– Я ничего особенного не умею! – немного расстроился он, не отводя, впрочем, влюбленного взгляда от своего корабля.
– Напротив! – с жаром, мало свойственным гуманоидам ее типа, возразила Янанна. – Вы с Марией в некотором смысле просто уникумы, и вас невозможно никем заменить!
Маша и Рино многозначительно переглянулись. Янанна открыла было верхний рот, чтобы прочитать вдохновенную лекцию с биохимическими и прочими примерами для наглядности, но вовремя спохватилась, закрыла верхний, открыла нижний и ограничилась короткими, простыми фразами:
– Вы очень молоды. На Пи нет детей и подростков. Мы можем искусственно возвращать себя в детство, моделировать психологию подростка. Но это не натурэксперимент. А вы – наша удача, сюрприз. Мало того что птенчики-младенчики, так еще и залетели к нам с редкой планеты. Такой удачи у нас больше не будет.
– Да ну-у… будет еще! – Рино немного смутился, чувство это для него было новым (раньше он никогда не смущался), и от этого смутился еще сильнее. – У нас, знаете, какие сильные геймеры есть! Я им и до каблуков не достаю!
Янанна не собиралась развивать тему будущего и портить праздник. Обо всем этом можно было бы сообщить Рино и позже. Но Маша, неугомонная Маша испортила все дело.
– Кстати! – сказала она. – Кстати! Давно хотела спросить. У меня в разговоре с Варей Ворониной возникло такое ощущение, что… Что то ли с нашими родителями что-то не так, то ли с нами теперь. Короче, меня терзают смутные сомнения…
– Уже очень поздно. – Янанна сделала последнюю отчаянную попытку отложить сложный разговор. – Давайте поговорим об этом завтра.
– Лучше сегодня, я ж теперь спать не буду! – Маша взглянула на Рино, ища поддержки.
– Сегодня, – согласился Рино.
– Хорошо, – вздохнула Янанна. – Сегодня так сегодня.
Но сегодня все-таки не получилось. Новая порция праздничных фейерверков оглушила всех, и каскады разноцветных огней позволили Янанне собраться с духом, дав десятиминутную передышку. А спустя десять минут наступило завтра.
– По нашим сведениям – сведениям, полученным, в частности, от фрагментов ангела Старка, а также из других источников, жизнь на вашей планете сейчас остановлена. Она остановлена ангелами. Вы – последние живые представители Земли-11. Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.
– Ч… что?! – Маша открыла рот и осталась стоять с открытым ртом. – Что?!
– Инфа от ангела? Но… Ангелов ведь не существует… – Рот Рино остался на месте, но его брови взлетели вверх, на максимальную высоту.
Спустя примерно три часа Маша и Рино остались на корабле почти одни. Почти – потому что почти все остальные легли спать, и этих остальных было совсем немного. Да, этому кораблю было суждено стать Онном Рино, но Онн – это не всегда место, которое принадлежит тебе и только тебе. А чтобы управлять большим кораблем, нужна большая команда, и она не может сойти на берег вся.
Ребята сидели в огромной каюте, больше напоминающей зал для светских приемов, чем помещение для сна на корабле, и молчали. Они понимали, что надо расходиться, идти спать (Маше предоставили отдельную каюту, поскромнее, когда она изъявила желание тоже спать на корабле).
– Что будем делать? – наконец выдавил Рино.
Маша пожала плечами.
– Я не верю, что все так… Никак… – продолжил Рино. – Ты как хочешь, но я верю, что моя мама выжила. Она не могла просто так умереть под пленкой, понимаешь? Кто угодно, но не она…
В окна каюты была видна ярко освещенная пристань. И снег. Опять пошел снег. Красиво.
– Я тоже не верю в конец света, не-а, не верю! – Губы Маши предательски дрожали, она сдерживалась из последних сил, привычка считать, что плакать неприлично, сидела в ее мозгу очень прочно.
– Я вот что решил. – Рино смотрел в окно и говорил очень медленно, медленнее, чем кружил за стеклом снег. – Мы теперь мутангелы, значит, мы их спасем. Когда-нибудь, обязательно. Мы сможем! Мы же с тобой теперь вечные. А на нашей планете все под пленками, спят вечным сном, то есть тоже вечные. Мы вырастем, что-нибудь придумаем и спасем их всех. Да?
Маша сказала:
– Да!
И все-таки разревелась.
А потом, отревевшись, уснула, где сидела, на диванчике.
После праздников они переехали в Мебиклейн, поближе к многомерному Дзета-полигону, на котором Янанна и другие мутангелы тестировали разные игры, и, конечно, далеко не только игры, а еще много разных разностей, позволяющих решить насущные проблемы, связанные с переходом постоянной Шланка в переменную, да еще и комплексную.
Спустя всего каких-то полгода-год из Маши получился очень приличный и ответственный тестировщик. Что касается Рино, он немного ленился и на полигоне чувствовал себя уверенно только в классических трехмерных локациях. Но Янанна и все ее коллеги считали, что это нормально, что он еще вырастет и тогда себя покажет. Работа не отнимала у ребят много времени, к тому же она оказалась очень интересной. Вы бы отказались играть в игры, тем более если это может помочь остановить эпидемию? Гм… эпидемию среди тех, кто остановил жизнь на твоей планете…
Глава 2
Дзета-функция
Туман, игольчатый, колкий, почти в точности такой, какой бывает в реалитивизоре, когда строишь свою псевдореальность, но толком не знаешь, что именно собираешься соорудить, – такой туман окружил Дюшку со всех сторон, обволок и словно пробрался даже внутрь, под кожу, к самым косточкам. Под ногами стало мягко и неуверенно. А воздух… Дюшка попытался вдохнуть (людям и первым мутантам настоятельно рекомендуется дышать глубже, когда они взволнованны), но не понял, получилось у него или нет. «Видимо, Дима перетаскивает меня между мирами, забыв поместить в капсулу!» – подумал Дюшка. У него не было уверенности в том, что его бренная тушка выдержит подобное космическое путешествие, но волнения по этому поводу он не испытывал, мысль была одна: скорей бы все окончилось. Что «все»? Да все: перенос между мирами, решение, что будет с Ризенгри, вообще жизнь. Если бы Клюшкина спросили, хочет ли он помереть сейчас и навсегда, он бы, не задумываясь, согласился помереть. Но его никто не спрашивал.
Некоторое время он молча стоял на зыбкой почве, стараясь не шевелиться. По его расчетам, перенос между мирами не должен был занять много времени. Но мутоминуты шли, и ничего не происходило.
Диди. Мутоминуты, муточасы и т. д. – внутреннее время, текущее в сокращалках и разворачиваемых пространствах, доступных инфилоперам. По ощущениям мутоминута равна обычной минуте. Однако в обычном мире при этом может пройти совсем другое «количество времени».
Потом кое-что произошло: отчаянно зачесался нос. «К дождю!» – подумал Дюшка и поднес руку к носу. И сразу произошло еще кое-что: пошел дождь. Мелкий-мелкий. И еще кое-что: нос почесать не удалось – из ладони что-то тянулось.
– Мамочки мои! – Дюшка непроизвольно отпрыгнул от собственной ладони.
Хотя прыжок получился знатный (на соревнованиях по прыжкам назад, которые очень популярны на Земле-13, эта попытка стопроцентно посчиталась бы успешной), далеко от ладони отпрыгнуть не удалось, она все еще оставалась на расстоянии вытянутой Дюшкиной руки. Основания пальцев светились так, как на картинках в детских книжках изображают радиоактивное сияние хоровода новогодних елочек, и из центра этого сияния тянулось что-то странное, синее-синее.
Диди. Тут имеются в виду елочки и книжки Дюшкиной родной Земли-11. На других планетах елочки-мутанты не светятся и новогодние хороводы не устраивают.
Очень медленно и осторожно Клюшкин вытянул вперед вторую руку и раскрыл ладонь. Она тоже сияла таким же глубоким сине-черным светом. Дюшка потрогал одной рукой другую. Сияние не пропадало, нити тоже. На мгновение Клюшкин подумал, что это не нити, а просто лучи. Может, это такой спецэффект при переносе между мирами, что-то вроде этого… электростатического поверхностного заряда, или напряжения, или как там его? Но, попробовав «луч» на ощупь, убедился: это нить. Плотная и шершавая. И мокрая.
– Мокрая, наверное, от дождя, – пробормотал он.
Откуда она? Дюшка напрягся и вдруг вспомнил: Эля! Да! Последнее воспоминание о Земле-4 было такое: Элина бросается к нему, хватает за руку и… и вроде бы на ней был такой браслет, из ниточек, вроде бы она намотала его ему на руку и… и после этого Дима, очевидно, закрыл капсулу переноса и отправил его… сюда. Да, так все и было. Но почему теперь эта нить разделилась на несколько и растет из его руки?
– Ладно, ерундиссимо с плюсом, – пробормотал он. – Может, это мне все снится или мало ли что. Когда все окончится, спрошу у Димы, что это было.
Но пока что ничего оканчиваться не собиралось.
Нос все еще чесался. Дюшка попробовал потереться им о плечо, но потом плюнул и потер рукой. Нить вроде бы не мешала.
Нос больше не чесался.
Дождь продолжал моросить.
Земля под ногами покачивалась.
Клюшкин стоял дурак дураком и не знал, что делать. Попробовал хотя бы сесть, но, опустившись на одно колено, передумал. Ну вот, теперь еще и левая брючина мокрая и грязная!
«А вдруг это надолго? Лет на сто? – с ужасом подумал он. – Что делать-то? Что же делать?!»
Спустя примерно муточас, а может, и мутодва Клюшкин начал беспокоиться всерьез. Часы, которые носила консьержка Мария Клушкина, так и остались на Дюшкином запястье после того, как ему вернули его родной облик. Но они стояли. Не показывали ни мутовремя, ни время Земли-4, ни какое-либо другое. Вероятно, в межмировом, космическом или как его там, пространстве примитивные механизмы не работали. За эти час-два Клюшкин совершенно промок, извазюкался в грязи, ухитрившись упасть на ровном месте (всего-то шагов пять в сторону сделал – и на тебе!), несколько раз звал на помощь Диму и Рона и даже на всякий случай оперхрюкнул, отправив в игольчатую дождливую взвесь один из самых отчаянных сигналов. В конце концов он решил идти.
