Волшебный пояс Жанны д’Арк

© Лесина Е., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

– Я советую вам хорошо подумать, – сказал поверенный, в очередной раз вытирая лицо платком. Платок был огромным, клетчатым, и сам поверенный тоже был огромным и… клетчатым.

Желтый костюм в зеленую клетку.

Рыжий галстук тоже в клетку.

И рубашка.

– Что? – переспросила Жанна, и поверенный вздохнул:

– Подумать. Хорошо. – Сложив платок, он убрал его в нагрудный карман и уставился на Жанну тусклыми серыми глазами. Впрочем, сам взгляд был цепким, настороженным, и Жанне с каждой секундой становилось все более неудобно. Она ерзала, вздыхала, подыскивая подходящий предлог, чтобы сбежать, но предлог не находился, и Жанна ждала.

От нее требуют ответа прямо сейчас?

А она понятия не имеет, что ответить. Бабушка, которую Жанна знать не знала и вообще, честно говоря, думала, что та давным-давно мертва, вдруг вспомнила о внучке и пожелала увидеть.

Познакомиться.

Наладить, как выразился поверенный, утраченные связи и воссоединить семью.

Семья в лице Жанны грядущему воссоединению радоваться не спешила. У семьи имелось множество собственных проблем, куда более насущных…

– Боюсь… – наконец сумела выдавить Жанна, которая в обществе людей крупных всегда чувствовала себя неуютно, а поверенный был на голову выше ее и шире вдвое. – Боюсь, я вынуждена отказаться… в ближайший месяц… в ближайшие месяцы у меня нет возможности… я должна…

Жанна тихо ненавидела себя за эту вот беспомощность, за растерянность, за то, что мнется, пытаясь что-то объяснить.

– Вы должны зарабатывать деньги. – В глазах поверенного мелькнула… брезгливость?

Или насмешка?

– Да, – сказала Жанна, стиснув бумажную салфетку. – Именно так… а вы…

– Я многое о вас знаю. – Поверенный откинулся в кресле, массивном и весьма удобном для людей крупных. – Жанна Васильевна Уртинская, двадцати пяти лет от роду. Образование высшее, педагогическое. В настоящий момент вы работаете продавцом в супермаркете, а заодно подрабатываете уборкой подъездов… Печально для молодой женщины, но обстоятельства и вправду невеселые.

Он говорил обо всем спокойно, отстраненно, но Жанна стиснула кулаки, пытаясь сдержать вовсе не характерный для нее гнев.

– Вы стали жертвой брачного афериста. Взяли для него в банке кредит и, если не сумеете его выплатить, останетесь без квартиры. Все верно?

– Да.

Это короткое слово стоило Жанне немалых нервов.

– Вы много работаете, но эта работа… – Поверенный – а ведь он представлялся, но имя его выскользнуло у Жанны из памяти – щелкнул пальцами. – Малооплачиваемая. Грязная.

– Какая есть.

Папа говорил, что не стоит стыдиться своей работы. Работа, какая бы ни была, лучше безделья. Впрочем, слабое утешение.

– Какая есть, – задумчиво повторил поверенный. И снова во взгляде его мелькнуло… Что? Сочувствие? Сомнительно, чтобы этот человек способен был кому-то сочувствовать. – Вот.

Он достал из кармана бумажку.

– Что это?

– Чек. – Поверенный подвинул его к Жанне пальцем. – Этого хватит, чтобы закрыть вопрос с кредитом. Ваша бабушка, Жанна, очень и очень состоятельная дама. И она не привыкла отказывать себе в мелочах…

– Это мелочь?!

Чек. На сумму, которая… хватит… и на кредит хватит, и на проценты, которые, казалось, были больше кредита… и еще останется…

– Для нее – да. Для вас – нет. Но если вы поведете себя правильно, то в скором времени и для вас подобные суммы будут мелочью… – Теперь он заговорил иначе: мягкий рокочущий голос, который обволакивал. И сумма на чеке гипнотизировала.

Жанне столько не заработать.

Она ведь не дура, она… она пытается мыслить практично, хотя это-то у нее никогда толком не получалось, но она пытается. И подсчитывает выгоду.

– Что от меня требуется?

Душу продать?

А почему бы и нет? Жанна живо представила, как этот клетчатый господин достает из второго кармана договор купли-продажи, протягивает его Жанне…

Чушь какая.

– Ничего особенного. – Он чек убрал. – Провести выходные в кругу семьи. Познакомиться с вашей бабушкой. Хотя, конечно, сразу предупреждаю, что знакомство это будет не из приятных. Ваша бабушка – дама весьма своеобразная… и характер у нее резкий. Она говорит, что думает, но… вам никто не запрещает отвечать ей тем же. Она ценит прямоту и силу духа.

Жанна вздохнула.

Встречаться вот с такой бабушкой у нее не было ни малейшего желания, поскольку у самой Жанны никогда не выходило ни с прямотой, ни с силой духа. Она уродилась неконфликтной.

Дипломатичной, как утверждал папа. Правда, Жаннины коллеги, у которых с прямотой не было никаких проблем, называли ее бесхребетной.

Жалели даже.

И мысль о том, что придется возвращаться к коллегам, к начальству, которое Жанну не ценило, но взирало свысока, приговаривая, что на Жаннино место всегда желающие найдутся… о пустом холодильнике и старых сапогах, о грядущей осени и непременных тратах, о банке и угрозе квартиру потерять… Все эти мысли разом сделали вдруг перспективу встречи с бабкой не такой уж пугающей.

Жанна съездит.

Познакомится.

А потом вернется к себе и… и другую работу найдет. По профилю.

– Вот и замечательно. – Поверенный взмахом руки подозвал официанта. – Я не сомневался, что вы, Жанночка, проявите благоразумие.

Официант подал счет.

И согнулся в поклоне. И вид у него был такой, что… Жанну официанты игнорировали даже в те счастливые времена, когда у нее имелись деньги для походов в ресторан.

– Если не возражаете, – сказал поверенный тоном, который сам по себе возражений не допускал, – то в банк мы отправимся вместе.

– Зачем?

Рядом с этим человеком Жанна чувствовала себя… неуютно.

– Затем, Жанночка, что отныне я некоторым образом несу за вас ответственность.

Жанна хотела сказать, что она этого не просила и вообще с преогромным удовольствием сама за себя ответственность понесет… но промолчала.

– А банковские кредиты – вещь непростая… вот, скажем, недоплатите вы семь рублей, и банк о них забудет на пару-тройку месяцев… а потом возьмет и выставит вам иск…

– На семь рублей?

– Да, Жанночка, на семь рублей, к ним проценты, штрафы за просроченные платежи, пеню… и в конечном итоге сумма наберется приличная. Так вот, чтобы этого не произошло, я отправлюсь с вами.

– Спасибо.

– Не благодарите, – отмахнулся поверенный. – Алиция Виссарионовна будет недовольна, если у вас вдруг возникнут проблемы…

В банке он и вправду не отступал от Жанны ни на шаг, а после и вовсе ее отодвинул в сторонку. Он говорил что-то и с управляющим, и с начальником кредитного отдела. И говорил свысока, презрительно щурясь. Он заставлял Жанну подписывать одни бумаги, читал другие, собирал, разбирал…

И когда Жанна покинула банк, бросил:

– У вас были крайне невыгодные условия кредитования.

– Знаю…

– Слишком высокий процент, не говоря уже о штрафных санкциях…

– Знаю, – еще тише повторила Жанна. Ей вновь было стыдно, на сей раз за то, что она, Жанна, отняла время у занятого человека, заставив его разбираться с ее проблемами. И ведь проблемы эти возникли исключительно по собственной, Жанны, глупости…

– Извините, – тихо сказала она.

– Это было единственное место, где вам согласились дать кредит?

Она кивнула и уточнила:

– На эту сумму, и быстро.

Он больше ничего не сказал, но вытащил портмоне:

– Вот, купите себе приличную одежду… туфли… и что там еще надо? Боюсь, ваши родственники не поймут вашего нынешнего вида… они, как бы выразиться… привыкли к иному.

– И когда?

– Думаю, четырех дней вам хватит, чтобы уладить ваши дела? Если возникнут затруднения, не стесняйтесь, звоните, – и он протянул визитку.

Звали поверенного Аркадием Петровичем.

Четыре дня.

И один, чтобы написать заявление об уходе, которое начальство приняло неохотно, словно, отпуская Жанну, делало ей немалое одолжение… но ведь отпустило.

Рассчитало даже.

Правда, начислили сущие копейки, но Жанна не расстроилась. Деньги были. В кои-то веки за последний год деньги у нее были!

И вечером она устроила себе праздник с эклерами и кусочком бастурмы, которую очень любила, но позволяла себе нечасто.

Жизнь налаживалась.

Жанна убеждала себя в этом, но получалось не очень хорошо. Грядущая встреча с родственниками страшила. Что этим родственникам от Жанны надо? А ведь надо, иначе почему вспомнили?

Или бабушка умирает?

Ищет, кому передать наследство? Быть может, они с мамой поссорились, а теперь бабушка жалеет о ссоре… или о том, что не знала Жанну прежде… Как бы там ни было, Жанна дала слово. Если ей не понравится, а она была уверена, что не понравится, то… то она отнесется к этому визиту как к работе, за которую Жанне хорошо заплатили.

Работа не обязана доставлять удовольствие.

Именно так…

Оставшееся время Жанна посвятила уборке, что всегда ее успокаивало, и сборам. Утром четвертого дня ее разбудил звонок. Она даже удивилась, поскольку звонили ей редко… Номер не определился.

– Да, – сказала Жанна, пытаясь унять колотящееся сердце.

– Жанна? Никуда не надо ехать…

– Кто это?

Жанна села в кровати. Голос был скрипучим, механическим.

– Никуда не надо ехать, Жанна, – повторил он.

– Почему?

– Никуда не надо ехать… если хочешь жить…

И неизвестный отключился.

Жанна стиснула трубку.

Не ехать? Если хочет жить? Жить она хочет, но… наверное, стоило позвонить Аркадию Петровичу, рассказать о происшествии, и Жанна почти решилась, когда поняла, насколько глупой прозвучит эта ее жалоба… неизвестный звонил.

Пугал.

А она, Жанна, испугалась. Вечно она всего пугается. Илья и тот дразнил ее трусишкой…

– Ерунда какая, – сказала сама себе Жанна, отложив телефон. – Полная ерунда и… и вообще, я слово дала… а слово нельзя нарушать.

Аркадий Петрович явился в обозначенный им самим час. Он поднялся в квартирку Жанны и огляделся. И Жанна огляделась.

Уезжать не хотелось.

Не хотелось до того, что хоть садись в этом коридорчике и волком вой… Жанна в принципе была домоседкой, но чтобы настолько…

– Готовы? – спросил Аркадий Петрович и, не дожидаясь ответа Жанны, подхватил чемодан.

– Нет, – честно ответила Жанна.

– Ничего, по дороге подготовитесь…

– А… нам далеко ехать?

– Не очень. – Чемодан Аркадий Петрович отправил в багажник черного джипа. – Километров тридцать. Ваша бабушка предпочитает жить за городом.

В джипе было прохладно. Пахло ванилью и еще, кажется, шоколадом. Жанна почти потерялась в этой машине, которая была огромной, едва ли не больше всей Жанниной квартиры.

Некоторое время ехали молча. Жанна честно пыталась настроиться на грядущую встречу, убеждая, что встреча эта пройдет если не радостно, то уж, во всяком случае, спокойно… ну в самом деле, что ей сделает милая старушка? Или не милая, но все равно старушка?

Пара дней, и домой…

– Расскажите мне о ней… о них… там ведь не только бабушка будет, верно?

…Но и человек, которому очень не хотелось, чтобы Жанна приезжала.

– А ваша мать…

Жанна покачала головой. Кажется, она когда-то, будучи еще ребенком, спрашивала маму про бабушку и дедушку, ведь папины же были, но мама что-то такое ответила. Жанна не помнит уже, что именно, главное, больше эту тему она не затрагивала.

– Что ж, в таком случае… – Аркадий Петрович покосился на Жанну, явно прицениваясь. – Полагаю, вы уже сообразили, что между вашей матушкой и Алицией Виссарионовной случился некий конфликт…

Жанна кивнула.

– Причина была в вашем отце. Алиция Виссарионовна крайне неодобрительно отнеслась к выбору дочери и поставила дочери ультиматум, однако не учла, что у нее тоже характер имелся.

Это да… Про мамин характер говорили все и радовались, что Жанночка в отца пошла. Вот он был человеком мягким, уступчивым…

– Ваша матушка покинула родительский дом. Попыток возобновить отношения ни она, ни Алиция Виссарионовна не делали. Но не так давно моя клиентка попросила меня отыскать ее дочь, то есть вашу матушку… К сожалению, выяснилось, что та умерла. Однако есть вы. И Алиции Виссарионовне захотелось встретиться с вами. Пожалуй, все.

Он все замечал, пусть и притворялся немного нелепым, рассеянным человеком.

Не старый еще.

Не молодой, конечно, но и не старый… слегка за тридцать. И лицо, если избавить его от нелепых этих очков, будет открытым, хорошим.

Простоватым.

Правда, простота эта обманчива, на самом деле Аркадий Петрович умен, ловок и хитер. И точно знает, как найти подход к человеку. Наверное, это тоже талант.

– Помимо вашей матери, у Алиции Виссарионовны имелось две дочери, Галина и Ольга, которые проявили большее благоразумие… К сожалению, старшая скоропостижно скончалась, а вот младшая, Ольга, жива…

…Значит, помимо бабушки, у Жанны есть тетка, Ольга Николаевна.

– У Галины остался сын, Игорь. У Ольги – дочь Алла и сын Николай.

– У меня, оказывается, много родственников… Думаете, они мне будут рады?

– Сомневаюсь, – спокойно ответил Аркадий Петрович. – Ваша бабушка – женщина в возрасте. Состоянием она обладает немалым…

– Наследство?

– Наследство. – Аркадий Петрович усмехнулся: – Денежные вопросы часто меняют людей не в лучшую сторону…

Жанна вздохнула. Два двоюродных брата, сестра и тетка. И все рассчитывают на кусок состояния… а тут еще один кандидат… кандидатка.

– Мне ее деньги не нужны.

– Пока не нужны.

– Вообще не нужны. Никак не нужны!

– Не кричите.

– Извините, – Жанна вздохнула. Что это с ней творится? Она никогда прежде не повышала голос, тем более на человека непричастного, который только свою работу выполнял.

И еще Жанне помог.

– Вы нервничаете.

– Да… но это… все равно извините. Понимаете, я ведь всегда думала, что с маминой стороны у меня никого нет… вообще никого… Она не любила про детство рассказывать, и… и я как-то не заговаривала даже. А потом мама умерла… и папа… у него тоже родственников нет. – Жанна сунула руки под мышки, обняв себя, как делала всегда, когда нуждалась в успокоении. – И я осталась одна… а теперь выясняется, что не одна…

Аркадий Петрович ничего не ответил.

– У Алиции Виссарионовны имеется и воспитанник. Она разочаровалась в дочерях и решила, что дело должна передать мужчине. Кирилла она нашла в детском доме. Оформила опеку…

– Только опеку?

– Ваша бабушка всегда оставляет себе пути отступления.

– Как-то это…

– Некрасиво?

– Да.

– Кирилл не в обиде. Они неплохо ладят, если с вашей бабушкой в принципе подобное возможно. И скажем, у меня лично нет сомнений, что Алиция Виссарионовна сдержит слово. Нет, она, естественно, не забудет и внуков, но дело отойдет Кириллу…

– Тогда зачем ей я?

– Порядка ради, полагаю. Но не переживайте. Силой вас никто удерживать не станет. В понедельник вы уедете. Если захотите…

– А если нет?

Аркадий Петрович пожал плечами. Похоже, он совершенно не сомневался, что оставаться Жанна не захочет.

Жила Алиция Виссарионовна в доме, который Жанне показался неоправданно огромным. Он стоял на вершине холма белым сказочным замком.

– Это все…

– Когда-то вашей бабушке захотелось построить особняк.

Аллея.

И молодые вязы, вытянувшиеся вдоль нее.

Аккуратная лужайка перед главным входом. Фонтан.

– Теперь вы понимаете, насколько ваша бабушка состоятельна?

Жанна не нашлась с ответом. Все это место, начиная от кружевных флюгеров и до каменных стен, казалось ненастоящим.

– С другой стороны – парк. – Аркадий Петрович выбрался первым и руку подал: – Ну же, Жанна, смелее… здесь только смелые и выживут.

Смелее?

Но как, если колени дрожат… и тот давешний звонок больше не представляется шуткой. Напротив, Жанна вдруг четко осознала, что она в этом месте – чужая.

Родственница? Конкурентка. И ради этого дома, ради денег, которые прячутся за белым камнем стен, люди пойдут на многое.

– Аркаша, ты ли это? Конечно… ты… ты же сказал, что будешь к полудню, и вот… – Из дому вышла женщина в летящем легком платье. – А это кто?

– Знакомьтесь, Ольга Николаевна, – Аркадий Петрович поприветствовал даму легким поклоном, в котором Жанне почудилась насмешка. – Это ваша племянница, Жанна.

– Племянница?

– Племянница. Дочь Евгении…

Он потянул Жанну за собой. И ей ничего не осталось, кроме как идти к дому. Она шла, а тетка смотрела. Пристально. Недружелюбно.

– Ты уверен, Аркаша? – Она оказалась немолодой, полной дамой, которая пыталась скрыть свою полноту за легкими нарядами. – Дочь Евгении? Женечка еще когда… сбежала… а эта девица… наверняка пытается воспользоваться нашим горем…

– Каким горем, Ольга Николаевна? – вкрадчиво поинтересовался Аркадий.

– Мы тоскуем по Женечке, – неискренне сказала Ольга. – Мама вся испереживалась… Ты же знаешь, насколько у нее слабое здоровье… знаешь и собираешься подсунуть ей эту… эту мерзавку!

– Ваша матушка сама поручила мне отыскать Евгению. Или ее детей.

– А ты и рад стараться.

– Конечно, Ольга Николаевна. Я рад стараться. И выполнить свою работу…

– Не перестарайся, Аркаша…

Два подбородка, пухлые щеки. Ей должна идти улыбка, но получается она какой-то нервной, змеиной слегка. И на щеках вспыхивает болезненный румянец.

– А вам, милочка, я бы советовала не задерживаться…

– Идем, – Аркадий Петрович потащил Жанну за собой. – Чем раньше ты встретишься с бабкой, тем лучше. На Ольгу не обращай внимания. Она много говорит, но сделать что-либо не способна…

Жанна кивала.

Пыталась оглядеться.

Огромный холл, который смутно напоминает пещеру. Мозаичный пол. Потолок расписной. Наскальная живопись и хрустальная люстра-сталактит. Лестница с крутыми ступеньками.

Аркадий спешит. И эта спешка передается самой Жанне. Она почти задыхалась, перепрыгивая через ступеньку.

Куда?

Зачем?

Мысли исчезли, осталось одно желание – не отставать, потому что если Жанна отстанет, то окажется одна в этом огромном доме, где она – лишняя. И тогда случится страшное.

Аркадий Петрович остановился и перевел дух.

– Напугал? – произнес он с насмешкой, а потом иным, серьезным, голосом продолжил: – Привыкай. Здесь нельзя расслабляться. Сожрут.

И ведь не шутил. Он отвернулся, казалось, разом потеряв интерес к Жанне.

– Жди здесь. Позову.

Дверь, солидного вида, темную, он открыл, не удосужившись постучать. Вошел. И закрыл за собой. Жанна все-таки осталась одна в пустом коридоре-тоннеле. Появилась трусливая мысль, что сейчас самое время сбежать, но Жанна себя одернула. В конце концов, она не маленькая девочка, чтобы бегать от грядущих неприятностей.

Она огляделась.

И стену потрогала… обыкновенная стена, шершавая на ощупь… и сизая какая-то, впрочем, наверное, так и задумано. Портретами вот украшена… Впрочем, как украшена? Портреты мрачные, и люди, на них изображенные, тоже мрачные. Смотрят на Жанну с неодобрением, с брезгливостью какой-то…

– Любуетесь? – раздался вдруг голос за спиной, и Жанна от неожиданности присела.

– С-смотрю. – Она быстро справилась со страхом, но не со смущением, все-таки Жанна чувствовала себя чужой в этом месте.

– И как?

– Очень интересно.

Что еще ей было ответить?

Жанна обернулась и уставилась на мужчину в светлом костюме, который, надо сказать, сидел идеально. Да и сам мужчина…

Красив.

Лицо правильное, пожалуй, слишком уж правильное. Загар умеренный. Глаза синие. Волосы темные, уложены идеально. Именно эта идеальность укладки и вывела Жанну из задумчивости, напомнив, что неприлично вот так разглядывать людей. Впрочем, этот конкретный человек ничего против разглядывания не имел. Он сам в свою очередь рассматривал Жанну.

– Очередная бедная родственница? – поинтересовался он.

– Похоже на то. – Жанна вздохнула, уже не удивляясь той снисходительности, которая промелькнула в голосе незнакомца.

Очередная. Бедная. И уже только потом – родственница.

– Жанна, – представилась она.

– Кирилл.

Кирилл – это тот самый воспитанник, который в теории станет наследником?

– Рада познакомиться. – Жанна решила быть вежливой. В конце концов, что еще ей остается?

– Не могу сказать того же о себе, но… добро пожаловать.

Он оскалился.

– Жанна, вы уже познакомились? – раздался голос Аркадия Петровича. – Но вынужден прервать вашу беседу. Жанна, Алиция Виссарионовна готова вас принять.

Вот так.

Принять. Готова.

Аудиенция.

Жанна представляла себе Алицию Виссарионовну… да по-разному представляла. Она отдавала себе отчет, что ее бабушка никоим образом не похожа на сухоньких старушек, которые рядятся в ситцевые платья, и на старух иных, располневших, проникшихся любовью к байковым халатам и растоптанным тапочкам. Нет, Алиция Виссарионовна просто-таки обязана была быть совершенно исключительной старухой. И Жанна не обманулась.

Старуха?

Женщина элегантного возраста.

Узкое сухое лицо, на котором морщины смотрятся столь естественно, что Алицию Виссарионовну попросту невозможно представить себе без них. Острые скулы. Жесткие губы. И тяжеловатый упрямый подбородок. Ей идет костюм фисташкового цвета, простой, но вместе с тем ясно, что эта простота стоила немалых денег.

– Присаживайся, – велела она Жанне, указав на кресло.

Низкое и мягкое. Жанна такие ненавидела, поскольку тонула в них, и изо всех сил старалась не утонуть, ерзала… сутулилась…

Под острым взглядом Алиции Виссарионовны, которая разглядывала внучку пристально, видимо пытаясь понять, стоит ли оная внучка потраченного времени, Жанна чувствовала собственные недостатки, которых было множество.

– Здравствуйте, – запоздало поздоровалась она.

– Называй меня по имени-отчеству. Никаких бабушек, бабуль и прочих глупостей, – Алиция Виссарионовна взмахнула рукой.

И Жанна кивнула: ей бы такие глупости и в голову не пришли.

– Ты не похожа на свою мать, – сказала Алиция Виссарионовна, склонив голову. Она сделалась вдруг неуловимо похожа на огромную птицу, хищную, естественно, и уродливую. – Жаль. Я надеялась, в тебе будет больше нашей… породы.

Она перебирала пальцами, и аккуратно подпиленные ноготки цокали по столешнице.

– Но ты, похоже, всецело пошла в отца… полное ничтожество. Я предупреждала Женечку, что с ним не следует связываться, но она была слишком упряма. – Алиция Виссарионовна поднялась.

Она оказалась невысокой, но при всем этом умудрялась смотреть на Жанну сверху вниз, и дело было отнюдь не в том, что Жанна сидела.

– Единственная из моих дочерей, у кого в голове было хоть что-то помимо ветра, угробила себя, доказывая мне, что я не права.

Жанна не знала, что ответить, но, кажется, ответа от нее и не ждали. Алиция Виссарионовна обошла кресло и остановилась сзади. Жанна замерла. Она чувствовала себя… беспомощной?

– И что в итоге? Никчемная жизнь и глупая смерть.

– У мамы был рак… Вы полагаете его глупостью?

– Я полагаю, что в наше время рак вполне поддается лечению, если его диагностировать вовремя. Но твоя мама, кажется, была слишком занята, чтобы тратить время на такую, как ей казалось, ерунду, как регулярное посещение врача… притом, дорогая моя, правильного врача.

В голосе Алиции Виссарионовны сквозило раздражение.

– Я полагаю, что она работала с утра до ночи, поскольку твой отец не был способен позаботиться ни о тебе, ни о ней… и я полагаю, что именно он виноват.

– В том, что у мамы рак?!

– В том, что она запустила этот рак до такой степени, что само лечение потеряло смысл. И в том, что даже тогда не позволил ей связаться с семьей. Она хотя бы умерла в приличных условиях.

– Отец никогда ничего ей не запрещал!

За отца было обидно.

Он ведь… он был хорошим человеком… очень спокойным… мирным даже…

– Он любил маму.

– Любил? – фыркнула Алиция Виссарионовна. – Милочка, любить, ничего не делая, легко, но, кажется, его любви было недостаточно, чтобы встать с дивана и устроиться на нормальную работу. Нет, он предпочитал, чтобы работала жена…

– Но…

– Твоя мама не была против? Конечно. Она ведь сама его выбрала, Женечка отличалась поразительным упрямством. И я не берусь сказать, что ее любовь исчезла, но будем объективны. Она гробила себя день за днем во имя какого-то эфемерного чувства… и угробила.

– Папа тоже умер.

– Я и говорю, совершенно безвольная личность. Оставить ребенка лишь потому, что ему, видите ли, сложно стало жить… а кому просто?

Алиция Виссарионовна вернулась на свое место. Она села, сложила руки на столешнице и мило улыбнулась: