Крылатый ковчег: сборник рассказов

С заднего ряда отменно просматривался зал. Одни подпевали «Птичку», другие свистели, остальные жестикулировали на мазафаковском слэнге.

И вдруг солист «Лос Ингредиентс» выдал босой танец на углях. Смесь Студжис с Кейвом с отголосками Дорс. На суд слушателей из внутренней темноты вырвалась отчаянная жажда свободы узника Азкабана. Зал взорвался от восторженного негодования.

– Это мое, – мелькнула вспышка интуиции. Так с первого курса иняза мурманская «Рок-панорама» стала ежегодным событием, которого ждала, как Каренина поезда.

– Я уйду в нереальность, навсегда уйду в нереальность, – заучили мы все.

– Трудно быть вампиром, пьющим мысли, пустые и мертвые, без капли жизни, – стонали под гуттаперчевого Зубарева из «Описиктра».

«Рэббитс Хуф» вообще не писали текстов, а харизматично изображали слова, выдавая коллабористическую белиберду. В приступе агонии звучали покруче самого Хармса.

Первое личное знакомство случилось в апреле 94-го. Шла из библиотеки в общагу, а оказалась на дне рождения у солиста в расписной тюбетейке.

– Блюзовая певица из Никеля? – спросил Юдж.

– Я?!

Подыграли никельские друзья. Вельвет с Пепсом мгновенно переложили на манер дорожного блюза «Хэппиньюеа» Аббы. Пришлось исполнить. И понеслось… Музыка, видео, творчество. Встречи, тусовки, концерты, джем-сейшены на квартирах, репетиционные точки…

Тибетская книга мертвых не раз становилась настольной.

Первым ушел Вадик. Барабанщик «Типового проекта». Студеные похороны после долгих поисков. Нашли на складе Заполярного. До сих пор не понятно, как так случилось. Боль утраты не отпускала. Все, что могли сделать – начали верить. В фатальность, в знаки, в вакуум. Жизнь продолжалась, но внутри поселилась та самая «пустота», про которую позже прочли у Пелевина:

«Жизнь – это то, что ты делаешь с миром, а мир делает с тобой. Типа как секс.

А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остается пустота.

Вот поэтому все эти созерцатели, которые у стены на жопе сидят, про пустоту и говорят. У них просто жизнь иссякла – а они считают, что все про нее поняли.

Про жизнь бесполезно думать. Жизнь можно только жить».

Полный зал Кировки набился в 1998-м. Знакомые и ставшие родными лица слились в единый образ. На видео стою возле сцены, скрестив у лица руки.

«Ищут пожарные, ищет милиция… молоху или другому быку… останься тысяча первой», – извергал Юджин.

Музыкальные команды из Мурманска выступали и в никельском ДК «Восход», и в питерском «Там-Таме». Играли в пединституте и в Художественном музее. Писали альбомы. Снимали видео. Читали Кастанеду и Маркеса. Любили собираться на квартирах и подолгу джемить, вливаясь в новые измерения между реальностью и нотами. Искали утраченный смысл в творчестве и любви.

Экспериментировали, взлетали и падали. Сходили с ума. Вешались. Вылетали из окон. Умирали и рождались заново.

Но моя Каренина выжила. Осталась. Зацепилась за любовь близких. Выросла. Поднялась по карьерной лестнице. Съездила с сыном на Gojira в Хельсинки, подпевала хитам на концерте Metallica в Питере, побывала на Marilyn Manson в Праге.

И сейчас, заглядывая в зеркало воспоминаний, вижу, каким важным для меня стало то, что происходило гораздо раньше.

– T. Rex. Children of the Revolution. Вот, послушай. Может, понравится, – предложил отец в далеком 92-м.

– Блеющий Марк Болан в боа и с макияжем? Хм. Круто! Неси еще. – заинтересовалась я.

«Лестница в небо». «Дым над водой». «Отель Калифорния». Незабвенные хиты пришлись по вкусу папиной дочке.

А еще папа слушал Pink Floyd. Колонки на 40 Вт размером с полутораметровые комоды ревели от дома на Спортивной, 8 до стадиона «Металлург».

А еще отец держал свою студию звукозаписи, «Аниту». Там вдвоем с товарищем они чинили телевизоры и перезаписывали аудио- и видеокассеты.

В качестве дипломной работы в художке нарисовала обложку к альбому Bon Jovi: горящий круг, дверь на рельсах и Джон.

– It's my life. It's now or never. I ain't gonna live forever… Да, выбор не был случайным.

Не обошлось и без русского рока: ДДТ, Браво, Наутилус, Аквариум, Чайф, АукцЫон. Сотни песен заучены наизусть.

В пятом классе стену в хрущевской комнате с секретером и белым потолком украсили кирпичи, написанные собственноручно на ватмане.

На летних каникулах в шестом ездили в Подборовье. Там наизусть учили «Сектор газа». Играли в подкидного на лавочке в дровянике у бабы Маши. Попутно пробовали томатную брагу из ванны у дяди Гены. Мылись в бане по-черному, а после с двоюродными сестрами дружно вычесывали вшей.

По ночам с трудом засыпали, пока дед Минька Хохоленок во сне вспоминал етишкину мать. Днем красили челки гидроперитом, а вечером наблюдали, как колхозные кавалеры гоняют на мотоциклах без глушаков…

И вот на втором курсе друзья заработали ящик пива за концерт в «Там-Таме». Тот особый гонорар мурманчане по-братски разделили с беззубым солистом «Короля и Шута». Дикое было время. Жизни – яркими и короткими.

«Криминальное чтиво» по видео и шабаш верховодили повсюду среди озадаченного развалом Союза народа. С кострами, ведьмами, ментами, рэкетирами. Талонами на продукты. Страхом о завтрашнем дне. С вопросами: «Быть или не быть? Как жить? И что делать?»

Тогда казалось, что, если уехать за границу или хотя бы в другой город, случится чудесная, счастливая, другая жизнь. Верилось, что хорошо можно зажить там, где нас нет. Ну или там, куда мы еще не успели добраться.

Но все оказалось с точностью до наоборот. И слава Богу!

Сейчас я благодарю прошлое за все испытания и годы тяжелого рока. И да, кстати, выбирать, что помнить, а что забывать – мое личное право.

Как и право голоса, которым летом 1996-го года я воспользовалась в Норвегии, где оказалась по приглашению Эльдара, одноклассника, как раз в день выборов российского президента.

С утра мы слушали Prodigy и Cypress Hill. I want to get high – so high! Четыре раза – нет, больше. Голосовать ходили в российское консульство в Киркенесе. Думаю, не сложно догадаться, кого я тогда наградила галочкой в бюллетене.

Примечания