Принцип Парето
– Вот, – протягиваю документы, – паспорт, свидетельство о рождении, браке, ИНН, – перечисляю.
– Давай всё. И телефон.
– Он разбился два дня назад, когда выпал из сумки, – протягиваю аппарат, крутит в ладони, рассматривая. – Другого у меня нет.
– Идём, – показывает на дверь.
Усаживаю дочку на кровать, укутав одеялом, и включаю телевизор.
– Тася, посиди здесь тихонько, ладно? Никуда не выходи, а то потеряешься в незнакомом месте. Я схожу к Ларисе Петровне, а потом вернусь к тебе. Жди меня.
– Я поняла, мам. Жду, – соглашается ребёнок и переключает каналы в поисках мультиков.
Выхожу и следую за Константином Сергеевичем, рассматривая фигуру мужчины в костюме угольного цвета. Его шаги, размашистые, гулкие и уверенные, ведут меня к той самой развилке, до которой я не добралась. Сворачиваем налево, поднимаемся по нескольким ступенькам и оказываемся в светлом коридорчике, из которого слышатся голоса.
– Доброе утро, Лена, – как только попадаем на огромную кухню, меня приветствует Лариса Петровна.
– Доброе утро.
– И вам, Константин Сергеевич.
Мужчина молча занимает стул, и перед ним оказывается тарелка с десертом и кружка кофе. Петровна подхватывает меня и тащит к выходу на другой стороне, закрывая за собой дверь.
– Он всегда завтракает в одиночестве. В этот момент находиться рядом, разговаривать и отвлекать нельзя.
– Поняла, – уверенно киваю.
– Итак, – Петровна направляется вперёд, – кухню ты видела. Здесь у нас склад с продуктами, – открывает дверь, – здесь бельевая и прачечная, тут моя комната, затем комната горничных. Они в доме не живут, приезжают раз в неделю и делают уборку. Работники по найму. Далее кладовая со всякими принадлежностями.
– А там? – указываю на массивную дверь в конце.
– Это выход в дом, там уже территория хозяина.
– А кто хозяин?
– Аронов Альберт Витальевич. Слышала о таком?
– Нет. Я телевизор редко смотрела, много работала, некогда было.
Умалчиваю, что телевизор, микроволновку и холодильник Рома продал в первую очередь, когда возникла потребность в деньгах на алкоголь. Я просто приходила с работы и недосчитывалась очередной техники.
– Бывший депутат. Сейчас общественный деятель, меценат, имеющий несколько благотворительных фондов и прибыльный бизнес в некоторых городах страны. Влиятельный и богатый человек.
– А кто Константин Сергеевич?
– Он…
Неожиданно дверь кухни отворяется, и мужчина проходит мимо нас, не удостоив взгляда. Петровна кивает, даёт понять, что мы можем вернуться.
– Так кто?
– Не хотела я, чтобы он был первым, с кем ты столкнёшься в этом доме, но если так случилось… Не понравилось, – вздыхая, указывает на тарелку с оставшимся десертом и почти полную кружку кофе. – Каждое утро в семь тридцать он приходит на кухню и завтракает в полном одиночестве панна-коттой фламбе с цельной вишней и кофе по-турецки. Я ещё ни разу не видела пустой посуды. С наслаждением он ел только то, что готовил Рудольфо…
– Рудольфо? – Много действующих лиц, и пока я ничего ни о ком не узнала. – Расскажите о Константине Сергеевиче.
Прежде чем приступить к рассказу, Петровна наливает кофе и выставляет передо мной ароматные булочки, на запах которых мой желудок реагирует звонкой трелью. Я не ела больше двух дней и сейчас боюсь накинуться на пищу и опустошить тарелку за пару минут. Нужно покормить Тасю, но только тогда, когда мне это будет позволено. В противном случае отнести завтрак в комнату.
– Это человек, которого нужно обходить десятой дорогой, максимально ограничить контакты и не попадаться на глаза. Островский Константин Сергеевич – начальник службы безопасности, правая рука Аронова и его друг. Три в одном, и по этой причине в доме главный скорее он, чем сам владелец. Жёсткий, принципиальный, несгибаемый. Провинишься – уверяю, проступок будет записан и учтён, а наказание непременно последует. – Сглатываю, прикидывая, каким может быть это самое наказание. – Не спорь, не доказывай, не повышай голос – слушай и выполняй. Называть исключительно по имени-отчеству, в глаза не смотреть.
– Ох, а я так его внимательно рассматривала…
– Согласна – страшный.
– Не страшный. Пугает, но не внешне, к шраму на лице это никак не относится. Я говорю скорее о той силе, что исходит от него, – молчаливой, парализующей, перепрошивающей под себя.
– Мне кажется или я слышу в твоём голосе восхищение? – Петровна удивлена настолько, что кружка застывает в неоконченном движении, пока я формулирую ответ.
– Я никогда не встречала таких мужчин, наверное, именно поэтому он производит на меня подобное впечатление.
– В любом случае держись от него подальше, – тычет в меня пальцем Петровна, недовольно нахмурившись. – Знакомство с ним приятным назвать нельзя.
– А сколько вы его знаете?
– Я здесь пять лет, пришла сразу после того… Тебе это знать не стоит, но Парето уже был таким.
– Парето? – В памяти всплывает беседа в машине, когда Петровна и Гриша произносили незнакомое для меня слово.
– Прозвище Островского. Не знаю, откуда взялось, но за глаза его называют именно так.
– А Рудольфо? Кто такой?
– Несколько лет работал здесь, личный повар Аронова. Альберт Витальевич обожает всевозможные десерты, а Рудольфо был восхитительным кондитером, – закрывает глаза и растягивается в улыбке. – А какой торт «Захер» делал – закачаешься, просто невероятный, любимое лакомство хозяина.
– Был? Он умер? – предполагаю, что, скорее всего, Рудольфо провинился перед Островским, именно по этой причине сейчас отсутствует.
– Сплюнь! – фыркает. – Всё с ним в порядке. Просто в какой-то момент Рудольфо очень активно стал оказывать знаки внимания охранникам, а затем совершил непоправимую ошибку, когда выразил симпатию Парето.
– Стоп, Рудольфо же мужчина? Я правильно поняла?
– В том-то и дело, Леночка, что мужчина. Парни здесь работают серьёзные, жёсткие, многие являются бывшими военными, а тут мужик глазки строит. Реакцию представила?
– Представила, – сглатываю, прикидывая, что, например, к Грише мужчина клеится.
– То-то и оно. Избили его мальчики сильно за его намёки, потом ещё раз, и Островский убедил Аронова избавиться от Рудольфо. Договор с ним расторгли, и я осталась одна. Летом, когда приезжают дети Аронова и постоянно проходят приёмы, набираю дополнительный персонал, а зимой на мне хозяин и охрана.
– У Аронова что, нет семьи?
– Есть дети. Сын в Англии живёт, а дочка здесь в художественной академии учится. Лиля её зовут. Приятная девочка, учтивая, спокойная. Но приезжает редко и только по делу. Жена Альберта Витальевича умерла, повторно не женился, но есть Виктория, с которой у них продолжительные отношения, гостевые, так сказать.
– А почему он не женится?
– Не знаю. Я таких вопросов не задаю, и ты не вздумай. С хозяином беседы только по его вызову, никакой инициативы по собственному желанию.
– Поняла. Только когда позовут.
– Именно. Умная девочка.
– Лариса Петровна, а можно я Тасю покормлю? – решаюсь спросить, потому что прошло уже больше часа, и я начинаю переживать, что мой ребёнок отправится на экскурсию по дому в одиночестве.
– Жди. Аронов к себе должен пригласить. Как только вопрос с тобой решится, приведёшь дочку и покормишь здесь.
Согласно киваю, потому что в данный момент не в том положении, которое позволяет идти наперекор установленным здесь порядкам. Лариса Петровна делает краткую экскурсию по кухне, открывая шкафы и показывая, что и где находится. Рабочая зона посреди пространства поражает своей наполненностью и функциональностью, вызывая восхищение и возрождая желание приступить к готовке. Но моё рвение заканчивается в тот самый момент, когда один из охранников заходит к нам и говорит, что меня ждёт Аронов.
Иду за ним, преодолевая коридор, который уже показывала Петровна, и выходя в ту самую дверь, что ведёт в основную часть дома. Как только пересекаем разделённое пространство, застываю от восхищения в огромном холле с блестящим мраморным полом. Две лестницы, украшенные витиеватой ковкой, ведут наверх и сливаются воедино на втором этаже, образуя полукруглую площадку. На стенах огромные полотна, а холл скромно уставлен банкетками и напольными вазами. Я так и не поняла вчера, сколько здесь этажей, но особняк огромен.
– Не отставай, – окликает охранник, и я срываюсь с места, чтобы догнать его.
Пересекаем холл, поворачиваем и оказываемся перед двустворчатой дверью. Дважды стучит и открывает, пропуская меня перед собой.
Взгляд сразу устремляется на мужчину лет пятидесяти с приятной внешностью, солидной сединой и родинкой на переносице. Неосознанно замечаю край неровного шрама, выступающего из-под воротничка рубашки, на которой расстёгнуты две верхние пуговицы. Отсутствие галстука придаёт ему домашний вид.
– Добрый день. Вы уже знаете, кто я?
– Да, – отвечаю несмело, – Альберт Витальевич.
– Правильно. А вы Лена.
– А если быть точным, Орлова Елена Родионовна, двадцать шесть лет. – Знакомый голос заставляет повернуть голову и увидеть в глубине кабинета Островского. Не смотрит на меня, демонстративно листая мой паспорт. – Муж – Орлов Роман Васильевич. Прописка местная.
– Лариса Петровна вкратце ознакомила меня с вашей историей. Какое-то тотальное невезение, хочу вам сказать, – ухмыляется, вероятно не понимая, как такое количество событий могло произойти в жизни одного человека за неделю. – Сейчас ей непросто. Помощница, которая работала здесь последние два года, вышла замуж. Новую пока не нашли, да и Рудольфо у нас теперь нет. – В этот момент впивается взглядом в Парето с едва уловимым укором, но быстро переключается на меня. – Петровна сказала, вы можете нас порадовать десертами?
– Могу.
– Завтра у меня небольшой приём. Двенадцать человек, все свои, привычные. На вас десерт, справитесь?
– А что именно требуется от меня?
– А что вы умеете?
– Всё, – уверенно заявляю, и тут же приходится поёжиться от неприятного взгляда Островского.
– Лариса Петровна предоставит вам список, что требуется. Ваша задача – справиться к назначенному времени. Наличие необходимых ингредиентов не моя забота.
– Понятно. А что со мной, Альберт Витальевич? Я здесь останусь? – спрашиваю, не желая мучиться от неизвестности.
– Вот завтра и посмотрим, подходите ли вы нам или нет.
– Я очень постараюсь. Спасибо вам.
Застываю на месте, не зная, можно ли уходить, но Аронов кивком даёт понять, что я могу вернуться на кухню. Покидаю кабинет, но, оказавшись без надсмотрщика, позволяю себе задержаться в холле, чтобы осмотреться и восхититься богатой обстановкой. Никогда не была в таких домах, и сейчас, подобно своей дочери в огромном магазине игрушек, с открытым ртом всматриваюсь в интерьер.
– Боже, какая красота… – не могу сдержать судорожный вздох.
– Нравится? – Подпрыгиваю на месте, узнав голос Островского.
– Очень! – не скрывая восхищения, говорю как есть.
– С какой целью ты здесь? – подходит вплотную. – Бедная девочка желает сытой жизни? Приглянулся тебе Аронов?
– Нет… – ошарашенно смотрю на мужчину, но затем вспоминаю, что Петровна советовала не поднимать глаза, и мгновенно опускаю голову. Но он касается моего подбородка и тянет вверх, чтобы уловить любую, даже мизерную ложь. – Я просто хочу работать и иметь возможность кормить своего ребёнка.
– Хочешь сказать, если тебе предложат остаться в этом доме и назначат фиксированную оплату, согласишься?
– Да.
– Жить у чужих людей, исполнять приказы и получать копейки?
– Для меня этого достаточно.
– Людям не бывает достаточно, – рявкает. – Жадность человеческая безмерна. Получив желаемое, они стремятся к большему, увеличивая аппетиты до тех пор, пока не нажрутся до тошноты. Но, как правило, насыщение приходит одновременно с отбытием в мир иной. Никак иначе.
– Мне кажется, вы просто встречали мало хороших людей. – Слова вылетают из моего рта прежде, чем я успеваю запретить их себе говорить этому опасному человеку.
На удивление то, что должно было вызвать негодование, порождает улыбку, но она мало походит на приветливую.
– Смелость часто приводит к фатальным последствиям. Меньше говори, больше работай и выполняй приказы. Поняла?
– Да.
– Свободна.
Едва не падаю, когда спешу отступить на несколько шагов назад, чтобы отдалиться от Островского. Он с наслаждением наблюдает за моей растерянностью, но больше не говорит ни слова.
– Ты что, чудовище увидела? – Петровна смотрит с ожиданием.
– Почти. Парето.
– Этот может, – недовольно кривит губы. – Мне кажется, он получает наслаждение, когда видит страх на лицах других людей, ещё больше удовлетворяется, когда этот страх вызывает он сам.
– Он всегда такой? – подхожу к раковине и, набрав в ладони воды, ополаскиваю лицо, чтобы прийти в себя после встречи с Ароновым и Островским.
– Обычно спокойнее, но последние события сделали его нервным.
– Какие?
– Примерно неделю назад на Аронова было совершено покушение. Он сам не пострадал, но погиб охранник Илья Овсянников. Хороший был человек… – вздыхает Петровна, смахивая слезу. – Нападавшего не поймали, теперь Островский винит себя. Что-то упустил и позволил подобраться близко к хозяину. В такие моменты он слетает с катушек.
– И часто? Ну, слетает с катушек?
– Нет. Исключительно после таких инцидентов. Ещё неделю будет срываться на всех. Не обращай внимания. Просто не провоцируй.
– Поняла. Молчать и делать, – развожу руками.
– Что хозяин сказал? Оставит тебя?
– Всё решит завтрашний ужин, к которому мне нужно приготовить то, что вы скажете. Только после него Аронов сделает выводы и примет решение.
– Ой, точно, – подскакивает на месте и срывается, чтобы через пару минут вернуться со списком в руках. – Вот. Просмотри.
Бегаю по строчкам, изучая пристрастия хозяина, и довольно киваю:
– Всё выполнимо. «Захер» – самое простое из всего перечня.
– Лен, ты постарайся. Мне помощница нужна – толковая, с руками из правильного места.
– Я обещаю. А что делать сегодня?
– Первое: приведи Тасю. Ребёнка необходимо накормить. Совсем худенькая она у тебя. Второе: плюс ко всему на мне питание охранников, поэтому поможешь. Здесь принято работать. Третье: сейчас выдам форму. Если останешься, всегда быть в ней.
Киваю, спешу за дочкой, которая валяется на кровати и с удовольствием смотрит мультик про какую-то фею. Спокойная, расслабленная, широко улыбается и звонко смеётся, когда я поднимаю её на руки, чтобы закружить. Впереди лишь неизвестность, но уже сейчас, стоя в этой маленькой комнате чужого дома, понимаю – у нас начинается другая жизнь.
Глава 5
– Лен, у тебя всё готово? – Петровна нервничает, словно впервые готовит для гостей Аронова.
– Практически, – осторожно катаю творожные сладкие шарики в ореховой крошке, чтобы выложить на блюдо. – Но до десерта ещё далеко. Все съехались лишь час назад.
Целый день крутилась на кухне, занимаясь любимым делом и получая наслаждение от аромата фруктов, свежей выпечки и шоколада. Готовка превращается в невероятно приятное занятие при условии, что все ингредиенты появляются по щелчку пальцев.
– Как вы оказались здесь? – спрашиваю женщину между делом.
– Дальняя родственница работает в соседнем доме много лет, и когда повар Аронова ушёл по семейным обстоятельствам, она предложила мою кандидатуру. Длительное время я работала в ресторане, стало тяжело в силу возраста, ушла на пенсию. Муж умер, остались дочь и двое внуков. Кстати, я как раз возвращалась от них, когда встретила тебя на вокзале. Затем незаметно для себя пришлось отвечать в этом доме за всё. Стало совсем просто, когда дети Альберта Витальевича уехали учиться и он остался один. Нерегулярные приезды Виктории не в счёт. Зимой у нас тихо и спокойно, движение начинается в марте, когда Аронов, как человек медийный, устраивает приёмы, нацеленные на привлечение инвестиций, дотаций и так далее. Но в таких случаях нанимаю людей, которые обслуживают банкеты.
– Девочки, десерт, – врывается молодой парнишка, который, как пояснила Петровна, обслуживает ужин и получает почасовую оплату.
– Уже? – удивляюсь.
– Сказали нести, – равнодушно пожимает плечами, а в глазах парня читается разочарование: его оплата зависит от того количества времени, которое гости проведут за столом.
– Так, мусс, чизкейк, капиринья, граните, вагаси, данго, «Захер» обязательно, – выставляю торт, считывая улыбку Петровны, – микадо и лазанья из манго и клубники.
Парень капает слюной на всё представленное великолепие и берёт блюда, чтобы покинуть кухню.
– А что за лазанья?
– В списке был пункт «блюдо повара», я приготовила это. Лёгкий и в то же время сытный десерт с йогуртом.
Расставшись с приготовленными сладостями, остаёмся с Петровной в ожидании. Завариваем чай, и, пока он остывает, успеваю сбегать в комнату, чтобы проверить Тасю. Ей скучно в одиночестве, но она, к моему счастью, прекрасно понимает, что в данный момент нам необходимо вести себя тихо, а отсутствие вечно пьяного папы автоматически делает жизнь ребёнка безопаснее.
– Ещё эта чёртова панна-котта, – слышу бурчание Петровны, которая гремит посудой на кухне. – И снова напрасно. Всё равно не понравится.
– Давайте я, – предлагаю, пока не зная, как отреагирует женщина на мою инициативу. – Если можно.
– Пожалуйста, Леночка, – складывает ладони и смотрит умоляющим взглядом. – Сил нет ещё с этим возиться.
Принимаюсь за десерт, смешивая составляющие, разливаю по формочкам три порции и ставлю в холодильник.
– Соус из фруктов сделаю утром, иначе он будет не таким вкусным.
– Встанешь из-за этого так рано?
– Ему же всё равно кофе варить.
– Забыла, – ругается женщина, которая, видимо, поднимается раньше только по вине Островского.
Болтаем, обсуждая гостей, которые сегодня собрались. Оказывается, у Аронова довольно обширный список знакомых всех мастей ещё со времён депутатства, а как только его деятельность утекла в другое русло, их стало в несколько раз больше. Не совсем понимаю, по какой причине на него было организовано покушение, но Лариса Петровна объясняет, что общественная деятельность мужчины нравится не всем. Не вдаюсь в подробности, мало разбираясь в социальном вопросе, потому что последние пару лет телевизор не смотрела и в лицо известных людей не знаю.
– Добрый вечер! – Перед нами появляется тучный высокий мужчина в розовой рубашке с платком на шее. – Вы Елена?
– Да, – поднимаюсь, разглаживая ладонями подол, который примялся.
– Я Шаган Филипп Эдгарович, владелец сети кондитерских «Ванилла». Ваша лазанья из манго и клубники с прослойкой из йогурта восхитительна! – хватает мою ладонь и оставляет на тыльной стороне поцелуй. – Очень вкусно!
– А? Ага… – растерянно принимаю комплименты, больше опасаясь Островского, который вырос, словно из-под земли, за спиной Шагана.
– Зачем вам трудиться на кухне в этом доме? Вы можете работать у меня, Леночка! Оплата достойная, условия великолепные, и владелец, то есть я, относится к сотрудникам как к самому ценному и хрупкому.
– Я… я… – перевожу взгляд с Парето на Петровну – оба недовольны происходящим. – Я не могу. Хочу работать здесь.
– Вы уверены? – поджимает губы и сопит, разочарованный моей реакцией на такое щедрое предложение себя и своего дела.
– Полностью.
– Что ж, ладно. Но если вдруг передумаете, вот моя визитка, – протягивает карточку, подмигивая, и покидает кухню под пристальным взглядом Константина Сергеевича.
– Я уж подумала, что согласишься.
– Я пока не готова работать с большим количеством людей. Мне нужно время отдышаться, собраться с мыслями и понять, по какому принципу выстраивать наше с Тасей будущее.
Ответ полностью удовлетворяет Петровну, хотя я намеренно скрыла от неё самое важное: после продажи квартиры новые жильцы меня обязательно выпишут, а работник без прописки является проблемой. И пока я не придумала, что делать, нужно оставаться в этом доме. Сюда не придут органы опеки, чтобы спросить, почему вдруг дочь исчезла из сада, или Армен, который меня домогался. Закрытая территория, вход на которую контролируется охраной. В данный момент именно здесь я себя чувствую в безопасности.
– Вот и правильно, – поддакивает Петровна. – Судя по реакции Филиппа, Аронов предоставит тебе работу и позволит остаться. Сумму оплаты обговоришь с ним, у каждого индивидуальная. А теперь отдыхать. – Женщина указывает на дверь, которая ведёт в мой коридор. – Я закончу, а ты завтра раньше встанешь, чтобы приготовить завтрак Островскому.
– Спокойной ночи, – бегу по коридору, радуясь, что мне позволят остаться в этом доме, чтобы попробовать возродить из пепла свою уничтоженную жизнь.
***
– Доброе утро.
Оборачиваюсь на звук женского голоса и вижу перед собой красивую высокую блондинку за тридцать в ярко-алом халате.
– Здравствуйте. Я могу помочь?
– Вы новенькая? – Киваю. – Я Виктория, девушка Альберта.
– Простите, я вас ни разу не видела. Не знала…
– Как правило, я не завтракаю в этом доме, – опускает глаза, растерянно рассматривая помещение. – Не осталось, случайно, вчерашних десертов?
– Увы… Но у меня есть панна-котта, – указываю на формочки, заботливо выставленные на столе. Маленькая хитрость: если панна-котте дать настояться при комнатной температуре около часа, вкус раскрывается, а консистенция становится мягкой и нежной. – Соус на ваш выбор.
– Клубничный. – Женщина довольно улыбается, занимая место на высоком стуле у рабочей зоны. – И можно кофе по-венски?
Десерт для Островского готов, соус с цельными вишнями и кофе в кружке на столе, и, если я верно оценила этого человека, он никогда не опаздывает. И точно, как только стрелка часов оказывается на тридцати, слышатся шаги, и появляется Константин Сергеевич, занимая привычное место.
– Доброе утро, – приветствую мужчину, удостоившись лишь сухого кивка.
Я ему не нравлюсь, о чём свидетельствует предвзятое отношение и ярко выраженное недовольство на лице.
– Думал, ты уже уехала, – обращается к Виктории, пока та уминает десерт. – Обычно не задерживаешься.
– Не сегодня. Хотела насладиться десертом, который подавали вчера, но увы, получила лишь панна-котту, которая, кстати, невероятно вкусная, – тепло улыбается, указывая на меня ложечкой. – Вы волшебница, Лена!
– Спасибо, – улыбаюсь, но тут же опускаю глаза, когда Островский одёргивает шипением.
– Вон там, – Виктория привстаёт, чтобы увидеть стол напротив, – я вижу ещё одну порцию. Можно мне?
– Нельзя, – реакция мужчины незамедлительная, – это моя.
– Вы уже съели свою! – Виктория повышает голос, пытается переубедить Парето, выторговав последнюю порцию. – Поделитесь с другими, Константин Сергеевич.
– В этом доме панна-котту готовят только для меня, – отвечает спокойно, но убедительно, и женщина не решается продолжить спор. – И ещё кофе.
Оформляю вторую порцию, варю кофе и ставлю перед Островским.
– Спасибо, Лена. Это было невероятно вкусно, – расхваливает меня Виктория, не обращая внимания на острые взгляды Островского.
– Очень рада, что вам понравилось.
Виктория покидает кухню, а я, оставшись один на один с Парето, сразу ощущаю напряжение, которое расползается в пространстве.
– Приятного аппетита. Я вас оставлю.
Делаю шаг, но меня тут же останавливает властное:
– Сядь.
Ныряет в карман и достаёт плоскую коробочку, подталкивая ко мне по столу.
– Новый телефон. Номер твой, не знаю, сохранились ли контакты.
– Но я не просила…
– Это не подарок, а необходимость. Твоё мнение не учитывается. У каждого работника должен быть телефон, чтобы с ним можно было связаться при необходимости.
– Я даже пока не знаю, останусь ли здесь.
– Останешься, – произносит решительно, будто моё присутствие в этом доме зависит исключительно от желания Константина Сергеевича.
– Я верну вам деньги, – поднимаю коробочку со стола.
– Обязательно. Отработаешь.
Нервно сглатываю, сталкиваясь с ужасающей синевой, поглощающей мою волю и проникающей под кожу. И чтобы разорвать опасный контакт, вскакиваю, убирая грязную посуду после завтрака Виктории. Отворачиваюсь к мойке, занимая себя делом и стараясь не думать о присутствии Островского, а когда почти отвлекаюсь, он подходит сзади и, прижавшись к моей спине, кладёт тарелку в раковину. Секундное прикосновение, но меня прошибает насквозь тысячью зарядов, заставляя дёрнуться в сторону. Даже стоя к нему спиной, я слышу, как он улыбается, упиваясь тем эффектом, что производит на меня.
– Спасибо за завтрак.
– Вам понравилось? – замираю с тарелкой в руках и почти не дышу.
– Нет.
Звук удаляющихся шагов и щелчок двери позволяют расслабиться, облокотившись на раковину. После каждого разговора с Парето я проживаю микроинсульт, который отдаётся тревожностью и непонятным желанием повторения.