– Отец, я так больше не могу. Поговори ты с ним!
Папа сложил руки на груди:
– Ну, двойку тебе исправить придётся. Так что, в выходные никаких гулек. А в том, что ты про прадеда говоришь, ты неправ. Очень неправ. Благодаря ему сегодня есть ты, и у тебя есть будущее. Если бы история изменилась тогда, сейчас неизвестно, кем и где был бы ты, и, вообще, был ли.
– Началось, – Лёва закатил глаза.
– Не гримасничай! – папа подошёл к книжному шкафу, достал книгу и протянул её сыну. – На вот, лучше почитай. Это история твоего родного края, не какая-нибудь там отвлечённая и обобщённая, а собственно, твоя. И про прадеда там, кстати, тоже есть.
Лёва скривился ещё сильнее при мысли, сколько же у книги почти трёхсантиметровой толщины может быть страниц.
– Спасибо. Наказал. У меня двойка по истории. Когда мне ещё это читать?
– Перед сном. Интереснейшая вещь и гораздо полезнее твоих этих… технороботов.
– Трансформеров.
– Вот уж здесь точно никакой разницы! – заметил папа. – Твой прадед, мой дед, всегда говорил моему отцу, а тот мне, а дед это от своего прадеда усвоил: любые наши поступки влияют на будущее. Без прошлого нет будущего. Даже плохое прошлое даёт хорошие уроки, чтобы не повторять ошибок. А тот, кто не знает своих корней, тот никогда не будет крепко стоять на земле и не будет понимать, кто он в жизни. Сегодня иди уже отдыхай, а на досуге подумай о том, что я сказал.
Лёвка пошёл в свою комнату, бросил книгу на стол и плюхнулся на кровать. Потом минуту подумал и потянулся за увесистым томом: на обложке значилось «Время. События. Люди.». Мальчик стал листать страницы, пестрящие текстом с редкими вкраплениями фотографий его родного города и области и документов.
– Скукота… Это папе интересно. У него как раз древняя профессия. Он генеало́г, а генеало́ги ох как любят семейные истории. Да и вообще всякие истории. Работа у них такая, – Лёвка вернул книгу на стол, повернулся на бок и попытался дремать, но сон не шёл.
Мальчик снова сел на кровати. Отец не отступит, придётся читать. Лёвка потянулся за телефоном, и через несколько минут электронная версия книги была скачана на гаджет.
– Вот так намного лучше! Буду читать понемногу, когда и где получится. Кто вообще сейчас читает бумажные книги? Тем более такую тяжёлую каждый день в школу не потаскаешь вместе с учебниками.
***
Завтра долгие выходные, аж до десятого мая. Но сегодняшний день нужно просто пережить. Всё как обычно: походы по музеям, выставкам и панорамам, посвящённым событиям Великой Отечественной войны и Победы. Безусловно, это, наверное, важно и нужно. Каждый год 9 Мая родители возят Лёву к «Вечному огню» возлагать цветы на могилы воинов. А после они едут в Гусаровку, где похоронен его прадед Дмитрий Анисимович, и кладут букет гвоздик, перевязанный Георгиевской лентой, на его могилу. Лёвка не против традиций, он даже готов их соблюдать. Но скучно всё это и неинтересно. Война была… Но когда это было?! Сто лет назад! Никто уже и не помнит.
Мальчик попытался вслушаться в то, о чём говорила экскурсовод. Опять бои под Гусаровкой. Лёвка стал рассматривать знакомую панораму, выполненную с использованием современных технологий. Такое чувство, что если шагнуть за стекло, сам там окажешься. Действительно, эффект завораживает. Взгляд Лёвки остановился на белокуром мальчугане лет десяти. Чумазый, без рубашки, в одних штанишках, доходящих до колен, таких же грязных, как и он сам, которые держались на одной лямке через плечо. Мальчуган стоял посреди боя вместе с солдатами. Было в нём что-то знакомое. Странно, но раньше Лёвка вроде его не замечал на картине…
Экскурсовод повела класс в следующий зал. Лёвка задержался. В их музее по старинке заставляли надевать специальные тапочки, которые здорово скользили по натёртому паркету. Мальчишка сделал круг по воображаемому катку и, разогнавшись изо всех сил влетел головой прямо в экран панорамы.
Внутри всё содрогнулось от падения. Голова сильно болела в месте удара. В ушах стоял сильный шум, будто кто-то работал электродрелью, что ещё и разделялось на несколько голосов. Лёвка уже жалел о своей беспечности и боялся открыть глаза. Шум не стихал.
Вдруг незнакомый детский голос с хрипотцой заорал ему прямо в ухо:
– Живой? Ишь, как тебя вертануло!
От неожиданности Лёва открыл глаза. Мутное изображение стало проясняться, и он увидел возле себя замурзанное личико, обрамленное белокурой шевелюрой.
– Чего? Ты кто?
– Я? Я-то Митька. А ты? Откудова ты вообще тут взялся? Бой в самом разгаре. Взрывной волной тебя, что ли, принесло?
Лёвка стал мотать головой, пытаясь прийти в себя:
– Какой бой? Что ты такое говоришь? – Лёвка попытался встать на ноги.
Ответом на его вопрос загрохотал автомат, и что-то громыхнуло так, что заложило уши. Митька ухватил Лёву за плечи и силой прижал к земле рва, в котором они находились. Сверху на головы им посыпалась земля.
– Темнеет уже. Щас замолкнут, – со знанием дела заключил он.
– Кто замолкнет? Что вообще происходит? Я в музее на экскурсии был, – промямлил Лёвка.
– Здорово, видать, тебя приложило, раз не помнишь ничего, – мальчишка вытер локтем нос. – Ничего, очухаешься. Меня тоже один раз так шмякнуло, что еле мамку вспомнил. Война идёт. С немцами. Сейчас 1944-й год. Это хорошо, что тебя в окоп закинуло сразу, а то б не жилец, – Митька помотал головой.
Лёвка смотрел на чумазое лицо с таким же, как у него самого, вздёрнутым носом и ямочками на щеках и думал о том, что вряд ли он так быстро сошёл с ума. Он точно помнил, как разогнался скользить по полу музея и ударился об экран панорамы. Наверное, он потерял сознание, и это всё ему снится. Скорее всего, он уже в больнице, а когда очнется, рядом будут папа с мамой. Это просто обычное сотрясение мозга.
– Ладно, ты это… сиди тут и не поднимайся. Я сейчас ребятам подсоблю и сразу к тебе. Надо врагу дать подзатыльника на сон грядущий.
Невысокий коренастый мальчуган юркнул за поворот укрепления. Лёвка попытался расслабиться. Тут всё вокруг снова задрожало, отзываясь где-то внутри. Раздался взрыв совсем рядом, а земля точно застонала в ответ, и Лёвка, вжавшийся в стену окопа, словно услышал всю боль этого стона. Едва стихло, Митька уже тащил ящик с чем-то очень тяжёлым. Когда он поравнялся с Лёвкой, тот по инерции приподнялся и стал подталкивать ящик с противоположной стороны, чтобы помочь своему новому знакомому. На вид Митьке было примерно столько же лет, сколько и Лёвке, только говорил он как-то странно. Современные мальчишки так не разговаривают.
– Шустрик, где ты запропастился? Я уж думал, случилось что, – к ним подбежал, наклоняясь ниже уровня окопа, мужчина в военной форме времён Великой Отечественной. Это Лёвка хорошо запомнил из папиных рассказов и детских фотографий прадеда с солдатами. Вдруг при этой мысли у него всё помутнело в глазах, и мальчик стал оседать на землю.
– Ай, да нормально всё, Василий. Что со мной станется? Это вот его принесло взрывной волной, – Митька кивнул на Лёву. – Чудно́й какой-то. Конту́зия, наверное.
Они вместе с бойцом подняли Левку, усадили, привалив к стенке окопа.
– Ладно, давай ты тут с ним, а мы уж сами, – солдат ухватил ящик с боеприпасами и потащил дальше.
Лёвка смотрел перед собой и теперь думал, что, наверное-таки, сошёл с ума. Интересно, а от сильного удара можно сойти с ума?
– Ну ты и тщедушный! – личико с ямочками на щеках и милой улыбкой всматривалось в Лёвкины глаза, а он понимал, что в этот самый момент смотрит в глаза своего прадеда, Дмитрия Анисимовича. И там, за экраном панорамы, тоже был он – в грязных штанишках с одной лямкой через плечо.
С приходом ночи бой стих. Мальчишки сидели бок о бок в том же окопе.
– Ну, ты как? – Митька снова посмотрел на Лёвку.
– Да нормально, просто…
– Ты не бойся, очухаешься. Вот перестанут эти сволочи нам жизнь портить, я тебя к мамке отведу. Она у меня ух какая врачиха. Кого хочешь на ноги поставит.
– Я не про то…
– А про что?
– Слушай, и давно это у вас тут так?
– Бой в смысле?
– Ну да.
– Знаешь, – Митька вдруг приподнялся и с заговорщицким видом присел напротив Лёвы. – Если честно, мне кажется, мы на одном месте топчемся. Только никто больше этого не замечает, кроме меня. Я хотел Ваське сказать, но он взрослый, засмеёт.
– Не понял?! Это как, на одном месте? – Лёвка с интересом смотрел на собеседника.
– Ну, понимаешь… В общем, один и тот же день всё время повторяется. Мы немца тут сдерживаем, а он нас выбить пытается. И ни туда, и ни сюда. Никак не возьмут немцы Гусаровку. Их туда нельзя пускать. Нашим укрепиться надо. А с Гусаровки они нас точно одолеют. Нам бы как-то их перехитрить, что ли, – Митька на минуту задумался. – И события, главное, повторяются: с утра Васька приходит и меня хлебом с повидлом кормит, потом командира нашего Алексея Петровича ранит, хотя с утра он совершенно здоров, потом… Вот примерно сейчас придёт Василий и даст нам тушёнку. Только тебя до сих пор не было, а сегодня вдруг ты. Вот я и думаю, что бы это значило?
Почти прерывая Митькины слова, склоняясь к земле, появился всё тот же боец:
– Нате-ка, хлопцы, поешьте! Оголодали, поди, за день? – он дал им вскрытую жестяную банку тушёнки и две ложки.
Лёвка бы никогда не стал есть какую-то неизвестную тушёнку. Чужой ложкой, ещё и с немытыми руками! Но в животе ныло от голода, и ему казалось, что это самая вкусная еда, которую только можно было сейчас представить.
– Я… меня Лёвой зовут, – сказал он, когда желудок, наконец, перестал болезненно напоминать о себе.
– Лев, значит! Я ж говорил, полегчает тебе. Имя вот вспомнил. Почти как Ричард Львиное Сердце.
– Не совсем, – Лёвка потупил взгляд. Про Ричарда Львиное Сердце он что-то слышал, но даже не представлял, кто это. У них не модны такие герои сейчас, а это, по всему видно, герой. – Он Ричард, а я просто Лев, – добавил мальчик.
Голова у Лёвы совсем перестала болеть, а после ужина дела окончательно наладились. Снова пришёл Васька и принёс две старые потёртые шинели, чтобы им было на что лечь, потому что хоть и почти лето, а по ночам зябко. Митька был вообще раздетый. Лёвка снял с себя тонкую лёгкую курточку и протянул Митьке, на что тот улыбнулся усталой, но очень благодарной улыбкой.
Митька скоро притих, а к Лёвке сон не шёл. Он накрылся с головой старой шинелью, пропахшей землёй, порохом и машинным маслом, чтобы как-то отгородиться от незнакомого, чужого ему мира и подумать. Что-то не заканчивается этот сон. Может быть, если постараться уснуть, то утром всё изменится снова? Конечно, он смотрел много фильмов про путешествия во времени, но поучаствовать самому в таком – это уж слишком. Мальчик продолжал сидеть и только сейчас понял, что как-то неудобно. Привычным движением он полез в задний карман джинсов и нащупал телефон. От неожиданности Лёвка сбросил с себя шинель.
Экран загорелся, и он увидел почти полный заряд, что очень порадовало. Но Митька, вдруг навалившийся на него вместе со своей шинелью, заругался шёпотом, с хрипотцой:
– Ты что, ополоумел? Светомаскировка! Немец как увидит, сразу шарахнет! Что это тут у тебя за штуковина?
– Видишь ли, Митька, мне тоже есть, что тебе рассказать. И тоже такое нельзя говорить взрослым. Они точно не поймут. Я ведь не просто так появился. Я из будущего. Я в музей пошёл… – и Лёвка рассказал всё своему новому товарищу.
– Ну, дела! То-то и одёжа у тебя странная, и чистый ты. Никогда бы не поверил, если б мне кто такое рассказал, – заключил Митька.
– И я, – так же тихо ответил Лёвка.
Они сидели под одной шинелью, объединённые общими тайнами, которыми ни с кем нельзя было поделиться.
– Я самое главное забыл, Митька! – воскликнул Лёва.
– Тише! Не ори так! Дай бойцам поспать! А я ж не глухой, – остановил его Митька.
– Митька, победа ведь будет наша! Совсем скоро, через год! Это я точно знаю.
Мальчишка заулыбался во весь рот с выпавшим спереди зубом:
– А я, думаешь, сомневаюсь? С такими бойцами, как Васька, Алексей Петрович, мамка моя, она ведь военврач, Катя-медсестра Васькина невеста, а ещё Асалбек, Степан, Назар, Рустам, просто нельзя не победить! Правда ведь на нашей стороне, Лёвка. А она, как ни крути, всегда в жизни рано или поздно побеждает. Победа будет наша!
Лёвка стащил с себя шинель и обвёл взглядом измученные, истощённые лица бойцов, в лунном свете, спящих прямо на своих местах, где они который день держали бой. Они делились последней едой, оберегали раненых, превозмогали собственные боли, заботились друг о друге, не зная. выживут или нет. И их лица светились твёрдой надеждой, что война закончится. Вопрос только в том, как скоро?
Митьку свалил сон, и тот крепко спал на плече Лёвки. Лёвка всё так же не мог уснуть. От мыслей, от событий, оттого, что не сказал Митьке, что он его… правнук. Он должен, просто обязан помочь. За этот день посреди боя он увидел и понял столько, сколько не постиг и за всю свою жизнь. Вот совсем рядом земля с багровым отливом… Митька рассказал, что вчера здесь погиб боец. Фраза «земля, пропитанная кровью» из уст экскурсовода больше не казалась пафосной. Лёвка прямо сейчас чувствовал в воздухе её металлический запах.
Как так произошло, что смешалось прошлое и будущее? Папа говорил, что любое событие в прошлом влияет на будущее. Что, если Гусаровку возьмут немцы? Что станет с будущим? С Победой? Ведь он, Лёвка, привык жить с мыслью, что Победа уже случилась. Он одёрнул себя и стал быстро вспоминать, что про всё это знает. Так: Гусаровку не взяли! За это Дмитрий Анисимович, то есть Митька, награду получил. Значит, именно он что-то сделал. Митька судорожно схватился за телефон и стал искать книгу, которую ему дал папа. Там точно было про Гусаровку и про подвиг Митьки. Лёвка не думал, как и что у него вышло, как он вообще сюда попал, и тем более как выберется обратно, а изучал главу за главой. Он понял, что может что-то сделать значимое. Для Митьки, для бойцов, для папы с мамой, для всего мира, для себя… Он тоже поможет этим людям, которые с таким сильным желанием добывали для него мир. Едва стало сереть, книга была прочитана до конца.
Когда Митька открыл глаза, сонный и уставший Лёвка ему сообщил:
– Я знаю, как разорвать временную петлю.
Слева от позиций врага было поле, а правее лес и в нём болото, через которое никак не перебраться. Взрослому. Митька, небольшой и лёгкий, со свёртком в одной руке, голышом, держась другой рукой за деревья, росшие прямо из водной топи, перебрался противнику прямо за спину и ночью взорвал склад со всеми боеприпасами, а сам успел укрыться в болоте. Лёвка ещё никогда в жизни так ни за кого не переживал.
Получилось! Вспышка от взрыва ослепила, а от звука Лёвка перестал слышать. В голове гремело только внезапное: «Ура!» – посреди ночи.
Когда мальчик открыл глаза, возле него на кровати сидела мама, а рядом на стуле папа.
– Лёвушка, милый! – запричитала мама. – Ты потерял сознание в музее. Врачи говорят, что это всё из-за коронавируса, которым ты болел. Они провели все обследования, но ты полностью здоров. Этот вирус такой непредсказуемый. Как ты, сыночек?
– Отлично, мам. Победа точно будет наша! – мальчик искренне улыбнулся родителям.
– Мы с папой так рады! – родители, тоже, счастливо улыбаясь, переглянулись. – Лёвушка, а ты не помнишь, где твоя куртка? Доктор сказал тебя привезли без неё.
Лёвка чуть не подпрыгнул от пугающей мысли и сразу стал тереть лоб ладонью, прикрывая глаза и делая вид, что вспоминает:
– Н…не знаю, если честно.
– Да ладно тебе, мама, не переживай так! Может, её музейные работники нашли и у себя оставили, – сказал папа. – А нет, так купим новую. Главное, что с сыном всё в порядке.
Мальчик не стал разубеждать родителей в последствиях коронавируса, но для него в этом году День Победы приобрёл новый смысл. Лёвка пересматривал старый альбом, и при виде мальчугана в замызганных штанишках теперь почему-то на глаза наворачивались слёзы.
На праздник приехал Лёвкин старший брат. Это тоже традиция. И Лёва обратился к нему с просьбой.
– Что, малой, хочешь новый ноут на день рождения? С яблочком? – Владька потрепал брата по волосам, загадочно подмигнул и приобнял.
– Нет, Владька, спасибо. Не в моих правилах чьи-то надкусанные яблоки доедать. Напиши мне лучше игру. Ты ж профи!
– Ничего себе! Вот это заявление! И какую?
– Квест. По главным нашим историческим событиям. Такой, чтобы, проходя его, можно было изучить весь ход истории.
– Ну ты, брат, даёшь! Идея у тебя, я скажу, блеск. Как я сам до такого не додумался?! Можно даже серию игр сделать по периодам. Только я в истории не силён. Тут мне помощь нужна папина. Алгоритм событий и всё такое.
– Не вопрос. Я всё выучу и сам сделаю! – ответил Лёвка и протянул брату руку.
– Ты? Малой, да ты же ненавидишь историю! – Владька пожал руку младшего брата в ответ.
– Ничего, как-нибудь справлюсь. Тот, кто не знает своих корней, никогда не будет крепко стоять на земле и не будет понимать, кто он в жизни. Свою историю нужно знать.
Они, как всегда, на праздник поехали в Гусаровку, только немного раньше. Мама решила прибраться в старом дедовском доме. Они, наконец, решили его продать, чтоб не пустовал. Убирали несколько дней. В старых лохмотьях из сарая Лёвкин глаз уловил что-то знакомое. Он остановился и поставил коробку на землю, прежде чем отнести её к остальному мусору. Мальчик стряхнул старое тряпьё и растянул перед собой.
Все наши дела всегда имеют последствия. Если не сразу, так со временем. Потому всегда нужно осознавать последствия своих решений. Это была его курточка. Та самая, которую он отдал прадеду Митьке…
Детская рука положила букет гвоздик, перевязанных Георгиевской лентой, на могилу, на памятнике которой значилось «Быстров Дмитрий Анисимович».
– Я запомнил, деда, – шёпотом сказал Лёвка. – Когда на нашей стороне правда, победа всегда будет за нами!
Я теперь с тобой (12+)
Время в папином кабинете тянулось бесконечно. Наверное, потому, что им оставалось только ждать. Стёпка сидел за столом, то и дело поглядывая на часы, стрелка которых будто нарочно стояла на месте. Кира вытирала молчаливые слёзы, сидя на диване. Иногда она спрашивала, сколько уже прошло времени.
Мальчик присел рядом:
– Ты не понимаешь время по часам? – спросил он.
– Не совсем… то есть, не точно, – ответила девочка, пряча глаза.
– Не плачь. Я верю в папу.
Она закивала, но слёзы продолжали катиться из припухших глаз.
Вдруг дверь отворилась, и вошёл отец Стёпки доктор Сергей Половинкин. Ребята вскочили со своих мест:
– Пап, как она?
– Садитесь! – он указал им на диван, а сам подвинул стул и сел напротив. – У меня есть полчаса, пока Олю готовят к операции.
При этих словах Кира снова заплакала. Сергей Петрович встал и пересел к ней поближе.
– Не плачь! Как тебя зовут?
– Кира. Оля – моя сестра.
– Хорошо. А меня зовут Сергей Петрович, я хирург. С ножкой у Оли дело плохо, но попытаемся помочь.
– Пап, что значит плохо? – влез Стёпка. – Она что, умрёт?
– Стёпка, никто не умрёт! Оля поправится, но, как будет с ногой, пока не могу ничего сказать. Я считаю, что в ране остался мелкий посторонний предмет, рана зажила, а он воспалился. Мы всё почистим, потом будем лечить. Дело долгое, однако, поправимое. Главное, что я хочу сказать: вы молодцы, что позвали меня. Ещё бы немного, и всё бы закончилось очень и очень плохо. Есть вещи, опасность которых дети не могут понять правильно, потому что маленькие и не имеют опыта. Потому детям и нужны родители. Дети должны всегда быть под присмотром. А теперь я хочу услышать всю историю и, желательно, в подробностях.
И они рассказали. Всю историю знакомства Киры и Оли со Стёпкой с самого начала.
***
В ещё светлом небе исчезли ласточки и им на смену пришли летучие мыши. Они носились, как истребители, над ветвями акации, гоняясь за мошками и резко попискивая на лету. Двор опустел, погружаясь в сумерки.
Стёпка Половинкин, попрощавшись с товарищами, присел на лавочку на детской площадке. Домой идти не хотелось. Уже было совсем тепло – почти через месяц начнутся летние каникулы – только даже это его не радовало. Мальчик наблюдал, как одно за другим зажигаются окна домов. В них мелькали родители и макушки детей, а его до сих пор не позвали. После английского Стёпка попросился погулять с друзьями, так как сегодня в школе уроков не задали. Однако уже скоро совсем стемнеет.
Три месяца назад Стёпкина жизнь кардинально изменилась. У него появилась сестра. Не то, чтобы Стёпка был не рад. Он всегда хотел себе братишку. Так ведь мечтал-то о мальчугане! О настоящем друге! А родилась мало того, что девчонка, так ещё и хлопот с ней появилось немерено. Хорошо, хоть родилась только одна девчонка, а не двойня.
Мама совсем перестала уделять ему внимание и всё время возилась с новорождённой. Наоборот, теперь всё чаще просила Стёпку помочь ей. То бутылочку сделай, то подай-принеси, то за крошкой присмотри, а то и вообще заставляла его мыть полы. Так Стёпке пришлось освоить микроволновку и искусство приготовления бутербродов. Ему приходилось насыпать себе самому борщ и даже варить сосиски. Вдобавок мама поручала ему делать и ей чай с печеньем.
Малышка часто плакала по ночам, поэтому маме приходилось укладываться днём с ней спать и всё время быть рядом, чтобы та не проснулась. Гулять они выходили, когда Стёпке нужно было делать после школы уроки, но бесконечно наворачивать круги по улицам с коляской мальчику тоже было скучно.
Мама проверяла домашние задания и оценки, но делать с ним уроки больше не садилась. Папа стал ходить вместо неё на собрания и ездить со Стёпкой на экскурсии. В последний раз вообще пришлось ехать самому, потому что папа не мог вырваться с работы.
Стёпка старался относиться ко всему с пониманием, однако создавалось впечатление, что в семье он теперь не ребёнок, а работник. Мама говорила, нужно потерпеть немного, пока Варенька подрастёт. Только это «немного» уж слишком затянулось. С младшей сестрой, на самом деле, оказалось не так и весело. Она непонятно почему плакала, а говорить и играть с ним должна была начать аж в два года. Два года, по мнению Стёпки, это была целая вечность.
– Привет! – услышал он над ухом и повернул голову. Возле него стоял худенький мальчик в бейсболке, джинсах не по размеру и видавшей виды курточке. – Чего сидишь здесь в потёмках и домой не идёшь?
– Не хочется, – вздохнул Стёпка и смерил мальчика взглядом. Тот, определённо, был меньше него, выпускника начальной школы. Возможно, лет шести.
– А чего?
– Не зовут ещё, вот и гуляю.
– А почему не зовут?
– Что ты заладил «чего» да «почему»? Не нужен я родителям. У них теперь есть моя младшая сестра, и они ею заняты.
– Сестра – это здорово!
– У тебя нет, наверное, сестры, потому ты так и говоришь, – Стёпка лениво встал и стал рыться в рюкзаке. Вытащил пирожное, которое сегодня давали в столовке, надкушенное яблоко и бутерброд с колбасой. – Ты Молнию или Шторма не видел? Они всегда в нашем дворе крутятся.
– Сегодня нет.
– Значит, придётся всё это выбросить, – констатировал Стёпка, – иначе мама ругаться станет, что не съел.
Паренёк сделал шаг по направлению к урне, но собеседник его остановил:
– Эй, погоди! Ты еду выбросить хочешь?
– Ну да. Собаки потом и так всё подберут, не оставлять же это на лавочке.
– Послушай, если тебе не нужно, можно я съем твой бутерброд?
– Можно, конечно. Вот, возьми, пожалуйста! И яблоко, если хочешь, и пирожное, – сразу же согласился Стёпка.
– Хочу. Спасибо! – мальчуган аккуратно развернул пищевую плёнку и жадно стал уплетать хлеб с колбасой, маслом и сыром, прикрывая глаза от удовольствия. Дойдя до половины, он остановился и завернул целлофан обратно, а потом принялся за яблоко. Его съел полностью. Пирожное и половину бутерброда сунул в карман куртки и протянул Стёпке руку:
– Меня Кирка зовут.
– А меня Стёпка, – мальчик пожал худенькую хрупкую ручку. – Если так вкусно, то почему не доел?
– Потому что у меня тоже есть младшая сестра. Ей отнесу.
– А-а-а! Вам родители не разрешают есть колбасу?
–У нас с Олей нет родителей.
– Везёт! Наверное, никто не заставляет делать уроки, убирать в комнате, учить английский и рано ложиться спать. Я б тоже так хотел. Сбежать бы из дому и уехать туда, где свобода и никаких тебе указаний, поручений и родителей! – Стёпка сел на лавочку, мечтательно глядя в небо.
– Ты, Стёпка, неправильно говоришь. У тебя есть дом и родители, которые о тебе заботятся. Не надо всё время думать, что поесть. Вот, что ты будешь есть, если сбежишь? А где деньги возьмешь? И что делать, когда заболеешь?
Стёпка непонимающе уставился на собеседника.