banner banner banner
Новые байки старого психиатра
Новые байки старого психиатра
Оценить:
 Рейтинг: 0

Новые байки старого психиатра

– Ой, да я уже устала одно и то же рассказывать. Толку-то что? От вас же все равно никакой помощи не дождешься. У меня кишечник не работает и весь организм отравляет. Вот, видите у меня на лице – угревая сыпь…

– Ну уж «сыпь» – это громко сказано. Если специально не присматриваться, то ничего и незаметно.

– Слушайте, доктор, ну я же не глупый ребенок, в конце концов! Я пока еще не слепая, вижу своими глазами, как на меня люди реагируют. Все, буквально все от меня шарахаются, как от зачумленной! Я вообще изгоем стала!

– Понятно. Ну а с кишечником что не так?

– Да это давно все началось, года три назад. Я тогда воспаление легких перенесла и принимала плохие таблетки да еще и уколы…

– А что значит «плохие»?

– Плохие – это антибиотики, потому что они губят кишечник. И вы, как врач, должны бы это знать!

– Но ведь миллионы людей их получают и…

– Доктор, да не верю я всем этим вашим россказням, и даже не старайтесь! Дайте уже я доскажу, ведь сами же просили! Ну вот, а после этих долбанных антибиотиков у меня все и началось. Кишечник резко сместился назад, к позвоночнику, можно сказать, вжался в него…

– А как вы об этом узнали-то?

– Ну как, почувствовала, конечно! У меня очень четкое ощущение, что кишечник сдавлен, буквально вжат в позвоночник. А кроме того, у меня прямая кишка стала твердая, как деревянная! Я теперь стараюсь садиться медленно, а иначе очень опасно: я же просто проткну сама себя! А из-за того, что кишечник не работает, перестали выводиться шлаки. Поэтому весь организм уже отравлен. Ох, куда я только не обращалась, где я только не лечилась! Да и вообще, я давно поняла, что все врачи на мне крест поставили и ждут не дождутся моей смерти. Вот только по правде сказать, лечение в психбольнице мне больше всего помогает. Не насовсем, конечно, но хотя бы на полгодика полегче становится. Хотя в этот раз вряд ли что получится, все это бесполезно. Ладно, вот уж когда из больницы выйду, пойду к остеопату. У меня на него последняя надежда. Я бы уж давно к нему обратилась, но пока с деньгами серьезный напряг. Ну а если не получится, то и жить мне дальше незачем. Решение я уже приняла.

Да, диагноз Натальи Васильевны был полностью обоснован. Приставка «Сенесто» означает, что больную беспокоят сенестопатии – необычные, странные ощущения в теле. Помните, как она сказала, что ощущает вжатие кишечника в позвоночник и ставшую твердой, как деревянной, прямую кишку? Ипохондрический бред выражается в твердой убежденности, что страдает она смертельным недугом. Бред, в отличие от заблуждений, подобен огромному гранитному монолиту, который так просто и на миллиметр не сдвинешь. Прочитав беседу с больной, вы и сами могли понять, что переубеждать ее совершенно бесполезно. Даже и пытаться не стоит. А кроме того, явственно уловил я ни с чем не сравнимый шизофренический аромат. Расщепленность психики была как на ладони. Наталья Васильевна утверждает, что все врачи с нетерпением ждут ее смерти, но вместе с тем, сама просится на стационарное лечение. И даже более того, признает, что оно ей помогает. А в довершение всего она монотонна и неэмоциональна.

Один из читателей как-то попенял мне, мол, такое чувство, что в вашем городе из всех психических болезней есть только шизофрения. Ну что я могу сказать? Ведь мы же не в магазине работаем, где из богатого ассортимента можем выбрать любой понравившийся товар. Поэтому берем только то, что есть, и нас не спрашивают, нравится-не нравится.

В приемнике психиатрической больницы пришлось дожидаться своей очереди: перед нами была бригада из отдаленного райцентра. Но вот из-за двери послышались возмущенные голоса, и мужчина то ли врач, то ли фельдшер вместе с пациентом вышли.

Дежурный врач Оксана Владимировна была раскрасневшейся и сердитой.

– Вы представляете, фельдшер из района привез отравление грибами! Ну это как вообще?

– Хм, как интересно! А что хоть за грибы-то?

– Грибы мухоморы. Он их нажрался, чтоб с миром духов пообщаться. Где-то прочитал, что древние жрецы так делали.

– Ну и как, общение удалось?

– Не знаю, не спрашивала, но он дезориентированный, весь какой-то суетливый. Фельдшер сказал, что галлюцинировал, но пока везли, видимо прошло. Ну а для полного счастья – понос, рвота и брадикардия. Но ведь дело-то в том, что психоз возник не сам по себе, а вследствие интоксикации. При чем тут психиатрия вообще? Его надо было не сюда за сотню километров везти, а в свою ЦРБ, в терапию, интоксикацию убирать!

– Да, все это понятно, вот только с фельдшерами в районах никто не занимается, так и варятся они в собственном соку.

– Ну нет, Юрий Иваныч, не скажите! Это базовые вопросы тактики, их должен знать каждый скоропомощник. И неважно, где он работает: в далеком райцентре или в Москве!

А теперь поедем на пьяное тело, которое изволило лежать в кустах возле почты. Нет, в карте вызова так не было написано. Там, как и положено, все по культурному: «Мужчина 40 лет, без сознания». С чего же я решил, что там именно пьянь? Да всего лишь из собственного опыта. Ну а кроме того, не сработало во мне чувство опы.

Ну что ж, сбылось мое предсказание. Пьянецки пьяное тело хоть и не спало, но попыток уползти не предпринимало. Хотя зачем собственно, если лежание в грязной и мокрой опавшей листве намного комфортнее, чем в сухой и теплой постели? А что может быть приятнее холодных капелек воды, падающих на лицо с мокрых кустов? В общем тот господин был настоящим ценителем комфорта.

– А ну нюхай, нюхай, зараза такая! Руки убрал! На, еще нюхай! – командовал фельдшер Виталий, заставляя дышать нашатыркой.

– Э, парни, а вы ваще кто? – сев на задницу, спросил господин. При этом, его пропитый мозг не желал принимать во внимание ни нашу скоропомощную форму, ни соответствующий автомобиль, стоявший буквально перед носом.

– Мы – офицеры Главного разведывательного управления. Ты подозреваешься в шпионаже! – сказал фельдшер Герман.

– Да ладно, мужики, вы чего гоните-то? Вы же скорая! Но я вас вроде не вызывал…

– Вызвали прохожие, думали, что плохо тебе, раз валяешься.

– А их че, <волнует>, что ли? Я что, у них дома лежу, что ли? <Замотали>, блин!

– Ну тогда, чтоб тебя никто не <заматывал>, придется поехать в вытрезвитель.

– Не, не, какой вытрезвитель! Все, ухожу я!

И ушел он, понурившись, гонимый холодным мокрым ветром. Нет, пускать жалостливую слезу мы не стали. Вместо слезопролития поехали на следующий вызов: отек мошонки у мужчины семидесяти семи лет.

Больной, с желтовато-бледным отечным лицом, вышел к нам раскорячившись, с отвисшими штанами.

– Ой, еле иду… Вот ведь напасть-то какая страшная! Уж не знаю и с чего, вроде нигде не студился. Да еще и одышка привязалась, от каждого усилия задыхаюсь. Меня, наверно, к урологу надо? Тут уж понятно, без операции никак не обойтись. Ой, на старости лет под нож ложиться…

Как только снял он штаны, так и накрыл нас приступ острого обалдения. Мошонка, распухшая до безобразия, размером была немного меньше футбольного мяча. Нет, для соответствующих специалистов этот случай, конечно же, не являлся бы чем-то удивительным. А вот наша психиатрическая бригада в полном составе на обалдение имела законное право.

Так, все, дурацкие эмоции, мать их так, разогнал как комариную стаю. И вот тут трезвым рассудком осознал я, что у больного-то анасарка – массивные глобальные отеки по всему телу! И урологическая патология здесь совершенно ни при чем. Но анасарка – это не самостоятельная болезнь, а лишь симптомокомплекс, указывающий на иную тяжелую патологию. На какую именно? В данном случае, причиной послужила декомпенсированная хроническая сердечная недостаточность. Подтверждением тому была безобразная кардиограмма с кардиомиопатией. Проще говоря, вдрызг изношенное сердце попросту не справлялось с работой. Ну а кроме того, были ясно видны рубцовые изменения миокарда. Больной сам подтвердил, что перенес в свое время аж три инфаркта. Но кардиодиспансер посещал нерегулярно, лекарства принимал кое-как, небрежно. Вот и наступил закономерный итог.

– Ну что, Михаил Викторович, собирайтесь, поедем в больницу.

– Дык чего у меня, гангрена что ли? Наверно все вырежут, да?

– Нет у вас никакой гангрены, и никто ничего вырезать не будет. А повезем мы вас в терапию.

– Ой, так значит не под нож меня?

– Нет, Михаил Викторович, не под нож.

– Ой, как хорошо, спасибо вам! А от чего все так получилось-то?

– Из-за сердца изношенного. Вот подлатают вам его, тогда и отеки пройдут.

Разумеется, не стал я правдивый прогноз озвучивать, который, к сожалению, абсолютно безрадостен. Ведь пока нет и не предвидится способов восстановления напрочь убитого сердца. Да, в подобной ситуации помогла бы пересадка, но это лишь фантазии, мягко сказать, не совсем серьезные.

Раньше времени нас на Центр запустили. А если точней, то почти за два часа до конца моей смены. Но, наученный горьким опытом, я не позволил себе расслабиться и чемоданное настроение отогнал прочь. И, как оказалось, напрасно. Не вызвали нас больше.

На следующий день все было, как всегда. В смысле дача и лес. Хотя не совсем, как всегда. Ночью снежок прошел. Нет, не сугробы, конечно, но так, кое-где белелось. Да еще и дневная температура обещала повыситься до не более плюс трех. Все разумные дачники, включая Федора, сезон давно закрыли до будущей весны. Но поскольку к разумным людям я не имею никакого отношения, то взял ведерко и в лес отправился. А по дороге угораздило меня знакомую встретить из деревни:

– Вы куда это направились-то? Уж не в лес ли? – изумленно спросила она.

– Да, вот решил последний разок сходить, с Лешим попрощаться до следующего сезона.

– Дык чего там делать-то? Вон, снег лежит! Если и есть чего, так все уже перемороженное!