Конечно же, к уголовной ответственности никто его не привлечет. Вред здоровью Светланы будет квалифицирован, как небольшой тяжести. Уголовные дела по таким преступлениям возбуждаются только по жалобе потерпевшего. А в данном случае нетрудно предугадать, что Светлана никаких жалоб не подаст. Но, как бы то ни было, а передать сообщение я обязан. Светлане мы помощь, разумеется, оказали, после чего свезли ее в ЛОР-отделение. Кстати сказать, «ЛОР» расшифровывается как «ларингооторинология».
Следующий вызов прилетел мгновенно: травма руки и головы у мужчины сорока восьми лет. В примечании – лаконичное пояснение: упал с велосипеда.
Пострадавший, извалянный в грязи, ожидал нас, сидя на заднице, в скверике. И надо ли говорить, что этот господин был пьян до полного великолепия? Лично у меня слишком бедная фантазия чтоб представить, как можно ехать в таком состоянии. Нет, среди автомобилистов, конечно же, встречаются уникумы, которые в пьяном виде едут намного лучше, чем идут. Но вот с велосипедом такой номер однозначно не пройдет.
Асфальтовая дорожка оказалась мстительной. Свезла она болезному физиономию и причинила вывих правого плечевого сустава. Обезболили мы его, прочую помощь оказали по стандарту, после чего в травмпункт свезли. Хотя, легко сказать, «свезли»! Про то как в салон велосипед закорячивали, можно отдельную сагу сложить.
Так, велено на Центр следовать. Ну что ж, следуем, конечно. Вот только без особой надежды на Надежду. Уж простите за такой каламбур, просто имел в виду, что диспетчер вряд ли позволит нам доехать. Но нет, не обманула Надюша. Да, такое нечасто бывает, чтоб в неурочное время на Центр запустили.
Ну а на Центре нарисовался перед нами сантехник Леша. Вид его тревожно говорил о том, что с минуты на минуту, автопилот выйдет из строя.
– Леша, – говорю, – да как же ты работать-то будешь? Ведь покалечишься <на фиг>! А еще хуже, если на Михалыча нарвешься в таком-то виде!
– А что делать, Иваныч? У меня гипотония, и поэтому я должен пить! – обреченно ответил он.
Да, со специалистом не поспоришь. Как-никак, этот уважаемый человек более двадцати лет на скорой трудится.
Только сдал карточки, как дали вызов: перевозка больной семидесяти шести лет из психоневрологического диспансера в психиатрический стационар. И зачем, спрашивается, нас нужно было на Центр запускать? Чудны дела твои, Надежда…
И вновь автором направления был Игорь Владимирович.
– У больной сосудистая деменция. У нас наблюдается меньше месяца, но со слов мужа у нее еще раньше все началось, вроде как полгода назад. Дезориентирована, не помнит свой домашний адрес, не знает какой сейчас месяц и год. Муж сказал, что совсем расчудилась. Не так давно потерялась, но говорит, что нашли без полиции, своими силами. Когнитивные нарушения у нее развиваются не постепенно, а какими-то ступеньками. То ухудшится, то улучшится.
– Ну в общем-то как и положено при сосудистом генезе.
– Да, именно так. Муж настаивает на госпитализации, да и она согласна.
– Понял, сейчас увезем!
Больная, опрятная, хорошо одетая пожилая женщина, скромно сидела на банкетке рядом с мужем, который сразу к нам подошел:
– Здравствуйте! Вот, привел я ее, чтоб в больницу положить, может, получше будет? А то ведь так чудит, что спасу нет! Позавчера вышла у подъезда на лавочке посидеть, потом смотрю, а ее там уже нет. Я давай скорей зятю звонить. Он приехал, и нашли мы ее, хорошо, что ушла недалеко. А вчера свою племянницу не узнала. Говорит: «А вы кто такая? Я вас не знаю!». А та разобиделась и ушла! Представляете? Ну не дура ли, а? Уж должна бы понять, что она – больной человек! Чего обижаться-то?
– Да, все ясно. А теперь, давайте я с ней побеседую. Мария Андреевна, здравствуйте, что вас беспокоит? Жалобы есть?
– А чтой-то вы выспрашиваете? – возмущенно спросила больная. – Чего вам надо?
– Мария Андреевна, я – врач и хочу вам помочь. Вас что-то беспокоит?
– У меня голова болит, и не ем ничего, ноги совсем не ходят. Помогите, пожалуйста!
– Обязательно поможем, полечим вас. А где вы сейчас находитесь?
Больная огляделась вокруг и ответила, как само собой разумеющееся:
– На автовокзале. Мы в деревню поехали.
– Понятно. А сколько вам лет?
– Ровно пятьдесят. Недавно юбилей отметила!
– Хорошо, а какой сейчас год?
– Август?
– Нет, сейчас сентябрь к концу подходит. А год какой?
– Две тысячи девятьсот четвертый.
– Ну а свой домашний адрес помните?
– Ой, да что-то забыла…
Скорее всего, у Марии Андреевны сосудистая деменция. Почему «скорее всего», а не точно? Сейчас расскажу, но, прежде всего, нужно разобраться с терминологией. Вообще, деменция – это приобретенное слабоумие. Некоторые спрашивают: «Чем отличается деменция от болезни Альцгеймера?». Так вот, просто деменция, без добавления слова «сосудистая», представляет собой лишь одну из составляющих болезни Альцгеймера. А вот сосудистая деменция в МКБ 10 вынесена в отдельную рубрику и включает шесть заболеваний, являющихся нозологическими единицами. Проще говоря, это самостоятельные заболевания, а не отдельно взятые симптомы. Игорь Владимирович из этих шести разновидностей выбрал F01.9, то есть не уточненную. И правильно сделал, поскольку больной не назначалась нейровизуализация – методы исследования головного мозга, позволяющие в наглядной форме отобразить особенности его структуры и функционирования. Сюда относятся, прежде всего, общеизвестные КТ или МРТ. Ну а теперь, что касается ее отличий от болезни Альцгеймера, то их лучше искать в результатах упомянутых КТ или МРТ. Так точнее будет.
Почему я больше склоняюсь к сосудистой деменции у Марии Андреевны? Да из-за того самого «ступенчатого» течения болезни. Помните, как сказал Игорь Владимирович? «То ухудшится, то улучшится». Болезнь Альцгеймера так не протекает. Без лечения, при ней не бывает заметных улучшений. Что касается прогноза, то, как ни странно, для психики Марии Андреевны еще не все потеряно. Ведь сосудистая деменция под влиянием лечения может регрессировать. Нет, конечно же, человек уже не станет прежним, однако сможет вновь ориентироваться, хотя бы, в повседневных бытовых вопросах.
Следующим вызовом был психоз у женщины семидесяти двух лет в пульмонологическом отделении одной из городских больниц.
Немолодой усталый врач рассказал:
– Она уж не первый раз к нам поступает с ХОБЛ[8 - ХОБЛ – хроническая обструктивная болезнь легких.]. Все время нормальная была, адекватная, вроде как непьющая. А сегодня вдруг психозище выдала совершенно непонятный. Начала по всему отделению бегать, потом в мужскую палату пришла и легла на койку. Больной попытался ее прогнать, а она его <на фиг> послала и пригрозила полицию вызвать. Так там и уснула, уж не стали ее будить до вашего приезда. Как говорится, не буди лихо…
Несмотря на наши усилия, больная не просыпалась. Да и немудрено, потому что это был не сон, а кома. Точнее сказать, кома I–II. Измерили глюкозу – нормальная, да и диабета в анамнезе нет. Интоксикация, травма, ТЭЛА[9 - ТЭЛА – тромбоэмболия легочной артерии.], исключаются. На ЭКГ ничего жизнеугрожающего. Значит, что остается? Конечно же, ОНМК[10 - ОНМК – острое нарушение мозгового кровообращения.], а в общепонятной терминологии – инсульт! И психические нарушения с ним прекрасно сочетаются[11 - Мои слова о том, что психические нарушения прекрасно сочетаются с инсультом, не следует воспринимать как обязательность психозов при инсультах. Разумеется, такой обязаловки нет. Просто психические расстройства при ОНМК, не являются чем-то необычным и удивительным.]. Оказали мы помощь по стандарту и в нейрососудистое отделение свезли. Ну а там, на КТ, мой диагноз полностью подтвердился.
Вот и обед разрешили. В этот раз, на Центре кроме нас, были еще две бригады. Ну что ж, скажем так, негусто. Ну и точно, не то, что полежать, даже подымить толком не успел после обеда. Поедем на психоз к девушке двадцати трех лет.
Мама больной встретила нас таким отчаянным плачем с причитаниями, будто что-то непоправимо-трагическое произошло:
– Ой, опяяять! Опять Мариночку в больницу придется везтиии! Опять у нее психоооз!
– Так, перестаньте, пожалуйста! Что вы ее как покойницу оплакиваете?
– Да ведь опяяять!
– И что «опять»? Жизнь кончилась, что ли? Ну-ка, прекращайте сейчас же и давайте разговаривать по-человечески! Что у нее случилось? Давайте по порядку.
– Она в прошлом году в ноябре лежала. Но тогда депрессия была, ее тоска так накрыла, что она прямо в овощ превратилась. Говорила, что ей уже все равно, потому что ее к смерти приговорили. Потом три месяца отлежала, вышла совершенно нормальная, как будто и не болела. Ей велели в ПНД прийти, а мы подумали, зачем? У нее все прошло, зачем таблетками-то травиться? Ведь они же одно лечат, другое калечат! А с августа все опять началось. Стала всякую дурь нести про то, что она родственница Ванги, что она может будущее предсказывать. В общем, фиг поймешь. А сегодня утром утащила мою карту, там было сорок шесть тысяч, и почти на все деньги накупила дорогущей косметики! Короче, идите, она вам сейчас все сама расскажет.
– Да понятно, что расскажет. Вот только непонятно, чего вы выжидали, зачем время тянули?
– Зачем… Думала, что подурит, перебесится, и все пройдет.
Худенькая, невысокая, с черными растрепанными волосами, в черной футболке и черным маникюром, она с ногами сидела на кровати. Весь ее вид говорил о том, что она вела доверительный диалог с кем-то близким, а мы, к великой досаде, им помешали.
– Ой, ну что вам надо-то? – недовольно спросила она. – Вас мать что ли вызвала?
– Марина, сейчас мы все расскажем. Давайте пообщаемся.
