– Корт собирается написать книгу.
– Ты уже говорил.
– О Земле.
Я кивнул.
– Он выразил пожелание, чтобы ты был его гидом в поездке по ряду Старых Мест…
– Почту за честь, – довольно холодно произнес я. – Также любопытно узнать: почему его выбор пал на меня?
– Еще более любопытно, откуда он может знать про вас, так? – спросил веганец.
– Пожалуй, – согласился я, – процентов эдак на двести.
– Я запросил машину.
– Славно. Теперь понял.
Я откинулся на спинку кресла и допил, что у меня было.
– Я начал с проверки Реестра Жизнеобъектов на Земле, еще когда только задумал этот проект, – просто ради исходных данных о человечестве. Затем, раскопав интересную тему, сунулся в Фонд Земных Сотрудников…
– М-да, – пробурчал я.
– И на меня произвело впечатление скорее то, что они не сказали о вас, чем то, что сказали.
Я пожал плечами.
– В вашей карьере много пробелов. Даже теперь никто толком не знает, чем вы занимаетесь большую часть времени… Между прочим, когда вы родились?
– Понятия не имею. Это было в крошечной греческой деревушке, а в те времена обходились без календарей. Хотя мне говорили, что в Рождество.
– Согласно вашей личной карточке, вам семьдесят семь лет. Согласно Жизнеобъектам, вам то ли сто одиннадцать, то ли сто тридцать.
– Я привирал насчет возраста, чтобы получить работу. Тогда была Депрессия.
– Так что я сделал профиль Номикоса, который в общем-то весьма своеобразен, и запустил Жизнеобъекты выуживать физические аналоги с допуском до одной тысячной – во всех банках данных, включая закрытые.
– Что ж, один коллекционирует старые монеты, другие строят модели ракет.
– Я обнаружил, что вы – это, возможно, три или четыре других человека, все греки, а один из них и вправду личность поразительная. Но вы, конечно, Константин Коронес, старший из них, родились двести тридцать четыре года тому назад. В Рождество. Голубой глаз, карий глаз. Правая нога искалечена. Та же линия волос, что и в двадцать три года. Тот же рост, те же градации по Бертильону.[8 - Бертильон, Альфонс (1853–1914) – французский юрист, антрополог, автор системы судебной идентификации.]
– И те же отпечатки пальцев? И те же образцы глазной сетчатки?
– Это не включалось в большую часть старых регистрационных карточек. Может, в те дни работали небрежней?
– Вы отдаете себе отчет, что сейчас на этой планете живет около четырех миллионов человек? А если еще покопаться в прошлом, три-четыре века назад, то смею сказать, что даже на меньшую публику вы найдете и двойняшек, и тройняшек. Так что с того?
– Это придает вам некий ореол загадочности, вот и все, как и этому месту, – и вы такая же любопытная руина, как и само это место. Вполне вероятно, что я никогда не доживу до вашего возраста, сколько бы вам ни было, и мне хотелось выяснить, какого же рода восприимчивость могло развить человеческое существо, которому дадено столько времени, – особенно если учесть ваше положение, ведь вы дока в истории и искусстве этого мира. Потому я и попросил вас об услуге, – заключил он.
– А коль скоро вы уже встретились со мной, руиной и прочее, можно мне домой?
– Конрад! – атаковала меня трубка.
– Нельзя, мистер Номикос. Есть ведь и практические соображения. Здешний мир груб и жесток, а у вас высокая потенция выживания. Я хочу, чтобы вы были рядом, потому что я хочу выжить.
Я снова пожал плечами.
– Ладно, решено. Что еще?
Миштиго заблеял:
– Полагаю, я вам не нравлюсь.
– Кто вам это внушил? Только потому, что вы оскорбили моего друга, задавали мне нелепые вопросы, по собственной прихоти втянули меня в свои дела…
– И эксплуатировал ваших сограждан, превратил ваш мир в публичный дом, показал вопиющую провинциальность человеческой расы в сравнении с галактической культурой, которая старше на целые эры…
– Я не говорю о расах – моей и вашей. Я говорю о личном. И повторяю, что вы оскорбили моего друга, задавали мне нелепые вопросы, по собственной прихоти втянули меня в свои дела.
– Да мне, – по-козлиному фыркнул он, – начхать на эту троицу! Чтобы этот тип пиитствовал для человеческой расы? Да это оскорбление теней Данте и Гомера!
– На сей момент никого лучше у нас нет.
– Ну так обошлись бы и вовсе без него.
– Это не повод поступать с ним так, как вы себе позволили.
– Думаю, что повод, иначе бы я себе этого не позволил… Второе, я задавал те вопросы, которые у меня задавались, вы вольны были отвечать или не отвечать, как вам заблагорассудится. Так вы и поступили… Наконец, никто ни во что вас не втягивал. Вы гражданский служащий. Вы получили задание. Спорьте со своей Конторой, а не со мной… И, в порядке послесловия, – я сомневаюсь, что у вас на руках достаточно оснований, чтобы с такой легкостью использовать слово «прихоть».
– Отлично! Раз так, то считайте свою невоспитанность прямотой или даже продуктом другой культуры, оправдывайте свою наглость софизмами и послесловьте обо всем, чего только душа пожелает. Можете выложить все свои заблуждения на мой счет, но тогда и я скажу, что я о вас думаю. Вы корчите из себя Представителя Короля в Колонии Его Короны, – выдал я, нажимая на заглавные буквы, – и мне это не нравится. Я прочел все ваши книги. Я также прочел кое-что, написанное вашим дедушкой, – скажем, «Плач Земной проститутки». Таким, как он, вы никогда не будете. У него есть то, что называется сострадание. У вас этого нет. Что бы вы ни испытывали по отношению к старому Филу, это лишь вдвойне работает против вас.
Тот пассаж о дедушке, должно быть, задел его за живое, поскольку Миштиго передернуло, когда мой голубой глаз вонзился в него.
– Так что поцелуйте мой локоть, – сказал я по-вегански.
Сэндз не так хорошо говорил по-вегански, чтобы уловить эту фразу, но он тут же примирительно зашумел, оглянувшись, дабы удостовериться, что нас не подслушивают.
– Конрад, пожалуйста, разыщи свое профессиональное отношение к делу и водрузи его на место… Шрин Штиго, почему бы нам не заняться разработкой плана?
Миштиго улыбнулся своей зелено-голубой улыбкой.
– И свести наши противоречия до минимума? – спросил он. – Согласен.
– Тогда давайте перейдем в библиотеку – там спокойнее и есть экран с картой.
– Прекрасно.
