Порченая кровь

В голову никак не приходило толкового плана побега, только сожаление, что он ничего никогда не узнавал о метро: человская техника его не интересовала. Он следил взглядом за ручейками крови, которая текла, постепенно застывая, в сторону дверей, и машинально отмечал, что вагон стоит под уклоном. Едва заметным, но достаточным… Для чего?

Голова взорвалась дикой болью внезапно, и Раймонд дернулся, чувствуя, как горит затылок, в который вцепилась рука масана.

– Поднимайся, рыжий. Хватит, отдохнул! – Чуда вздернули за волосы вверх, и он схватил предплечье масана, чтобы тот не так сильно его тянул. Ноги подгибались, но Раймонд, рыча, сумел встать, и тогда вампир бросил его вперед, на сиденья, где вперемешку с живыми лежали мертвые. Рука чуда угодила аккурат в грудь молодой девушки, пальцы запутались в замысловатых бретельках и сдернули топ, обнажая грудь. Рыжий отшатнулся назад, машинально бормоча извинения, и только потом понял, что трупу они ни к чему. Оглянулся на хохочущего масана и, не сдержавшись, схватил ближайшую женскую сумочку и метнул в кровососа.

То, что случилось дальше, оказалось для Раймонда полной неожиданностью.

* * *

Марина старалась не дышать? Липкий запах крови, кисловатый – рвоты – кого-то в конце вагона стошнило, а после его пристрелили, – запахи пота и страха, все это смешалось в отвратительный коктейль. Девушка не рисковала закрывать нос платком, но вдохи делала мелкие и только через рот.

И считала про себя.

Сколько выстрелов уже прозвучало? И думала, сколько их еще прозвучит?

Когда на девушку рядом наставили оружие, Марина замерла.

Этот выстрел был тридцатым по счету, и Марина тихо вдохнула. От страха – через нос и едва не закашлялась.

Но уже через мгновение она оцепенела, видя, как террорист снова тронул рыжего парня. Поднял, откинул в сторону, что-то еще пытался то ли сказать, то ли сделать, и тут рыжий схватил сумочку, которая оказалась у него под рукой (как до того грудь мертвой девушки), и метнул в убийцу.

Марина видела все, как в замедленной съемке, – такое было уже однажды, когда на нее на полной скорости несся племенной жеребец, упущенный кем-то на ферме, куда она приезжала на экскурсию. Только тогда опасность угрожала ей, и в самый последний момент она отпрянула, отступила на шаг, и вороной конь пролетел мимо, задев ее только кончиком хвоста.

Сейчас опасность не касалась ее, и оттого происходящее казалось еще более нереальным: сумочка врезается мужчине в черном в лицо, он отшатывается назад, спотыкается о лежащий за спиной труп той самой старухи и падает.

А зонт-трость, на который опирался все это время мужчина в сером костюме, тот самый, на которого Марине смотреть было не положено, теперь своим металлическим наконечником смотрит в сторону, а не в пол. Зонт лежит на коленях, лежит, придерживаемый руками странного человека, и тот даже не смотрит на падающего убийцу. И только убирает руки с зонта, позволяя ему рухнуть на пол вместе с еще одним мертвецом.

И Марина четко понимает: руки он убрал уже после того, как его серебристый зонт проткнул мужчине основание черепа и прочно вошел в мозг.

В вагоне повисает мертвая тишина.

* * *

– Один труп у масанов! – Лирга удивленно смотрит на собравшихся магов, и те оборачиваются на аналитика. Тот повторяет:

– Да, один масан мертв. Кто-то в вагоне его убил.

– Наказали? – деловито осведомляется Ортега, отправляя СМС.

– Нет, – помедлив, отвечает Лирга, – почему-то обошлось.

* * *

«Сходи в переговорную номер шесть. Там тебя ждут. Успокой их».

Бога посмотрел на СМС от Ортеги и сбросил звонок феи Лады. Ортега не будет так просто дергать, а с учетом того, что творится снаружи…

В общем, фея Лада подождет.

В переговорной номер шесть его ждало то, что челы назвали бы Преисподней. Бога едва переступил порог, как понял, что эта встреча хуже ежегодного концерта осов.

А он знал в них толк.

– И что вы уже сделали? – Отец-настоятель Динамус хмуро посмотрел на вошедшего в зал нава и сложил руки на столе. Его помощник, брат Ципус, кивком обозначил приветствие. Бога сел напротив эрлийцев и ответил:

– В данный момент наши ведущие маги во главе с советником разбираются в том, как можно атаковать поезд и не задеть заложников.

Динамус помолчал, потом кивнул:

– Хорошо. Могли бы предупредить нас заранее, что планируется подобная опасность, которая ставит под угрозу наших братьев.

– К сожалению, не могли. Операция была секретной, не говоря уже о том, что мы не могли предугадать террористического захвата поезда.

– Я слышал, что захватчики – наши Малкавиан.

– Были наши, – поправил эрлийца Бога. – Теперь – предатели.

– Вы же их казните? – Динамус поджал губы.

– Можем парочку оставить в живых, передать на опыты, – тут же предложил нав.

Ципус оживился, но Динамус только качнул головой:

– Не стоит. Верните нам брата Вариуса живым и невредимым.

Бога понял, что встреча оказалась чуть проще, чем он ожидал, и серьезно посмотрел на Динамуса:

– Разумеется. Мы действительно над этим работаем.

Отец-настоятель встал, а нав открыл эрлийцам портал сразу на стоянку, где Динамуса и Ципуса ждал автомобиль. Проводил взглядом и тихо порадовался, что масаны, захватившие заложников, не очень разбираются в родственных связях эрлийцев.

А отец Динамус, в свою очередь, не стал устраивать скандал: как врач он лучше всех понимает, что лезть под руку хирургу, удаляющему опухоль, не стоит…

* * *

– Вставай! Быстро! Вставай!

Террористы шли по вагонам и пинками, окриками, оружием поднимали людей с мест, подгоняли, перегоняли – как скот – в один конец поезда по открытым сквозным переходам между вагонами.

Нина шагнула вперед и мельком удивилась тому, что в пространстве, вроде ничем не закрытом, пустом, подсвеченном из поезда, что-то мерцает. Бледно-розовое сияние разлилось, окутывая сам переход и даже немного вдаваясь в металл.

Нина протянула руку, чтобы потрогать его, убедиться, что ей не чудится, но сзади чувствительно толкнули, и она, споткнувшись, ввалилась в вагон. Оглянулась, гневно посмотрев на соседку, что до того сидела рядом с ней, но соседка опустила глаза и изучала пол, по которому им пришлось идти. Соседка не желала наступать на капли крови, украшавшие линолеум.

Получасом ранее Нина уже попрощалась с жизнью. Потом – еще раз, когда, увидев смерть одного из своих, террористы окружили его тело, что-то кричали на непонятном языке, стреляли, кажется, просто в потолок, но рикошет задел мужчину у одной из дверей и пробил ему колено. Мужчина вскрикнул, и его тут же убили. И после этого вновь наступила тишина. Труп мертвого террориста оттащили к кабине машиниста – быстро, деловито, но невероятно бережно. А Нина, словно впервые, увидела старика напротив себя. Тот как сидел спокойно, так и продолжил сидеть – только теперь без зонта. Почему его не тронули, Нина не знала, да и не хотела знать, ей было действительно неинтересно.

А теперь их сгоняют в один вагон. Их гонят вперед, подпихивают, не дают нормально встать – Нина видела, как нескольких выкинули с сидений, но больше не стреляли.

Вагон, куда их привели, оказался самым чистым – здесь даже крови почти не было, но люди прибывали и прибывали. Садились прямо на пол, потому что все скамейки были заняты, и Нине пришлось сесть рядом с высоким плечистым детиной, взиравшим на террористов с мрачной решимостью. Рыжий парень, тот самый, который кинул в убийцу сумочкой, остался в соседнем вагоне. Его задержали там, откинув в сторону от прохода. А вот мужчина-теперь-без-зонта шел сразу следом за ее соседкой. Зашел, огляделся и не стал садиться, выбрав себе место рядом с дверью.

Нина покрепче обняла сумочку, потом аккуратно нашла в ней бутылку с водой и сделала глоток. Помедлила, протянула соседке.

– Пить хочешь?

– Да, спасибо. – Та взяла, отпила и вернула бутылку Нине: – Как тебя зовут?

– Нина.

– Марина.

При иных обстоятельствах они бы даже не заговорили. Даже если бы, по невероятному стечению обстоятельств, оказались в одной компании. Нина знала это так же четко, как, впрочем, то, что после этого – если она выберется живой – соберет вещи и уедет обратно. Подальше от столицы с ее метро, с ее террористами и с этой кровью.

Выйдет замуж, родит ребенка, может быть, двух. Будет работать в местном магазинчике. Муж будет пить и к сорока годам превратится в развалину. А потом и вовсе – помрет под забором. Детей она станет поднимать на ноги, но те пойдут по кривой дорожке. И в шестьдесят она останется одна.

Нет уж.

Лучше умереть здесь и сейчас.

* * *

Раймонд застыл, замер, когда увидел, что масан от его броска падает. Вампиры умели двигаться очень быстро, но удар этот Малкавиан пропустил – чуд швырнул сумочку коротко, почти без замаха, с близкого расстояния и со всей силы. Раймонда удивило то, что произошло дальше.

Движения пожилого чела он не видел, он даже не понял, как давно зонт-трость находится на коленях. И он не помнил – был ли зонт с челом, когда тот входил, но теперь он точно был. И торчал из затылка масана, острием пробив череп у основания настолько сильно, что металлический набалдашник, окрашенный кровью и слизью, торчал меж зубов вампира.

Повисла тишина. Настолько ощутимая, что Раймонд слышал дыхание каждого, кто находился в вагоне.

Его не тронули. Масаны пробежали мимо, оттолкнули, окружили мертвого собрата, один из них наставил на чела пистолет, и Ричард увидел, что чел поднял взгляд на масана, когда тот уже собрался нажать на спусковой крючок. Палец вампира дрогнул, и он отвел дуло оружия.

Поднялся шум, масаны кричали, разбирались, и смесь масари с фразами на русском звучала для Раймонда дикой какофонией.

А потом снова стало тихо. Вампиры унесли мертвого и стали сгонять заложников в другой вагон. Чуд тут же подобрался – он не переставал верить в то, что сможет, что должен бежать, и теперь представлялся замечательный шанс – прыгнуть, пропасть между вагонами, проскользнуть под поездом и попробовать выйти из зоны действия «Рыбацкой сети»… Но враги подготовились на славу: в переходах был барьер. Он окружал пустое пространство, искрясь розоватым цветом, и Раймонд распознал «Упругую колыбель» – такую любят ставить матери, когда не хотят, чтобы ребенок покидал определенную зону. «Колыбель» упиралась в металл, что исключало возможность ее обойти, а уж без возможности колдовать или применить артефакты (какие? У тебя с собой даже артефактов нет…) простой детский аркан становился непреодолимым препятствием.

Раймонд почти дошел до того вагона, где собирали всех, но его поймали за плечо и откинули от последнего перехода.

– Стой здесь. – У Малкавиана, смотревшего на чуда, подрагивала верхняя губа и виднелись кончики игл. Чуд видел – чувствовал, – что вампир просто на грани. И дело не в жажде, которая могла бы мучить масана. Дело было в том, что он терял над собой контроль от такого обилия пищи. Это могло бы стать проблемой. Но – не сейчас.

Раймонд стоял и смотрел на челов, покорной толпой бредущих к новому месту ожидания смерти, и слушал вполуха, о чем говорят масаны. Масари он понимал средне. Скорее больше не понимал, чем понимал, но отчетливо различил фразу: «Там наверху – уже все кончилось!»

Рядом поставили еще одного нелюдя: он не видел его раньше. Эрлиец, худощавый, невысокий, молодой, но держащийся с достоинством. Раймонд поймал взгляд его черных глаз, потом посмотрел на масана-охранника.

И понял, что пора бежать.

* * *

Марина шла сразу вслед за фифой, которая сидела рядом с ней, а следом за Мариной шли другие люди, и девушка чувствовала, как тяжело и натужно в спину ей дышит мужчина. У него была грязная футболка, от него нестерпимо несло потом, но это сейчас не волновало девушку. Она вообще находилась в прострации после того, как увидела смерть террориста. Сколько она сегодня уже видела смертей? Десять? Двадцать?

Но эта одна – смерть убийцы – почему-то оказалась последней каплей в чаше терпения. И Марина дрожала от ярости где-то внутри себя, но разум и чувства словно обмерли, и потому она шла, переставляя ноги, глядя на пол, стараясь не ступить в кровь.

Когда фифа замерла перед ней в проходе между вагонами, Марина вздрогнула и тут же подтолкнула девушку вперед – ей уже хотелось дойти до нового места (их не могут вести на убой, зачем на убой, убить могли бы и там, где убивали всех до этого). Фифа оглянулась, обожгла Марину злым взглядом, но пошла дальше.

В следующем вагоне была открыта одна из дверей, и несколько террористов подтаскивали к ней тела мертвых пассажиров и выкидывали их в тоннель. Марина проследила за ними взглядом, удивленно отмечая про себя, что за трупами не тянется ожидаемая кровавая дорожка. Тела падали вниз, издавая гулкий звук при падении, и Марина отвела взгляд.

Думать не хотелось.

А подумать было о чем, например о том, что капли крови, которые попали ей на руку, когда из террориста его подельники вынули зонт, были холодными. Сначала Марина даже не придала этому значения, а теперь мысли – странные, страшные, непонятные – сами лезли в голову.

Но думать их было еще страшнее, чем не думать.

У них холодная кровь. У трупов больше нет крови.

В голове продолжал биться вопрос, не сошла ли она от страха с ума? Девушка перевела взгляд на пожилого мужчину в сером и, поняв, что его серые, стального цвета глаза смотрят на нее, одними губами спросила:

– Почему вы их не боитесь? Почему они вас не трогают?

– Вера. Вера может все.

Он ответил вслух, и стоящий у перехода мужчина с оружием оскалился.

Марина судорожно кивнула и снова посмотрела на пол – тут он был чистый, но капли крови мерещились теперь ей везде.

«Вера может все».

А эти ничего не делают тому, кто верит.

У них холодная кровь. Они убивают ради забавы. Они все в солнечных очках. Что им скрывать тут, в помещении? Не маски – очки.

Глаза? Алые глаза?

Марина поняла, что нащупала ответ на все свои вопросы, и сжала руки в кулаки, чтобы не выдать охватившего ее ужаса.

Те, кто их захватил в заложники, – не люди.

* * *

– Два тридцать.

– Да, я знаю. – Ортега отошел от миража, разложенного уже на отдельные схемы раз двадцать. Взял, не глядя, чашку с чаем со стола, закинул в рот пару крекеров и посмотрел на Лиргу: – Что у них происходит?

Точки на мираже двигались в сторону хвостового вагона.

– Сгоняют всех. Раньше эрлиец был в первом вагоне, чуд в третьем. Сейчас челы в последних двух вагонах: их осталось четыреста восемьдесят, чуд и эрлиец у входа предпоследнего вагона.

– Они приняли решение?

– С большой вероятностью – да. У нас осталось около десяти-пятнадцати минут. Потом они начнут расстрел. Чуда и эрлийца оставят напоследок.

– Обожрутся.

– Им плевать.

Лирга поднял голову от монитора. Ортега кивнул в ответ:

– Да, знаю.

Где-то в стороне Арга в очередной раз сделал раскладку артефактов и тут же тихо заметил:

– Вот оно – слабое место.

Советник качнул капюшоном, затем встал, подходя ближе, и согласился:

– Люды всегда забывали этот параметр: глубина.

Ортега тут же оказался около магов:

– Мы можем разрушить защиту?

Советник выпростал когтистые пальцы из рукавов, и к ним потянулись нити энергии от Источника. В комнате стало ощутимо темнее.

– Можем. Готовность – пять минут.

* * *

Во рту пересохло, но снова достать бутылочку с водой и сделать глоток Нина не решалась. Слева тихо постанывали несколько раненых женщин, позади нее толкался ногами удивительно тихий ребенок лет пяти, который за все время штурма не проронил ни звука (может, он немой?), справа чуть покачивался взад-вперед молодой парень. А перед Ниной сидели на полу еще два ряда людей. Эти люди были для нее просто безликой массой, которая не имеет значения ни для нее, ни для кого бы то ни было.

Выстрелы вдалеке, в другом конце поезда, прозвучали резко, отрывисто, очень четко, и Нина подняла голову. А потом встала, хотя никто не разрешал ей вставать, и на нее тут же направили дуло автомата.

Там, вдали, едва различимо между окнами-проходами-переходами, ограниченными стеклами и перилами, происходило какое-то движение. Короткие вскрики, а затем погас свет.

Нина широко улыбнулась, и в этот момент пуля влетела ей в живот.

* * *

Раймонд обернулся в сторону шума в первое же мгновение. Интуиция воина, которую он в себе никогда не развивал, о которой даже не подозревал, подняла голову и завладела разумом. Дальше чуд двигался не сам – за него, в нем, через него двигались его предки. Пять десятков поколений Вертов, среди которых на заре времен числился даже один великий магистр, прославивший Чудь победами в войне Кадаф, увидели в происходящем шанс для своего потомка.

Раймонд сел на корточки в тот же момент, когда погас свет. Он поймал ближайшего масана за ногу и резко дернул вверх, перехватывая одновременно его автомат. Пальцы машинально нащупали спусковой крючок, и пули влетели вампиру в голову, обрызгивая лицо чуда холодной кровью.

Второй.

Третьего Раймонд убил так же – выстрелом в голову.

Удар четвертого застиг чуда врасплох, и он с недоумением замер, чувствуя, как в животе разливается острая боль. Кровь хлынула на пол из разрезанного вдоль торса, и Раймонд машинально стянул остатки футболки, чтобы как-то прикрыть рану.

Второй удар должен был убить его, и чуд прекрасно понимал это. Ему было жаль мать, которой сообщат новость о его смерти. Он ясно представил – в кромешной темноте, разрежаемой лишь вспышками выстрелов, это было очень легко сделать, – как садится она на диван, как дрожат у нее руки и как ей больно, когда кто-то сообщает ей, что Раймонд Верт погиб при штурме…

Но второго удара не было. Легкий шорох в воздухе, бульканье крови, и тело масана падает на Раймонда, заливая его холодной, неспешными толчками вытекающей из артерий кровью. Головы у вампира больше не было.

– Тише, парень. Свои. – Он слышит спокойный голос откуда-то сбоку и чуть сверху и так же интуитивно понимает, что рядом нав. Раймонд только кивает и, чувствуя, что теряет сознание от боли, пронизывающей его нутро, и от потери крови, тихо говорит:

– Вторая группа. Они говорили о том, что наверху все закончено.

– Наверху мы уже разобрались. – Нав подхватывает чуда и усаживает в сторону, рядом с сиденьем, так, чтобы уберечь от шальных пуль и ударов. – Держись. Две минуты – потом отправим к эрлийцам.

– Держусь, – обещает Раймонд и закрывает глаза. И чувствует, как до того стоящий рядом эрлиец (он тоже упал на пол в момент атаки) начинает творить арканы.

* * *

Марина не сразу поняла, что происходит. Она даже не увидела, не уловила тот момент, когда Нина поднялась на ноги и стала смотреть вперед.

Погас свет.

Прозвучал выстрел, оглушая своей силой и яростью в темноте. Нина тут же осела на пол, и Марина почувствовала на своих руках горячую кровь (а у них холодная!).

Больше времени думать, сомневаться и медлить не было.

Сзади-сбоку-впереди кричали от ужаса люди. Слышались еще выстрелы – но не здесь, не в этом вагоне. Мимо Марины и остальных пронеслись тени – их не было видно, но воздух шевельнулся. И сразу, как по команде, выстрелы прекратились. На пол что-то упало, с тем же звуком, с которым ранее трупы падали на рельсы, и Марина поняла – их спасают.

Оставалось выжить.

Марина включила фонарик на телефоне, подсвечивая себе, отыскала рану на животе Нины и судорожно вытащила из сумочки тампон. Было страшно и смешно – где-то на задворках сознания, – но это было единственное, что пришло Марине в голову. Она зубами стянула пленку с ватной «пули» и поймала испуганный шальной взгляд Нины.

– Будет больно, терпи! – велела таким тоном, что ослушаться было нельзя.

В царившей вокруг какофонии внезапно образовался островок тишины – или Марине это только казалось. Она пальцами нащупала рану, убрала телефон и одним движением воткнула тампон в плоть. Нина вскрикнула, сжала запястье Марины так, что потом наверняка будут синяки, но Марину это уже не волновало. Поверх тампона девушка прижала стянутый с себя топ – плевать на то, что она теперь в лифчике, все равно никто не увидит.

– Потерпи, сейчас будет помощь. Это чтобы не шла кровь. Где же помощь? – Она положила Нину головой на свои колени и гладила ее по волосам. Минуты растянулись в часы, и движение, крики, выстрелы казались Марине бесконечными.

Внезапно зажегся свет.

Все террористы были мертвы.

* * *

– Операция прошла успешно. Двое гарок ранены – один серьезно, проваляется в Обители дня три, второму сломали руку. Заложники-челы живы… В большинстве своем. Чуд и брат Вариус выжили. Чуд ранен, Обитель обещает поставить его на ноги за неделю. Брат Вариус цел и невредим. Челы организуют эвакуацию остальных пострадавших, почти все гарки уже покинули состав, кроме нескольких, контролирующих процесс.

Сантьяга сделал небольшой глоток вина и коротко кивнул:

– Благодарю, Ортега. Операция выполнена блестяще.

Помощник комиссара позволил себе легкую улыбку, а Сантьяга продолжил:

– Однако мне не нравится то, что мы пропустили эту атаку. Что Малкавиан, которые поклялись в верности Темному Двору, нас предали. Епископ уже был у меня, заверил Навь в лояльности… Приход Великана убедил остальных масанов в нашей силе, однако тенденция наметилась нехорошая.

Ортега покачал головой:

– У нас не так много выходов на отдельные масанские семьи и сообщества.

– Вот именно. И нам надо это исправить… А где Бога?

– Он умчался на свидание с Терезой Треми.

– Хм… – Сантьяга отставил бокал в сторону и усмехнулся. – Бога, кажется, начал выполнение задания даже раньше, чем я его озвучил.

Ортега кивнул:

– Примерно за полгода до. Это пока его самая долгая связь.

Комиссар рассмеялся:

– Иногда я думаю использовать его в качестве оружия массового поражения.

Ортега фыркнул:

– Слишком рискованно: его дамы могут ополчиться и на самого Богу. За то, что их так много.

* * *

Марина спустилась по металлическому трапу последней. Нину забрали у нее, как забрали всех раненых до того, и Марине важно было увидеть, что действительно все ушли. Все те, кто провел эти часы в вагонах остановившегося поезда.

Девушка давно избавилась от каблуков на босоножках и теперь аккуратно шла по шпалам в освещенном тоннеле. Она вспоминала тех, кто привлек ее внимание. Она видела, как бережно уносили того рыжеволосого парня – он был ранен, его держал на руках какой-то высокий худой спецназовец. Нина ее волновала не меньше: врач, пришедший за ней, хмурился и качал головой. Седого мужчину в сером костюме и с серыми глазами Марина не видела. Просто была темнота, а потом включился свет.

Его среди них больше не было.

За ее спиной оставались кошмар и смерти, на ней была кровь – вся одежда промокла от крови, которая текла по полу, которая лилась вокруг, казалось, рекой. И половина этой крови была холодной.

Марина не знала, сможет ли еще когда-нибудь спуститься в метро. Сможет ли войти в какой-либо поезд без ужаса, без мыслей, что опять – опять! – в вагон ворвутся люди (НЕ люди) с оружием и начнут убивать, издеваться и угрожать смертью тем, кто пока жив.

Сможет ли она теперь смеяться или улыбаться при виде черных очков, сможет ли видеть вокруг не врагов и вампиров (О господи! Какие вампиры, ты в своем уме?), сможет ли жить, как раньше?

Марина не знала, и поэтому машинально считала шпалы, по которым шла, поглядывала на затянутый в рыжий кожух контактный рельс и думала, что этот день теперь запомнит навсегда.

Сегодня она родилась во второй раз.

* * *

Анерига стоял около поезда и задумчиво считал трупы: масанов, челов… Мимо него прошла девушка, и он проводил ее взглядом: девушка, сама того не замечая, шептала: «Не люди… Они не люди…» Нав некоторое время поразмыслил, решая, стоит ли устроить еще одну «жертву террористов», а потом понял, что вряд ли чела кому-то расскажет то, что поняла.

И вряд ли ей кто-то поверит.

Эпилог

Марина припарковалась около бордюра и вышла из машины. Вечерело. Легкие сумерки разгонялись уличными фонарями, на асфальт падали редкие мелкие снежинки, и девушка поежилась – мороз кусал кожу лица и пальцы.

Она быстро прошла к дверям торгового центра и огляделась: даже спустя полгода ей везде чудились террористы. Не те же самые, но любые другие.

Психоаналитик, таблетки, отпуск, который ей предоставили на работе (и даже за счет фирмы отправили на отдых в Таиланд) – все это помогало, пока она была чем-то занята. На работу она вышла раньше времени – не могла сидеть дома и ничего не делать, на вечер записалась на танцы, потом – час бассейна, и, вернувшись домой, Марина уже не могла что-то делать – только падать в постель и спать.

А сегодня отменили занятия, и девушка решила, что можно сходить посмотреть кино. Там тоже много людей, нет рядом никого подозрительного… Но билеты она всегда теперь брала только на те фильмы, где не стреляли. А еще лучше – на мультфильмы.