость куда-то испарилась, и теперь мне хочется увидеть его улыбку. Это настолько сильное чувство, что я прижимаю руку к животу, чтобы сдержаться.
– Раз уж мы остались вдвоем, я хотел бы извиниться за свои слова. Ну, про то, что ты со мной не разговариваешь и наказываешь меня, – нарушает тишину Дилан. – Это был твой выбор.
По правде говоря, он всегда уважал этот выбор. Даже несмотря на то, что мне столько раз хотелось взять свои слова обратно.
– Я думала, будет проще, если мы…
– Понимаю. И как, было проще?
Нет, ничуть. Когда Дилан оставил меня, пришлось собирать себя обратно по кусочкам, как разбитую вазу.
– Скажем, эти два года были нелегкими, – заключаю я.
– Согласен. – Он вновь касается моей руки – кажется, в этот раз нарочно. – Жаль, что мы…
– Нет, ни о чем не жалей, – сдавленно перебиваю я.
Помолчав, Дилан продолжает:
– Маркус и вправду изменился. То есть, меняется. Присмотрись сама! Пожалуйста, ради меня.
– Не нужно говорить «ради меня», будто…
– Поверь, я бы не позволил прежнему Маркусу сесть с тобой в машину. Он не тот, каким ты его знала.
Задумчиво разглядываю Дилана. Полтора года назад он не сказал бы такого. Снова играю в «Найди отличия»: стрижка короче, меж бровей пролегла морщинка… И когда Маркус мне хамит, Дилан затыкает ему рот. Тоже нечто новенькое.
И морщинка, и волосы, и решительность делают Дилана… взрослее? Ему было больно, но он стал сильнее. Увереннее.
– Наверное, нам пора… – Вздохнув, он оглядывается. – Все-таки мы оставили там очень странную и разношерстную компанию.
Я нервно смеюсь, закрыв лицо ладонями.
– Господи, Кевин-дальнобойщик, наверное, уже всех прирезал.
– Или Родни. Такие тихони…
Улыбаемся друг другу. Я первая поворачиваю обратно, вновь задевая его рукой.
– Я была неправа, – выпаливаю я. – Жаль, что мы перестали разговаривать. Так было гораздо хуже. Я жалею, что попросила тебя оставить меня в покое.
Уголки губ Дилана приподнимаются. Было время, когда я была готова на все, чтобы заставить его так улыбаться.
– Спасибо, что сказала, – просто отвечает он.
Мы молча шагаем обратно к «мини». Я иду медленнее, чем следовало бы. Мне нравится чувствовать Дилана рядом.
Перед спуском к шоссе мы замираем.
– О боже, – вздыхает Дилан, – их и на минуту оставить нельзя, да?
ДиланПеред нашими глазами предстает курьезная картина: кажется, на обочине дороги Родни, Кевин и Маркус устраивают любительские Олимпийские игры.
Родни куда-то целится пустой бутылкой, словно копьем, а другой рукой определяет направление – слава богу, метит не в машины на шоссе. На его лице застыло выражение уморительной сосредоточенности. А Маркус с Кевином тем временем поднимают чемоданы, как гири.
– Упор должен быть на ноги, – поучает Маркус, пытаясь поднять мой чемодан. – Сила рук не нужна.
Сестра Адди наблюдает за происходящим, сидя на покрывале, и, кажется – насколько я понимаю в таких вещах, – откачивает молоко каким-то мудреным приспособлением вроде пылесоса.
– Хотя и руки помогают. – Кевин играючи подхватывает чемодан, и бицепс раздувается, когда он несколько раз поднимает его вверх-вниз.
Маркус, никогда не имевший ни терпения, ни целеустремленности, чтобы регулярно ходить в спортзал – да и вообще хоть что-то делать регулярно, – изображает тяжелоатлета и пытается поднять чемодан над головой, но, не дожав и до половины, покраснев от натуги, опускает его на землю.
– Это я только разминаюсь! – храбрится он.
Кевин хмыкает и делает несколько приседаний.
Адди, стоящая рядом со мной, вздыхает.
– Не нравится мне, как Деб смотрит на этого дальнобойщика.
– На Кевина?! Да ты о чем?!
– У нее не было секса после рождения Райли. И как-то обмолвилась, что хочет на выходных «тряхнуть стариной».
Теперь и я тревожусь.
– Так, похоже, Родни тоже участвует в соревнованиях, – замечаю я.
Прицелившись, Родни делает бросок. Издалека он напоминает нарисованного человечка: угловатые коленки, ступни развернуты. Бутылка катится вниз по склону, не долетев до деревьев.
– Только в каком-то своем стиле, – говорит Адди с удивительной теплотой в голосе. – Не похоже, что он выпендривается перед Деб, как эти двое.
– Кевина она точно сразила, а Маркус… – я осторожно подбираю слова. – Маркус со всеми женщинами так себя ведет. Да и сама Деб даже глядеть на него не станет после всего случившегося. Ох, да чтоб его! – Маркус падает, опрокинув чемодан. – Обязательно было мои вещи брать?
Кевин аккуратно ставит чемодан. Родни поднимает руку, и Кевин нескоро соображает, что тот хочет дать ему пять. Родни прямо-таки сияет, когда тот хлопает его по ладони – похоже, люди редко отвечают на его жест.
– Ну вы и даете! – смеется Кевин, слегка подпрыгивая на месте. Разогрелся после упражнений.
– Правда? Даже Родни? – интересуется Маркус, отряхиваясь. – Кевин, тебе бы почаще общаться с людьми. Я знал одну девчонку, так она могла укусить себя за палец на ноге – вот это был трюк!
– Во дает! – качает головой Родни, а Кевин покатывается со смеху и похлопывает Маркуса по спине.
Деб машет нам и убирает молокоотсос. Только молниеносная реакция спасает меня от вида сосков сестры Адди.
– Если надо запастись едой и напитками, тут рядом есть супермаркет, – сообщает Кевин с подозрительной хрипотцой в голосе. Судя по всему, он разглядел грудь Деб в бóльших подробностях, чем я.
– Проводишь? – Деб решительно встает.
– Говорила же, – шепчет Адди.
– Да не накинется же она на него по дороге в магазин…
– А ты и правда изменился, – сухо замечает Адди и густо краснеет, осознав, что сказала.
Я растворяюсь в воспоминаниях о вечерах, когда мы не могли дотерпеть до дома и занимались любовью в переулках, на заднем сиденье, на сухой пыльной земле виноградников у виллы «Сёриз».
– Мы за едой! – кричит Кевин и радостно машет на прощание. Широкая улыбка на его лице больше напоминает гримасу – видимо, с непривычки к таким радостным выражениям. Кевин отлично отвлекает от мыслей о сексе, так что я добросовестно гляжу ему вслед, особое внимание уделяя лысой макушке.
Хотя не помогает. Думаю о мягком изгибе бедер Адди, обнаженной коже, длинных черных прядях, падающих мне на грудь. Сейчас кажется нереальным, что это было на самом деле, а не просто фантазия – что я мог лишь протянуть руку и коснуться ее.
Тогда
Адди«Попроси ту девчонку принести нам еще бутылочку вина. Где-то же есть у них заначка».
Девчонку. Девчонку. За шесть недель на «Сёриз» встречала я нахальных постояльцев, но дядя Дилана действует мне на нервы больше всех. Они сидят на террасе с нашего возвращения из Ла-Рок-Альрик, я у себя внизу, но прекрасно их слышу. Представьте компанию парней у игрального автомата в баре – Терри был бы в ней «юмористом». Эдаким хвастуном, якобы затащившим в постель всех девчонок в округе. Вот это Терри, только на двадцать лет старше. Все такой же юморист-неудачник.
Хмурюсь, глядя в зеркало на стене гостиной. Вообще-то, я не такая стерва, просто… устала.
Разглядываю себя повнимательнее. Зеркало немного выпуклое, или, наоборот, вогнутое… В общем, из-за этого мой нос кажется крошечным, а глаза – огромными. Я немного поворачиваю голову туда-сюда, гадая, какой меня видит Дилан. И что будет думать и помнить про меня завтра.
Мне всегда казалось, что у меня незапоминающееся лицо. У Деб красивые густые брови, она никогда их не выщипывает и выглядит шикарно, как модель. А у меня брови… Просто брови, про них и сказать-то нечего.
М-да. Отворачиваюсь от зеркала и тянусь в «заначку» за вином – как ни досадно, но Терри прав, конечно, она у нас с Деб есть. Поднимаюсь по лестнице с бешено колотящимся сердцем. Просто нелепо, как мое тело реагирует на Дилана. Мне уже тысячу лет никто так не нравился.
– Пожалуйста. – Я подаю им бутылку.
Увидев выражение лица Дилана, я немного приободряюсь. Холодный, отрепетированный взгляд исчез, и теперь он поедает меня глазами, будто мысленно раздевает… Внизу живота тянет. Я опасалась, что интерес Дилана сойдет на нет с приездом Терри, что он посмотрит на меня со стороны и подумает: «Ничего особенного».
– Умница! – Терри забирает бутылку. – Не зря ты мне понравилась.
Я хихикаю, звонко и слишком наигранно.
– Что-нибудь еще?
– Садись с нами. – Терри указывает на пустое кресло. – А то торчишь там одна в недрах дома.
Дилан ерзает, нахмурившись. Зря волнуется, не собираюсь я проводить семейный вечер с похотливым дядюшкой.
– Я, пожалуй, пойду спать. День был насыщенным.
Из приличия они недолго протестуют, но я все-таки ухожу к себе, и, прикрыв глаза, прислоняюсь к двери. Вспоминаю полный желания взгляд Дилана, и дыхание перехватывает.
Пытаюсь уснуть – я все лето недосыпала, – но никак не успокоюсь. В комнате духота. Высовываю из-под одеяла одну ногу, затем вторую, потом и вовсе спихиваю его в угол кровати.
Если честно, жду стука в дверь. Он наконец раздается, когда я уже проваливаюсь в полудрему. Это сон? Но нет, два тихих удара повторяются.
Резко сажусь. Во рту кислый привкус, губы пересохли, а про волосы и говорить нечего. Быстро иду в ванную пройтись щеткой по зубам и собрать космы в небрежный пучок, но получается очень уж аккуратно, поэтому завязываю его снова. Когда я наконец-то открываю Дилану, сна ни в одном глазу, но я изображаю, что только встала. Ночной воздух еще хранит тепло, и Дилан приносит в квартиру аромат нагретых солнцем виноградных лоз.
– Я боялся, что ты крепко спишь, – шепчет он, когда я запираю дверь. – По-моему, ты засоня.
Так и есть. Мой бывший всегда жаловался, мол, для такой маленькой особы я слишком громко храплю. Но такое признание будет не особо сексуальным, поэтому я просто качаю головой.
– Я не думала, что ты…
Отчаянно краснею. Надо быть поувереннее, я ведь Летняя Адди!
В глазах Дилана вновь зажигается дерзкий огонек. Он берет меня за руку и мягко прижимает к себе с той же напускной уверенностью, которую я заметила при первой встрече.
– Мы, кажется, еще не все обсудили, – низким голосом произносит он.
От одного лишь прикосновения его руки учащается пульс. Волосы Дилана небрежно уложены, прядки изящно падают на лоб. Как ни странно, он выглядит еще более растрепанным.
– Да? – выдыхаю я. – Не обсудили?
– Или не сделали… – Он отпускает мою руку и расстегивает пуговицы на моей пижамной кофте: медленно, попутно слегка касаясь пальцами груди. Когда он наконец доходит до последней и спускает лямки с плеч, и ткань скользит на пол, я уже задыхаюсь.
Мы так и стоим на пороге. С минуту он просто любуется мной: глаза расширены, губы приоткрыты. Мое дыхание сбивается. Его руки опускаются мне на талию, губы приближаются к моим. Я ударяюсь спиной об дверь, когда мы сливаемся в поцелуе.
Это не просто первый поцелуй, это прелюдия. Я теряю счет времени и забываю обо всем, разомлев от желания, постанывая и цепляясь за его рубашку, пока он не стягивает ее через голову. Соприкоснувшись обнаженной кожей, мы оба на миг перестаем дышать.
– Боже, – шепчет Дилан, убрав прядь волос у меня с лица и наклонившись к губам, – ты сводишь меня с ума.
Обвиваю его руками, приподняв ногу, и шорты собираются в складки. Я уже расстегиваю ремень брюк, как вдруг слышу стук в дверь.
Подпрыгиваю от неожиданности и стукаюсь зубами о зубы Дилана. Не расплетая объятий, мы отходим от двери. Дядя Терри просовывает голову в квартиру – слава богу, Дилан успевает меня загородить.
Ну кто бы сомневался! Терри из тех, кто стучит, уже поворачивая ручку.
– Мадди! Опаньки! Вы тут вдвоем! – усмехается он. – Не помешал?
Мадди. Меня часто так называют, путая имя, и Али, и Анни. Я прижимаюсь к Дилану.
– Уйди, Терри, – просит Дилан. – Подожди снаружи, не смущай девушку!
– Как хочешь! – похохатывая, отвечает Терри и захлопывает дверь.
– Ужас, – бормочу я, уткнувшись Дилану в грудь.
– Принесли ж черти засранца!
Дилан поднимает с пола рубашку и мою пижаму. Дыхание его все еще сбито, как и мое.
– Я все слышу, дружок! – отзывается Терри.
– И чего ты у нее забыл в два ночи?! – кричит Дилан так громко, что я вздрагиваю.
– Думаю, это очевидно! Сам-то что у нее забыл? – парирует Терри.
– Думаю, это очевидно, – бурчит Дилан, сердито поправляя волосы. – И ее зовут Адди, не Мадди!
Прыскаю от смеха. Конечно, дело плохо, и ничего смешного тут нет, но… Все равно забавно. А это «опаньки»!
– Я зашел в кухню перекусить и услышал какой-то шум, – поясняет Терри. – Вот и решил проверить, все ли в порядке!
– Спасибо, мистер Эббот, все хорошо! – прикрыв лицо руками, благодарю я. – Господи…
– Прости, пожалуйста, – умоляюще говорит Дилан.
Волосы его растрепались, губы припухшие, вид слегка потерянный. Но так он еще сексуальнее.
Встав на цыпочки, нежно целую его в шею. Он проглатывает стон.
– В следующий раз, – шепчу я. – Зато теперь знаешь, где меня найти.
ДиланОна меня пленила. Я Одиссей на острове у Цирцеи, я шекспировский Ромео, я… жертва почти непроходящего возбуждения.
Прошло почти четыре часа с того единственного и обжигающего поцелуя, а я никак не могу уснуть. В разгоряченном мозгу один за другим рождаются стихи на грани эротики, и на бумаге они еще хуже, чем в голове. Тем не менее примерно в шесть утра я решаю подсунуть их Адди под дверь, но передумываю, едва выйдя за порог – все-таки это может показаться ненормальным, и даже отчаянным. Так что возвращаюсь в постель и представляю, как она обнаженная лежит рядом, а я читаю ей свои строки вслух. Так, мне нужен холодный душ.
Она появляется около десяти утра. Мы с Терри пьем кофе, и тут заходит Адди: отдохнувшая, в коротком узорчатом платье, складки которого кокетливо облегают бедра. В руках она несет бумажный пакет в маслянистых разводах – свежие круассаны из соседней деревни. Мы соприкасаемся пальцами, когда я забираю пакет. Никогда еще выпечка не скрывала столько чувственности.
– Спасибо, – шепчу я.
– Вертелся во сне? Волосы торчком стоят. – Сдерживая улыбку, она поджимает губы, и родинка чуть сдвигается.
– Племянник велел мне извиниться, – сообщает Терри. – Прости, что ворвался, очень грубо с моей стороны.
Адди поворачивается к Терри, и я уже ревную. Хочу, чтобы она смотрела только на меня.
– Я все забыл, – машет рукой дядя. – Ничегошеньки не помню, окей?
– Спасибо, я ценю, – отвечает Адди, чуть улыбнувшись. А затем разворачивается и уходит.
– Куда ты? – вырывается у меня.
Она оглядывается через плечо.
– Дела. Еще увидимся.
Она возвращается, когда мы обедаем на террасе, на этот раз в слитном красном купальнике, и принимается чистить бассейн от листьев. Нагибаться ей приходиться столько раз, что я чуть ли не плачу от мучения.
К середине дня я напиваюсь, в надежде, что алкоголь поможет, ну или сделает Терри более приятным собеседником. Но в итоге сам становлюсь слишком болтливым.
– Я думаю она та самая, единственная, – признаюсь я Терри, откинувшись на диване. На улице слишком жарко, и мы спрятались в прохладе огромной гостиной, украшенной шелковыми гобеленами и бессчетными диванными подушками.
Терри усмехается.
– Подожди пока вы не… – Он делает неприличный жест, и мне хочется швырнуть в него бутылку.
– Я же не об этом, – горячо возражаю я, подливая вина в бокал. – Она чудесная! Мне никого еще не хотелось так сильно.
Я собирался сказать «никто не нравился так сильно» Но получилось даже более правдиво. Я правда безумно ее хочу.
– Ах, пылкость юности! – добродушно подтрунивает дядя. – Вот наберет она килограммов десять, увлечется мыльными операми – тогда посмотрим.
– Дядя Терри, ты просто невозможен.
– Молодежь нынче такая чувствительная, – ворчит он, завалившись в кресло и поставив бокал на пивной живот.
Залпом допиваю вино. Еще ни один день в моей жизни не тянулся так долго.
Терри приглашает Адди поужинать с нами, но она отказывается. Смотрит при этом на меня. А вдруг, обдумав случившееся, она отклоняет не только приглашение Терри? Мысль о том, что вечером она не захочет меня видеть, вызывает отчаяние.
За ужином Терри не умолкает про бестолковые инвестиции дяди Рупа. Вот уж что меня ни капельки не волнует. При разговорах о деньгах мне становится ужасно неловко. К тому же дядя ест куда медленнее, увлекшись болтовней, так что мне хочется незаметно стащить стейк у него с тарелки, а то он вообще не закончит. Не успевает он собрать соус хлебом, как я забираю посуду и несу на кухню.
– Эй! – возмущается Терри. – Знаю-знаю, чего тебе так не терпится. Мечтаешь улизнуть в квартирку смотрительницы?
– Да, хочу увидеться с Адди, – стиснув зубы, отвечаю я.
– Расхаживает в купальничке, дразнит и уже веревки из тебя вьет, – смеется он.
Возвращаюсь в столовую.
– Смотри, с ней хлопот не оберешься, – продолжает дядя.
Стискиваю кулаки. Терри всегда невыносим, но его комментарии про Адди… И все равно он получше папы. На минуту представляю, что приехала вся семья, как отец и планировал. Дядя Руп со стареющей женой-американкой, дотошная троица кузенов из Ноттинг-Хилла, мой брат Люк без своего партнера Хавьера, ведь Хавьера никогда не приглашают… Люк мучился бы в стоическом одиночестве, я бы лез на стену от раздражения, папа нудил бы, как мы его разочаровали, а мама по обыкновению пыталась бы всех помирить.
Нет, эти каникулы настоящий подарок, несмотря на дядю Терри. Медленно разжимаю кулаки.
– Слушай, – говорю я, пытаясь скрыть отчаяние, хотя оно так и рвется наружу, – давай сегодняшний вечер ты проведешь один, и тогда завтра мы поедем в тур по местным виноградникам. На весь день, только мы вдвоем. Я отвезу тебя сам, даже пить сегодня не буду.
Терри выглядит растерянным. Он считает себя душой любой компании и ни минуты не может побыть один. С другой стороны, вино он тоже очень любит, да и обещание уделить ему целый день должно сработать.
– Ладно уж, – соглашается дядя. – Я тогда… почитаю…
Он обводит комнату потерянным взглядом.
– Тут есть телевизор, – успокаиваю я. – На дисках «Форсаж». Все части!
Терри немного оживляется.
– Тогда удачно тебе повеселиться, парень! – Он подмигивает. – А я посплю в берушах.
– Договорились. – Подавляю дрожь омерзения. – Спасибо. Спокойной ночи, Терри.
АддиДилан совсем запыхался – наверняка мчался из столовой на всех парах. Весь день он так забавно следил за мной тоскливым взглядом. Вчера он казался таинственно-сексуальным, сегодня – милым. Пару часов назад я подглядела, как он строчит что-то в блокноте, высунув кончик языка от усердия.
– Привет, – задыхается он. – Надеюсь, оскорбительные комментарии моего дяди не совсем тебя отвратили, ты не передумала со мной целоваться?
Смеюсь и встаю так, чтобы бедро казалось округлее. Я одета в коротко обрезанные джинсы и красный купальник. В этих шортах я всегда кажусь себе самой-самой. Честно говоря, не стоило мне утром надевать то короткое платье ради Дилана. Конечно, план сработал – челюсть у Дилана так и отвисла, – но чувствовала я себя… как-то дешево.
– Как ты от него отвязался?
Дилан то сжимает, то разжимает ладони, будто ему не терпится дотянуться до меня. В моем животе нарастает жар.
– Пообещал съездить завтра на виноградники. – Дилан откидывает волосы с глаз. – Можно войти?
Притворяюсь, будто раздумываю, но на лице у него такая мука, что я быстро сдаюсь.
– Ну, заходи, – смеюсь я, пропуская Дилана.