Сказочник
«Повторяй себе это почаще, – подбодрил внутренний голос, – может, тогда перестанешь плавиться изнутри. Как шоколад».
Сказочник мягко рассмеялся. Что-то заныло у меня за грудиной от его смеха. Какой-то орган, о существовании которого я раньше не подозревала.
– У меня средний женский рост, – по инерции сообщила я.
– Не обижайтесь, – все еще посмеиваясь, договорил он, – вы идеальны. Как Таис Афинская.
«Он что, обозвал меня проституткой сейчас?!»
Я наконец повернулась к Сказочнику и посмотрела прямо ему в глаза. Видимо, немой вопрос читался в моем взгляде.
– Нет-нет, – проговорил он сквозь новый приступ смеха, – я не это имел в виду. Вы божественны. Мужчина, которому вы принадлежите, несомненно, поймал удачу за хвост.
«Принадлежите?!» – взорвалось мое возмущенное подсознание безмолвной яростью.
Через мгновенье ярость рассеялась сама собой. Как вода, ушедшая в рыхлую землю. Он снова характерным движением откинул прядь волос от лица. Фриз! Эта порода лошадей называется фриз.
– Простите, – тут же пошел на попятный Сказочник, – если я сказал нечто недопустимое. Я не хотел вас оскорбить. Ваше божественное одеяние путает мои мысли.
«Черта с два что-то путает твои мысли, ты говоришь ровно то, что собирался!»
– Все в порядке. – Я улыбнулась так обворожительно, как только могла.
Но его не проведешь. Знаменитого нахала снова начал разбирать смех.
– Очаровательная малышка, – проговорил он, успокоившись.
Было в его взгляде что-то от рептилии, холодное и безжалостное. Но и кипящей жизни тоже было в избытке. Удивительная двойственность. Мне стало интересно, какая часть его личности – писатель-чернушник Масонов? Тот, с глазами рептилии? Или этот, нагловатый ловелас позднесредних лет? А может, Масонов не имеет к нему никакого отношения?
«Как бы не так, малышка», – саркастично обратился ко мне внутренний голос.
– Извините, пойду поздороваюсь с начальством. – Я ускользнула от него. Видит бог, для меня это был подвиг. В какой-то бабушкиной книге по этикету я прочитала, что девушка должна первой завершать беседу. Так что я немного поиграла в барышню-кокетку. Хотя скорее была зверем, отгрызающим себе лапу, чтобы выбраться из капкана.
Старалась не смотреть ни на короткую вьющуюся гриву, ни в налитые безумием золотистые глаза. У лошадей такие бывают, когда они запыхались. Сеть красных прожилок на белке. И брызги белой пены на губах. Сейчас перекусит уздечку, дыхнет предостерегающе горьким дымом, и окажется, что это и не конь вовсе, а… кто?
Почти сразу же я налетела на Татьяну Петровну.
– Познакомились со Сказочником? – тут же взяла быка за рога редакторша.
– Ага, – вяло откликнулась я, с ужасом осознавая, что ноги у меня ватные. Зато туфли почти не причиняли мне боли.
– Надеюсь, он тебя не обидел? Он может наговорить всякое… особенно красивой девушке. Не принимай всерьез. Он вообще не такой. Знаешь, почему я тут же потащила его с тобой знакомиться? – тараторила Татьяна. – Он сам меня попросил. Он что-то прочитал из твоего, кажется, «Империю» и «Чумную сказку». Просил познакомить с автором.
«Не лучший выбор, – отозвался внутренний голос, – это не самые сильные мои вещи».
Я оглянулась. Удостоверилась, что Сказочник уже оживленно болтал с незнакомой мне парочкой. Мужчина в дорогущем костюме, его спутница – в броском алом платье и с сияющим неприлично крупными рубинами кольцом на пальце.
– И что он сказал тебе о моих книгах? – решилась спросить я.
– Ничего не сказал. Я думала, он сам тебе скажет, – растерялась Таня, если женщина-атласный-крейсер вообще способна теряться. – Не сказал?
– Он, – я старательно подбирала слова, – вообще об этом не говорил.
Татьяна рассмеялась и с деревенской непосредственностью хлопнула ладонью по поднебесным атласным юбкам: мол, я так и знала! Наверняка она еще и в удобных туфлях… Ее свободе и отсутствию комплексов я могла только позавидовать.
– Все ясно, – заявила она, – вот гаденыш. Ну, значит, еще подойдет.
– Кто эти люди? С кем он сейчас говорит, не знаешь? – поинтересовалась я, кивком указывая на колоритную парочку.
– О, это Яков Степанович Синельников и его пассия Аллочка. Яков Степанович собирается купить часть бизнеса у владельца Издательского дома. Сказочник тоже претендует. Этот Синельников здесь никто, ничего не знает, но страшно богат. Подрезал нашего Сказочника на повороте. Вбил себе в голову, что книги – дело благородное. И собственное издательство ему необходимо для статуса. – Таня скептически прищурилась, всем своим видом давая понять: ей плевать, смотрит ли на нее потенциальный хозяин издательства Яша. Она была тут всегда и всегда будет, и вообще – головной офис вокруг нее построили. Вначале была Таня…
– А Сказочнику-то с этого что? Он разве интересуется бизнесом? Я думала, он типа творческая интеллигенция, – промямлила я.
– Он как-то везде успевает, – пожала плечами Татьяна. – Иногда мне кажется, что он – это несколько разных людей. Хорошо бы, чтоб Сказочник сделал все как задумал. Он в предмете разбирается, свой тут уже много лет. Яков этот крайне не вовремя нарисовался из своих Штатов. Лучше бы ему так же неожиданно потеряться, как и нашелся. Он же просто идиот. – Редакторша начинала распаляться, но держала себя в руках, то бишь не выкрикивала всякое-разное, как мы с Женькой в магазине. – Надеюсь, до скандала не дойдет…
– А что, может быть и такое? – удивленно приподняла я одну бровь.
– Пойдем-ка поздороваемся с главным, возьмем шампанского, канапешек и присядем, я тебе кое-что расскажу. Ты же все время где-то прохлаждаешься. Прибегаешь, бросаешься в меня рукописью и убегаешь! И даже не представляешь, что у нас тут творится, – заговорщицки шептала Татьяна. Ей явно хотелось посплетничать.
Я молча подчинилась. Не удержавшись, снова посмотрела на Сказочника. Была уверена, что он болтает со своим конкурентом с редким именем Яков. Но нет, видимо, разговор скоропостижно закончился.
Однако Сказочник встретил мой взгляд и улыбнулся. Он поднял бокал, как бы давая понять, что – в мою честь.
Наверное, не стоило. Наверное, он мне почти нахамил, и следовало скользнуть по нему безразличным взглядом и идти за Татьяной. Но я улыбнулась ему в ответ, нежно, открыто, тепло. Я сделала это еще до того, как осознала этот поступок.
Оставалось только надеяться, что он не прочитал по этой улыбке краткую историю моей жизни и не понял, как моя душа привязана к его книгам. Такое вполне могло быть.
Он качнул головой, вновь откинув назад свою гриву, и пригубил из бокала. Я отвернулась и последовала за Татьяной, все еще чувствуя на себе его взгляд.
Мы уселись за угловой столик с канапешками и шампанским. Она заправила меня поглубже к стене, подперев теплым атласным боком. Я завидовала исходившему от нее ощущению внутреннего баланса. Историю издательских страстей, которую она мне излагала, сама она всерьез не воспринимала. Я в такую историю легко могла вляпаться по уши и потонуть. Для нее же это было равносильно наблюдению за экзотическими рыбками в большом аквариуме. Она то и дело цокала языком, стучала пухлым пальчиком по стеклу, подбрасывала корм. А когда страсти утихали, она просто извлекала из воды пару рыбьих трупиков, плавающих животами вверх. Затем ей же предстояло вычистить аквариум и заселить его заново.
– Сказочник в разводе уже восемь лет, – нашептывала Татьяна мне в самое ухо, – его бывшая супруга вроде бы улетела в США. И там где-то пропала. Ни слуху ни духу. Детей у них не было, вроде бы у нее со здоровьем не все в порядке. И тут этот Яков. Не знаю, совпадение это, или он был знаком с бывшей женой Сказочника, но я так поняла, что он целенаправленно сюда явился вставлять ему палки в колеса. Какая-то у Якова с Владиславом глубокая личная неприязнь. Мне самой жутко интересно, в чем там дело. Может, ты мне потом расскажешь, – подмигнула мне Татьяна.
– Я?! – Щеки легонько защипало, наверняка я покраснела. – С чего это вдруг?!
– Молодая ты еще, конечно, – как бы смирилась с моей недогадливостью Татьяна. Можно подумать, она меня на сто лет старше.
Феномен коллективного сводничества начинал меня занимать. Хотя все было объяснимо. Сказочник в разговоре с Татьяной выразил интерес к моей персоне. Я (как и все в издательстве) неоднократно выказывала свой интерес к нему. А Женя… Женя просто слишком много про меня знала. В кино про таких друзей говорят, что их «пора убить».
Я усмехнулась.
За следующую пару часов я успела поболтать со всеми своими знакомыми, меня представили нескольким людям. Якова и его дамы сердца нигде не было видно. Как и Сказочника. Я немного загрустила. Не хотелось, чтобы такое многообещающее, хоть и слегка бестактное знакомство смазалось, сошло на нет…
И тут он появился. Какой-то напряженный, взвинченный. Или мне показалось?
Сказочник залпом опрокинул фужер шампанского. Затем крепко зажмурился и с облегчением выдохнул. Лицо его просветлело. Как будто миновала гроза. Казалось, он решил какую-то важную проблему. Может, его конкурент Яков покинул этот праздник жизни? Вот Сказочник и ходит теперь довольный. Видно, ищет, на кого бы излить накопившуюся энергию.
Он избрал жертвой главного редактора. Разговор завязался экспрессивный. Тем временем мы с Татьяной и детским писателем Андреем Севериным раздавили бутылочку вина на троих, заметно повеселев. Когда я уже почти забыла про Сказочника, он вдруг объявился. Андрей тут же вскочил из-за стола, стал возбужденно трясти «приглашенной звезде» руку. Сказочник был дружелюбен, но давал о себе знать излишек энергии. Его глаза сделались еще страшнее. В них я по-прежнему видела и рептилию, и человека, но теперь это все было за какой-то странной поволокой аффекта. Как будто он принял психотропные вещества. Хотя кто его знает… Исчез на два часа, а вернулся таким. Очень похоже, что так и было.
Честно говоря, я была разочарована. Снюхал дорожку или съел таблетку. Так и я могу написать «шедевр» об опыте проживания альтернативной реальности. От Владислава Юрьевича, очевидно, не укрылась перемена моего настроения. Вряд ли он понял, о чем конкретно я подумала. Но заметил, что очень понравился мне при знакомстве, а теперь у меня изменилось отношение, и я начала слегка тяготиться его компанией. Он был этим недоволен. Он буравил меня тяжелым взглядом, а я обращалась то к Татьяне с очередной ничего не значащей репликой, то к Андрею, то просто смотрела на капли, ползущие по стенке запотевшего бокала с прохладным вином.
Это было к лучшему. В той же бабушкиной книге по этикету писали, что, если выказываешь мужчине безразличие после радушия – это также повышает твою ценность в его глазах. Не то чтобы я делала это специально. Обстоятельства складывались так, что я против воли дразнила зверя.
Наконец Сказочник поднялся из-за стола и вежливо попрощался с нами. Мы посидели еще минут пять, прежде чем Татьяна заметила, что он оставил на столе свой кожаный тисненный золотом ежедневник.
– Надо вернуть, – заявила Татьяна, – Манечка, зайка, он припарковался на этом унылом заднем дворе. Отнеси, пожалуйста. Я уже не рысак… – Редакторша в очередной раз подмигнула мне.
– Я могу, – подал голос Андрей. Ему было за счастье пообщаться лишний раз со знаменитым Сказочником.
– Нет, – профессиональным железным тоном отбрила его Татьяна, – Маруся сходит. Ну!..
Никаких других вариантов не предвиделось. Я вздохнула и встала из-за стола, подхватила ежедневник и направилась к выходу. По дороге я заглянула в уборную, освежиться и проверить, хорошо ли я выгляжу. Хотя, казалось бы, какая мне разница, что подумает психически нездоровый наркоман? В мою сумочку книжица явно не влезла бы, так что я несла ее в руке.
Шаг из здания гостиницы оказался шагом прочь из моей старой жизни. Иной раз ничего не подозревающий прохожий пересекает тихую улицу, и вдруг его сбивает не пойми откуда вылетевший спорткар. Шел через дорогу, а пришел в абсолютное белое. Нечто подобное случилось и со мной.
Машин было немного, внедорожник Сказочника найти труда не составило. Я обошла автомобиль и приблизилась к его владельцу со спины. Он что-то делал у открытой настежь задней двери. Я собралась уже окликнуть его, сказать о забытом ежедневнике, как вдруг заметила…
Из салона торчал толстый полупрозрачный полиэтилен. А из-под него выглядывала рука! Алые ноготки. Рубиновое кольцо на среднем пальце. Очень приметное. Это точно была рука подружки Якова. Где же он сам?
И тут, точно в ответ на мой мысленный вопрос, раздался стон. Явно мужской. Звук шел из салона автомобиля, из-под этой кучи полиэтилена. Сказочник молниеносно поднял с земли крупный камень и нанес четкий мощный удар. Стон оборвался.
Я не дышала. Ничем себя не выдала. Сделала беззвучный шаг назад. Я всегда умела ходить тихо. Даже на каблуках.
Все эта сцена от начала и до конца не заняла и пяти секунд.
Он почувствовал, именно почувствовал, как животное, что я стою у него за спиной. Обернулся. Следующий удар пришелся мне в висок. Камень рассек кожу. Что-то горячее начало заливать шею, стекать под платье. Меня затошнило. Стало тяжело, темно и душно. Я упала. Рассекла губу в уголке рта. Мир ненадолго просветлел, и я увидела Сказочника так близко. Сердце пропустило удар. Карамель и сгоревшие травы. Горько. Больно. Страшно. Совсем не то наивное и светлое «страшно», что было в начале вечера, когда Сказочник целовал мою руку. Он смотрел на меня с явным сожалением.
– Все должно было быть не так, малышка, – Сказочник приподнял мое лицо за подбородок, – мне жаль.
Следующее просветление не принесло мне облегчения. Болела шея, болели руки, кровь вяло подсачивалась из ран. Я сидела на переднем пассажирском сидении. В ногах валялась моя сумка и его ежедневник. Опять затошнило. Накатило отчаяние. Это что, конец? Вот так?..
«Нет. – Мой внутренний голос словно забивал гвозди, чеканил каждое слово. – Делай. Что. Хочешь. Но. Мы. Должны. Жить».
Снова стало темно.
Не имею понятия, сколько прошло времени.
В следующий раз я очнулась под высоким черным небом. Ледяные звезды, космос, летящий прямо на меня. Я не заслужила такого исхода. Или заслужила?
Мягкий ворс пледа, на котором я лежала, не мог защитить меня от холода каменистой земли. Никто не мог меня защитить.
Лесополоса. Желтый свет фар его внедорожника. Безликая неасфальтированная дорога.
Он что, собрался меня здесь закопать?! Я была укрыта его пиджаком. Это странно. Зачем было укрывать, если все равно убьешь? Нет, видимо, план был другой. Через несколько секунд мне удалось сфокусировать зрение и, игнорируя головную боль, подняться на ноги. Пиджак сполз с плеч. Руки были туго связаны спереди, я почти не чувствовала кисти. Сказочник стоял ко мне спиной. Копал яму. Вокруг не было ничего подходящего, ударить его было нечем, да и не факт, что удалось бы хоть что-то взять онемевшими руками. Сделав шаг вперед, я поняла, что он уже закапывает яму. Он хоронил Якова и ту женщину. И самое страшное – я увидела, как дернулась ее рука: она сжала пальцы. И через мгновенье на нее упала новая порция земли.
Эта картина лишила меня сил. У меня все поплыло перед глазами, и я опустилась на колени. Каменная крошка грубо впилась в кожу через тонкую ткань платья. Плевать на это.
Сказочник продолжил свое дело, стоя ко мне спиной. Через некоторое время он повернулся. Всё. С Аллой и Яковом – всё. Я вас не знала. Но мне очень жаль, правда. Прощайте.
Мои щеки горели, должно быть их пересекали едкие дорожки от слез.
В эту ночь я познала новую, неведомую прежде меру отчаяния. Человек, о котором я мечтала всю свою жизнь, оказался дьяволом. И увлек меня в ад.
Глава 4
Падение в бездну № 1
Впрочем, в аду я была не впервые.
Дрожащими руками я приняла от Сказочника стакан воды. Даже если она отравлена, это не имело значения. Засыпая нервным горячечным сном на диване в его гостиной, я снова чувствовала себя двенадцатилетней девочкой. Он сказал, что перенесет меня в комнату. Что это будет моя комната. Я с трудом слушала, сознание рвалось прочь, веки отяжелели.
Через октябрь и Аллочкину с Яковом могилу я, как через кроличью нору, попала прямиком в давно отжившее и распавшееся гнилыми листьями лето.
В лето, когда нам было по двенадцать. Но тринадцать потом исполнилось только мне одной.
Кажется, я еще чувствовала руки Сказочника, обвившиеся вокруг моей талии, когда меня ослепило.
В тот день на излете августа солнце светило так невыносимо ярко, что невозможно было смотреть прямо перед собой.
Так что шлепающие впереди Олеськины мокрые ноги я видела урывками. Моргала. А потом вступала в короткий неравный бой с солнечным светом. Легкий ветерок почти не холодил. Только заставлял воду сходить мелкой рябью. И рябь эта ловила солнце и отсвечивала почти так же беспощадно.
Так что на старый высокий мост я волоклась за Олеськой почти вслепую. Острая трава щекотала голые ноги. Олеська уже была КМС по плаванию, а я… Я просто не хотела, чтобы она считала меня трусихой.
Никто другой не заставил бы меня прыгать с разрушающегося моста – с почти десятиметровой высоты – ровно в середину реки.
– Не бзди, Машко, я тебя, если что, вытащу. – Олеська резко повернулась ко мне, ее мокрые волосы окатили меня брызгами.
Я видела в каком-то фильме, как бросались осьминогом. И он летел, растопырив щупальца и вращаясь. Вот именно так, «по-осминожьи», и крутанулись пряди ее мокрых волос. А я была слишком близко, когда она вдруг решила затормозить и ободрить меня обещанием спасения. Хоть я и не налетела на лучшую подругу, но по лицу «осьминожьими» волосами таки получила.
Олеська гордо сложила руки, запрокинула голову и победоносно звонко хохотнула. Ее волосы немного пахли тиной. Но, бесстрашная спортсменка, она все равно была красоткой в своем розовом купальнике. А я выглядела нелепо. Честно говоря, вместо этого деревенского экстрима я предпочла бы почитать.
Я гостила на ее даче и совсем не знала эту реку. А что было там, на дне? Что сверкало под мостом? Или просто рыба играла?
Олеська авторитетно заявила, что с заброшенного трамплина даже пацаны не прыгают. Так что прыгнуть с него – для нас теперь дело чести. Я помялась, но подчинилась. В нашей команде Олеська явно лидировала.
– Смотри и учись, Машко! – Мне не нравилось, как подруга коверкает мое имя. Но она была от этого в восторге. Я сначала не решилась сказать, что мне неприятно. А потом уже было неловко.
– Я не очень хочу, Олесь, – заканючила я, – и я, кажется, на что-то наступила… Вроде бы поранилась… Еще заразу занесу.
– Трусиха, – резюмировала Олеся, выходя на середину ветхого моста, – вот тебе магический артефакт.
Подруга стянула со среднего пальца правой руки колечко. Простое пластмассовое с овальным алым глазком, очень красивого оттенка. Как клюква. Оно ей досталось из автомата. Привязанное к жвачке. А мне тогда досталось уродское желтое. Ну что тут поделаешь? Олеська по жизни победитель.
Я расплылась в улыбке, и даже солнце как будто стало меньше слепить. Олеська надела мне на палец кольцо. Чуть великовато, но я в тот момент была так счастлива! – Ну все, Машко, не трусь… Давай вместе. – Подруга взяла меня за руку.
Теперь мы обе стояли на середине моста. Никакого заграждения уже и в помине не было. Был приделанный деревенскими пацанами трамплин. Рассчитанный на одного. Но мы пошли вдвоем. Я собиралась прыгнуть чуть вперед, а Олеська – в сторону.
Лишь бы не напороться на реальный гвоздь, а не на тот, что я выдумала в попытке отмазаться от прыжка.
А дальше время ускорилось. Полет. Воздух коротко просвистел навстречу, обдав холодом. Несмотря на жару. Я шлепнулась в воду и, не рассчитав, больно ударилась о поверхность. Не совсем плашмя, но достаточно ощутимо. Живот и бедра будут красными от удара…
Потом желтая вода. С запахом и вкусом «осьминожьих» волос Олеськи. Только сильнее. Тина и речная горечь. Вода залилась в нос и в рот. Как?! Закрывала же. Даже рукой нос зажала!
Но руку отодвинули какие-то внешние силы. И чтобы было совсем обидно – снесли с пальца кольцо с «клюквенным» глазком. Я это почувствовала.
К боли от удара, воде во рту и носу примешалась досада. Как же колечко-то?
Ну что за чушь?! Мне ведь уже двенадцать. И на день рождения мама с папой подарили мне настоящее золотое кольцо. Правда, без «клюквенного» камня.
Это было горько.
Какая-то внешняя сила подхватила меня. Уже не волна. Не сила притяжения. Руки. Руки взрослого. Меня тащили. Сквозь воду я видела желто-коричневый мир, весь в пузырях. Потускневшее солнце. И двух рыбок. Они быстро скрылись, и желто-коричневое раздвинулось, выпуская меня на поверхность.
Первый раз с момента прыжка я вдохнула. Воздухом, а не водой. В груди саднило, и я как-то страшно кашляла. Как будто лаяла по-собачьи.
– А со второй что? – спрашивал кого-то какой-то парень. Или даже мужчина. В мокрой черной футболке, прилипшей к теплому телу. Телу намного теплее моего.
Я висела на этом его теле, запрокинув голову, и знала, что ему очень тяжело. Что я сейчас стала как камень, холодная и неподъемная. И даже не могу никак облегчить эту тяжесть. Его вопрос я больше ощутила поверхностью тела, чем услышала, через вибрации, разошедшиеся по моей коже, когда он произносил слова.
– Плохо, – ответил другой мужской голос издалека, – там арматура на дне… Так она прям на нее…
– Что?.. – спросила я то ли слишком тихо, то ли вообще не вслух. Не знаю. Этот парень или мужчина не ответил. Помню только, какой он был бледный и вдруг стал еще белее, затем слегка покачнулся. А его рыжеватые глаза смотрели мне за спину – туда, откуда шел второй голос, прямо на солнце. Они стали почти желтыми, а зрачок превратился в черную точку. А он будто не замечал, как слепит солнце, и глаза не закрывал. А я переживала за эти золотые глаза. Сильнее, чем за кольцо. Я боялась, что солнце сожжет эти глаза.
Про Олеську я вообще ничего не поняла. Потом, когда поняла, стало стыдно, что думала про кольцо. Или стыдно за что-то другое, чего мне уже не вспомнить? Хорошо, что об этом никто не знает. А что про глаза парня думала – стало только чуть-чуть неловко. Но не стыдно. Потому что это тоже очень важно. Хоть Олеська и важнее.
Белая-белая кожа парня как-то заволокла весь мир. Осталось в нем три точки – солнце и два золотых (драконьих) глаза – тоже солнца. Так что в белом мире, где светило три солнца и пахло тиной, я оказалась на боку. На мягеньких пахучих комочках земли. Потом меня, кажется, вырвало речной водой. Я снова кашляла собачьим лаем. И голове стало тяжело.
Три солнца медленно погасли.
Но до того, как это случилось, я смотрела на них, широко раскрыв глаза. И они что-то сжигали в моей душе.
Три солнца делали так, что я была ни в чем не виновата. Я никого не убивала.
Глава 5
Чистый лист
Я проснулась резко и рывком села на постели. С ощущением, что надо успеть подскочить, пока не… Что? Пока на меня не бросили пригоршню земли?
Тяжело отдышавшись, окончательно прогнала остатки сна. Плохого. Но не такого жуткого, как моя новая реальность. Я обняла себя за плечи, чтобы унять дрожь в теле, и медленно спустила ноги с широкой кровати.
Я все еще была во вчерашнем платье. Теперь оно казалось белым. Наверное, на фоне бордовых потеков крови и черно-коричневых пятен от земли и песка. Сказочник тактично не стал меня раздевать. Куда я денусь? Еще успеет, если захочет.
В квадратные окна дружелюбно заглядывал новый день. Свет и свежесть. Ступни утонули в мягком песочного цвета ковре. Добротная деревянная мебель будто врастала в стены. Напольное зеркало, закованное в деревянную раму такого же теплого оттенка, отражало мое бледное осунувшееся лицо. Все было не так уж плохо: раны в уголке рта почти не было видно, губы припухли, и только. Ушибленная рана на виске терялась в волосах. Засохшей крови, уродливо склеившей вчерашние локоны в сосульки, тоже было немного. Видимо, он меня умыл или обтер каким-то маслом. Хотя ничего такого я не могла вспомнить.
Только синяки, повторяющие форму веревок на запястьях, странные и страшные. Фиолетово-черные. Напоминающие мне, что себе я больше не принадлежу.
Но я была молодой, мое тело – сильным и здоровым, а голова – ясной, как никогда. Можно хоть сейчас сесть и за несколько дней написать новую книгу. Я была на пике формы. Но все свои таланты мне предстояло потратить вовсе не на книгу. На нечто более важное. Мне придется «написать» новую жизнь.
Я без труда обнаружила дверь в ванную. Странный завораживающий болотно-зеленый цвет кафеля. Тут нашлось все необходимое. Даже любезно поставлена корзина для грязного белья. Только вот сменной одежды не было. Не страшно. На золотистом витом крючке висела длинная футболка, которая доходила мне почти до колен, и синий махровый халат. Я приняла душ и облачилась в имеющиеся вещи. Все, в чем я была, бросила в корзину. Злосчастные туфли-лодочки отсутствовали. Видимо, они остались в гостиной, а то и вовсе в машине.