Ювелирная работа

– Согласен, и все же… Ты же понимаешь, что это дело будет у всех на устах? СМИ обязательно раздуют скандал: как же, ограбили самого прокурора города! Мы с тобой оба в курсе, сколько вопросов и кривотолков вызвала его кандидатура.

– В основном из-за участия в телешоу.

– Не только. Видишь ли, ты, Аллочка, не знаешь всего – строго говоря, всего не знает никто, но мне известно чуть больше, чем тебе. Рогов – весьма спорная фигура, и за ним стоят люди, пока еще способные побороться с серьезными силами, которые до сих пор не вышли на авансцену!

– Политика – не мой конек, Андрон Петрович, – покачала головой Алла. – Я в ней не разбираюсь!

– А пора бы уж и начинать.

– Зачем, ведь есть вы!

– Пока.

– То есть? – встревожилась она. – Вы куда-то собираетесь?

– Рано или поздно это произойдет, – мягко проговорил Кириенко. – И когда я уйду на покой, мне хочется, чтобы мое место занял человек, способный не только отлично работать, но и лавировать в море, полном хищных рыб, готовых сожрать каждого, кто зазевается или отнесется к ним недостаточно серьезно! Я о тебе говорю, если ты еще не поняла!

– О нет, Андрон Петрович, я не готова!

– Время есть, я пока не на пенсии, но тебе пора начать задумываться о будущем, понимаешь? Поверь, я предлагаю наилучший расклад: ты можешь представить, что на это место придет «новая метла», скажем, из Москвы, и начнет перестраивать тут все – от собственного кабинета до стиля работы!

– Но…

– Никаких «но», я уже все решил! Вернемся к Рогову. Он – человек непростой, и помни, что за ним стоят не только люди нашего круга: СМИ тоже имеют влияние, и весьма серьезное! Твоей протеже надо готовиться к беспрецедентному давлению со всех сторон – как считаешь, готова Медведь к такому раскладу?

– Посмотрим.

– Только гляди в оба, ладно? Если «посыплется» она, то и нас с тобой забрызгает!

Алла отлично понимала, о чем говорит ее босс, поэтому даже не пыталась возражать.

– А теперь расскажи мне, как продвигается дело об убийстве и ограблении того ювелира, как его…

– Фельдмана.

– Да, точно – вот память у меня стала, дырявая как решето!

Алла не стала льстить Кириенко словами о том, что держать в голове все дела, поступающие в комитет, с фамилиями фигурантов – особый талант, а генерал-майор обладал им в полной мере. Кроме того, что это дар, так еще и большой труд: Алла знала, как много времени начальник тратит на изучение каждого дела, а не только самых «громких», которые могут принести политические или иного рода дивиденды. Вряд ли она сумела бы выполнять его работу так же скрупулезно и с той же отдачей, или для этого ей пришлось бы поселиться в кабинете и выходить только по большой и малой нужде – на личной жизни пришлось бы поставить жирный крест! А часики-то тикают: в последние полтора года ее не оставляли мысли о ребенке, которого надо «успеть завести» до того, как ее биологический возраст станет препятствием.

– Пока особых подвижек нет, – вздохнула она, отвечая на вопрос Кириенко. – Изучаем его ближний круг. Единственное, что доподлинно известно: Фельдман недавно привез из Индии крупную партию алмазов. Подозреваю, что сделал он это не вполне легально, однако его брат утверждает, что они могли стоить больше трехсот тысяч долларов.

– Триста тысяч «зелеными»? – покачал головой генерал-майор. – Откуда у него такие деньги?

– Брат говорит, Фельдман приобрел их по случаю.

– Ворованные, что ли?

– Могу лишь предполагать, но подозреваю, что да: именно поэтому информации о том, что он ввез алмазы в Россию, нет – скорее всего, дал на лапу, кому надо, и прошмыгнул мимо таможенного контроля. Очевидно одно: тот, кто влез к Фельдману, точно знал, что у него дома находятся бриллианты, ведь обычно он либо оставлял их в мастерской в сейфе, где есть надежная сигнализация, либо арендовал банковскую ячейку. Между прочим, однажды его сейф уже пытались взломать, и грабителя задержали еще до того, как он сумел проникнуть в мастерскую.

– А кто был в курсе, что ювелир привез алмазы?

– Во-первых, его родственники – во всяком случае, брат. Еще пара подмастерьев, работавших на него, несколько близких приятелей и даже кое-какие клиенты, уже «забившие» для себя определенные камни.

– Что значит – «забившие»?

– Они внесли залог в размере стоимости бриллиантов.

– Неужели такое практикуется?

– Как выяснилось, да: клиенты бронируют камни, оплачивая их полную стоимость, ну, а за само изделие платят уже после изготовления.

– Ясно… Что ж, работай: сдается мне, это дело не вызовет такого резонанса, как то, что ты отдала Медведице!

– Кому-кому? – переспросила Алла.

– Медведь – хорошая фамилия для мужика, а эта твоя Валерия – дама, так что, Медведица, и точка!

Лера собрала свою небольшую команду в кабинете. Когда она находилась в нем одна, помещение казалось просторным, однако присутствие еще троих мужчин каждый раз заставляло ее сознавать, насколько оно тесное на самом деле – им едва-едва хватает места! Не то что офис Сурковой – большой, недавно отремонтированный и заново меблированный… Лера понимала, что такой кабинет необходимо заслужить, поэтому старалась не завидовать, но как же это, черт подери, трудно!

Она окинула взглядом оперативников, которых лично подбирала, пытаясь создать группу единомышленников, как сделала это ее кумир Алла Суркова. В команде начальницы каждый занимался своим делом, а вместе они работали словно детали механизма дорогих швейцарских часов – слаженно, четко и точно. Интересно, удастся ли и ее ребятам когда-нибудь сработаться до такой степени, чтобы предугадывать мысли и поступки друг друга? Пока что Лера сомневалась. Вот взять, к примеру, Виктора Логинова. Он, бесспорно, умен, но слишком амбициозен, чтобы позволять женщине руководить собой. Формально Лера ему не начальница, но все-таки она – следователь, а значит, стоит выше его в «пищевой цепочке» и не может не замечать, что такое положение его тяготит. Виктор отличался от большинства коллег тягой к дорогим вещам, предпочитая иметь всего один костюм, но такой, чтобы не стыдно было надеть его в самое что ни на есть высшее общество! И машина у него дорогущая, хоть и подержанная – кредитная, разумеется, и Лера сомневалась, что в ближайшие десять-пятнадцать лет он сможет за нее расплатиться. Насколько ей известно, квартиру Логинов снимает, но никогда и никого туда не приглашает: видимо, там нечем похвастаться. Тем не менее, если оставить за скобками амбиции, сексизм и любовь пускать пыль в глаза, Виктор – неплохой человек и весьма приличный опер, поэтому Лера готова была терпеть некоторые его «заломы» – до известного предела, само собой. Леня Коневич еще слишком молод, чтобы сказать о нем что-то определенное, зато энтузиазма ему не занимать, а это – тоже достоинство, если не позволять ему перевешивать все остальные. Так что Севада, пожалуй, нравился Лере больше других: он темпераментен, но, в отличие от Виктора, редко выходит из себя, не против того, чтобы им руководила женщина, и проявляет достаточную инициативность, чтобы считаться крепким профессионалом.

– Есть новости? – поинтересовалась она у Виктора, который вальяжно расположился на стуле, словно герцог на троне.

– Кое-что, да, – напустив на себя загадочный вид, ответил тот.

Определенно, он хотел, чтобы Лера пустилась в расспросы, но она не собиралась доставлять ему удовольствие и терпеливо ждала, пока опер соизволит «разговеться».

– Оказывается, – продолжил он, недовольный ее хладнокровием, – из хаты прокурорской мамаши все же кое-что пропало!

– Да ну? – удивился Севада. – Она сказала, что…

– А теперь передумала! – перебил Логинов.

– Такое случается, – заметила Лера. – С первого взгляда трудно понять, какие предметы отсутствуют, тем более что техника осталась на своих местах, а деньги и драгоценности она отдает на хранение сыну. Кроме того, пропал ее любимый питомец, и это наверняка сбило бедную женщину с толку.

– Так вот, она взяла себя в руки и составила подробный список пропавшего имущества, – продолжил Виктор. – Во-первых, кое-какие побрякушки в доме все-таки были – до визита грабителя и убийцы, естественно.

– И что же пропало?

– Так, посмотрим… парочка цепочек стоимостью тысяч по двадцать, крест золотой с эмалью – где-то тысяч тридцать, и серьги без вставок, но тяжелые, поэтому стоят около сорока тысяч.

– Девчонку убили из-за ста тысяч? – недоверчиво высказался Севада.

– И за меньшее убивают! – отмахнулся Логинов.

– Нет, он прав, – поддержала Падояна Лера. – Если бы речь шла об уличном грабеже, тогда понятно, но злодей проник в дом, а для этого он должен был рассчитывать на более тучную поживу!

– Он не вламывался в квартиру! – возразил Виктор. – Девица сама его впустила, а это значит, что убийство и ограбление могли носить случайный характер.

– Что-то я сомневаюсь, – подал голос Коневич. – Это же не просто чья-то квартира, а хата матери прокурора города, помните?

– Согласна, – кивнула Лера. – Скорее всего, этот человек, или люди, знал, куда лез, а значит, ему требовалось что-то конкретное.

– Насчет количества злодеев, – прицепился к ее словам Логинов, – что говорят эксперты?

– В квартире найдено множество отпечатков пальцев, – ответила Лера. – Они сразу исключили Роговых и жертву убийства. Кое-какие следы, как выяснилось, принадлежат соседям, но имеются и такие, идентифицировать которые пока не представляется возможным – не с чем сравнить. Рогова ведет светский образ жизни, у нее полно знакомых, и многие из них посещают ее жилище. Так что работа предстоит большая! Кроме того, нельзя исключить и того, что убийца работал в перчатках или избавился от своих следов до того, как покинул место преступления.

– Так с чего же нам начать? – нетерпеливо спросил Леонид: он, словно жеребенок, уже бил копытом, полный решимости кинуться по следу бандитов, поймать их и увешать свою футболку орденами и медалями.

– С опроса соседей. Севада пробежался по этажам, но не всех удалось застать дома. Кроме того, он спрашивал лишь о том, не слышал ли кто-то звуков борьбы и не видел ли посторонних в подъезде в вечер убийства Катерины Уткиной. Теперь мы будем интересоваться, кого видели соседи в другие дни, не было ли среди них кого-нибудь подозрительного. Кроме того, нас интересует и сама Уткина: вдруг у нее есть враги, мечтающие ее убить?

– Ты и в самом деле думаешь, что дело может быть в девчонке? – недоверчиво поднял бровь Логинов. – Лезть к мамаше прокурора, чтобы расправиться с ничем не примечательной студенткой?

– Исключать этого нельзя: сосредотачиваться лишь на одной версии неправильно.

Логинов ничего не сказал, но лицо его продолжало недвусмысленно и насмешливо говорить: ну-ну, попробуй, попробуй! Интересно, получится ли у нее когда-нибудь положить конец этому глупому соперничеству и перевести его в продуктивное русло? Немудрено, что Виктор не сработался с бывшими коллегами – характер у него уж больно неприятный.

– Итак, соседями у нас займется… Леонид, – изрекла Лера, делая пометку в своем блокноте. – Обойди и тех, с кем говорил Севада: вдруг всплывет что-то в дополнение к собранным им сведениям.

– Заметано! – отозвался молодой опер. Если бы Лера подала знак, он, несомненно, тут же сорвался бы с места и наперегонки с остальными кинулся бежать к дому маменьки прокурора. Но она еще не закончила.

– Севада обойдет все близлежащие ломбарды. Изделия, похищенные у Роговой, не представляют большой ценности – обычная заводская штамповка, но все-таки что-то может там «всплыть». Виктор, займись связями Уткиной и первым делом опроси ее однокурсников.

Физиономия Логинова снова скривилась: он понял, что Лера намеренно поручила ему «разматывать» именно ту ниточку, в целесообразности которой он сомневался.

– Ну, а ты-то что намерена делать? – спросил он.

– Работать, – спокойно ответила она. – Встречусь с Роговым, порасспрошу его подробно о том, на что могли нацелиться злодеи – вдруг он «расколется»? Затем еще раз поболтаю с его матерью: может, она расскажет что-нибудь о Екатерине и ее жизни – вряд ли она дает ключи от дома кому попало. И помните, главное – узнать, что было целью преступника, ограбление или убийство. Выясним это – раскроем дело.

Леонид обежал уже почти всех соседей Роговых, но никто не смог сообщить даже мало-мальски полезных сведений. Молодой опер почти отчаялся принести Валерии хоть какую-то информацию, но уходить с пустыми руками ему ох как не хотелось!

За последней дверью после его звонка сначала стояла гробовая тишина, но потом Коневич все же различил тихие шаркающие звуки внутри и позвонил еще раз, более настойчиво.

– Кто там? – раздался скрипучий голос – словно старые жернова с трудом поворачивались, перемалывая зерно.

– Следственный комитет! – громко крикнул опер, опасаясь, что пожилой человек – он не сумел разобрать, мужчина или женщина – может плохо слышать.

– Не надо орать, у меня отличный слух! – голос прозвучал сердито, однако дверь приоткрылась. – Документы имеются?

Коневич раскрыл свою книжечку, и старичок, теперь это стало очевидно, внимательно изучил каждую строчку, после чего впустил, наконец, незваного гостя.

– Катька-то? А как же, видел, и не раз!

Они устроились на маленькой уютной кухоньке. Хозяина квартиры звали Богданом Семеновичем Нестеренко, и, похоже, жил он здесь один. Однако кухня не походила на чисто мужскую, здесь явно просматривалась женская рука.

– Чего смотришь-то? – подозрительно поинтересовался Богдан Семенович.

– Да вот, гляжу, не похожа ваша кухня на холостяцкую, – помявшись, честно ответил Леонид.

– Тоже мне, специалист по семейным отношениям! – криво усмехнулся старик. – Кто тебе сказал, что я холостяк? Вдовец я, понимаешь… Жена моя, Татьяна, все здесь на свой вкус обустроила, когда мы квартиру получили – после двадцати лет в коммуналке! Видишь вон те картинки?

Леонид еще при входе заметил несколько красивых картин из соломки, висевших над обеденным столом. На каждой из них были изображены птицы – журавли, лебеди и фламинго. Человек, который их сделал, определенно обладал большим мастерством и любовью к этим божьим тварям: каждая деталь, даже самая мелкая, была подмечена и умело воссоздана.

– Это все моя Татьяна, – глаза Нестеренко стали печальными. – Она увлекалась рукоделием – и шила, и вязала, но особенно любила вышивать и мастерить картины из соломки, даже специально на курсы ходила. Я искал для нее красивые фотографии в журналах, а она их копировала. Особенно птиц любила – не знаю, почему.

Коневич сглотнул, чувствуя, что невольно растревожил кровоточащую рану, и не зная, как дальше себя вести, ведь он пришел сюда с определенной, очень четкой целью.

– Да ладно, не бери в голову! – словно поняв, о чем думает парень, махнул рукой старик. – Татьяна-то моя уж лет десять как того… Ты о Катьке спрашивал, верно?

– Да! – обрадовался Леонид. – Вы ее хорошо знали?

– Да какой хорошо – едва-едва. Вот Инну Георгиевну, ту отлично знаю: мы в этот дом почти одновременно въехали, с разницей в несколько месяцев. Интеллигентная женщина, ничего не скажешь – не чета нам, лапотникам! Но она этим не кичится, приветливая, всегда поздоровается. С Татьяной моей они даже, бывало, в гости друг к другу ходили.

– Но вы же сказали, что…

– Сказал, что встречал Катьку, это правда. Когда впервые увидел, как она из квартиры Георгиевны выходит, решил, что она воровка или мошенница какая – сразу хозяйке позвонил, а она рассмеялась и сказала, что это Катерина, и что она будет заходить, чтобы полить цветы, пыль там протереть и покормить Леопольда. Леопольд – это кот Георгиевны. Да что там, кот – такой зверь громадный, аж страшно! И с характером: кого знает – только руку протяни, он сразу на спину валится и пузо подставляет – почеши, значит, а если кто чужой или плохой человек, может и без глаз остаться, если рискнет к нему приблизиться!

– Так вам нечего рассказать о жер… о Катерине, то есть? – расстроился Леонид.

– Кто сказал, что нечего? Вроде неплохая девка была – жаль, что такое с ней… Но давеча я видел, как она с каким-то парнем ругалась у мусоропровода.

– Что за парень? – встрепенулся опер: впервые за время топтания по лестницам у него появилась надежда.

– Да ничего особенного – хлипкий такой, лет тридцати. Рыжеватый, длинноносый, глаза близко посажены, как у филина.

– Настоящий красавец! – пробормотал Коневич.

– Ага, точно! И на предплечье у него татуировка – то ли дельфин, то ли русалка, непонятно.

– Вы уверены?

– У меня проблемы с ногами, парень, а не с глазами! – нахмурился Нестеренко. – Я в охране режимного предприятия сорок лет оттрубил!

– Ну да, с таким послужным списком… теперь понимаю! – виновато забормотал оперативник.

– То-то же!

– А с чего вы взяли, что они ругались? Может, просто…

– Да нет, – снова перебил старик, – точно ругались они!

– А из-за чего?

– Ну, этого, извини, я тебе сказать не могу – не расслышал: хоть они и на нервах общались, но о чем, не разберешь, только Катька парня-то все время урезонить пыталась: тише, говорила, тише, а то, мол, соседи слышат… А я как раз собрался мусор выкинуть и под дверью стоял. Потом решил все-таки пойти – вдруг, значит, услышу что интересное, да только они сразу замолчали при виде меня. А потом Катька и вовсе парня вытолкала к лифту. Он не хотел уходить, сказал: «Пожалеешь, да поздно будет!» или что-то вроде того… А еще, кажись: «Он и тебя кинет, вот увидишь!»

– Ага… выходит, он ей угрожал?

– Ну, похоже, что так.

– А как вам показалось, Богдан Семенович, Катерина боялась его?

– Да нет, не боялась, по-моему… Он же хлюпик – чего его бояться: Катька его легко в лифт запихнула!

– И больше вы этого типа здесь не видели?

Старик покачал головой.

– Если б увидел, – добавил он, – обязательно рассказал бы Георгиевне: пусть, значит, понимает, с кем дело имеет!

– А еще кто-то к ней приходил? – поинтересовался Коневич.

– Больше никого не видел. А что, думаешь, тот мужик ее и… того, да?

– Все может быть. Сможете с нашим художником поработать?

Ну почему эта следачка всегда тянет одеяло на себя? Подумаешь, у нее есть юридическое образование – почему она не стала адвокатом или судьей? Нечего бабам делать в следствии, среди мужиков! Ну ладно, Суркова, ее еще можно терпеть: в конце концов, она сумела дослужиться до такой высокой должности, до которой ему, Виктору, как до луны… Другой вопрос – как ей это удалось! Ходят упорные слухи, что ее теплые отношения с Кириенко носят не только платонический характер, и Логинов тоже почти в этом не сомневается: как все бабы, она пользуется своими женскими чарами и делает карьеру «через постель»! Но Валерия – другое дело. Виктор с трудом мог представить ее в подобной ситуации, ведь она резкая, как северный ветер, жесткая, как наждачная бумага, и прямая, как линейка – абсолютно не склонный к компромиссам человек! И все же что-то в ней есть – нечто особенное, волнующее, заставляющее опера желать раскусить ее, разобраться, что же она на самом деле за личность. Конечно, будь она страшна, как атомная война, вряд ли у него возникло бы подобное желание, но она, как назло, чертовски хорошенькая штучка: не будь они коллегами, Виктор обязательно затащил бы ее в койку… Жаль, что этого никогда не произойдет.

Виктор ненавидел общаться с молодежью, а Валерия, будто специально, отправила его заниматься именно этим. Он считал школьников и студентов дебилами, которых не интересует ничего, кроме «вписок», дурацких флэшмобов и компьютерных игр, но основной причиной его неприятия этого поколения являлось то, что он в свои тридцать четыре чувствовал себя древним старцем в их обществе – ужасное ощущение!

– Катюха была классной, – со вздохом сказала Ника Жданова, подруга жертвы, как удалось выяснить Логинову после опроса довольно большого количества «недоумков», не вызывающих у него иных эмоций, кроме раздражения. И эти люди называют себя студентами, и не какого-нибудь там заштатного сельскохозяйственного вуза, а юридического факультета государственного университета Северной столицы, где училась убитая!

– Неужели? – саркастически изогнул бровь Логинов: он понимал, что требуется расположить к себе эту девицу в мешковатых джинсах и толстовке на три размера больше, чем требовалось, однако он ничего не мог с собой поделать: неприязнь так и сочилась у него из всех отверстий. – И чем же она была столь… замечательна?

– Ну, она любила тусить, ее всегда можно было подорвать на любой кипиш, – пояснила Ника, не замечая настроя собеседника. Еще одна «молодежная» черта, с удовольствием подметил про себя Виктор – эмоциональная черствость и глубокая сосредоточенность на себе, что не позволяет юным созданиям уловить изменения в настроении других людей и, как следствие, наладить продуктивное общение. Но, как назло, Логинову требовалось вовлечь студентку в диалог и добиться от нее хоть какой-нибудь полезной информации.

– А что она за человек была, Катя? – спросил он, мысленно сжав зубы и приготовившись к двадцати минутам ничего не значащего щебетания.

– Человек? – переспросила Ника, и Виктор задался вопросом: она не знает значения этого слова или не обладает достаточным словарным запасом, чтобы описать подружку?

– Что она любила, с кем общалась, – терпеливо принялся объяснять он. – Были ли у нее враги или хотя бы недоброжелатели?

– Ну, она любила…тусовки, – пожала плечами студентка. – Учиться ей не очень нравилось. Понимаете, она ведь приехала из Тихвина – вы бы видели, какая это дыра!

– Ты там бывала? – поинтересовался Логинов.

– Ну да, один раз, с Катькой… Да и одного раза для этого городишки много – там же ничего нет, никаких развлечений, одни монастыри да какой-то парк занюханный! Ни тебе дискотек, ни интернет-клубов, ни нормальных кафе… Скукотища! Она и сама туда почти не ездила и даже звонила редко – о чем ей с родичами-то разговаривать?

– И что ты хочешь сказать тем, что Катя приехала из такого скучного места?

– Да то, что она ни за что не хотела туда возвращаться, ни под каким соусом! – воскликнула девица, глядя на опера, как на существо низшего порядка с интеллектом слишком ограниченным, чтобы постичь мотивы «продвинутой» молодежи. – Катька во что бы то ни стало мечтала зацепиться в Питере!

– И как же она планировала это сделать?

– Ну, есть только два способа: найти крутую работу или мужика, – передернула плечами Ника.

Наконец-то он хоть немного продвинулся!

– И что, – спросил Логинов, – нашла она работу?

– Да нет, как-то не складывалось… Катюха подрабатывала в интернете, и вполне успешно, между прочим!

– Это как?

Интересно! Секс по телефону или продажа курительных смесей?

– Она здорово работала с кожей.

– Татуировки, что ли, набивала? – не понял Логинов.

– Да нет, вот с такой кожей, – сказала Ника, сунув Виктору под нос свое запястье. На нем красовался плетеный черный браслет, на котором, уже из красной кожи, была сделана довольно искусная аппликация в виде дракона. Вместо глаз были вставлены маленькие желтые стразы.

– Это она сама смастерила? – уточнил оперативник.

– Ну да, сама, – кивнула студентка. – Я всегда говорила, что у нее талант, и она могла бы зарабатывать больше, если бы захотела, но для этого нужен хотя бы собственный сайт, или на маркете выложиться, а Катюха только в соцсетях себя рекламировала – там больших денег не сделаешь! Да и у станка стоять с утра до вечера ей не хотелось.

– И что, хорошо покупали ее поделки?

– Те, что подешевле, хорошо. Катюха ведь могла и сумки делать, и куртки, но лучше всего продавались вот такие браслеты, ожерелья и ошейники.

– Ошейники?

– Для собак и кошек. Это недорого и стильно, и Катюха могла сделать любую картинку – к примеру, по фотографии питомца или какую-нибудь надпись сварганить из кожи или даже из стразов. Она все мечтала купить специальную швейную машинку для кожи.

– И такие есть? – удивился Логинов: не то чтобы он интересовался шитьем, но ему казалось, что все швейные машинки одинаковы.

– Есть, – подтвердила Ника, – и они очень дорогие: Катюха говорила, что не меньше тридцатки нужно, если хорошую покупать!

– В смысле, тридцать тысяч?

– Ну да, или даже больше – смотря какое качество!

– И что, купила?

– Купила, только заказов больших не было… А теперь уж и не будет! – печально закончила студентка и уткнулась в свою чашку с почти остывшим капучино.

– Ты сказала, что есть два способа вырваться из провинции: работа или мужчина, – напомнил Логинов. – Выходит, Катя выбрала первый?

– Кто сказал?

– Ну, кожа и все такое…

– Ну, сколько бы она ни трудилась, а по-настоящему больших бабок так не срубишь! У нее вообще-то был любовник – он, кстати, и денег на швейную машинку подкинул.