Привет, волки!
– И что? – произнесла мама из другой комнаты. – Так и будешь весь день дома сидеть? За этим дурацким компьютером?
Она никогда не говорила просто «компьютер», всегда добавляла какое-нибудь значительное определение. Чаще всего «бесконечный» или «дурацкий». Может, потому, что для нее он ассоциировался исключительно с табличками, рядами цифр и бухгалтерскими программами. Кадры и оклады, обслуживание продаж и складов – она пользовалась им только для этого.
Мама Филиппа была бухгалтером в фирме, принадлежащей папе Филиппа. Но ей не нравилось быть бухгалтером. Она не признавалась, но это было видно по ее глазам, когда она садилась за компьютер. Впрочем, если кто-то обожает бухгалтерию, то вряд ли говорит: «Эти идиотские цифры!», «Что за кретин это рассчитал?», «Вечно мне приходится что-то за вами исправлять, как я это ненавижу». И много чего похуже.
На самом деле фирма принадлежала не только папе Филиппа. Совладельцами были пан Кароль и пан Стефан. Оба очень громко говорили, лысели и могли пространно высказаться по любому вопросу.
Фирма называлась «ООО “Метал-Корф”», и это было практически все, что Филипп о ней знал. Однажды он спросил папу, чем именно они с коллегами занимаются, и в ответ услышал всего одно, но очень длинное предложение:
– Мы производим металлические конструкции: контейнеры, сосуды под давлением и без, сварные сетки, ограждения, навесы, ступени, витрины, перила и перекрытия, а кроме того, мы делаем антикоррозийное покрытие, – а потом папа глубоко вдохнул и добавил: – Теперь все понятно? Прекрасно. Ну тогда будь добр, дай мне вздремнуть. Мне нужно хотя бы пятнадцать минут тишины и покоя.
Папа был уставшим. Постоянно. На работу он приходил уже уставшим, потому что не высыпался. Возвращался уставшим, потому что работал четырнадцать часов. Ложился поздно, потому что поздно возвращался. Поэтому не высыпался и снова шел на работу уставшим.
Из всего этого Филипп усвоил две вещи: «Мы производим металлические конструкции» и что он никогда не будет работать в фирме «Метал-Корф» и ни в какой другой, где производят металлические конструкции.
Охотнее всего он бы засунул все эти конструкции в металлическую ракету, закрыл бы ее на металлический замок и запустил в космос на какую-нибудь металлическую планету. Потому что только там металлические конструкции не становились бы причиной чьей-то грусти, злости или усталости. Они были бы источником счастья и радости.
– Я спрашиваю, ты так и будешь сидеть весь день за этим дурацким компьютером?
– Мам, я играю.
– Опять в какие-нибудь дурацкие стрелялки.
– Но здесь нужно стрелять по чудовищам. Кетоны захватывают земли Пулитов, но не убивают их, а борются с Нуадхами, которые враги – и для Пулитов тоже. Если их всех поубивать, то воцарится мир и можно будет начать строительство города. Но это только на следующем уровне. Сейчас я должен ликвидировать этих чудовищ. Один раз они меня уже убили, но у меня осталось еще две жизни, так что норм.
– Послушай, что ты говоришь! – потеряла терпение мама. – В любом случае мне нужен компьютер. Я должна просмотреть еще миллион накладных. Я хочу разделаться с этим как можно быстрее. Так что заканчивай. На дворе август, хорошая погода, суббота. Что ты вообще делаешь дома?
– Ты слышал, что мама сказала? – к голосу мамы присоединился голос папы.
– Ведь я только начал!
– Не спорь.
– Я только начал!
– Филипп!
Папа вернулся с работы четверть часа назад и, конечно же, хотел отдохнуть.
– Но все уехали! – Филипп попробовал воспользоваться другим аргументом.
– Ты был в лагере в начале июля. Уже забыл? – ответила мама. – Надо было лучше договариваться с друзьями. А на велосипеде ты можешь и один покататься. К тому же, кажется, Павел не уехал. Я видела его вчера во дворе, – не сдавалась мама.
Конечно, Павел. Который теперь ходит с Адрианом. Разве мама сможет это понять? Какое это непреодолимое препятствие? У Филиппа не было желания это проверять.
Он взял велосипед – и был таков.
Какое-то время он бесцельно кружил по пустому микрорайону. А потом его как-то занесло на Голубую улицу.
Он затормозил перед калиткой, поставил ногу на бордюр и не понимал, что делать дальше. Позвонить? Не позвонить? Ведь сегодня суббота, у тети наверняка есть дела поинтереснее, чем проводить время с племянником.
Пока он размышлял и уже приготовился было ускользнуть, из-за дома, точнее из сада, выбежал Бодек. А как только он увидел, кто стоит по другую сторону ограды, то сразу решил поделиться этим открытием со всем Волчьим Потоком. Разумеется, через минуту тетя была уже у калитки.
Филипп сразу подумал, что она наверняка писала эту свою новую книгу. И ему стало стыдно, что он ее беспокоит.
– Тетя! – крикнул он, прежде чем она успела ему открыть. – Я здесь только проездом.
– И очень хорошо, – ответила тетя. – Приятно, что ты не обходишь за версту дом старой тетки.
– Но, тетя…
По правде говоря, Филипп не знал, что он тут делает. Ведь ему не нужно было ничего привозить тете или забирать от нее. Могут ли иногда велосипеды вести себя как живые и самостоятельно решать, куда поехать? Видимо, его велосипед мог.
– Осталось еще немного того творожника с позавчера. Надеюсь, в нем не накопились токсичные элементы. – Тетю, казалось, вообще не беспокоил тот факт, что визит был незапланированный. – Тебе скучно? Друзья разъехались? Знаешь что? Может, ты побудешь у меня в саду? Жаль в такой день сидеть в четырех стенах. Я поставила этот огромный разноцветный зонт. Сейчас принесу что-нибудь попить. Ну и творожник, да? Рискнешь?
Бодек уже перестал лаять, но всем своим видом давал понять, как сильно ему нравятся слова хозяйки.
– Тетя, а ты сейчас не пишешь свою книгу? – неуверенно спросил Филипп.
Тетя Агнешка внимательно посмотрела на него, как будто этот вопрос ее удивил.
– В определенном смысле да, – ответила она.
– О! Ну видишь!
– В определенном смысле я все время ее пишу. Просто много о ней думая.
Через пять минут тетя Агнешка разместилась на садовом стуле под огромным разноцветным зонтом, у стола, на котором стояли стаканы, сок, пирог и фрукты, а Филипп сел на траву и трепал шерсть довольного Бодека. И разговаривали они о Бодеке. О том, что он умеет, какой он умный и понимает все, что ему говорят. И о том, что тетя совершенно не возражает, если Филипп иногда будет брать его на длительные прогулки, если захочет.
– Мне нужно спросить у мамы, – сказал Филипп.
А в глубине души почувствовал такую радость, что даже на несколько минут замолчал. А потом спросил:
– Ты составляешь ее у себя в голове? Эту книгу? Всю? С начала до конца?
– Книгу? Ну да. Составляю ее у себя в голове.
– Все слова по порядку?
– Ну нет, не прямо так. Я думаю о том, что хотела бы написать и почему именно это. Представляю себе героев – как они выглядят, сколько им лет, как их зовут. Придумываю манеру речи, характер, привычки, что они любят, а что нет. А прежде всего – отвечаю себе на вопрос, для чего они должны оказаться в моей книге. Почему именно в этой истории. Если их присутствие должно что-то значить, то они должны что-то делать. Что-то говорить. Принимать решения. Встречать на своем пути других людей. Должны что-то чувствовать, чего-то желать, чего-то бояться, кого-то или что-то любить. Что-то их должно беспокоить. Куда-то они должны стремиться. Необязательно буквально. Но они должны куда-то идти. Как в жизни.
Филипп даже не заметил, как перестал трепать Бодека.
– Это как-то странно. Что-то такое… странное, – выдал он.
– Почему?
– Не знаю. Похоже на игру. Компьютерную.
– Но разве что немного. В каждой игре тебя ограничивают правила, которых ты должен придерживаться. Их кто-то выдумал, как и персонажей, и все остальные вещи. Даже если ты строишь виртуальный город, то только из доступных в игре элементов. Ты можешь поставить свой дом за рекой или у дороги, но и эту реку, и эту дорогу, и этот дом уже кто-то до этого за тебя придумал. А когда пишешь книгу, все решаешь ты. Ты сам. Широкая река или узкая, красная крыша у дома или зеленая, и куда ведет эта дорога, у которой он стоит. Ты можешь в любой момент, как герой книги, сесть в выдуманную тобой до мельчайших деталей машину и поехать по этой дороге, куда только захочешь. Все, что произойдет, и все, что ты увидишь, будет зависеть только от тебя. Но у того, что ты напишешь, должен быть какой-то смысл. Даже если это была просто долгая дорога в никуда. Это должно иметь смысл. Даже если ты пишешь сказку или научную фантастику. Потому что рассказывают с какой-то целью.
Они помолчали, после чего тетя добавила:
– Кто-то потом прочитает такую книгу и подумает: «О, так бывает. Как будто кто-то описал мою жизнь». Или: «О, кто-то чувствует так же, как я». Или: «Это хорошее решение. Мне бы никогда не пришло в голову так поступить». И тогда этот кто-то понимает, что он не один на свете, хотя раньше ему так казалось.
Они снова помолчали.
– А я так и не знаю, почему стеночники становятся размером с комнату, – тихо произнес наконец Филипп.
– Стеночники? – Тетино удивление длилось лишь секунду. – А, стеночники. Эти желто-голубые?
– Да.
– А они желто-голубые как именно?
– В смысле?
– Ну, они в желто-голубую полоску, или в желто-голубую клетку, или…
– Неважно. Ведь я не пишу о них книгу.
– Ну да. – Тетя кивнула с пониманием.
– И неважно, почему они так раздуваются. Раздуваются, и все.
– Понимаю. Ни с того ни с сего. Сидят себе в комнате и вдруг начинают становиться все больше и больше.
– Размером с комнату, – добавил мальчик.
– Но если стеночники становятся размером с комнату, – допытывалась тетя, – то что происходит с мебелью? Со шкафом, кроватью и так далее. Стеночники вдавливают их в стены?
– Не-е-ет… Ну ты что. Ведь потом, когда они уменьшаются, мебель стоит там же, где и раньше.
– Ага.
– То есть стеночники подстраиваются под все эти вещи, – терпеливо объяснял Филипп. – Как будто прижимаются к кровати, к шкафу и к стене.
– Ага. Теперь понятно.
– Впрочем, всегда увеличивается только один стеночник. Если бы они увеличивались одновременно, то полопались бы как шарики.
– А если какой-нибудь стеночник так вырастет, то может подпереть дверь? – допытывалась тетя.
– Ну да. И если кто-то захочет войти в комнату этого мальчика, то не сможет.
– Могу себе это представить. А где же тогда мальчик?
– Внутри. В комнате и в стеночнике. Как в таком огромном пузыре. Снаружи до него не добраться. Он сидит внутри желто-голубого стеночника, и это так классно. И тогда никто не войдет в его комнату, потому что не сможет открыть дверь.
– Ага, ага. То есть стеночники разрастаются, когда мальчик хочет, чтобы никто не входил в его комнату?
– Да. Потому что иногда он хочет побыть один.
– А когда он хочет побыть один?
– По-разному. Когда… ему грустно. И его все бесит.
– Понимаю.
– И когда… когда родители ссорятся, – добавил Филипп еще тише. – Он не хочет этого ни слышать, ни видеть. А стеночник читает его мысли. И сразу знает, что делать. Растет и растет. И окружает его, как такой огромный мыльный пузырь. Или как палатка. И это здорово.
– Знаешь, Филипп, – отозвалась тетя после минутного молчания. – Теперь я понимаю, почему стеночники увеличиваются до размеров комнаты.
Филипп посмотрел на тетю Агнешку, а тетя Агнешка посмотрела на Филиппа.
– Тогда я еще кое-что тебе скажу, – сказал Филипп. – Они ни в полоску, ни в клетку, а такие, как будто кто-то слепил их из желтого и голубого пластилина и все перемешал. Именно такие стеночники.
– Да, – закивала тетя. – Теперь я очень отчетливо их представляю.
3. Пан Перевозский и другие
– И это называется – ты поел? – Мама смотрела на тарелку Филиппа, и ее глаза метали громы, молнии и стрелы с ядом кураре[1].
– Ведь я съел бутерброд.
– Один. К тому же не с ветчиной. Остался еще второй и творожок.
– Я не люблю творожки. Уж лучше сыр.
– Сынок, ну хоть иногда ты должен есть что-то полезное.
– А творожник?
– Что творожник?
– Творожник – это вроде как творожок, так ведь?
– Вроде того. Ну и что? Ты видишь здесь какой-нибудь творожник?
– Я вчера ел. У тети Агнешки.
– У Агнешки? И как тебя туда занесло? Ты ее только отвлекаешь.
– Не отвлекаю. Я просто проезжал мимо.
– Ага, и она увидела, как ты едешь мимо, и бросила тебе в окно кусок творожника, да?
– Нет.
– Я так и думала. Когда мне будет нужно, чтобы ты ей что-то отвез, то я ей позвоню и ты поедешь. А так ты ей только мешаешь.
– Но… Тетя меня просила, чтобы я иногда выгуливал Бодека.
– Бодека? Но это большая собака. Сынок, ты же с ним не справишься.
– Очень даже справлюсь. Он воспитанный и послушный. И все понимает. Все.
– Ну конечно. Самая умная собака в мире. Только когда он от тебя убежит, то уже не будет умного Бодека, останется глупый Филипп, который за Бодеком не уследил. Нет, не будешь ты выгуливать никакую собаку.
– Но тетя сама это предложила. Видимо, она считает, что я справлюсь. И что я не такой уж беспомощный. Мне уже почти одиннадцать лет!
– Тетя не работает, сидит дома, она может сама выгуливать свою собаку, а не использовать тебя.
– Никто меня не использует! Я уже не маленький ребенок!
– Следи за своим тоном!
– Я справлюсь! Между прочим, тетя работает. А у меня каникулы.
– О! Она устроилась на работу?
– Она пишет книгу.
– Книгу. Скажите пожалуйста. Работает! Ха! Посидела бы она разок с моими табличками и цифрами, и тогда бы узнала, что такое работа.
– У нее тоже работа.
– Это хобби. Тетя живет на хобби.
– А Сенкевич?
– Что Сенкевич?
– Он тоже писал. Это тоже было хобби?
– Не умничай. Сенкевич – это Сенкевич. Когда тетя напишет трилогию[2], тогда и поговорим.
– Мама!
– Ты не понимаешь! Агнешка живет на другой планете. Что она знает о настоящей жизни?
– Но…
– У нее есть деньги, огромный дом, она не пашет с рассвета до заката, делает что хочет, дочка сидит в Англии, никаких проблем. Пописывает какие-то рассказики, когда захочется, а ей еще и платят за это. И вдобавок столько лет муж носил ее на руках. А теперь ты ей будешь собаку выгуливать?!
– Мама! Но ведь она одна. Ее муж умер. А до этого он долго болел. У тебя никто не умер. Ты не одна. У тебя каждый день есть мы. А ты знаешь, как тетя скучает по Магде?
Мама не сразу ответила.
Наконец она произнесла гораздо более спокойным тоном, но как-то холодно:
– Я прошу, чтобы ты не беспокоил ее, слышишь?
– Я и не беспокою.
– Вообще-то беспокоишь.
– Ты говоришь так, потому что к нам никто не приходит. Вы никого не приглашаете. Только пана Стефана и пана Кароля. И больше никого.
– Потому что у меня нет ни времени, ни сил принимать гостей. И это тебя не касается. Разве я запрещаю тебе приглашать друзей?
– Но я всегда должен тебя об этом предупреждать за два дня.
– Чтобы я могла хоть немного прибрать этот вечный беспорядок. Особенно в твоей комнате. Если хочешь приглашать гостей, то вначале разгреби свою комнату. Эй, ты куда?
Филипп молниеносно сорвался с места и выбежал в прихожую.
– Я договорился с Павлом.
– Ты должен вернуться домой раньше отца. Я не намерена за тебя оправдываться. Филипп, слышишь?
– Папа и так не вернется до девяти, – прокричал Филипп из прихожей, схватил велосипед и вылетел на лестничную клетку.
– И никакой собаки, ты понял? – Мамин голос донесся издалека, она снова покачивалась на плоту, отплывающем все дальше и дальше.
Он ездил уже целый час. Поворачивал то вправо, то влево или мчал все время вперед. Наконец он оказался в парке, в том, что по дороге к Волчьему Потоку. Но у самой его границы повернул назад. И снова мчал вперед или сворачивал то вправо, то влево. И не мог ни на секунду отключить мысли, хотя очень хотел. Он правда доставляет тете Агнешке беспокойство? Может, и так… Он правда не справился бы с Бодеком? Может, и нет…
Окей, он совсем не должен туда ездить. Ну а зачем? Лучше посидеть за компьютером. И… и есть творожок вместо творожника. И быть без собаки. И без такого классного кресла. И без сада. И ни с кем не разговаривать о стеночниках. И о желе. И вообще ни о чем.
А что касается Павла, то он соврал, что с ним договорился. Потому что маме он нравился. Ну да, он был ничего, пока не начал дружить с этим самоуверенным Адрианом. Только как объяснить это маме?
– Филипп!
Кто-то его звал. Филипп очнулся и поднял голову. Первым делом он заметил несколько пар дружелюбных волчьих глаз. Они сверкали на него из садовых зарослей дома номер шестнадцать и из-за ствола дерева в паре метров от него. А еще одну пару глаз он на мгновение увидел под лестницей дома номер восемнадцать.
– Привет, волки! – шепнул он и в тот же миг понял, где он оказался, куда его занесло совершенно непонятным образом.
– Филипп! – оклик повторился, и это, конечно, была тетя Агнешка с Бодеком на поводке.
Филипп только успел подумать: «Но ведь я не могу сейчас удрать, мам, это было бы невежливо», – как уже затормозил перед тетей и ее собакой.
– Привет, Филипп!
– Привет, тетя! Привет, Бодек! – ответил он и сразу добавил: – В моем микрорайоне вообще негде кататься.
– Ну да.
– Просто… Здесь больше дорожек. Больше места. Можно разогнаться.
– Понимаю. – Тетя посмотрела на Бодека, а потом снова на Филиппа. – Знаешь, мы идем на прогулку. Может, присоединишься к нам?
– Правда? – У Филиппа внутри все сжалось от радости.
– Правда. Велосипед можешь оставить в саду, его не будет видно с улицы, – сказала тетя и дала ему ключ от калитки.
И – о, чудо – не добавила: «Только не забудь ее хорошенько закрыть». А ведь взрослые всегда говорят что-то в таком духе. Неизвестно зачем. Ведь ключи нужны для того, чтобы ими закрывать, каждый ребенок это знает. А почти одиннадцатилетний уж тем более.
Велосипед был отведен в указанное место, и через пять минут троица двинулась вниз по Голубой улице.
– Тетя, а куда вы ходите гулять? Ну, чаще всего? – спросил Филипп и посмотрел на Бодека.
Пес, разумеется, был на поводке – как полагается, – но и без этого шел рядом, как бы говоря: «На здоровье, надевайте на меня поводок и ошейник, если вам это зачем-то нужно, потому что мне это ни к чему».
– По-разному. В основном здесь, по улочкам, скверикам. Иногда идем в парк. А когда у меня побольше времени, то на луг. Знаешь, где это?
Нет, Филипп не знал. Он никогда там не был.
– Нужно пройти по этой улице до конца, потом свернуть направо рядом с продуктовым магазином. Оттуда видно костел, а сразу за костелом – луг.
– Так близко?
– Так близко.
Филипп потерял дар речи. Как вышло, что он никогда дотуда не доезжал? Ведь нужно было всего лишь чуть подальше проехать на велосипеде.
Адриан наверняка об этом луге не знает. И Павел тоже. А папа? Знает ли папа? Нет, конечно нет, ведь он бы Филиппу рассказал. Тогда пусть папа узнает первым! И они отправятся туда на велосипеде, вдвоем.
Потому что мама не любит ездить на велосипеде. Даже не хочет его себе покупать.
«И когда же мне ездить? В воскресенье, вместо того чтобы наконец немного отдохнуть? Я лучше буду лежать на диване, чем бессмысленно носиться туда-сюда». Так она сказала.
– Знаешь, Бодек давно не бегал как следует, – сказала тетя. – Если у тебя есть время, то, может, сходим туда сегодня?
– Конечно! – воскликнул Филипп. – Пойдем. Дома я должен быть только в девять. Сейчас поздно темнеет.
– Ну тогда идем. Бодек, ты рад? – спросила тетя своего все понимающего пса.
Бодек, разумеется, был рад. Очень.
Они шли не спеша. Тетя рассказывала о Магде: она довольна, получила хорошую работу. Она стала ассистентом руководителя в голландской фирме в Лондоне, в частности потому, что хорошо знала не только английский, но и голландский. Помогло ей и то, что она закончила университет. Теперь она работала по десять-двенадцать часов в день, но была довольна. И даже счастлива.
– Я думал, что, если столько работаешь, сколько мои родители, невозможно быть довольным. И счастливым.
– Твои родители наверняка устали. Знаешь, Магда все-таки помладше и ей не нужно содержать семью. И собственную фирму. А фирма – это большой стресс. И ответственность.
– А нельзя быть уставшим и счастливым одновременно?
Тетя немного помолчала.
– Можно. Конечно, можно, – заключила она.
Они проходили мимо продуктового магазина, когда раздался громкий рев мотора. На тихую улицу вкатился большой грузовик. Почти как фура.
– О, перевозки, – сказала тетя.
– Кто? – не расслышал Филипп.
– Перевозки! – повторила тетя погромче.
– А кто это? Ты его знаешь? – заинтересовался Филипп.
– Кого? – удивилась тетя.
– Ну, этого Перевозского!
– Какого Перевозского?
– Ну, этого, – Филипп указал на грузовик.
Почти в то же мгновение водитель заглушил мотор. Воцарилась тишина.
– Какого Перевозского? – повторила тетя и вдруг поняла. И начала так смеяться, что чуть не рухнула на тротуар. А когда перестала, спросила: «А как зовут этого Перевозского?»
Филипп наконец тоже понял. И тоже разразился смехом. Крупная темно-синяя надпись на грузовике гласила: «ПЕРЕВОЗКИ».
Филипп помотал головой.
– Этого Перевозского могут звать, например… например… Марий, – решил он, – у меня есть дядя, которого зовут Марий Перевольский. Очень похоже, правда?
– А может, – подхватила тетя, – не Марий, раз похожий Марий уже есть, а… скажем… Сигнатарий[3]? Или… Пролетарий[4]? А может, Сценарий? Как тебе? Сценарий Перевозский.
Оба громко расхохотались.
– А Сценарий Сказки? – бросил Филипп.
– Хорошо! – откликнулась тетя. – Фирма Сценария Сказки предлагает безболезненные и совершенно незаметные перевозки. Марш-броском. Перевозки броском. Броские перевозки.
– А у Сценария Перевозского, который тоже хотел бы делать перевозки, нет сценария перевозки.
– И плана аэроплана, – прибавила тетя Агнешка.
Они перебрасывались идеями, которые приходили в голову одна за другой, и ухохатывались до слез.
– А знаешь, что такое стук? – спросила тетя.
– Что же?
– Жалоба.
– А ябеда? – на этот раз вопрос задал Филипп.
– Не знаю.
– Когда я становлюсь для кого-то бедой.
– Точно! А сотри? – взяла реванш тетя.
– Сотри?
– Не знаешь? Три раза «со». Со, со, со!
– А водители? – торопливо произнес Филипп.
– Знаю, знаю! Вопрос, водите ли вы? Да?
– Да!
– А теперь, – тетя вдруг драматически понизила голос, – кое-что, что ты очень любишь: немного хоррора. Что такое поворотник?
– Поворотник?
– Ну, вслушайся хорошенько в это слово… По-во-рот-ник…
– Кажется, знаю! Это похоже на какую-то страшную машину, которая делает что-то ужасное со ртом. Жуть.
С минуту они шли молча, улыбаясь и подыскивая новые необычные ассоциации.
– А как тебе «говорилось»? – тетя возобновила игру.
Филипп пожал плечами:
– Слово как слово.
– Не-е-ет… Ну послушай: говорилось. Что делалось?
– Говорилось.
– А ты что делай?
– Что делай? А! Говори, лось! Классно! А что значит, – Филиппу пришла следующая идея, – когда кто-то ухоженный?
– Это значит, что он весь в ухах. Ухоженный с головы до ног.
– Разрисованный ухами.
– Присыпанный ухами.
– Облепленный ухами.
– Любящий ухи.
– Кто-то, кто превратился в огромный ух.
– У-у-ух…
– Где?! Где?! – закричал Филипп и стал оглядываться.
– Объявляю перерыв! – Тетя Агнешка остановилась смеясь. – Перед нами тот самый знаменитый, но малоизученный луг.
Филипп онемел. Он был поражен. То, что он увидел, было просто великолепно.
Он не мог поверить, что нечто подобное могло находиться почти рядом с его домом.
Но, собственно, разве прекрасные вещи должны быть только где-то очень далеко?
Перед ним расстилалось огромное зелено-солнечное пространство. Перечеркнутое на горизонте жирной темной чертой высокого леса. Далеко, далеко. А небо надо всем этим казалось больше, шире и висело выше домов, оставшихся позади.
– Здесь классно! – воскликнул Филипп.
– Тебе нравится?
– Очень! Здесь… прекрасно. Обалденно. Можно…
– Побегать с Бодеком? Я с удовольствием посижу и подышу.
Тетя отстегнула поводок, однако для Бодека это не было сигналом рвануть с места неизвестно зачем, лишь бы вперед.