Фургон катил своей дорогой, из выхлопной трубы постреливал дымок. Снова поворот, сравнительно широкая улица, и фургон выехал на небольшую площадь, застроенную старыми зданиями. У вытянутого строения с арочной галереей стояли припаркованные машины. В левом крыле работал магазин самообслуживания (за рубежом их называли «супермаркеты»), справа висела вывеска Bianchezza – именно то, что значилось на комбинезоне Роберта. «Белизна» – по-русски. До провала оставалось совсем немного…
Роберт сделал полукруг, пристроил фургон рядом с бежевым «Ситроеном» – за рулем сидел усатый малый и кого-то ждал. «Абориген» равнодушно покосился на вставший рядом минивэн и зевнул. Выходя из машины, Роберт отметил: «Фиат» тоже въехал на кольцо и встал на противоположной стороне.
Насвистывая, Роберт извлек из салона сумку, повесил ее на плечо и небрежной походкой направился в здание. Растворился в темной нише галереи, обернулся. «Фиат» стоял на месте. Из машины никто не выходил. Хоть к святым взывай: Санта Лючия, Санта Моника и прочие Санты… Пришлось зайти внутрь – выбора не оставалось.
За стойкой сидела дама средних лет и, ничего не стесняясь, разглядывала глянцевый журнал. Подняла глаза, удивилась:
– Вы наш новый сотрудник? Я вас впервые вижу. Синьор Конти ничего такого не говорил.
– Новый, – Роберт ослепительно улыбнулся, – Пьетро Паззолини, к вашим услугам, синьора. Дружище Конти просто забыл вас оповестить.
Отворилась дверь в дальнем конце помещения, высунулась удивленная физиономия.
– Вообще-то – синьорина, – дама приосанилась, смерила работника заинтересованным взглядом.
– Отлично, – пробормотал Роберт, подходя к окну. За колоннами виднелся фрагмент площади, приткнувшийся к тротуару салатовый «Фиат». Из салона никто не вышел. Машина не уезжала. Раздражение росло.
– А вот и первый заказ, Пьетро, – вкрадчиво сказала «синьорина». – Улица Калабри, четвертый дом. Непроходимость канала, подведенного к унитазу. Клиент жалуется на невозможность смыть отходы жизнедеятельности. Они поднимаются и стоят у самой кромки…
– О, это мой профиль, синьорина, – живо откликнулся Роберт и тихо добавил: – Кому, как не мне, разгребать все это дерьмо…
«Фиат» неохотно оторвался от бордюра, выехал на кольцо и пропал в слепой зоне. Через несколько секунд легковушка проследовала мимо и скрылась в переулке. Роберт облегченно вздохнул и направился к двери.
– Подождите, Пьетро, вы должны расписаться в заказе, – встрепенулась дама за стойкой.
– Минуточку, синьорина, я кое-что заберу из фургона… – Не оборачиваясь, Роберт выскользнул за дверь и припустил к машине…
Без одежды Лаура была еще привлекательнее. Она следила за собой, пользовалась кремами и услугами массажиста. Смуглая кожа матово поблескивала, никаких провисаний, «апельсиновой кожуры». Дефекты имелись только на лице, но и там их еще надо было поискать.
Женщина откинула одеяло, повернулась на бок. Партнер не шевелился. Он лежал на спине лицом вверх, казался спокойным и расслабленным. Глаза его были закрыты. Лаура села на колени, склонилась над мужчиной. Дмитрий Олегович казался спящим. Но дыхание отсутствовало. В лицевых мышцах, если присмотреться, застыла судорога, а на шее осталось крохотное пятнышко – след от укола.
Женщина приподняла ему веко, проверила пульс. Сомнений не было, но убедиться следовало.
– Бай-бай, мой сладкий, – прошептала Лаура и потрепала мужчину за щеку. – Тебе же было хорошо, перед тем как… ну, ты понимаешь? – она изогнулась, сунула использованный шприц в раскрытый белоснежный ридикюль, стоящий под кроватью.
Все указывало на то, что человек скончался от внезапной остановки сердца. Почему он при этом голый, в кровати, и что за женщину видели соседи – значения не имело. Лаура укрыла партнера одеялом, стала одеваться, мурлыча под нос легкомысленную эстрадную песенку. Совмещение приятного с полезным ее, похоже, не смутило.
Лаура натянула белье, короткое облегающее платье, сунула ноги в изящные туфельки на шпильках. Покрасовалась перед зеркалом, осмотрела себя спереди, сбоку и даже сзади – для чего пришлось поработать шеей. Насупилась, подошла вплотную к зеркалу, оттянула пальцем кожу на веке. «О, Дьябло!» – один из тех малозаметных дефектов, которым только дай волю.
Каблучки простучали по лестнице; напевая песенку и помахивая сумочкой, красотка выбежала во двор. День еще не кончился. Солнце палило, как на экваторе. Впрочем, сущий пустяк для закаленных зноем местных жителей…
Глава первая
24 сентября, 1981?г.
Погода испортилась. За окном протяжно выл ветер, гнал на юг рваные тучи. Пора повального листопада еще не наступила, но листья уже падали, желтели на дорожках и газонах. Еще вчера светило солнце, жарило, как где-нибудь в Италии, а сегодня температура упала на десять градусов, стало неуютно, и синоптикам совершенно нечем было порадовать население.
– Товарищ майор, при всем уважении, но вы не правы, – бубнил сидящий напротив мужчина с серым одутловатым лицом. – Сами видите, как строго в нашем учреждении соблюдается режим секретности. Эти подозрения просто смешны. Да, у нас не только производственная база, но и большой научный коллектив, люди разные, каждому в душу не залезешь. Но то, что вы говорите, невозможно ни физически, ни технически. Какие есть основания утверждать, что в лаборатории действует шпионская организация?
Начальник отдела безопасности был расстроен и обескуражен. Он не грубил, но был на грани. Документы и полномочия командированных из столицы сотрудников его не впечатляли. Насмотрелся подобных корочек и полномочий. Сам из таких. «Офицер действующего резерва» – как и опрошенный вчера начальник Первого отдела. То есть фактически никто.
– Во-первых, товарищ Кобылин, – вкрадчиво сказал Кольцов, – спешу напомнить, что никаких «майоров» здесь нет, как и представителей Комитета госбезопасности. Есть группа товарищей из вышестоящего «Биопрепарата», прибывшая с ведомственной проверкой. Постарайтесь придерживаться этой легенды, даже если мы одни. Во-вторых, никто не утверждает, что в лаборатории «Оникс» действует шпионская сеть. Речь пока идет об утечке сведений. Источник информации заслуживает доверия. Вас никто не обвиняет, просим лишь ознакомить нас с работой вашего отдела и убедить в защищенности предприятия. Ближе к сути, договорились, Николай Федорович?
Кобылин продолжал выражать протест. Усиливалась неприязнь к этому типу, росло раздражение. Это было непродуктивно, шло во вред делу, но Михаил ничего не мог поделать. За маской спокойствия скрывалось растущее недовольство. Кобылин был не виноват, работал по инструкциям и даже проявлял служебное рвение. Старая закалка, не очень умный, но добросовестный исполнитель. Таким невдомек, что шпионы тоже знакомы с их инструкциями и действуют в ином поле, куда не простирается фантазия хранителей государственных секретов. Одутловатость не являлась признаком алкоголизма – скорее, нездоровых почек и прочего ливера. Пьющих на таких должностях не держат.
Второй день сотрудники «Подразделения?Х» работали в «Ониксе». Изначально информация пришла из Италии, впоследствии ее подтвердила лондонская резидентура: из «Оникса» идет утечка. Причем обильно, стабильно и давно – данные о препаратах двойного назначения (и не только) уже используют за рубежом. Секреты страны перестали быть секретами.
Меньше всего майору Кольцову хотелось знать, чем занимается лаборатория. Сон пропадет, волосы будут дыбом вставать. Естественная реакция любого человека: держаться подальше от вирусов, инфекций, всевозможных токсинов. И поди пойми, что движет людьми, выбравшими возню с этими патогенами своей профессией.
Фундаментальные исследования в области биологии начались еще до войны. В конце 40-х – начале 50-х как грибы после дождя выросли институты вирусологии, санитарные институты, НИИ эпидемиологии и гигиены. Фактически – исследовательские центры по биологическому оружию. Запускались программы по токсинам, изучали вирус оспы, геморрагические лихорадки. Создавалась секретная сеть институтов биологической направленности при Минсельхозе СССР.
Сотрудники вирусологических центров работали в контакте с военными вирусологами – изучали патогены животных (например, ящур), экзотические зоонозные инфекции. В 72-м году Советский Союз подписал Конвенцию о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического оружия и об их уничтожении. Конвенция вступила в силу только в 75-м году.
Отдельные проекты действительно закрывались, в другие, наоборот, – вдохнули жизнь. ЦК КПСС издал закрытое постановление об усилении научно-исследовательской работы в области микробиологии и вирусологии. Для фармацевтических предприятий создавались секретные установки двойного назначения по производству бактериологического оружия. Строились новые заводы, лаборатории, исследовательские центры – как правило, подальше от крупных городов, чтобы не привлекать внимания иностранцев. Одновременно расширялись программы биологических исследований.
Разработкой и производством занималось НПО «Биопрепарат», предприятия объединения были разбросаны по всей стране. Работы велись совместно с министерствами обороны, сельского хозяйства, здравоохранения. Участвовали Академия наук СССР, КГБ, другие влиятельные и уважаемые организации. Статистика по числу работающих была закрыта, но по оценке западных специалистов, разработкой биооружия в СССР занималось больше 30 тысяч человек – и это только с вузовскими дипломами…
Начальника отдела безопасности сменил его зам – товарищ подкованный. Он разложил план-схему лаборатории, стал объяснять, как осуществляется проход сотрудников на рабочие места и почему они не могут ничего вынести с работы. Звучало убедительно.
На Лубянке перед отъездом им прочли краткую лекцию, почему без острой необходимости не стоит соваться в помещения, где работают с веществами. На предприятии разработаны варианты чумы крупного рогатого скота – оружия против коров (разумеется, неприятельских); то же самое против свиней – африканскую чуму свиней, а также пситтакоз для уничтожения кур. Где хранятся биоагенты, лучше не знать, но они подготовлены для распыления самолетами на вражеские поля (на дальности сотен километров). Секретная программа, по которой все это благолепие производится, носит ехидное название «Экология». Зачем это нужно, Кольцов старался не думать. Но ясно, что оружие оборонительное и никто не станет применять его первым.
Дорога была недолгой. Полтора часа на самолете до уральского областного центра, затем от УКГБ довезли на машинах. Семнадцать километров по сравнительно асфальтированной дороге. Раздолье для шпионов. Концентрация закрытых предприятий на единицу площади впечатляла. Шлагбаумы, посты ГАИ с дотошными проверками.
«В районе несколько предприятий министерства среднего машиностроения, химзавод, закрытый объект КГБ, – объяснили товарищи в области. – С дороги лучше не съезжать, ориентироваться по указателям».
Местность живописная – поля, перелески. И в каком бы квадрате ты ни находился, всюду ощущалось присутствие гор. Они висели над долинами как дамоклов меч – внушительные, острозубые, то голые, то покрытые лесами. Попадались мелкие речушки, однажды показалось, что дорога сворачивает в горы, гряда закрыла весь обзор; потом вдруг резко отвернули, стали отдаляться.
Городок Кыжма прилепился к скалистому кряжу, распростерся среди предгорий. Еще одна закрытая зона, которых в СССР множество. Въезд для местных жителей – только по пропускам, машины проверяли – не везут ли граждане что-то запрещенное.
В Кыжме было тысяч двенадцать населения. Южные пригороды – частный сектор, затем дома подрастали, в центре стояли добротные пятиэтажки для научных работников, несколько зданий переменной этажности – тем, кто их проектировал, пришлось избавиться от типового мышления. Много зелени, скверы, озеро причудливой конфигурации с местами для отдыха трудящихся, пара ресторанов, клуб, даже небольшой кинотеатр в глубине опрятного сквера.
Местечко было сносное, лучше, чем ожидалось. Над горкомом трепетал флаг Союза ССР, имелись горсовет, отделение милиции.
Секретная лаборатория «Оникс» находилась на северной окраине за решетчатой оградой. Основное здание – невыразительное, с четырьмя этажами. За ним находился лабораторный корпус в виде неправильного куба, пара строений поменьше. Корпуса связывали закрытые переходы. Учреждение окружал внушительный парк с лавочками и аллеями. В парке произрастали лиственницы, липы, вездесущие тополя – унылые на вид, но хорошо поглощающие разную заразу. Внешне – ничего зловещего, лаборатория напоминала рядовое советское учреждение.
К западу от города простирались поля с перелесками, далее сгущались леса. До соседнего населенного пункта было несколько верст, там действовали собственные правила безопасности. Горы находились на востоке, буквально рядом. Сквозь прорехи в листве виднелись серые мегалиты, отвесная стена местной достопримечательности – горы Кровавой.
Искать иголку в стоге сена можно было месяцами. В командировку отправили срочно, подготовиться не успели. «Разберетесь на месте, – сообщило начальство. – В специфику работы учреждения лучше не вникать, от этих знаний прозрение не наступит. Меньше знаешь – лучше спишь».
Возникало серьезное опасение, что группа здесь надолго. Пропуска получили, сотрудники имели право беспрепятственно перемещаться по учреждению.
«Умеют же давать названия, – ворчал под нос Алексей Швец. – Оникс – разновидность кварца, красивый камешек. Какая связь?» – «Да хоть гладиолусом назови, – фыркал Вадик Москвин, самый молодой член группы. – Хоть «Секретоборонзаказом» – что изменится?»
О том, кто они в реальности, знали лишь несколько человек – директор Каширин с заместителем Арепьевым, начальник Первого отдела Соловейчик и глава отдела безопасности Кобылин. Остальным было безразлично – кто эти люди и почему они путаются под ногами.
Приезжие внимательно изучали схему зданий, расположение отделов и секций. С коллективом не знакомились, держались от людей подальше – возникали серьезные сомнения, стоит ли это делать в дальнейшем. Структура рабочего процесса была многоступенчатой, без бутылки, как в сердцах выразился Вишневский, не разобраться. По зданию подчиненные Кольцова ходили в медицинских масках, как и большинство сотрудников.
В первый день Михаил провел беседу с начальником Первого отдела Соловейчиком. Работник оказался толковый, дело знал. Режим соблюдался, и не только на словах. Инструкции были жесткие, каждый сотрудник знал их наизусть. Любое отступление от правил грозило увольнением, разбирательством в КГБ и в лучшем случае «волчьим билетом».
