Лучшие люди города

Глава 4

Страдать Лена начала уже в свое первое сахалинское утро. Она проснулась от протяжного звука, чуть не проломившего стекло. Ей показалось, что за окном одновременно замычали сотни, тысячи коров. Потом звук повторился, но был уже глуше – стадо отступало. Из старого порта отчалила баржа. Солнце, не пойми откуда взявшееся, полезло из окна, как дрожжевое тесто. Тонкие нейлоновые шторы в ромашку совершенно не спасали от воинственного света. «Господи, всего полночь. Только полночь», – Лена посмотрела на свои наручные часы, которые, конечно, забыла перевести. Она даже толком не успела уснуть, а в Крюкове уже наступило утро. Кто вернет ей восемь часов жизни?

В подъезде вместо знакомого колдыря теперь валялась упаковка от презервативов «Эротика де Люкс» – знамя любви, победившей морок. Лена облегченно выдохнула и поспешила на свежий воздух. Пора раздобыть еды.

К торцу соседнего дома примкнул магазин «Магнат». Лена толкнула тяжелую дверь, обитую ветхим дерматином, и вошла. Продавщица в голубой пилотке и клеенчатом фартуке листала газету. Возле ящиков с овощами копались две старушки. Мужик в пиджаке поверх фланелевой тельняшки разглядывал витрину с баклажками пива. Они оторвались от своих занятий и завороженно уставились на Лену, как будто вместо грязного половика постелили красную дорожку и вошла сама Джулия Робертс.

– Вы почему за собой не закрываете? – наконец заговорила продавщица. – Тут швейцаров нет!

– Извините. – Лена с трудом прикрыла пудовую дверь.

Она огляделась. Обычный такой магазинчик. Кроме еды продаются шампуни, трехлитровые банки под соленья, уголь для мангала и женские панталоны.

– Мне йогурт, питьевую «Активию», можно?

Продавщица протяжно, испытующе посмотрела на Лену, а потом бросила с вызовом:

– Можно. 297 рублей.

– Сколько?! – Лене показалось, что она ослышалась. Это в шесть раз дороже, чем в Москве.

– Девушка, я так посмотрю, что вы не местная. Хоть бы ценники сначала изучили.

Если бы в Москве Лену спросили, сколько стоят яйца или масло, она бы растерялась. Лена давно перестала смотреть на цены в продуктовых и кидала в корзинку все, что ей хочется. Но сейчас она оглядела магазин еще раз и обнаружила, что самые привычные продукты – яблоки и помидоры – стоят баснословных денег, как будто их везут из соседней галактики, а не из братского Азербайджана. В центре зала в одном из ящиков лежал маленький, похожий на пушечное ядро, черный от пыли арбуз. Кто-то пальцем подрисовал ему улыбку. На ценнике было даже не написано, а выдавлено ручкой без чернил – «1400 руб.». Похоже, арбуз лежал здесь вовсе не для того, чтобы его купили, а как символ лучшей богатой жизни, которая когда-нибудь непременно настанет.

– Ну, так что, брать будете? Если хотите, вот есть с нашего комбината – «Утро Родины». Он дешевле. И есть можно.

Продавщица поставила на прилавок литровый тетрапак с клубничным йогуртом.

– Нет, я возьму «Активию». – Лена не забыла пытку чебуреком. Лучше повременить с местной едой.

– Как хотите, – продавщица, кажется, обиделась.

Лена расплатилась, но потом все-таки решила спросить:

– А почему так дорого?

– Почему-почему. Пока с материка довезут – этому надо на лапу дать, другому надо на лапу дать. А платит кто? Правильно, мы. А у народа выбора нет. Все равно берут.

Сбоку подкрался мужичок в пиджаке:

– Да, нищает народ. Всё у нас отобрали. Мишка Меченый развалил Союз, зла на него не хватает. – Он вытащил из одного кармана несколько скомканных купюр, а из другого пригоршню монет. – Людочка, мне «Жигулей» полторашку и «Беленькую».

– А чего это ты с утра нарисовался? Оля на дежурстве, что ли?

– Да, нет, к матери уехала.

Лена вышла. Она выпила свой самый дорогой йогурт в жизни и направилась в офис «Нефтепромрезерва». За пять минут пути ей встретилась только одна бабулька, которая катила груженую сумку, будто тащила за руку непослушного внука. Лена представила, что оказалась в компьютерной игре про пандемию, когда по пустынным улицам слоняются зомби, кочуют перекати-поле и одинокие мусорные пакеты. В этой игре она была, конечно же, зомби: под глазами залегли фиолетовые синяки, лицо отекло, мозг вынули. Над дорогой нависла труба с желтой грыжей стекловаты. К этой трубе был приделан фанерный баннер – на фоне еловых веток и новогодних шаров надпись: «Тепла, уюта, благополучия». Висел он здесь, похоже, не первый год. Лена на секунду остановилась, а потом шагнула под арку теплотрассы. Это и есть ее портал в новую жизнь.

Под офис для сотрудников «Нефтепромрезерва» сняли второй этаж типовой школы. Детей в городе становилось с каждым годом все меньше, учеников стали уплотнять, и здание на год осталось сиротой. Потом его начали занимать офисы и магазины – точка микрокредитования «Честное слово», ломбард «Залог успеха» и целый павильон с товарами для охоты и рыбалки «Мужской рай».

Лена поднялась на второй этаж. В коридоре наскоро сделали ремонт – поклеили светлые обои с деликатными блестками, положили ламинат елочкой, выбелили потолок; правда, таблички на закрытых дверях по-прежнему напоминали о прошлой жизни – «Кабинет ИЗО», «Учительская», «Логопед». Здесь теперь работали администраторы, бухгалтеры, инженеры, архитекторы, одним словом, планировщики. Но ничего не сдвинется с места, пока не появятся рабочие руки. Три сотни вахтовиков с опытом приедут сюда и поселятся в вагончиках прямо на берегу моря, но этого слишком мало. Королькову нужны батраки из местных. И мужчины, и женщины. Не меньше пятисот человек.

Секретарь проводила Лену на рабочее место. Ей достался кабинет географии. Беллинсгаузен, Амундсен и Миклухо-Маклай печально смотрели со стены на зарешеченное окно. В шифоньере за зеленоватым стеклом лежали минералы и какие-то сомнительные окаменелости, образцы торфа и чернозема. Кстати, а где же глобус? Впрочем, ответ она и сама знала.

Парты составили пирамидкой в углу, кроме трех. За двумя на деревянных стульях уже сидели дамы в районе сорока, одетые, как близнецы, в брюки со стрелками и темные трикотажные кофты, плотно натянутые на холмистые животы. Кадровиков Марину и Ирину наняли, чтобы оформить всю ту армию местных рабочих, которых Лене предстояло завлечь.

Они не сразу заметили, что кто-то вошел, увлеченно занимаясь своими делами: Марина подрезала ногти канцелярскими ножницами, а Ирина вязала крючком. Ее новые коллеги подскочили со своих мест и залебезили наперебой: «Ой, Елена… Фёдоровна, верно? А мы вас уже так ждем, так ждем», «Вы хоть выспались? А то лица на вас нету», «А у нас тут все готово уже, журналы завели, квоты по бригадам Григорий Палыч прислал».

Лена не припомнила, чтобы кто-то ее называл так почтительно, по имени-отчеству. Только гаишники, перед тем как вымогать взятку. Она сказала, что новых заданий пока не будет, нужно во всем разобраться и провести одну важную встречу. Ленина парта стояла у окна в самом углу кабинета. На ней было нацарапано: «Помни свои корни. Есть вещи на порядок выше». Последний раз она сидела в классе во время выпускных экзаменов. За окном моросил дождь, свет лампы резал глаза, ноги замерзли. Ее взяли в кольцо директор школы, учительница литературы и классная.

– Будешь сейчас писать под диктовку, раз своей головы на плечах нету.

– Это же надо. Три года ее на медаль вели, пылинки сдували, а она такое выкинула.

– И где хоть капля благодарности? Его ведь в округ отправят, какой позор для школы.

Директор скомкал ее итоговое сочинение, исчерканное красной ручкой. Тема, которую Лена выбрала из утвержденного списка, показалась бы травоядной даже самому строгому педагогу – «Образ Родины в лирике поэтов XX века». Сочинение начиналось с эпиграфа – «Мы – лед под ногами майора». В цитатах, приведенных Леной, также встречались слова «говно» и «вертухай».

– Ты понимаешь, что это все низкий штиль? Это вообще не литература! Такие слова мог бы использовать писатель третьего ряда… Солженицын!

Лена молчала. Она давно презирала их всех, но, стиснув зубы, достала чистый двойной листок.

На подоконнике, рядом с Лениным рабочим местом лежал просроченный календарик с котенком за 2011 год. Интересно, что сейчас делает Макар? Гоняет мяч, выцарапывает на обоях руны или греет уши под батареей? Она взяла календарик и решительно зачеркнула сегодняшний день, 15 октября. Это придало сил. Каждую неделю Лена должна сдавать в Москву сводку о нанятых на стройку, а через полгода отчитаться перед комиссией, которую возглавит лично Корольков, о «завершении комплектации трудовыми ресурсами».

За спиной висела зеленая грифельная доска. На ней Лена будет рисовать звезды – за каждого нанятого рабочего, который приблизит ее к свободе. Так рисовали звезды на советских истребителях за подбитые самолеты врага. Вот и Лена ощущала себя высланной на фронт.

– Елена Фёдоровна, давайте перекусим. Я с собой колбаску принесла, печенье кокосовое. – Ирина опустилась под парту и зашуршала пакетиками.

Лена чувствовала себя оглушенной рыбой, ей не хотелось ничего. Только бы закончился этот день. А за ним следующий и следующий.

– Нет, спасибо, что-то нет аппетита.

– Везет вам, а я вот ем все, что не приколочено. Может, хоть чайку? Марина чайник из дома специально везла.

– Чая, пожалуй, можно.

Лена открыла сумку и достала термокружку, которую купила на свою первую зарплату в «Нефтепромрезерве». Она повертела ее в руках, отскребла ногтем пятно на донышке, а потом все-таки опустила на стол, резко, как будто поставила печать. Теперь всё. Она окончательно приняла правила игры. Своя кружка на работе будет поважнее, чем трудовой договор.

Перед тем как пить чай, Лена решила помыть руки. Марина объяснила ей, как дойти до женского туалета. Едкий запах хлорки, впрочем, стал лучшим навигатором. Внутри не было кабинок, и только низкие бетонные перегородки отделяли унитазы, утопленные в пол. К такой близости с коллегами Лена была не готова.

– Вы не знаете, нет здесь обычных туалетов с дверями? Для учителей?

– А, все учительские остались на первом этаже, там, где «Мужской рай». Но вы сходите, попроситесь к ним, может, пустят. – Марина раскладывала на тарелочке салями, кружочек к кружочку. Ирина разлила чай. Ленина термокружка возвышалась над двумя чашками в цветочек, как башня Москвы-Сити над спальным микрорайоном Камушки.

– А вы с Южного на чем добирались? – Марина закинула в чай три куска сахара.

– Откуда?

– Да это мы так Южно-Сахалинск называем.

Лена рассказала в общих чертах о своей одиссее на вездеходе.

– И мы на Коле ехали, он как дал гари, у меня чуть челюсть не отвалилась.

Выяснилось, что обе жили раньше в Южно-Сахалинске и работали в местном филиале «Нефтепромрезерва».

– А семьи ваши там остались?

– Угу. У меня дочь взрослая уже, хоть мужиков и жалко было оставлять.

– Да, Маринка у нас мать троих мужей, со всеми в разводе. Я тоже своего на хозяйстве оставила и деток. Сыну десять, дочке семь. Но мама там за ними приглядывать должна.

– Не скучаете?

– Скучаю сильно, но деньги-то хорошие. По пятницам буду домой ездить.

– А с собой взять не хотели?

– Нет, даже мысли не было. А что им тут делать? Дыра. Торговых центров нет, а куда их водить на выходных?

Глава 5

Лена допила чай и попрощалась. Сегодня у нее особая встреча, назначенная еще на «большой земле», – знакомство с главой района. По дороге в администрацию Лена наконец начала встречать людей на улицах. Но все они, как и посетители магазина «Магнат», таращились на нее в упор, нисколько не стесняясь. Лена не понимала, чем вызывает столько внимания, – может, все дело в твидовом пальто или в яркой сумке. Лучше бы в Москве ее оставила. Но почему-то казалось, что дело вовсе не в одежде. Будь она хоть в ватнике и галошах или под плащом-невидимкой, ее все равно раскусили бы – чужая идет. Она двигалась стремительно, тревожно, обгоняя прохожих, как моторный катер – весельные лодки.

Лена вышла к главной площади и увидела издалека человек тридцать, столпившихся у серебристого памятника Ильичу. Сначала она решила, что это какой-то митинг или концерт, но, подойдя ближе, поняла, что представление больше напоминает цирковой номер. По клочковатому газону напротив администрации скакали овцы, а за ними по этому же газону, буксуя и переворачивая дерн, гонялся полицейский уазик. Со стороны пассажирского сиденья из окна торчал громкоговоритель и вещал: «Гражданин Ким! Немедленно загоните свое имущество в грузовик! Вы нарушаете общественный порядок!» Овцы выбегали на дорогу, провоцируя, возможно, первую автомобильную пробку. Публика вокруг Ленина потешалась. «Гражданин Ким! Вы ответите за порчу зеленых насаждений!» Недалеко от клумбы с пожухшими бархатцами стоял припаркованный фургон, на котором, скорее всего, и привезли десяток шерстяных нарушителей. Рядом в болотных сапогах и клетчатой рубашке курил невысокий кореец. «Нам придется применить боевое оружие! Слышите?» Ким сплюнул сигарету, загасил ее носком сапога и за минуту с помощью длинного прута согнал овец к машине. Из кабины выскользнул паренек и помог перекинуть их в кузов, как мешки с картошкой, а потом запрыгнул сам. Двое полицейских хлопнули дверями уазика и вплотную подошли к корейцу. Один все еще не мог расстаться с громкоговорителем.

– Гражданин Ким, вы опять за свое. Придется выписать штраф. Порча газона – это, знаете ли…

– Да выписывай. Хоть завыписывайся. Где же мне их пасти, если вы всё запретили? Я в своем доме, на своей земле не могу ни чихнуть ни пернуть.

– Гражданин Ким! Попрошу…

– Что ты попросишь? Как маленький был, так впереди всех бежал: «Дядя Миша, дядя Миша, дайте молока из-под коровы». А теперь что? Вырос, погоны напялил, и всё – «гражданин Ким»? – Он махнул рукой, быстро зашагал к кабине фургона и завел мотор. Полицейские о чем-то зашептались между собой. Публика поцокала и начала расходиться.

Лена, так и не поняв смысла происходящего, зашла в администрацию. Под одной крышей расположились кабинет главы района, совет депутатов, загс, отделение полиции и суд. Вахтер в очках на пол-лица читал брошюру «Группы крови, типы тела, наша судьба». Похожие очки носил Влад Листьев. Лена хорошо помнила, как по телевизору показывали его похороны. Она тогда спросила мать, почему дяденька с цветами лежит в очках, ведь глаза у него закрыты и он все равно ничего не видит. Мать не нашлась что ответить.

Охранник встрепенулся, попросил у Лены паспорт, хотя двух человек перед ней пропустил просто так. Он начал медленно, тщательно выводя округлые буквы, переписывать в журнал ее данные со всех страниц. На листе с пропиской остановился, несколько раз перечитал, бубня себе под нос московский адрес: «Шипиловская, Шимиловская… хрен пойми». Потом секунд пятнадцать, как пограничник в международном терминале, сличал Ленину фотографию с самой Леной и наконец выдал листочек, похожий на квитанцию, – «Посетитель № 13, Горохова Е.Ф.».

Кабинет Юлии Михайловны, главы Крюковского района, находился на первом этаже. Лена дернула дверь приемной, но она не поддалась, заперта на замок. Странно. Уже 11 часов, даже 11:02. Набрала номер – вместо гудков заиграла «Лунная соната» в электронной обработке. Никто не подходит. Набрала еще раз. На второй триоли из трубки раздался строгий голос:

– Слушаю.

– Это Елена Горохова, из «Нефтепромрезерва», у нас встреча с вами в одиннадцать.

– А, вы уже приехали? Я подойду минут через двадцать, – и добавила с нажимом: – Срочные дела, сами понимаете.

– Понимаю.

Лена ненавидела, когда кто-то распоряжался ее временем. Она вообще ненавидела ждать. Чаще всего приходилось ждать в районной поликлинике. Подростком она подолгу сидела у кабинета терапевта, считала рваные раны на старом линолеуме, слушала, как лампы, перебивая друг друга, мерзко стрекочут на ржавом потолке. Перед ней в очереди обычно сидели три-четыре старушки, которые вежливо здоровались, интересовались ее здоровьем и оценками в школе. Лена без труда угадывала «нотки» корвалола, котлет и жженого сахара в запахе их шерстяных кофт. Дамы давно перезнакомились и ходили на прием к врачу, как на светскую вечеринку:

– Нина, ты в этом году что сажать будешь – «Розетту» или «Пензенскую скороспелку»?

– «Розетту». И еще хочу «Ермака раннего» попробовать. Но боюсь, как бы колорад не пожрал. В прошлом году его, гада, еле собрала, потом лежала тряпочкой.

– А чего тебе колорад? Ты внуков попроси, пусть они жука собирают. Мои вон возятся с ним, лапы отрывают.

– А моих не допросишься. Они где сели, там и вокзал.

Когда наступал черед Лены, она заходила в кабинет, бросала рюкзак у входа, садилась на краешек стула, стоящего боком к столу, и окликала врача:

– Привет, мам!

– А… привет, мышка, – женщина в белом халате отвечала, не отрываясь от собственных записей, больше напоминающих кардиограмму. – Как в школе дела? Что за контрольную?

– Четыре.

– Четыре? Почему не пять? – Мать поднимала на Лену глаза с нитками лопнувших капилляров.

Лена оправдывалась, что ей достался самый сложный вариант, что другие вообще схлопотали трояки и двойки, но мать всегда заканчивала разговор об оценках одинаково: «Неважно, как все, важно, как ты».

Лена обещала, что будет лучше готовиться, потом брала на карманные расходы мелочь из маминого кошелька и мчалась за «Дошираком» и кислющей жвачкой Center Shock. Лене было запрещено входить в кабинет по блату, не дождавшись своей очереди, даже за ключами или деньгами на обед.

Юлия Михайловна приехала через сорок минут. Она семенила по коридору как пингвин, сопела и расстегивала по дороге свое болоньевое пальто.

– Ну, проходите. – Дама открыла ключом приемную, а потом и свой кабинет. – Я раньше на четвертом этаже сидела, но потом решила переехать пониже, а то не набегаешься туда-сюда.

Перед входом висело прямоугольное зеркало, чтобы можно было посмотреть на себя, привести в порядок прическу перед тем, как попасть на аудиенцию. Стол в приемной прогнулся под тяжестью бумаг, стопки разной величины напоминали тетрис, в который невозможно выиграть, – даже если собрать одну строчку целиком, она все равно не сгорит.

Юлия Михайловна выглядела то ли на сорок, то ли на шестьдесят. Точный возраст определить сложно. Полное лицо, без резких морщин сразу врастало в плечи – шеи почти не было. Золотые сережки с рубинами оттягивали крупные мочки ушей. На пальцах по несколько колец, как у жен арабских шейхов. Если муж прогонит, будет на что жить. Она вынула из сумки белый пакет и положила в маленький холодильник, стоящий в углу, потом села на стул и накинула висевший на нем синий рабочий пиджак. На лацкане – значок «Единой России» и герб Крюкова.

– Какие-то свиньи опять перед входом газон попортили, зла не хватает. – Юлия Михайловна, очевидно, не застала корриду с уазиком и овцами.

Лена в красках описала происходящее.

– Ким? Все не уймется никак, провокатор. Но ничего, суд разберется.

– А что случилось?

– Наконец-то областное начальство обратило на нас внимание. Решили территорию вокруг реки объявить заповедником. То есть там ни строиться нельзя, ни хозяйство вести. Это все заповедная зона. Мы экологию блюдем.

– А с Кимом что?

– А у него там ферма стоит. Еще родители его строили. Он теперь, по закону, ничего делать не может. Ни землю копать, ни скот пасти.

– Кошмар какой. Я представляю, как ему тяжело.

– А что тяжело? Землю-то ему легко загрязнять. Там овцы, коровы, свиньи. Нечистоты, одним словом.

– Подождите, а наш завод? Ведь нам выделили под стройку территорию как раз вокруг реки. Получается, мы тоже на заповедной зоне?

– Ну, у вас же современное предприятие, современная очистка. – Она забарабанила пальцами по столу. – Это особый случай. Ну, вы понимаете.

Лена прекрасно понимала, и ей стало не по себе. Вряд ли местным это понравится.

Кабинет Юлии Михайловны был заставлен горшками с комнатными цветами, прямо над столом склонилась поникшая пальма в квадратной кадке. На стене портрет президента и, видимо, главы Сахалинской области. Они смотрели в разные стороны, как двуглавый орел. Здесь же висели благодарности, фотографии самой Юлии Михайловны: одна с губернатором, а другая – с юмористом Геннадием Фетровым, которого то ли вынужденно, то ли по недоразумению занесло в Крюков. На гвоздике болталась связка медалей за победы на каких-то соревнованиях.

– А что это за медали у вас?

– А, это? У нас есть секция бадминтона. Иван Ильич уже двадцать лет ведет в 1-й школе. Ребята младшего возраста все областные соревнования выигрывают – наша гордость.

– А старшие что?

– А старших нет. Уезжают они. После девятого. Кто-то тянет до одиннадцатого, – она выложила на стол два телефона, раскладушку Samsung и айфон последней модели. – Так что вы хотели?

– Вы ведь знаете, начинается стройка завода, я отвечаю за подбор персонала. Мы бы хотели пригласить жителей Крюкова на работу. Сможете помочь?

– На работу? Я вон секретаршу нормальную найти не могу, на место теплое. А вы говорите – завод. Конечно, со стройкой все решилось без нас. – Юлия Михайловна бросила быстрый взгляд на портреты за спиной. – Мы люди маленькие. Но вот скажите, какая польза району от этого?

– Ну как же? Люди получат работу, смогут обеспечить свои семьи, станут меньше уезжать.

– Ну, это люди, а район?

– Разве это не одно и то же?

– Конечно, нет. Район – это дороги, дома, в конце концов, безопасность. Знаете, где я была сегодня? На рыбзаводе. Мы будем закупать 10 тонн рыбы. А где изыскать средства? Налоги ведь в Москву пойдут от вашего завода, в лучшем случае – в область. Там всё съедят, а нам кость бросят.