Леди и детектив, или Щепотка невезения
Официант, который незадолго до нашего падения, наливал из прозрачного кофейника кофе в её кружку, продолжил своё черное дело. И маслянистая густая жидкость растеклась сначала по красной скатерти, а потом вылилась на её белое летнее платье.
– Ангелочек, держи перья! – скомандовал романист в удивительной тишине и протянул мне розовое боа. – Сейчас починим наше транспортное средство, – заплетающимся языком добавил он, разнимая столб и велосипед.
Я взяла у пьяного писателя боа, прижала к груди и любезно подсказала женщине:
– У вас платье грязное, надо бы замыть.
«Неловко-то как, – тоскливо пронеслось в голове. – Не получается у меня налаживать отношения в столице».
Мир немедленно ожил. Раздались гневные крики, кто-то громко звал полицию. Кто-то возмущался неподобающему поведению вездесущих велосипедистов. Кто-то заметил выпавшую из рук Кельвина бутылку и тут же зачитал лекцию о вреде на молодые умы алкоголя вообще и контрафактного туринского самогона в частности. Кто-то засвистел, и из-за угла показались бегущие в сине-белых мундирах полицейские.
– Безобразие! – возмутилась Августа. – Да как вам не стыдно?! Кто вас так воспитывал, юная девушка?! Хотела бы я высказать вашим родственникам о недопустимости такого поведения!
– Позор, – поддакнула её подруга. – Ну и манеры!
Ситуация накалялась. Круг недовольных грозил сомкнуться. Патруль, который становился всё ближе и ближе, грозил мне разоблачением перед мадам Петерсон и её знакомой, тем более, что женщина внимательно рассматривала мои волосы. В глазах её, кажется, уже начинала светиться страшная догадка.
В панике я завертела головой. Среди множества незнакомых людей не было ни одного благодушного лица. Кто-то подзывал официантов, желая немедленно расплатиться и уйти. Рыжий мальчишка заливисто смеялся, его такие же рыжие родители гневно размахивали руками. Небольшая компания из двух молодых мужчин и трёх девушек поднялась со стульев и с любопытством поглядывала на группу у фонарного столба. Судя по ярким цветастым платьям одних и старомодным котелкам других, это были туристы из провинции. Крупная дама в светлом костюме и с идеально ровным каре недовольно кривилась. Этой гримасой женщина напомнила мне о миссис Печворк. С точно таким выражением лица попутчица говорила мне о недопустимости отношений с женатым мужчиной. Дама поджала губы, поправила перчатку и встала, намереваясь уйти. Вместо привычной юбки я заметила на ней широкие брюки. Наверное, женщина не вылезала с Бриджских показов мод.
Кажется, только один джентльмен, читающий прессу за ближайшим к проезжей части столиком, не обратил внимания на устроенный нами переполох.
– Стоять, полиция! – крикнул патруль.
Мужчина повернул голову и отложил газету. Я же с удивлением узнала в нём недавнего соседа по поезду – мистера Саливана. Вероятно, выйдя из отеля, он продолжил знакомство с достопримечательностями столицы и направился в известный на весь Эглетон ресторан.
– Бежим! – сообразила я, что если так и продолжу рассматривать посетителей, полицейские заставят нас снять маскировку, и тогда я предстану перед подругой мачехи в самом что ни на есть глупейшем виде. Ещё и за испорченное платье отвечать придется. Рывком поднялась на ноги, и тут застёжка на моих очках раскрылась в самый неподходящий момент.
Очки свалились мне на нос, и я сразу же нацепила их обратно, двумя руками затягивая ненадёжную резинку за головой.
– Ну-ка, снимите очки! – потребовала у меня Августа, нисколько не сомневающаяся, что я послушаю.
Но я быстро отряхнула юбку и, убедившись, что застёжка надёжно крепится на голове, схватила Кельвина за шарф. Надо было срочно уйти от жадного взгляда мадам Петерсон, а потому, не раздумывая более, я побежала в противоположную от неё и спешащих к нам полицейских сторону.
Случилась небольшая заминка. Кельвин не желал расставаться с помятым велосипедом и замешкался. Я же, почувствовав сопротивление, дернула его ещё сильнее.
– Анж… – захрипел сосед.
Обернулась – Кельвин одной рукой держал велосипед, а второй пытался ослабить шарф.
– Если мы сейчас же отсюда не уберёмся, то попадёмся в лапы полиции. Нам не только нарушение общественного порядка вменят, но и распространение туринского самогона пришьют! – зашипела я.
– Понял! – немедленно отреагировал сосед. Поставил в вертикальное положение велосипед и, двумя руками придерживая покорёженный руль, побежал вслед за мной.
Впереди высокой аркой манила свобода, сзади раздавались громкие свистки.
Мы прибавили скорость, но проблемы с координацией у романиста не позволяли оторваться от преследователей на достаточное расстояние. Патруль настигал.
«Хоть не на глазах у Августы, – подбодрила я себя. – Есть шанс остаться неузнанной и избежать нотаций». И я уже было смирилась с неизбежным, но со стороны ресторана вдруг раздался истошный вопль.
– Помогите! Полиция! Кто-нибудь!
Патруль, мы с Кельвином и велосипед не остановились.
– Врача, скорее! Человеку плохо! – закричали ещё громче.
Никаких навыков оказания первой медицинской помощи у меня не было, поэтому я подавила желание помочь ближнему на корню и побежала ещё быстрее. Кельвин последовал моему примеру. Мы петляли в многочисленных переулках и сквозных дворах Бриджа, пока не остановились в тихом тупичке.
– Ушли? – отдышавшись, спросил у меня слегка протрезвевший писатель.
– Вроде бы, – ответила я и сняла, наконец, очки. Голова под шлемом нещадно зудела, я расстегнула ремешок под подбородком и освободила волосы. Кельвин последовал моему примеру.
– Что будем делать? – он забрал у меня экипировку и сложил вещи в корзину.
– Думаю, нам следует вернуться к бабуле, – почесала я голову. – Особняк отца недалеко от «Мишель», ещё встретим там кого-нибудь внимательного… Поздно уже, и бабушка наверняка вернулась.
– Согласен, – кивнул сосед и достал из-за пазухи часы, – восемь тридцать пять. Заедем на минутку в кабаре, отдадим боа? – уточнил мужчина и мы, не сговариваясь, заглянули в корзину.
Немой вопрос повис в воздухе. Среди шлемов и очков розовые перья отсутствовали.
Полицейское управление Бриджа. Кабинет начальника Особого отдела, подполковника полиции Альфреда Мелроуза. Немногим ранее
Насыщенный рабочий день давно закончился, но здание полицейского управления Бриджа не было пустым в этот пятничный вечер. Мистер Мелроуз устало вздохнул, глядя на так и нераскрытую с обеда папку со срочными донесениями подчиненных. Посмотрел на рабочий стол, и взгляд его зацепился за рамку с фотографией красивой, пусть уже и не юной женщины. Нежная улыбка осветила строгое лицо. Совсем скоро он поведёт эту красавицу к алтарю, и долгие годы одиночества закончатся.
В далёкой молодости он совершил ошибку – полюбил девушку из благородной семьи. И ошибка эта была вовсе не в разнице происхождений, в обществе давно уже не удивлялись таким мезальянсам. Эвелина была глупа и эгоистична, и как жаль, что тогда он в силу неопытности понял это не сразу. Она сбежала от него прямо перед свадьбой с каким-то певцом. Уехала с ним в долгосрочное турне по городам Эглетона. Артист был популярен и смазлив. Скромный сотрудник полиции проигрывал ему по всем фронтам.
Каково же было его удивление, когда почти год спустя, она пришла к нему на порог, с очаровательной улыбкой предложив забыть прежние разногласия и начать всё заново. От такого откровенного цинизма он, помнится, лишился дара речи. Конечно, он выгнал её. Вычеркнул из своей жизни и памяти. И даже небольшой некролог, случайно попавшийся ему на глаза несколько дней назад, не вызвал никаких чувств.
Сорок лет он отказывал себе в любви, сорок лет не мог простить предательства. Кто бы мог подумать, что простолюдин, недалёкий полицейский и неблагодарный бедняк (о, эти эпитеты он помнил до сих пор) окажется таким злопамятным гордецом?
Но сейчас, на закате жизни, разве не заслужил он немного счастья?
– Господин подполковник, срочное донесение! – прервал мысли мистера Мелроуза громкий голос подчинённого.
– Да, Гарри? Слушаю.
– Только что на площади Конституции в ресторане «Мишель» был отравлен Дуглас Саливан. Рядом с местом происшествия находился патруль, опрашиваются свидетели. Очевидцы утверждают, что он читал газету, а потом вдруг стал конвульсивно дёргаться. Изо рта его шла белая пена.
– Туринский «Поцелуй змеи», – уверенно назвал Мелроуз смертельный яд. – Что говорит наружное наблюдение?
– В момент убийства наш агент отвлёкся. Двое на велосипеде врезались в фонарный столб рядом со столиками. В клумбе рядом была обнаружена бутылка с остатками туринского самогона.
– Ясно, – кивнул Мелроуз. – Похоже, соучастники.
– Или просто случайные идиоты, – пожал плечами Гарри.
Несколько секунд подполковник обдумывал ситуацию.
– Дэвидсон, немедленно свяжи меня с Харрисом! – наконец сказал он. – Он должен быть в доме Сильвера. Вечером у него назначена встреча с осведомителем, нужно решить, как действовать дальше. Иначе наши планы по поимке министерской крысы полетят ко всем чертям.
– Слушаюсь, – отрапортовал секретарь.
Глава 5
Преступник всегда возвращается на место преступления. Сегодня эта истина перестала быть для меня просто словами. Потому что я и Кельвин, как приличные нарушители закона, в поисках утраченного боа шли обратно к ресторану «Мишель».
– Где же ты могла его выронить? – в который раз спрашивал меня сосед.
– Понятия не имею, – в сотый раз отвечала я.
Перед тем, как рискнуть и сунуться в лапы полиции, Кельвин проявил недюжинную силу и вернул помятый велосипед в первоначальное состояние. Думаю, сказывалась практика. Я же, как имеющая опыт в запутывании следов и изменении внешности (хоть и сомнительный, но какой был), забрала у подельника шарф и повязала его большим белым бантом на собранном впопыхах высоком хвосте.
В целях конспирации мы передвигались мелкими перебежками, а потом прижимались к стенам домов, чтобы аккуратно выглядывать из-за углов – не идёт ли кто подозрительный. Полагаю, что самыми подозрительными в этой ситуации были именно мы. Но туринский самогон несколько повлиял на наши мыслительные способности, и в тот момент такие методы достижения цели казались нам с Кельвином необыкновенно удачными.
Удивительным оказалось то, что наша техника поиска потерянного боа сработала. Мы дошли до набережной, и, высунувшись из-за первого к воде дома, на небольшом выступе под мостом Кельвин заметил знакомый розовый цвет.
– Нашёл! – громким шёпотом сообщил мне сосед, вернувшись к нам с велосипедом из своей небольшой вылазки.
– Где? – обрадовалась я.
– Под мостом! – уверенно ответил Кельвин.
– Странно… – я удивлённо чихнула – обоняние медленно, но верно возвращалось. – Мы же не проезжали мост, а ехали дворами. Ты не ошибся?
– Действительно, – почесал он макушку. – Пойдём, проверим.
Мы вышли на набережную и спустились по широким каменным ступеням к опорам моста. С велосипедом в руках это было не так уж и просто. Кельвин ни в какую не соглашался оставить его наверху, опасаясь воров. Нести его в одиночку он тоже не мог, поэтому мы делали это вдвоём – владелец, держась за заднее колесо, а я – за руль.
Когда мы достигли кромки воды, из-под моста громко заиграл аккордеон. Лихая мелодия хорошо подходила к ситуации, приветствуя нас, будто героев, вернувшихся из дальнего завоевательного похода.
– Где перья? – строго спросила я соседа.
– На нём, – уронил Кельвин, и я увидела нового владельца Алишиного боа.
Из-под опор моста, улыбаясь и наигрывая весёлую мелодию, на свет вышел один из представителей уличной богемы Бриджа. Давно не знающий расчёски, но изредка не чурающийся бритвы, а потому сейчас имевший лёгкую небритость седой и кудрявый клошар. На голове его была старая кепка, надетая на почти вертикально стоящие волосы, и живописно разделяющая их на две части. На носу болтались заклеенные пластырем очки, одежда давно потеряла цвет, когда-то ярко-красный аккордеон облез, и только розовое боа придавало его образу недостающей красочности и шика.
Музыкант увидел нас, приветственно махнул рукой, на секунду обрывая мелодию, а потом растянул аккордеон, набрал в лёгкие воздух и запел:
– Играет шарманка, играет шарманка! Рыдает шарманка, страдает шарманка!
От громкости и душевности исполнения у меня открылся рот, а певец допел:
– Но в Бридже она чу-же-странка!
– Браво! Браво! – захлопал Кельвин.
За годы жизни в столице видавший и не такое, а потому почти не удивившись поющему клошару в розовых перьях, он сообразил, чем расположить к себе творческую личность. Восхищением, конечно, и теперь хвалил исполнение старинной народной песни.
– Невероятно! Невероятно! Сколько экспрессии, сколько души! – смахнул он невидимую слезинку.
– Благодарю, – низко наклонил голову мужчина, так что его кепка слетела к ногам Кельвина.
Сосед тут же поднял её с земли и, небрежно стряхнув пыль, протянул хозяину.
– Как приятно, когда молодежь ценит искусство, – с достоинством произнёс столичный уличный житель, а потом заметил меня, скромно держащую руль велосипеда. – Леди, – польстил он мне и расплылся в широкой улыбке, удивительно очаровательной и полной вполне здоровых зубов, – разрешите представиться, мистер Серж Гарельски. Рад видеть такую прелестную девушку среди своих поклонниц! Но, позвольте поинтересоваться, где я мог видеть вас раньше? Ваше лицо кажется мне знакомым, – немного нахмурился он, но потом что-то решил и расцвел ещё больше, – Неужели вы пришли не в первый раз?
– Э–э–э, – только и смогла ответить я.
– Леди Эванжелина обожает музыку, – подтвердил Кельвин.
– Да, – отмерла я, – очень люблю.
– Что ж, тогда я рад буду представить вашему вниманию свою бессменную программу «Летние деньки», – довольно проговорил клошар и подтянул ремень аккордеона, приготовившись к концерту.
– Мистер Серж, одну минутку, – остановил его романист.
– Да? – поправил тот сползшие очки.
– Видите ли, дело в том, что мы с леди немного опаздываем. Наша подруга сегодня выступает на сцене, и мы должны быть в театре с минуты на минуту.
– А, так вы хотите заказать ей песню в качестве подарка после выступления! – догадался мистер Гарельски. – Понимаю, прекрасный выбор! Новых песен у меня, к сожалению, пока нет. Современные композиторы удивительно падки на деньги, – доверительно пожаловался он нам. – Но кое-что из старой классики должно подойти.
Мы с Кельвином переглянулись.
– Ну… в общем-то, да, – подтвердила я. – Но это не единственная причина, по которой мы вынуждены были вас побеспокоить. Дело в том, что ваше боа, – Серж при упоминании своей находки оживился и нежно погладил розовые перья, – ваше боа как раз одно из составляющих костюма нашей подруги. Мы везли ей его на выступление, обронили, и теперь нам очень хотелось бы получить его обратно.
Серж нахмурился, а Кельвин проявил чудеса дипломатии, предложив:
– Может быть, вы могли бы обменять его на этот прекрасный белый шарф, на голове леди Эванжелины?
Мистер Гарельски задумчиво посмотрел на мой хвост. Противоречивые сомнения раздирали творческую душу музыканта. Розовые перья, вне всякого сомнения, ярче и дороже. Но белый шёлковый шарф был мужским и подходил к нынешнему образу Сержа намного больше.
– Не знаю… – пропустил он перья сквозь пальцы. – Что-то я не уверен в равноценности такой замены. Пожалуй, перья всё-таки нравятся мне больше, – и он, обиженный нашим нежеланием приобщиться к прослушиванию великолепной музыки, развернулся, чтобы скрыться в тени под опорами моста.
– Мистер Гарельски, подождите! – крикнула я ему вслед. – У нас есть для вас предложение, от которого невозможно отказаться!
– Внимаю? – дал он нам последний шанс его заинтересовать.
И осенённая внезапной догадкой, я его не разочаровала:
– Мой друг – поэт-песенник! И он готов предложить вам новую песню совершенно бесплатно.
Зря я думала, что Кельвина уже ничем не удивить. После моих слов он повторил мою недавнюю пантомиму и ошарашенно открыл рот, вдобавок выпучив глаза от раздирающего его изнутри возмущения. Ещё бы, он столько лет никому не доверял исполнение его гениальных творений, а я одним махом решила эту дилемму. Да ещё и так неожиданно.
– Неужели? – обрадовался музыкант. – Так это меняет дело! Действительно, шарф и песня – достойная плата за эту шикарную вещь! – на радостях вырвал он перо из этой самой вещи.
Романист достал часы и, печально вздохнув, спросил:
– До начала выступления десять минут. Мистер Гарельски, не могли бы вы отдать нам боа прямо сейчас? Обещаю, что завтра утром привезу вам ноты.
Я же в это время протягивала клошару белый шарф.
– Не хочу обидеть вас недоверием, – чинно ответил Серж, – но песня вперёд. И всё же, где я мог вас видеть? – глядя на мои кудряшки, снова поинтересовался он.
– Мистер Гарельски, – продолжила я торги, – нам необходимо вернуть перья прямо сейчас. Если мы не сможем этого сделать, наше предложение теряет свою актуальность. Но вы можете пойти с нами, удостовериться в правдивости нашей истории и убедиться в честности намерений в отношении вас, – скороговоркой добавила я, глядя на нахмуренные брови клошара.
– Решено! – согласился мужчина и забрал белый шарф из моих рук в знак скрепления сделки. – Боа вашей подруге я передам лично.
– Договорились, – пожал протянутую руку Кельвин.
До начала представления оставались считанные минуты, даже по самым скромным прикидкам идти нам было вдвое дольше. С учётом того, что мистер Гарельски решил воспользоваться вынужденными слушателями и не просто шёл, но пел «Летние деньки», подыгрывая себе на аккордеоне, скорость наша оставляла желать лучшего. Мы достигли знаменитой «Розовой Мельницы» в пятнадцать минут десятого, и только надежда, что Алиша выступает не первой, не позволила нам окончательно отчаяться.
Самым примечательным во всей этой ситуации было то, что Серж пел очень даже неплохо. В какой-то момент я поймала себя на том, что иду с ним рядом, не просто слушая, но и подпевая «Шарманку». А он довольно щурится, глядя на меня как кот, объевшийся сметаны. Несмотря на жалкий вид, пахло от него вовсе не бездомным, а чуть солоноватым, словно морской бриз, одеколоном. Чёрные глаза за стёклами давно разбитых очков озорно сверкали, а руки умело управлялись с музыкальным инструментом, да так лихо, что он умудрялся ловить меня за руку для поцелуя, не прерывая мелодии.
Стемнело. Город подмигивал нам яркими вывесками магазинов, огнями фонарей, электрическими лампочками и свечами за окнами дорогих ресторанов. Кабаре «Розовая мельница» – небольшое неприметное здание с розовой мельницей на крыше в натуральную величину радостно крутило лопастями и встречало припозднившихся гостей. Из распахнутых дверей доносилась весёлая музыка, два здоровенных охранника на входе в кабаре вежливо запускали хорошо одетых посетителей разного возраста и преимущественно мужского пола. Высокий стройный джентльмен у самых дверей чем-то напомнил мне мистера Сильвера, и я печально вздохнула. И почему симпатичные мужчины или женаты, или непременно вечерами таскаются поглазеть на голые женские ножки?
«И всё же, какой мерзавец, – вспомнила я, – сначала сделал всё, чтобы очаровать. Благородно ухаживал, и мало того, что предложил поехать с ним в отель, так ещё и оказался женат». Я снова разозлилась. Какие-то странные относительно Сильвера у меня выводы. Это что же получается, если бы он не был женат, я бы согласилась?
Обдумывая нелогичность собственных мыслей, я продолжила смотреть на заинтересовавшего меня мужчину. Он почувствовал направленное внимание и развернулся вполоборота. Я быстро спряталась за Сержа, чтобы лишний раз не сравнивать Эндрю и неизвестного.
«Хватит, вообще, о нём думать, тоже мне, нашла героя романа!» – приказала я себе, а потом, не послушавшись умного совета, из-за плеча мистера Гарельски проследила, как мужчина заходит в кабаре.
Когда мы скромно пристроились в конец небольшой очереди, на нас стали коситься желающие посмотреть представление, а охранники привстали на носочки и выразительно переглянулись между собой. Стало совершенно ясно, что прорваться через эту преграду – непосильная для нашей компании задача.
После недолгого совещания, решено было провернуть отвлекающий маневр, наподобие того, что мы проделали у ресторана «Мишель», но с небольшими корректировками. В связи с тем, что мистер Гарельски выглядел недостаточно презентабельно для «Розовой Мельницы» и кто-то должен был остаться с ним в качестве гаранта скорого получения песни, а управлять велосипедом Кельвин мне не доверял (кстати, совершенно зря, уверена, я могла бы погнуть его ничуть не хуже), решено было, что в заведение пойду я. И я же отдам Алише её многострадальные перья.
Тогда-то в мою голову закралась мысль о неправильности происходящего, но остановиться и подумать, не было ни времени, ни возможности.
– Как я её узнаю? – возмутилась я упорству писателя не передавать мне руль. – Я же никогда её не видела?!
– Прошу простить, – вмешался Серж, поправляя очки и держа наготове аккордеон – он должен был начать играть по сигналу Кельвина, чтобы увеличить мой шанс пробраться внутрь здания, – вы же говорили, она ваша подруга.
– Подруга, несомненно, – заверил его Кельвин и, повернулся ко мне, – Та, что без перьев – Алиша, – уверенно заявил он.
– Допустим, – я помассировала виски. Усталость навалилась неожиданно резко. Велосипедная прогулка по вечернему Бриджу, да ещё и приправленная запрещённым алкоголем больше не казалась хорошей идеей. Недавнее происшествие возле ресторана «Мишель» предстало с другой, отнюдь не забавной стороны, а мой новый знакомец мистер Гарельски был живой иллюстрацией к бабушкиным «с кем точно не стоит общаться приличной девушке».
«Господи, до чего я докатилась, – подумала я. – Причём, в прямом смысле докатилась», – посмотрела на велосипед и закрыла глаза, как будто открыв их снова, рассчитывала увидеть совершенно другую картину. Например, уютную маленькую спальню в бабушкиной мансарде.
– Если ты въедешь в охрану, – собираясь с мыслями, сказала я Кельвину, – тебя совершенно точно арестуют и наложат штраф. Полицейские непременно свяжут велосипедное происшествие у «Мишель» и наезд на «Розовую мельницу». В этом случае наступает большая вероятность, что штрафом ты не отделаешься, и тогда праздновать свой роман дальше ты будешь за решеткой. И что самое печальное, мы с мистером Гарельски составим тебе компанию, – пессимистично закончила я.
Лицо Кельвина отразило напряжённую работу мысли. Перспектива, красочно расписанная мной, навряд ли привлекла романиста.
– Ты права, – вынужденно согласился он. – Но я не могу подвести Алишу, поэтому сам прорвусь в кабаре и решу эту проблему. И пусть меня посадят в тюрьму и выпишут штраф, но никто не сможет упрекнуть меня в трусости и том, что я бросил друга в беде.
– Мистер Стоун, – Гарельски восторженно посмотрел на писателя, – я восхищён вашей смелостью. От себя хочу сказать, что согласен ждать своей песни после вашего выхода из тюрьмы. Теперь я совершенно точно уверен, вы – человек чести!
– Благодарю, – мужчины пожали руки, крайне довольные друг другом.
– Всё, хватит, – прервала я их обмен любезностями. Никто не заставлял меня принимать предложение Кельвина. Доверенные мне перья потеряла я, поэтому, перебрав в памяти множество прочитанных законов (то, что я не стала юристом, не означает, что я перестала интересоваться юриспруденцией), я сказала: – Поступим по-другому.
Мужчины заинтересованно посмотрели на меня.
– Вы прямо сейчас идёте за угол и ждёте меня там. А я уж как-нибудь сама справлюсь.
– Вашими устами, леди Эванжелина, говорит сама мудрость, – согласился с моим предложением Серж.
– Спасибо, Ангелочек, – проникновенно сказал Кельвин и поцеловал меня в щёку, как будто отправлял меня не в ресторан, а как минимум в тюрьму.
Он нацелил велосипед в противоположную от кабаре сторону, и вскоре они с мистером Гарельски скрылись за стоявшим на перекрёстке домом.
Серж, уходя, заиграл свою «Шарманку», его громкий голос становился тише и тише, охранники на входе окончательно расслабились, и мне оставалось только одно: не посрамить оказанное доверие. Я взяла в правую руку боа и прижала его к груди, так крепко, как прижимают к ней сумку с деньгами и документами на оживлённом рынке в воскресенье, и широко распахнув глаза, направилась к входу. Вид у меня был напуганный и решительный, поэтому охранники приняли меня за недисциплинированную танцовщицу.
– Новенькая? – улыбнулся мне один из здоровяков, глядя на скомканное боа. – Что-то я тебя раньше не видел.
Я кивнула.
– А чего опаздываешь?
– Проспала, – брякнула я, протискиваясь мимо.
Танцовщицы кабаре из-за ночной работы наверняка испытывают трудности с режимом.