Сокровище Великих Моголов

– Николаич, ты где ходишь-то?

Он всех называет по отчеству, только меня по имени, говорит, до отчества я не доросла.

– Работа у нас встала! – орал Иваныч. – Эти здесь сидят, штрафами грозятся, говорят, каких-то актов у них нету. Так ты подъедешь, а то они сильно злые?

– Уже в пути, – ответил Сарычев мрачно, – скажи, все документы у меня есть, мы их отправляли по имейлу, а что они не получили, так пусть проверят.

Иваныч заорал, что эти пещерные люди по внешнему виду вообще с компьютером незнакомы, но Сарычев уже отключился.

Тут я увидела справа по курсу стоянку у небольшого магазина и свернула туда.

– Вот что, господин Сарычев, – отчеканила я прежде, чем он успел что-то сказать, – и как это понимать?

– А что мне делать? – огрызнулся он. – Сидеть и ждать, когда меня арестуют? Или самому с повинной являться? Слышала – менты сейчас в офис поехали. А так хоть дело сделаю, Иванычу акты передам, а то у них вся работа встала.

– Я не об этом, – холодно сказала я, – оказывается, ваш телефон прекрасно работает. И для чего вы наврали мне, что он разрядился? Чтобы подставить меня, позвонить по моему телефону, и теперь мой номер есть в телефоне вашей жены?

Я только сейчас осознала, что так оно и есть, и если менты проверят ее телефон, а они обязательно это сделают, то как я объясню, зачем ей звонила? Нет, все-таки шеф мерзавец, каких мало…

– Пошел вон из моей машины, – процедила я.

– Ты что, ты что? – Он отшатнулся, видимо, лицо у меня и правда было страшноватое. – Да что ты такое подумала?

– А что я еще могу подумать? – заорала я в полный голос. – За каким бесом тебе понадобился мой телефон, раз свой в порядке? Пошел вон из моей машины, видеть тебя не желаю!

– Ну ладно. – Он с силой втянул воздух сквозь сжатые зубы. – Мы и правда поругались. Здорово поругались, эта соседка вечно под дверью подслушивает, так небось и слышно было. Это из-за… – Он помедлил и нахмурился.

– Мне по барабану, – тут же вставила я, и это действительно было так. Ну из-за чего обычно супруги ругаются?

Бывает, конечно, из-за денег, так здесь не тот случай, жена шефа зарабатывала небось побольше его.

Может, она его с девицей застукала?

Да я вас умоляю, таких мужчин, как наш кристально честный шеф, только поискать. Исключая, конечно, тот прискорбный случай три месяца назад (черт меня тогда дернул!). Но я точно знаю, что про тот случай никто не знает. Потому что нас никто не видел, а я не из тех дур, которые треплют про себя под большим секретом кое-что лучшей подруге, чтобы через некоторое время убедиться, что секрет знает весь мир (я не преувеличиваю, имея в виду социальные сети).

Это тоже вбила в меня мама в свое время, за что ей, конечно, спасибо, очень ценное качество, правда, поняла я это только недавно.

Стало быть, у его жены любовник, и шеф об этом узнал, вот и разорался. Ну, вот это меня совершенно не касается.

– Мне по барабану, – повторила я.

– Ну да, – вздохнул он, – конечно. В общем, я оттого и папку забыл, что злой был, как черт. И понял, что, если со своего телефона позвоню, она и не ответит. А так… она ответила, я попросил быстро, чтобы она тебе папку отдала.

– И что?

– И ничего, она отсоединилась. Вот клянусь тебе, она ответила! Жизнью своей клянусь!

Я хотела сказать, что мне его жизнь сто лет не нужна, и сам он тоже, но промолчала. И задумалась. Все-таки верю я ему или не верю? Сама не пойму…

Как-то все глупо и нелогично, как в плохом детективе. Ну для чего ему было посылать меня в свою квартиру, если там на кухне лежит его мертвая жена? А вот если он с ней поругался, то это кое-что объясняет. Просто не хотел еще раз с женой сталкиваться.

И еще один момент. Я наклонилась и внимательно обследовала обувь шефа. Сегодня он собирался на объект и тоже надел кроссовки. Новые, светлые, хорошей фирмы. И совершенно чистые.

Надо же, я всего-то пять минут пробыла в той квартире и то умудрилась запачкаться, а на нем нигде ни пятнышка. В то время как кровищи там…

Внезапно я снова дико разозлилась на Сарычева.

Ну за что мне это? За что он меня втянул в такое безобразие? Что я ему сделала?

– Ладно, едем на объект, пока все сроки не прошли! – Я развернулась и тронула машину с места.

Про себя же решила, что довезу его до места и оставлю там. Пускай он сам с проверяющими разбирается, а я уеду в офис. И если возьмут его менты, то не при мне. А я знать ничего не знаю про то, что он папку забыл и меня туда послал – так и быть ничего не скажу. Правда, соседка… ну, будем надеяться, что она меня не видела, а то уж не преминула бы ментам сообщить.

Наша фирма вообще-то занимается археологическим обследованием земельных участков.

Кажется, археология – наука, весьма далекая от коммерции. У большинства людей с ней ассоциируются раскопки в далеких южных степях, следы исчезнувших цивилизаций, обломки античных статуй или на крайний случай амфор… в общем, всевозможная непрактичная и бесполезная романтика. Песни у костра под расстроенную гитару и все в том же духе, как в старых черно-белых фильмах.

Так оно, может быть, и было в прежние времена, которые я не застала. Но в последние годы все очень переменилось, и археология сделалась очень востребованной.

Дело в том, что перед любой новой стройкой теперь требуется провести археологическое обследование выделенного под эту стройку участка. Такое вот вышло постановление.

Требуется убедиться, что на этом участке нет ценных исторических или художественных артефактов, нет следов средневековых поселений или стоянок древнего человека. Вот не поверите, но так и сказано там, про древнего человека, как будто мы живем не на северо-западе, а в какой-нибудь Южной Америке или где там самую старую женщину-то нашли? Ее еще назвали Люси…

Причем все эти работы проводятся не за государственный счет, а за деньги владельца участка или застройщика, так что проблем с финансированием нет. Все очень просто: хочешь, чтобы тебе разрешили строить, – будь любезен, оплати полноценное археологическое обследование участка.

Кажется, все это началось со строительства знаменитой газпромовской башни на Охтинском мысу. Тогда на участке нашли следы десятков поселений, начиная с эпохи неолита и кончая петровским периодом, и стройку перенесли-таки на другое место, поскольку ученые и общественность очень возмутились.

В общем, так и получилось, что археологи стали весьма востребованы, и только в нашем городе появилось до тысячи фирм, занимающихся подобными исследованиями.

И наша в том числе.

Мы готовим проектную документацию, нанимаем работников и проводим все требуемые работы. На нас трудятся два профессиональных археолога, и, кроме того, каждый раз приходится набирать десятка два чернорабочих, чаще всего, гастарбайтеров. Потому что археологические изыскания – работа в основном ручная, кропотливая, нужно рыть множество раскопов и вручную перебирать многие тонны земли, чтобы найти следы минувших лет.

Или убедиться, что этих следов на выделенном участке нет.

Обычно так и бывает.

Обычно в процессе обследования наши работяги не находят ничего интересного – самое большее, треснутый водочный штоф восемнадцатого века, пару пуговиц от солдатской шинели, да еще какие-нибудь мелочи. Наши археологи описывают эти находки, готовят заключение, что они не имеют культурной и исторической ценности, и заказчик может наконец приступать к строительным работам.

Кстати, наши находки не берет ни один уважающий себя музей, поскольку такого барахла у них полные запасники, и мы по правилам должны закапывать их на прежнем месте.

Вам смешно? Мне тоже раньше было смешно, а теперь грустно. Хотя на самом деле мне по фигу.

Я-то на раскопках не работаю, сижу в офисе и занимаюсь документами. И езжу на объекты крайне редко, и шеф, кстати, тоже нечасто. Там у нас есть бригадир Иваныч, который хоть и жуткий матерщинник и скандалист, но дело свое знает.

Но вот два дня назад Сарычев отчего-то полез в раскоп и, вылезая, подвернул ногу. Даже в травмпункт ездил на снимок. Мужчины ведь очень мнительные, это бухгалтер Анфиса Павловна так сказала. Ну, она знает, сейчас у нее третий муж, и она всерьез утверждает, что это не предел. Так что, если бы не треклятые акты, шефу бы не понадобилось ехать на объект. И он не вызвал бы меня. И я не влипла бы в эту ужасную историю. Ну что уж теперь…

И я сосредоточилась на дороге.

В этот раз мы проводили археологическое обследование выделенного под застройку участка, расположенного за городом, на границе Шереметевского парка.

В восемнадцатом веке парк был гораздо больше, чем сейчас, и наш участок находился в его границах. Но после революции территорию парка значительно урезали, на освободившемся месте построили новое здание, в котором разместился научный институт. Этот институт занимается какими-то особыми токами – то ли высокой, то ли низкой частоты, то ли постоянными, то ли переменными, точно не скажу, поскольку у меня в школе по физике всегда была тройка. Во всяком случае институт занимается чем-то сложным и секретным.

Но оказалось, что между территорией парка и институтом остался бесхозный участок, который в советское время спокойно зарастал травой и кустами, а потом какой-то ушлый бизнесмен ухитрился этот участок приватизировать, и вот теперь он хочет выстроить на нем загородный отель премиум-класса.

Перед чем ему по новым правилам положено произвести археологическое обследование, для чего он и нанял нашу фирму.

Фирма у нас для такого занятия довольно большая, двадцать пять постоянных сотрудников, объектов в работе несколько, самый главный сейчас этот.

Сотрудники все со специальным образованием, тут шефу надо отдать должное, он не лох какой-нибудь, работников подбирать умеет.

Опять-таки мне это все по барабану, но Анфиса Павловна знает его давно и очень хорошо о нем отзывается, хотя она тетка язвительная, оттого, наверное, ни один муж надолго не задерживается.

Может, вам интересно, как же я-то попала в эту фирму? А вот не поверите, но у меня тоже есть образование. Незаконченное высшее, если точно.

Родом я из далекого города Новоуральска. Город большой, есть в нем даже свой университет. В котором мой отец всю жизнь преподавал историю. Профессором даже стал, правда, не так давно. И всю жизнь про эту историю в доме были разговоры. И папаша даже в мыслях не держал, что его единственная доченька не пойдет по его стопам.

И даже решил послать меня учиться в Петербург, поскольку сам когда-то закончил там исторический факультет университета. Нажал на все педали, нашел кучу знакомых, потратил денежки на мою подготовку – и вот я студентка.

Скажу сразу: история меня никогда не интересовала. Больше того, учебой я вообще не слишком заморачивалась. Ну так, тройки, четверки, по информатике – пять. А согласилась я на все только из-за того, чтобы уехать из дома.

Характер у моего папочки отвратительный, в своей семье он был тиран и деспот. Врать не стану, бить он меня никогда не бил, но словами мог запросто размазать по стенке.

Лет с пяти доставал. С ребенком-то словами легко расправиться, тем более язык у него всегда подвешен был, все же лекции читал. Кстати, я уже после узнала, что студенты его не любили, поскольку лекции были скучные и как преподаватель он очень вредный был.

Надо сказать, что мама никогда с ним не спорила, как-то умела сгладить все углы, не помню, чтобы он так издевался над ней, как надо мной. За меня она, кстати, в открытую никогда не заступалась, так что лет с десяти я перестала ей жаловаться – толку-то.

Все же какие-то вещи она пыталась до меня донести, просто, по-житейски. И, как выяснилось позже, кое-что до меня дошло. И в голове осталось, не в пример папочкиным разговорам.

Но все же папочка решил меня выучить на историка, чтобы я потом работала в архивах, писала толстые монографии и прославила его фамилию (можете себе такое представить?).

И вот я студентка в большом городе.

Сразу начались неудобства. Денег, которые присылали родители, катастрофически не хватало, общежитие было ужасное, но самое главное: учеба. Мне понадобилась пара месяцев, чтобы понять: это не мое. Все, что пытались впихнуть в мою голову преподаватели, не то чтобы вылетало из нее, оно просто категорически не хотело туда попадать. И вовсе не потому, что я – полная дура. Ну не нравилась мне эта история, пыль веков и все такое прочее.

Однако пару лет я все же на факультете продержалась, просто замдекана нестрогий был. Но потом меня отчислили, к тому времени я уже работала то тут, то там, и мы снимали квартиру с одной девчонкой из Саратова.

Родителям я ничего про это не писала и летом не поехала в родной город, отговорившись подработкой, тем более что отец ворчал по телефону, что денег присылать скоро не сможет.

Потом я закончила секретарские курсы и устроилась на постоянную работу, так прошло еще два года, и я вздохнула свободнее, у меня появился постоянный парень, и даже подумывали мы с ним о совместном жилье, надеясь сэкономить.

В общем, время было хорошее, а потом я написала родителям, что закончила учебу и получаю диплом. И пока я раздумывала, как смонтировать фотку, где я с сияющим лицом держу на весу корочки на фоне здания Двенадцати коллегий, мне позвонила мама. И сказала, что очень рада, что я получила диплом и что теперь она складывает с себя все обязанности по моему воспитанию и уходит от моего отца.

Признаться, я малость обалдела от такого известия и спросила только, куда она уходит.

Мама рассмеялась и сказала, что отец ей жутко надоел со своей историей и что двух историков она просто не выдержит, и вообще, ей давно пора начинать свою собственную жизнь, чего и мне она желает. После чего мама положила трубку, я даже не успела ничего толком выяснить.

Далее телефон ее не отвечал, и я выпросила на работе отпуск и полетела в Новоуральск. Отцу звонить я не стала, знала уже, что только на грубость нарвусь.

В родном доме я застала незнакомую довольно молодую бабенку, которая расхаживала по квартире в таком виде, что сразу стало ясно: она тут если не живет, то ночует, причем часто.

Отец выглядел помолодевшим, но неухоженным, у мамы он был поаккуратней. Девицу он представил как свою аспирантку. На мой вопрос о маме он разразился потоком ругательств, и эта стерва так и стояла, слушая, нарочно не ушла. Да еще улыбалась так противно, что мне захотелось двинуть ей в морду. Еле удержалась.

Мне все же удалось кое-что выяснить у маминой подруги, которая и сама узнала обо всем недавно (как мама меня учила, не следует ничего выбалтывать про себя даже близкой подруге). Так что подруга обиженно сообщила мне, что мама уехала со своим коллегой, который в позапрошлом году овдовел, а в этом году получил в наследство квартиру в Москве от какой-то двоюродной тетки. И позвал маму с собой.

Она недолго думала, подала на развод и уехала, чтобы начать с ним новую жизнь. А про старую забыть.

Ну что ж, я решила, что раз она не хочет общаться с единственной дочерью, то и я навязываться не стану. Собрала кое-какие мелочи да и уехала.

Потом мне написала та же подруга. Сказала, что родители официально развелись и делили имущество. Из имущества у них была только квартира и дача. Мама взяла дачу, продала ее и перевела все деньги мне.

Я проверила – и правда перевела. Купила на эти деньги машину и больше с родителями не общалась.

С тем парнем мы разбежались, я пару раз сменила работу, сняла приличную квартиру и устроилась в эту фирму.

И все было хорошо, пока сегодня утром этот тип не втянул меня в отвратительную историю.

Я выехала за пределы города по Северному шоссе, свернула на приличную асфальтированную дорогу и подъехала к границе Шереметевского парка.

По правую руку от дороги, за старинной кованой оградой, начинался сам парк, и за парадным лугом виднелся желто-белый ампирный дворец, украшенный изящной колоннадой. На круглой площадке перед дворцом красовался памятник тому самому графу, который разбил этот парк и построил дворец.

По левую руку, за простым металлическим ограждением, возвышалась серая бетонная коробка научного института, выстроенная на закате советской эпохи.

Я ехала между этими двумя мирами, между восемнадцатым веком и двадцатым, и вскоре впереди показались бытовки и хорошо знакомая строительная техника.

Это и был наш объект.

Мы приехали как раз вовремя, бригадир Иваныч уже созрел для рукоприкладства. И то верно, уж больно противный тип ждал шефа с договорами и актами. Худой, какой-то облезлый и потертый, с жидкими бесцветными волосиками, зачесанными на одну сторону. И глаза, как у снулой рыбы.

При нем была женщина неопределенного возраста в очках с зализанными волосами. Облезлый тип говорил тихим голосом, тетка, наоборот, стрекотала как сорока, сыпала цифрами, номерами нарушенных статей и размерами штрафов.

В общем, я поняла, что мне там делать нечего, и тихонько стояла в сторонке, от скуки наблюдая за рабочими, которые тоже не слишком надрывались, поскольку Иваныч был временно не в лучшей форме и ослабил контроль.

Чуть в сторонке я заметила молодого человека, который тоже наблюдал за рабочими.

Пару раз мы пересеклись взглядами, а потом он подошел ко мне, осторожно обходя глинистые кучи. На нем был довольно приличный костюм и дорогие летние ботинки, так что работяги косились на него неодобрительно. Вообще, для такого молодого человека он выглядел как-то старомодно и чопорно – костюм с галстуком, белые манжеты рубашки выглядывали из рукавов.

– Здравствуйте, – сказал парень, приветливо улыбнувшись, – а вы кто же будете?

– А вы? – тут же ответила я, хотя знала, что нельзя отвечать вопросом на вопрос.

Это все мама: опять-таки нужно помнить, какое впечатление производишь на незнакомого человека. И никогда не хамить сразу: мало ли, кем он окажется?

Может, это как раз нужный тебе тип. А первое впечатление он уже о тебе составил.

Но сейчас я вовсе не была расположена вести светскую беседу. Хоть на мента этот тип и не похож, что он тут делает?

Парень, которого уместнее было бы назвать все же молодым человеком, улыбнулся еще шире и представился сотрудником дворца-музея Федором, а фамилию я не расслышала, потому что Иваныч заорал на облезлого и порывался даже дать ему в морду.

Ну, он у нас вообще нервный очень и вспыльчивый, так что Сарычеву пришлось срочно вклиниться между ними, и Иваныч случайно попал ему в глаз.

Как ни странно, облезлый не полез в бутылку, видя такое отношение, и даже тетка перестала выплевывать цифры, как автомат – монеты. Иваныч тоже успокоился, и те двое уехали, прихватив акты и дав слово Сарычеву, что вышлют нам копии тотчас же.

Тут я спохватилась, что хотела умотать отсюда, пока Сарычев был занят разговором, а теперь уже поздно.

Я пошла было к машине, но снова перехватил меня тот парень из музея, Федор, что ли. Сказал, что рад познакомиться (хотя я даже не сказала, как меня зовут), что ему все тут очень интересно, и пригласил меня посетить этот самый дворец-музей (всю жизнь мечтала!).

И все отирался возле меня, вертелся под ногами и совал какой-то проспект, так что пришлось его взять. И в конце концов, меня окликнул Сарычев весьма недовольно:

– Ульяна, долго мне вас ждать?

Нет, как вам это понравится, а? Я что, персональным водителем к нему нанялась? Возить его вовсе не входит в мои служебные обязанности, тем более на своей собственной машине, я это делаю по доброте душевной, а он так по-хамски со мной обращается.

Я хотела высказать все, что думаю, но вертелся тут этот Федор, так что я молча села в машину и махнула ему рукой.

Ушел, слава богу. Вот с чего он ко мне привязался? Скучно одному было?

Я взглянула на проспект, который он мне подсунул.

На обложке был напечатан портрет важного господина, одетого по моде восемнадцатого века. Этот портрет кого-то мне напомнил.

Я пригляделась и с удивлением поняла, что этот вельможа похож на моего шефа, Сарычева. У него было такое же длинное лицо с тяжелым подбородком и высокими скулами. Про такие лица говорят «породистое».

Под портретом было написано:

«Владелец дворца граф Павел Петрович Шереметев».

– Что вы так на меня смотрите? – подозрительно осведомился Сарычев.

– Да ничего я не смотрю… – проворчала я.

С шефом мне разговаривать совершенно не хотелось, я была жутко на него зла, хотя злиться можно было только на свою нерасторопность – уехала бы сразу же, да и все. А я зазевалась, втянула себя в разговор с этим… как его… Федором, неудобно было его отшить, вот и везу теперь шефа… интересно куда?

Наконец я решила спросить, куда вообще ехать. В город? В офис? Или сразу в полицию? Туда ни за что не поеду, пускай хоть пешком идет, мне без разницы.

Я покосилась на Сарычева, увидела, какой он подавленный, да еще и синяк под глазом намечается. А нос еще раньше распух, когда я ему очки разбила.

В общем, в глубине души у меня шевельнулся червячок жалости. Совсем маленький, но все же шевельнулся.

Я вздохнула, повернула ключ в зажигании, тронула машину с места и поехала обратно по той же дороге, по которой приехала, на этот раз в сторону шоссе.

И когда выехала к последней развилке, впереди послышалось тревожное завывание сирены, и я увидела приближающиеся со стороны шоссе полицейские машины с включенными мигалками. Их было то ли две, то ли три. На мой взгляд, слишком много.

– Полиция! – испуганно вскрикнул Сарычев и судорожно схватил меня за руку.

Как будто я сама не вижу!

Признаться, я тоже испугалась и, не успев подумать, резко повернула руль, свернув направо, чтобы разминуться с полицейскими.

Свернув, я оказалась на узкой, разбитой грунтовой дороге, которая шла между двумя рядами кустов по границе парка, между самим парком и территорией института.

Поначалу дорога была хорошая, очень скоро мы уехали довольно далеко, так что сирену почти не было слышно.

Я немного успокоилась и задумалась, с чего, собственно, так психанула и зачем вообще сюда свернула – надо было спокойно разминуться с полицией и ехать к шоссе, сейчас бы мы уже были в городе. Что, они каждую встречную машину стали бы осматривать?

Я хотела развернуться и ехать обратно, но для разворота не было места, дорога слишком узкая, по сторонам – густые кусты, так что оставалось ехать вперед, надеясь, что впереди дорога будет пошире и мне хватит места для разворота.

Я ехала на первой передаче, мысленно чертыхаясь, машина подскакивала на рытвинах, жалобно скрипя рессорами.

Тут еще Сарычев подлил масла в огонь.

Покосившись на меня, он спросил кислым тоном:

– Куда это ты едешь?

Я взглянула на него волком и ничего не ответила, потому что ответить было нечего. Но он на этом не остановился и продолжил:

– Зачем вообще ты сюда свернула?

– Зачем? – прошипела я, метнув в него убийственный взгляд. – А кто завопил: «Полиция!»? А кто меня за руку схватил? Вообще, хватать за руку человека за рулем – последнее дело! Мы могли в аварию попасть! Могли погибнуть!

– Ну, извини, я испугался…

– Испугался он! Вот и я испугалась, и с перепуга свернула на эту дорогу…

– И куда она ведет?

– Чтоб я знала! Может быть, к институту каких-то токов… больше здесь ничего нет.

– Да нет, к институту в другую сторону…

Дорога сделала поворот, и я увидела, что впереди, метрах в ста, она кончается, упираясь в какую-то серую бетонную постройку. Что-то вроде будки с железной дверью. Тупик, в общем.

И тут передние колеса въехали в глубокую лужу, из-под них брызнула грязь, и машина забуксовала. Под желтой глинистой водой оказалась глубокая яма.

Я дала задний ход, вернее, только попыталась это сделать – но вместо того, чтобы выехать из одной лужи, машина въехала задними колесами в другую. Я вдавила педаль газа – и тут мотор захрипел и заглох, и моя бедная машина встала намертво.

– Черт! Черт! – Я ударила кулаком по рулю.

– Приехали! – протянул Сарычев не без ехидства.

Я повернулась к нему, собираясь высказать все, что о нем думаю, но тут краем глаза увидела какое-то движение возле той бетонной будки, возле которой заканчивалась дорога.

Я повернулась и увидела какого-то человека, который возился с дверью.

Я открыла дверь и крикнула:

– Эй, мужчина, постойте! Мы тут застряли… не поможете нам? Как нам отсюда выбраться?

Но он, скорее всего, просто не услышал меня. Открыл дверь и скрылся внутри будки.

Ну, ничего, будка небольшая, он там вряд ли надолго задержится. Долго там нечего делать.

Я вылезла из машины (конечно, прямо в грязь) и заковыляла по обочине дороги к злополучной будке. И ведь новые же кроссовки!

Через полминуты за моей спиной раздались шаги Сарычева – он поплелся за мной, чтобы не оставаться один на один со своими безрадостными мыслями. А может, просто от скуки. Или вспомнил про то, что он все же мой начальник.