Переступив чёткую границу тени, путешественники зашли под навес и направились прямо, наугад. Впереди виднелась стена с длинными щелями меж брёвен, в углу которой на ржавых петлях болталась грубо сколоченная дверь.
– Как здесь прохладно, – остановилась Мира. – Давай немного посидим, отдохнём.
– Пойдём лучше отсюда, – повторил Ром. Флоин явно нервничал.
Мира отмахнулась от него и присела на низенькую деревянную скамеечку у одной из корзин.
Скрипнула дверь, под навес вошёл высокий бородатый мужчина с корзиной ягод.
Увидев Рома, он удивленно присвистнул и что-то сказал на незнакомом языке. Ром ответил на том же певучем наречии.
– О чём вы говорите? – недовольно произнесла Мира. – Когда двое разговаривают между собой на языке, которого не понимает третий, то это оскорбительно для него!
– Извини, – Ром бросил вещи на земляной пол, – это зарабийский язык. Бородач удивился, увидав здесь флоина.
– Кажется, ещё больше он удивился моему присутствию, – вздохнула Мира, кивнув на дядю с корзиной. Тот с нескрываемым любопытством разглядывал девочку. – Сажи ему, кто мы такие и что нам надо.
– А ты сейчас сама сможешь сказать.
– Как? Я же не знаю языка.
– Знаешь, мы с Моди с тобой с самого младенчества разговаривали на зарабийском, а потом внушили, что ты якобы его забыла, чтобы не мешал тебе. А сейчас ты его без труда вспомнишь.
– Да ладно, – Мира недоверчиво смотрела на парящего в тенёчке Рома, – прямо-таки и вспомню…
– Да. Попробуй. Закрой глаза и загляни внутрь себя. Увидишь, как из сознания начнут всплывать зарабийские слова.
– Хорошо, – Мира устроилась поудобнее, поправляя пушистый хвост Аксельбанта, то и дело щекочущий её нос. – Только скажи этому дядьке, пусть поставит корзину, а то пуп развяжется.
Закрыв глаза, Мира постаралась отгородиться от всего и всех. Заглядывать внутрь себя она не особо любила. А чего там смотреть? Темным-темно, только изредка возникают мутные разноцветные не то пятна, не то кляксы. Сосредоточившись на голубовато-зеленоватых кругах, Мира ни на что не надеялась, опасаясь уснуть. Как вдруг перед её мысленным взором откуда-то из глубины сознания стали возникать песочно-жёлтые спирали причудливых букв. Спирали раскручивались, буквы складывались в слова, и бабушкин голос проговаривал их вслух. Как зачарованная, девочка разглядывала необычные начертания и слушала мягкий певучий голос.
– Какой красивый язык, – прошептала она уже на зарабийском и даже не заметила этого.
– Вот видишь, – Ром тоже перешёл на зарабийский, – как всё просто.
– Да… – Мира открыла глаза, голова слегка кружилась. – Вот бы так все языки изучать, и никакой мороки с учебниками.
Она перевела взгляд на дядю, сидевшего на корточках рядом с корзиной.
– Здравствуйте. Как вас зовут, и где мы находимся?
– Зовут меня Гамаш. Я и мой сын работаем на ветуловой фабрике, на ней вы и находитесь, – гостеприимно улыбнулся незнакомец.
– А кому принадлежит фабрика и вся эта роща?
– Господину Велору и его матушке Нинге, пошли ей небеса лёгкой смерти, – ответил мужчина и со вздохом добавил: – И желательно поскорее.
– А почему вы так о моей бабусе отзываетесь? – усмехнулась девочка, поднимаясь со скамеечки и опуская кота с плеч на землю.
– В каком это смысле? – насторожился Гамаш.
– В прямом. Велор – мой отец, а матушка Нинга, соответственно, доводится мне бабкой.
Лицо бородача застыло в изумлении.
– Да не пугайтесь вы, – не выдержал Ром. – Она ещё ни разу своей родни не видала, мы как раз ищем их.
Гамаш перевёл дух и повнимательнее посмотрел на Миру.
– Ах, да! – хлопнул он себя ладонью по лбу. – То-то я смотрю, знакомый очень облик: на лицо вылитая Моди, а если бы ещё волосы подлиннее – точь-в-точь косы Амабель!
– Вы знали мою маму и бабушку? – обрадовалась Мира.
– Конечно, их красота на всю Зарабию славилась. Хотите посмотреть фабрику?
– А разве это ещё не всё?
– Нет, что вы! Здесь мы только храним собранные ягоды, а сама фабрика там, – он кивнул на дверь.
– Я хотела бы взглянуть.
Мира поискала в корзине с вещами шлейку с поводком и надела её на Аксельбанта. Кот не стал сопротивляться, девочке он позволял всё.
– Мы готовы.
– Зверь какой интересный, – заметил Гамаш, протягивая руку, чтобы погладить кота.
– Он не любит, когда к нему лезут незнакомые, – предупредила Мира.
– Понял. Прошу сюда, – Гамаш отворил дверь и пропустил всю компанию вперёд.
Сначала Мире показалось, что всё вокруг сделано из сахара, такой ослепительно белой была квадратная площадка и полукруглые каменные трибуны в семь рядов. Посреди площадки стоял небольшой белоснежный домик.
– Туда даже наступать страшно, – сказала Мира, – вдруг испачкаем.
– Ничего, идёмте, я всё вам покажу.
В домике старательно трудился хитроумный агрегат, разделывающий плоды ветула.
Косточки отправлялись в один металлический чан, мякоть – в другой. За длинным столом у единственного окошка сидел молодой светловолосый парень в белом комбинезоне и осторожно протыкал косточку иглой. Из прокола в широкую чашу текла белая, как молоко, жидкость.
– Это мой сын Дим, – представил Гамаш молодого человека. – Дим, посмотри, кто к нам заглянул.
– Минуточку…
Дим сосредоточенно наблюдал за струйкой. Как только она стала иссякать, он аккуратно сцедил последние капли и отложил косточку на поднос. После поднял голову и улыбнулся гостям. Его лицо было отрытым и приятным.
– Дим занимается самой кропотливой работой, – Гамаш подошел к подносу и взял пустую косточку. – Там, внутри, кроме сладкого белого пана, есть ещё маленькое жёлтое семечко ужасающе горького вкуса. Если оно выскочит через прокол, весь пан пропал.
