Тайны горных обвалов

Во время обучения в школе дочь Михаила Викторовича пользовалась «Коннектом», в списке участников группы я нашла ее никнейм – Дарья Эванеско. Интересно, откуда такая необычная фамилия?

Я зашла на страничку пользователя, которая не была удалена, просто Даша ею, очевидно, не пользовалась. О происхождении никнейма я сразу догадалась – в списке любимой музыки значились различные рок-группы, среди них – когда-то популярная среди молодежи группа «Evanescence». Похоже, Даша ее заслушивала «до дыр», в ее аудиозаписях я увидела все альбомы группы. Вообще, прежняя страничка Даши показалась мне куда информативнее, нежели нынешняя. Девушка подробно писала о своих увлечениях, выкладывала фотографии, вешала на «стену» посты…

Оказывается, у девчонки еще и талант писателя, отметила я. Короткие записи Даши были написаны красивым языком, богато насыщенным метафорами и эпитетами. Девушка описывала свое настроение, делилась радостями своей жизни. Правда, все это она писала до смерти матери – последняя запись на «стене» была сделана четыре года назад. Она была короткой и пронзительной: «Остались мы с папой».

Тогда же, четыре года назад, была выложена и последняя фотография в фотоальбом Даши – на ней была запечатлена игрушка, розовый плюшевый мишка. Больше ничего – только мягкая игрушка. Я догадалась, что наверняка мишку подарила Даше покойная Елена и девушка сфотографировала подарок матери. Никаких фотографий с выпускного вечера Даша на страничку не выкладывала, они были только в группе гимназии, где она училась.

Я решила, что свою страничку Даша забросила именно в тот период – наверняка несчастная девочка погрузилась в омут отчаяния, ей было не до социальных сетей. А новую страничку завела год назад, использовала ее для учебных целей. Ведь в беседах, участницей которых была девушка, обсуждалось расписание, выкладывались домашние задания и другая важная информация. Скорее всего, Даша решила больше не делиться своими переживаниями с другими людьми, поэтому и не выкладывала никаких личных записей на своей новой страничке. Как сказал Михаил Викторович, его дочь больше не пускала никого в свою жизнь, так как боль утраты оказалась слишком горькой и тяжелой…

Мне не хотелось копаться в переживаниях Даши, но я должна была это сделать. Я взломала старую страничку девушки, узнала пароль и вошла в аккаунт. Поступок мой можно назвать вероломным, неправильным, однако работа телохранителя включает в себя и такие аспекты.

Я открыла сообщения, которые приходили на страничку Дарьи. В отличие от мессенджера на новой странице, здесь были письма личного характера. Даша общалась со своими школьными подругами – я увидела переписку девушки с Верой Галашевой, Катей Волковой и Ангелиной Гавриловой. Похоже, четверка крепко дружила, они даже создали беседу для четырех человек.

Я стала читать сообщения. Девушки обсуждали парней, вместе осуждали методы какой-то «Мымры Владимировны» (скорее всего, так они прозвали какую-то учительницу в школе), а также договаривались о встречах после школы. Значит, любили прогуливать уроки – если бы девчонки ходили вместе на занятия, им не пришлось бы обсуждать место и время прогулок в социальной сети.

Несколько сообщений меня насторожило. Вера Галашева писала, что сегодня можно «развлечься» с некоей Юлькой Морозовой, и предлагала разные планы «забав», один мерзостнее другого. Не буду вдаваться в подробности, но я поняла из переписки девушек, что над Юлей Морозовой все вчетвером издевались, над ней насмехались и всячески унижали. И Даша во всем этом участвовала – она посылала веселые смайлики в ответ на предложения Галашевой.

Судя по всему, девицы травили Морозову, а та покорно сносила все унижения. Хотя не совсем покорно – прочитав все сообщения беседы, я вернулась в мессенджер и неожиданно обнаружила письмо Юли, адресованное Даше. Это письмо было отправлено два года назад – когда Даша училась в одиннадцатом классе.

Я открыла письмо и увидела, что Юля не единожды отправляла сообщения Корчагиной. Но все письма девушки были без ответа.

Я стала читать переписку, а точнее – монолог Юли. Первое письмо было отправлено третьего апреля, оно гласило:

«Я ненавижу тебя. Ты мерзкая, подлая гадина! Ты ничего из себя не представляешь, а только самоутверждаешься за счет других! Чтоб ты сдохла!»

Второе письмо – седьмого апреля:

«Ты разрушила мою жизнь, но ты за это ответишь! Желаю тебе мучений, твоя мамаша умерла из-за тебя!»

Пятнадцатого апреля:

«От тебя все отвернутся, ненавижу тебя! Так тебе и надо, подлая тварь!»

И все в таком роде. Я поняла, что Юля ненавидела Дашу, судя по всему, Морозову достали унижения, которым подвергали ее девчонки, вот она и решила отомстить своим врагам.

Я снова зашла в группу гимназии, где училась Даша, однако Юли среди выпускников не увидела. Значит, девушка сменила место учебы – быть может, из-за травли, которой подвергалась в прежней школе?

Я зашла на страничку Юли, сейчас Морозова училась в Тарасовском педагогическом институте на факультете иностранных языков. Девчонка-то, судя по всему, умная, раз учится в инязе, только почему над ней так издевались в школе? Может, за ум как раз и доставалось? Дети ведь жестокие, а в пятнадцать-шестнадцать лет девчонки особенно агрессивно относятся к своим сверстницам. Кто не попадает в их компанию, тот становится изгоем, вот Юле и не повезло, она стала тем самым отверженным в классе.

Я просмотрела фотографии Морозовой. На вид – обычная девушка, немного полноватая, но не толстая, с «детскими» щечками и длинными волосами, заплетенными в косу. Могла ли Юля угрожать Даше и послать то самое эсэмэс-сообщение с неизвестного номера? Пока у меня не было ответа на этот вопрос. Однако на письма Морозовой в социальной сети Даша никак не отреагировала, быть может, Юля на этом не успокоилась и решила довести Корчагину? Отомстить ей за школьные унижения? Если это так, то одноклассницы здорово испортили жизнь Морозовой, раз она до сих пор помнит свои обиды…

С другой стороны, тогда бы Морозова и в новый аккаунт Даши могла писать сообщения. Не так уж сложно отыскать «врагиню» в соцсетях…

Я открыла базу данных и ввела в поисковую строку имя и фамилию бывшей одноклассницы Даши. Юля Морозова воспитывалась в неполной семье – отец завел себе другую семью, бросил мать Юли, когда девочке было всего два года. Анна Морозова, мать Юли, растила ребенка одна, и, судя по всему, денег всегда не хватало. Анна работала учительницей начальных классов, но за пропуски ее уволили – маленькая Юля часто болела, и, так как ребенка было не с кем оставить, Анна часто пропускала работу, чтобы присматривать за дочкой. Потом женщина устроилась продавцом в продуктовый магазин, но и там проработала недолго, на этот раз уволилась сама по неизвестной мне причине. Когда Юле исполнилось семь лет, Анна сменила около пяти профессий, брала кучу подработок. В том числе женщина работала уборщицей в гимназии, где училась Юля. Девочка раньше ходила в тринадцатую школу, но потом ее перевели в ту, которую окончила Дарья Корчагина. Я поняла, что Морозову могли травить из-за того, что ее мать моет полы в гимназии, – мне показалось это достаточной причиной для издевательств.

Сейчас Юля Морозова проживала вместе с матерью, в базе данных был указан адрес прописки девушки. Улица Загороднева, дом пятнадцать, квартира шестьдесят, – туда я и собиралась поехать. Я надеялась, что застану Юлю дома – мне хотелось поговорить с девушкой и узнать, общается ли она с Дарьей сейчас. Вряд ли девушки поддерживают приятельские отношения, учитывая их взаимную ненависть друг к другу. Но если Юля станет мне врать, утаивать об их вражде, я поймаю ее на лжи и смогу узнать, она ли прислала Корчагиной эсэмэс-сообщение с угрозой или нет.

До улицы Загородневой я ехала долго – мало того что она находилась на другом конце города, так еще по дороге я угодила в жуткую пробку, в которой простояла около двадцати минут. Оказалось, затор возник из-за аварии – грузовик вписался в легковую машину, в результате чего половина города была парализована.

Когда я наконец-то добралась до дома Юли Морозовой, было уже три часа дня. Хотелось бы, чтобы моя поездка не оказалась напрасной и Юля сейчас находилась бы дома…

Я быстро нашла нужный дом, позвонила в квартиру номер шестьдесят. Мне повезло – к трубке подошли, я услышала молодой девичий голос:

– Проходите, поднимайтесь на шестой этаж, лифт у нас работает!

Я удивилась про себя – надо же, Юля даже не спросила, кто это. Значит, девушка кого-то ждала, но кого? Если обращается на «вы», значит, человек этот не является ее знакомым, может, Юля заказала, скажем, доставку еды? Или девушка ждет кого-то другого?..

Я поднялась на шестой этаж, прошла к открытой двери в шестидесятую квартиру. На пороге стояла девушка лет двадцати, одетая в зеленую футболку и длинную летнюю черную юбку. Волосы девушки были заплетены в толстую косу, на глазах – очки, стало быть, Юля плохо видит. В школе она тоже пользовалась очками? Еще один повод дразнить девочку, «очкарики» всегда вызывали насмешки… Даже сейчас, уверена, не все считают очки модным аксессуаром, и, к слову сказать, очки совершенно не подходили Юле. К ее круглому лицу следовало выбрать другую оправу, подчеркивающую достоинства внешности девушки, а сейчас она больше всего походила на черепаху.

– Здравствуйте, проходите, – улыбнулась мне Морозова. – Будем заниматься на кухне, вы не возражаете? Там просто светлее и просторнее, чем у меня в комнате, поэтому я своих учеников приглашаю именно на кухню.

Вот оно что, подумала я про себя, Юля подрабатывает репетитором! Наверно, преподает своим ученикам уроки иностранного языка, проводит занятия как для детей, так и для взрослых. Что ж, неплохо, мне не придется самой придумывать легенду для своего визита. Только что я буду делать, если сейчас придет настоящий ученик девушки?..

Внезапно раздался звонок мобильного телефона, Юля извинилась и взяла трубку. Я оглядела прихожую. Маленький коридорчик, небольшое зеркало, этажерка для обуви, на вешалках аккуратно развешаны куртки и пальто, явно недорогие, потрепанные. В квартире убрано, но сразу бросается в глаза, что семья Морозовых не шикует, хозяева явно живут небогато. На это указывало и качество одежды и обуви, и старая мебель, и выцветшие со временем обои – ремонт в квартире тоже давно не проводили.

Я посмотрела на девушку. Та слушала своего телефонного собеседника, нахмурив брови.

– То есть сегодня вы не сможете приехать? Да-да, я поняла, давайте перенесем занятие на завтра… Да, в три часа мне будет удобно, я завтра освобождаюсь в половине второго… Всего доброго, до свидания…

Она убрала телефон в карман юбки и внимательно посмотрела на меня. Потом проговорила:

– Простите, вы ко мне? Боюсь, произошло недоразумение, я думала, это моя новая ученица…

– Если вы – Юлия Морозова, то я к вам, – улыбнулась я девушке.

Видно было, что Юля меня не испугалась – она не решила, что я грабительница или убийца, взгляд ее был испытующим и немного растерянным.

– Да, я – Юлия Морозова, – произнесла девушка. – А вы, простите, кто? Я не припоминаю, что мы с вами знакомы!

– Мы и не знакомы, – заметила я. – Меня зовут Евгения Охотникова, я приехала к вам, чтобы поговорить об одной вашей знакомой, Дарье Корчагиной. Вы с ней вместе учились, помните такую?

Девушка нахмурилась. Потом посмотрела на меня, уже с обидой, смешанной со злостью.

– Вы ее родственница, да? Что вам от меня нужно? Я не хочу разговаривать об этой… об этой Корчагиной! Вообще не хочу про нее ничего слышать, понятно?

– Юля, успокойтесь, я вовсе не являюсь родственницей Дарьи, – проговорила я как можно дружелюбнее. – Дарья, по всей видимости, замешана в одном не очень хорошем деле, и я проверяю всех ее знакомых и друзей. Мне нужно задать вам несколько вопросов, и после этого я уйду, много времени у вас не отниму!

– Так я и знала, что эта гадина когда-нибудь получит по заслугам! – воскликнула Юля со злорадством в голосе. – Я очень рада, что справедливость наконец-то восторжествовала! Проходите, я отвечу на все ваши вопросы! Вам удобно будет разговаривать на кухне? Обычно я там работаю со своими учениками!

– Конечно, как вам удобно! – Я разулась, прошла вслед за девушкой в крохотную кухоньку, большую часть которой занимал длинный обеденный стол с ноутбуком.

Плита, умывальник и кухонные шкафчики сиротливо ютились вдоль одной стены, напротив стоял холодильник, на котором находился телевизор, единственная более-менее новая вещь, и шкаф для посуды. Ни мультиварки, ни микроволновки, ни тостера я не увидела. Похоже, подобной техникой в семье Морозовых не обзавелись, а готовят на газу.

– Присаживайтесь! – Юля указала на табурет.

Я опустилась на сиденье, девушка предложила мне чаю. Я согласилась и подумала – видимо, Морозова и в самом деле сильно злится на Дарью, раз известие о том, что Корчагиной заинтересовалась полиция (думаю, Юля приняла меня за сотрудницу правоохранительных органов либо за частного детектива), так обрадовало ее.

Юля налила мне чай, положила на блюдце баранки, после этого уселась напротив и проговорила:

– Вы хотели меня спросить о Корчагиной, верно? Что именно вас интересует? Признаться, я бы не вспоминала об этой… не буду выражаться, не следует… но если это надо для дела, чтобы она ответила за все, то я расскажу, что вам нужно! Она мне жизнь испортила, ненавижу ее! До сих пор, хотя прошло уже столько времени…

– Насколько я понимаю, Дарья здорово вас обидела, верно? – Я внимательно посмотрела на круглое лицо девушки, про себя раздумывая, что же такого натворила Даша, что Юля до сих пор не может ее простить. И может ли быть, что Морозова следит за Корчагиной, в курсе каких-либо событий в ее жизни – например, грядущей экспедиции – и запугивает? Или планирует отомстить?

– Обидела! – в сердцах воскликнула Юля. – Если это так называется… Не слишком подходящее слово, она меня сломала. Убила и растоптала, вот как я скажу! Мне и сейчас плохо из-за всего того, что творили она и ее подружки со мной в школе…

– Расскажите подробно, что делала Даша, раз вы ее так ненавидите, – попросила я.

Морозова опустила глаза и тихо проговорила:

– Если бы я знала, что вы придете, то не стала бы удалять те видео из интернета… Они всегда все снимали на свои телефоны, ой, простите, смартфоны. Телефон был у меня, старый и кнопочный, потому что мама мало зарабатывала. Она очень старалась, чтобы у меня было все самое необходимое, но одежду мне покупала в секонд-хендах на распродаже, когда проходили акции «все по сто рублей». Но я считала, что живу хорошо, ведь у меня всегда была вкусная еда – мама хорошо готовила, в детстве имелись игрушки, книжки… До девятого класса, пока я училась в тринадцатой школе, все было нормально, но потом мама перевела меня в гимназию – она считала, что там хорошо преподают иностранный язык, а я всегда мечтала стать переводчицей. Мама работала в гимназии уборщицей, поэтому с восторгом мне рассказывала, что учитель английского там очень хороший и дети отлично разговаривают на иностранном. Я не хотела переводиться, в тринадцатой у меня была подруга Соня, с которой я общалась и во внеурочное время, но мама сказала, что Соню я могу приглашать в гости и учась в гимназии и настоящей дружбе мой перевод в другую школу не помешает. Я всегда слушала свою маму, поэтому сделала так, как она хотела. И очень об этом жалела…

Юля вздохнула, потом продолжила:

– В общем, я перевелась в гимназию, в девятый «В» класс. Там у меня не получалось ни с кем подружиться, на меня не обращали внимания. Меня посадили за парту с Дашей Корчагиной, но она часто прогуливала занятия, ни с кем не общалась. Учителя ее за это не ругали, и только потом я случайно узнала, что у Даши умерла мама. Я очень сочувствовала ей, даже предложила помощь, но та меня проигнорировала. А потом в класс пришла еще одна новенькая – Вера Галашева. Она показалась мне яркой, уверенной в себе, смелой – настоящая душа компании. Стала сразу со всеми общаться, но особенно подружилась с Ангелиной Гавриловой и Катей Волковой. Даже Даша стала с ней дружить, от меня она пересела к Вере, мне было очень обидно. А потом началось… Надо мной стали насмехаться все ребята в классе, и я не понимала почему. Обзывали, дразнили, таскали мои вещи, пачкали одежду. Случайно я узнала, что зачинщиками всего этого были Дашка с Верой, они узнали, что моя мама работает уборщицей, и за это начали меня травить. Потом они и вовсе озверели – один раз подкараулили меня в туалете, Катя, Ангелина и Вера подтащили меня к унитазу и стали топить, а Дашка все это снимала. Видео они выкладывали в интернет, и вся школа об этом узнала. После занятий они часто подкарауливали меня где-нибудь и кидались в меня грязью, рвали мою одежду, один раз даже попытались ножницами выстричь мне клок волос, но я вырвалась и убежала. Маме я ничего не говорила – не хотела ее расстраивать, ей и так нелегко приходилось. Я сама должна была разбираться со своими обидчиками, не впутывать во все это взрослых людей. Единственный человек, с кем я могла поделиться своими проблемами, была моя лучшая подруга Соня. Я с ней виделась всего лишь раз в неделю, потому что Соня училась во вторую смену, а я – в первую. В тринадцатой школе до одиннадцатого класса учатся и в первую, и во вторую смену, так там заведено. Поэтому встречались мы с Соней по воскресеньям, зато много переписывались с помощью эсэмэс-сообщений. У Сони были свои проблемы – она рассказала мне, что ей очень нравится мальчик из ее параллели, Тимофей Щербаков, но она никогда в жизни не сможет ему признаться в этом. Тимка – тот еще хулиган, но, как говорится, любовь зла. Соня умоляла меня не рассказывать о ее тайне ни одной живой душе, даже моей маме, и я поклялась хранить ее секрет. А я говорила подруге, что меня обижают в школе, и Соня мне сочувствовала, даже придумывала способы, как отомстить девчонкам. Естественно, все эти способы были глупыми.

Юля замолчала, пауза затянулась.

Я осторожно спросила:

– То есть вы за это ненавидите Дарью Корчагину? За то, что она вместе с подружками издевалась над вами?

– Не только, – покачала головой девушка. – Я еще не все рассказала… У истории есть грустное продолжение.

Она вздохнула, собралась с силами и продолжила свой рассказ:

– Однажды они надо мной снова стали измываться. По дороге домой напали всем скопом, вылили мне на голову какие-то помои, отняли сумку, рассыпали все вещи. Все, как всегда, снимали на видео. Кто-то бил меня по голове, я едва не потеряла сознание. Мне приходилось идти через пустынный сквер, там они обычно меня подкарауливали. Другой дороги домой не было, можно было доехать на автобусе, но мне было жалко тратить деньги, поэтому я ходила пешком. В общем, я не могу сказать, когда весь этот кошмар закончился. Я словно в бреду поднялась, никого уже не было. Взяла свою сумку, даже не проверила, все ли тетради и учебники на месте, просто кинула то, что увидела, поковыляла домой. Болела голова, меня тошнило, я еле дошла до дома, стала застирывать грязные вещи, чтобы мама ничего не увидела. К счастью, ее дома не было, поэтому я успела вывесить свою одежду, ссадины закрасила маминой пудрой…

– Но почему вы не рассказали все матери? – удивилась я. – Это уже не просто хулиганство, а избиение! На ваших обидчиков следовало донести в полицию!

– Ничего бы не получилось, – вздохнула Юля. – И у Даши, и у Ангелины, и у Веры с Катей богатые родители, они откупились бы от полиции, а меня бы точно потом убили за то, что я рассказала взрослым. У мамы от этого куча проблем была бы, да и кто станет слушать дочку уборщицы? Девчонки бы придумали, как отвертеться, а вот мне бы досталось. И потом, в тот момент я вообще не думала о том, чтобы кому-нибудь рассказать обо всех этих унижениях. Я пыталась замаскировать следы побоев, чтобы у мамы не возникло никаких вопросов. Внезапно я подумала, что надо позвонить Соне. Полезла за телефоном в карман, но не нашла его. Перерыла всю сумку, но и там моего мобильного не было… Я жутко напугалась, не знала, как маме объяснить пропажу телефона. Пошла обратно в сквер, где меня избили, но и там сотового не было. Вернулась домой, было уже поздно, и мама пришла. Она мне, оказывается, звонила, но не могла дозвониться, и я сказала ей, что потеряла телефон. Мама очень расстроилась, у нас не было лишних денег на покупку нового мобильного… Она попросила меня поискать в школе – думала, я оставила где-то сотовый в классе, но я прекрасно помнила, что он был со мной, когда я шла домой. Я пообещала, что на следующий день буду искать телефон, вот только понимала, что теперь я уже не найду его…

Но утром, когда я пришла в школу, мой сотовый лежал у меня на парте. Я очень обрадовалась, позвонила маме и сказала, что нашла его. Все вспоминала, как так получилось – я ведь точно помнила, что мобильный был при мне, решила, что у меня с головой что-то неладное. После уроков я позвонила Соне, чтобы поговорить с ней, вчера-то у меня это не получилось. Но подруга сбрасывала мои звонки. Я удивилась – в тот день Соня освобождалась раньше меня, к репетиторам подружка не ходила, и вообще, она всегда мне отвечала, просто просила перезвонить или сама обещала позвонить, как освободится. Это было не похоже на Соню. Я написала ей эсэмэс, спросила, как у нее дела. Соня долго не отвечала, я ей послала еще одно сообщение. Испугалась, вдруг с ней что случилось, почему она не берет трубку и не отвечает мне? В конце концов подруга мне ответила…

Юля вздохнула, на глазах ее появились слезы. Она вытерла глаза рукой, быстро проговорила:

– Простите, мне тяжело это все вспоминать. В общем, Соня написала мне, что я – мразь и что она не хочет больше меня ни слышать, ни видеть. И что, если я буду доставать ее, она меня заблокирует или сменит свой номер телефона. Я вообще ничего не понимала, мне было очень обидно… Только позже я узнала, что, оказывается, я разболтала, что Соня влюблена в Тимофея, и Щербаков стал насмехаться над моей подружкой, превратил ее во всеобщее посмешище. Соня даже думала о самоубийстве – она не выдержала такого позора! А потом Дарья Корчагина начала надо мной издеваться, говорить, что у таких, как я, не должно быть друзей и что я – дочка уборщицы, нищебродка и уродина. Тогда до меня дошло, что на самом деле произошло. Телефон у меня был с собой, когда на меня напали в сквере, вот только Дашка забрала его, прочла все эсэмэс-сообщения, которые я не удаляла, узнала, где учится Соня, и написала Щербакову с моего номера, что Соня к нему неровно дышит. А Тимофей начал издеваться над Соней, своим друзьям разболтал про нее, и после этого Соня отказалась вообще ходить в школу. Она так и не простила меня, не поверила, что я не имею к этому никакого отношения. Единственная моя подруга, с которой у меня были близкие отношения, отвернулась от меня. Я не выдержала, все рассказала маме, и она перевела меня в другую школу, так как я наотрез отказалась учиться в гимназии. На факультет иностранных языков я все равно поступила, просто много занималась сама, без репетиторов. А Дашка… Дашке я написала сообщения в социальной сети, что она разрушила мою жизнь и что это безнаказанным не останется. Все равно она поплатится за то, что так поступила со мной. Я желаю ей, чтобы она испытала то же самое, что испытала я, чтоб от нее отвернулись все ее подруги и чтоб она никогда не была счастлива! Я очень надеюсь, что вы арестуете ее, она должна ответить за все зло, что она сделала!

Юля смахнула выступившие на глазах слезы. Я вспомнила фотографии Даши в социальной сети, на ее старой страничке. Белокурый ангел с огромными глазами, девочка с невинным лицом и милой улыбкой… Да, ангел оказался падшим, внешность бывает обманчива. Даже не верится, что дочь Михаила Викторовича позволяла себе такое поведение. Конечно, она испытала сильное потрясение, горе – у нее умерла мать, но это не оправдывает ее действий. Не похоже, чтобы Юля мне сейчас врала, хотя ее слова надо проверить.

Вслух я спросила:

– Вы писали Даше в социальной сети, верно? Она отвечала вам?

– Нет, – покачала головой Морозова. – Она читала сообщения, но ничего мне не писала. Я хотела бы, чтоб она хоть как-то отреагировала, однако Корчагина игнорировала меня. Вряд ли она когда-нибудь раскается, что так поступила со мной. Такие гнилые люди никогда не исправляются, это я знаю наверняка! Если бы я могла, отомстила бы ей, вот только совершить такую же подлость, какую сделала Дашка, я не в состоянии. Только мечтать могу, но сделать – нет, на такое я оказалась не способна. Я уже подумывала, как бы выкрасть у нее телефон и написать с него что-нибудь ее подружкам, но потом поняла, что не хочу тратить на это свое время. Мне была дорога каждая минута – я твердо решила поступить сама на факультет иностранных языков, окончить институт с красным дипломом и устроиться на хорошую работу, чтобы маме больше не пришлось мыть полы в школе и вкалывать на нескольких работах. Я сейчас вот подрабатываю – занимаюсь репетиторством, все деньги маме отдаю, помогаю ей. Я очень хочу, чтобы мама мной гордилась, и на месть у меня просто нет времени. Сейчас я стараюсь попросту не думать о Дашке, не вспоминать Соню – надеюсь, у моей бывшей подруги все хорошо. В институте у меня нет близких друзей, но все ребята нормально со мной общаются, никаких подлостей никто никому не делает. Я ненавижу школу, поэтому попросту вычеркнула это воспоминание из своей памяти и стараюсь сосредоточиться на нынешней жизни. В конце концов, все это было в прошлом, а сейчас у меня все другое, учиться мне очень интересно, и здорово, что много заданий. Нет времени на лишние деструктивные мысли, которые только отравляют человека…