Тайна Элизабет
– Они ж нас чуть не сцапали опять. Обоз попал в засаду.
– И?
– А остатки сперли, – сдавленно прошипел старший воин, горло которого уже щекотало холодное лезвие. – Я тут причем? Все жрать хотят.
– Так поймай пару баранов, ленивая свинья! В вонючем погребе посмотри. У тебя полчаса. Усек?
– Ладно…
– А может, не надо? – услышали побелевшие селяне голос брюнетки. – Я совсем не голодна.
– Молчи, женщина.
– К чему спешка? Успеем поесть в дороге.
– Не слушать ее. Выполнять приказ!
Промерзшие дети прижались к дрожащей матери, которая осторожно отвела их в дальний угол, к ткачихе. Когда мужчины подняли свои орудия, женщины метали взгляды то на охотника, то на плотника.
Сначала селяне услышали, как из кухни все вышли и воцарилась тишина – призрачная надежда на спасение. Но уже через минуту эти тщетные ожидания растворились: послышались тяжелые шаги двух монстров. Наконец они остановились возле дверцы, выругались и с лязгом распахнули ее.
Опущенный вниз светильник озарил погреб, выдавая всех его жильцов с искривленными лицами. Стрела из арбалета со свистом вонзилась в массивный лоб арогдорца с красными повязками, а топор плотника засел в его грудном наросте. Издав дикий вопль, но не сделав и шагу назад, гигант смело спустился вниз, уже держа в верхних руках кинжалы. За ним следом кинулся сообщник, отчего воздух смешался с вонью псины. Мужчинам ничего не оставалось, как с криками броситься на чужаков. Однако длинные руки мутантов молниеносно расправились с безумцами, несмотря на визжащих детей и женщин, обнявшихся в углу.
Рычащий арогдорец со стрелой во лбу, согнувшись почти по пояс, чтобы поместиться в подземелье, снова и снова кромсал бездыханные тела, пока они не превратились в кровавую массу. Весь погреб оказался забрызган теплой жижей и склизкими ошметками. Женщины тем временем продолжали визжать, прижимая к себе пищащих детей и прикрывая им глаза.
На шум сбежались другие мутанты, включая главаря и его подруг. Обступив вход в погреб, они изучали представшую их глазам картину.
– Убить баб! – прогремела новая команда, отчего Томас изо всех сил вцепился в мать.
– Да сколько можно?! Прекратите! – выскочила вперед полуголая смуглянка. Она тут же получила пинок в живот и свалилась под стол, откуда послышались причитания и стоны.
Раненый старший воин и его сообщник молча отдернули от матерей скулящих детей. Затем они схватили женщин, тянувших руки к малышам, и с безразличным взглядом вонзили в них лезвия по самые рукояти.
Вскоре стало тихо и спокойно. Лишь охрипшее мычание отпрысков охотника нарушало безмятежность сельского утра.
Но на этом главарь арогдорцев не успокоился.
Все мутанты замерли, когда он вытащил из ножен широкий меч и спустился в окровавленный погреб. Согнувшись, он подошел к окаменевшему старшему воину и с хрустом вонзил клинок ему под нижнюю челюсть, прибив череп к потолку. Выпучив глаза, обмякший мутант выронил светильник и повис на крестовине меча, утопающей в густой крови.
– Ничему жизнь не учит, – процедил главарь. – Недоносков в обозы, и уходим.
Как только арогдорец вместе со своей свитой покинул обугленные останки села, к кирпичному дому подоспели гремящие телеги из ресурсного обоза. Бóльшая часть повозок, запряженных костлявыми кобылами, еле двигалась от награбленного богатства: мешков с продуктами и домашней утварью. Одна из телег, похожая на клетку из толстых прутьев, была набита детьми. Они были в грязных и оборванных туниках. Частью израненные и избитые, малыши беспрерывно плакали и стонали, зовя своих матерей и клянча хлеб.
Молодой худощавый мутант, от которого разило смесью пота и кислятины, подвел растрепанных Томаса и Ирэн к клетке. Он хотел было засунуть их внутрь, но воин с рыжими дредами и такой же густой бородой остановил его:
– Дебил?
– Что опять?
– С девкой все понятно, – пробубнил мутант, переводя красные глаза на Томаса, – а вот губошлепа я не возьму. Не видишь переростка?
– Мне приказали – я выполняю.
– Да? Ну, вот новый приказ: режь ему глотку.
Поскольку молодой воин впал в ступор, его старший товарищ сам выхватил визжащую Ирэн и закинул ее в телегу. После этого, под истошный лай черного щенка, обоз сразу же двинулся в сторону леса. Ревущая девочка лишь высунула из клетки пухленькие ручонки и потянула их в сторону брата, пока его за волосы держал арогдорец, неуверенно оголяя кинжал.
В отличие от других мутантов, у палача Томаса нижние руки были несколько недоразвиты, худы и коротки, словно еще не успели до конца отрасти. Оглядываясь по сторонам, он будто боялся даже взглянуть на чумазого селянина.
Когда телега с Ирэн окончательно скрылась из виду, Томаса неожиданно накрыл распиравший его изнутри жар. Страх совершенно пропал, и откуда-то появилась невиданная ранее сила, бурлящий прилив которой можно было по-настоящему почувствовать. И если эту мощь не использовать немедленно, то можно было разорваться на части.
Резко дернувшись, ценой клока каштановых волос, Томас ловко нырнул между ног опешившего мутанта. Пока воин разворачивался, мальчуган уже скрылся за обугленным домом, а несколько арогдорцев с проклятьями кинулись за ним. В отличие от чужаков, сын охотника хорошо знал родное селение, где мог ориентироваться хоть с закрытыми глазами. Юрко перебегая от одного пожарища к другому, он почти добрался до спасительного леса. Но, пробегая последний огород у опушки, он вдруг почувствовал удар в бедро.
Свалившись в грядку с молодой свеклой, Томас увидел, как необычно толстая и длинная стрела пробила его левую ногу и застряла в ней. Туника начала пропитываться кровью, а тошнотворная боль не давала не только встать, но и пошевелиться. Селянина быстро окружили ухмыляющиеся мутанты, которые вытолкнули вперед своего неопытного товарища:
– Этот сосунок похрабрее тебя будет!
– Посмотри на его ручищи! Тебе бы такие, а?
– Они толще твоих в два раза!
– Пошли вон, крысы! – огрызнулся палач, замахиваясь громадным топором. Однако маленький селянин бросил ему в глаз камень и под истерический смех арогдорцев кинулся кусать его за ноги. Хотя молодой воин легко увернулся от молочных зубов, он тут же рухнул на грядку.
Умолкшие мутанты, да и сам Томас, замерли, пытаясь понять, откуда взялась стрела в затылке поверженного воина. Тут же послышался свист других стрел и их гулкие удары в плоть и броню. Еще два мутанта пали замертво, а один с жалобным криком схватился за пробитое плечо. Затем послышались ругательства, сотрясающий землю топот и тяжелое бряцание. В лесу засверкали доспехи, и на огромной скорости оттуда вырвался небольшой отряд рыцарей.
До этого момента Томас видел этих парфагонцев только на старых рисунках и в своем воображении. Он обожал слушать истории и легенды о них и часто сражался на деревянных мечах с соседскими ребятами, воображая себя рыцарем.
В отличие от мутантов, воины Королевской рыцарской армии перемещались на обычных конях, пусть и самых могучих пород. От обычных людей их отличали только мощь и рост. И хотя каждый из них был на две головы выше среднего мужчины, они все же заметно уступали четырехруким мутантам. Под синими накидками их торсы были облачены в плотные рубахи, поверх которых красовался фигурный панцирь с кольчужными рукавами, воротником и короткой юбкой. Голову они защищали округлым шлемом с овальными прорезями для глаз, переходившими в проем для носа и рта. Они носили штаны из плотной ткани и начищенные до блеска кожаные сапоги выше колен. Кроме того, у них имелись выгнутые прямоугольные щиты, которые вместе с копьями висели на сбруе. Из орудий каждый также имел меч с синей рукоятью, кинжал и громоздкий арбалет, способный пробить каменные черепа неприятеля.
На глазах у Томаса завязался молниеносный бой: рыцари с разгона вонзили копья и мечи в разбегающихся мутантов. Хотя кто-то из арогдорцев отчаянно сопротивлялся, королевским воинам удалось раскромсать пойманного врасплох противника. Затем, едва не раздавив мальчугана, разгоряченные рыцари рванули вглубь тлеющего селения.
***
Нильсу показалось, что он едва сомкнул глаза, но в сумерках уже зашевелились товарищи. Осознав, что поймал момент пробуждения, он с закрытыми глазами представил себя дома. Прорисовав в воображении дверной проем в спальне, рыцарь старательно представлял, что он опустился вниз и трогает ворсистый ковер, буквально протирая его ладонями и внимательно разглядывая витиеватый узор.
– Раз, – вскоре сказал Нильс в уме.
Затем он принялся водить рукой по шершавой стене, в упор разглядывая ее текстуру.
– Два.
Воин переключил внимание на дверную ручку, холодную и блестящую, а также на дубовую дверь. Пытаясь все это ощутить по-настоящему, он ощупывал и разглядывал детали и трещины.
– Три.
Не получив результат, он продолжил привычный путь от кровати до улицы. Следующей точкой была лестница, ведущая вниз на первый этаж. В этом месте он точно также стремился осуществить ровно три действия, обязательно считая их. Сначала он припал к полу, а затем к ступенькам и перилам, пытаясь их увидеть и нащупать словно действительно там находился. Затем он тут же переходил на следующие этапы своего пути. Однако воин продолжал лежать в лесу и даже не проваливался в сон. Он решил, что сделал ошибку. В такой обстановке, чтобы лучше усыпить организм, надо было считать хотя бы до пяти и осуществлять такие же пять действий на каждом месте. Возможно, стоило быть в целом более пассивным и расслабленным.
Упрямо добравшись до мостовой, он с радостью осознал, что песчинки просочились меж пальцев, пока его ладони растирали булыжники. На этот раз это было совершенно реальное восприятие, а вовсе не воображение! Одновременно пропало бурчание товарищей, а мокрые камни засверкали на утреннем солнце. Теперь Нильс буквально стоял на коленях у своего дома, продолжая суматошно цепляться за новое пространство, словно окончательно перетекая в него. Усмехнувшись, он вспомнил свою цель, и его ослепила яркая вспышка. Затем перед взором сошлись два переливающихся синих кольца, звонко заискрив друг от друга.
Магическое видение сияло столь реалистично, что его можно было потрогать. Но рыцарю было не до этого. Понимая, что его скоро разбудят, он взлетел и стремглав долетел до вершины обрывистой горы. Черные тучи над головой оглушительно громыхали и извергали молнии, озаряя лысые скалы внизу.
Прямо перед Нильсом, сияя изнутри, из горной плоти возвышался огромный синий меч с волнистым долом. Выдохнув, он дотянулся обеими руками до рукояти с рубином, отчего порыв ветра едва не сбил с ног, а тело загудело. Сжав зубы от боли, воин не отпускал обжигающий металл, ощущая, как тело трещит, раздаваясь вширь и вверх. В один момент кольчуга и панцирь со звоном разлетелись в стороны, а рыцарь увеличился до таких габаритов, что меч стал ему по размеру.
Вдруг зрение пропало. Нильс почувствовал свое лежащее на боку тело и сильное покалывание от макушки до пяток. Тем не менее его пальцы все еще ощущали рукоять, через которую сочилась осязаемая мощь.
– Что там опять отращиваешь? – послышался голос Ричарда следом за пинком по сапогу. – И так здоровенный, как бык!
В это время Томасу снилась бесконечная череда кошмаров, в которых то раздавались крики родителей, то за ним гнались мутанты, то плакала Ирэн. Голод и жажда все время настигали селянина, отчего он то просыпался, то моментально засыпал, так и не понимая, что с ним происходит и где он находится. А еще постоянно ныла левая нога. В какой-то момент появился яркий свет, трели птиц и стук копыт по мощеной дороге, которые заставили его окончательно пробудиться.
С трудом открыв слипшиеся глаза, Томас обнаружил себя в седле впереди русоволосого рыцаря с крупным носом. Рядом так же спокойно цокали еще несколько коней с воинами. Они шли через поле, приближаясь к огромным деревянным воротам в уходящей за горизонт каменной стене с узкими бойницами наверху. Эта стена была выше любых деревьев, во многих местах она поросла мхом и кустами. За ней виднелись грозные башни и коричневые черепицы.
– Привет, храбрец, – подмигнул рыцарь.
– Здравствуйте! – смутился Томас.
– Что? Придется знакомиться. Я Нильс. Ты?
– Томас. Меня зовут Томас Юрг.
– Эй, соня! – раздалось сзади.
Оглянувшись, юный селянин увидел белокурого красавца с вытянутым ликом верхом на дымчатом жеребце. Рыцарь широко улыбался, держа в руке спящего щенка.
– Не твой черныш? Тоже спит все время.
– Да, дяденька, это мой.
– Можно себе возьму?
– Пузанчика? Наверно…
– Небось женушке опять? – буркнул Нильс, хмуро разглядывая солнечные часы размером в пол-ладони. – Раз такой заботливый, бери ее с собой следующий раз. Ребята против не будут, поверь.
В этот момент гогочущие воины прошли деревянный мост над квакающим рвом. Перед ними со скрипом отворились грузные Северные ворота, охраняемые стражами в латах.
– Да здравствует король!
– Да здравствует Парфагон! – дружно ответил измотанный отряд.
Навстречу Томасу подул теплый ветер с тысячей новых запахов и звуков. Прямо от исполинских ворот начиналась многолюдная аллея, по краям которой зеленели каштаны и возвышались аккуратные здания. В шуме голосов царила беззаботная атмосфера. То тут, то там благоухали лавки со сладостями и сновали торговцы с лотками. Дети с визгом носились, так и норовя сбить с ног, а карманные собачки скалились из рук нарядно одетых дам. Куда его взгляд ни падал, везде что-то происходило, а на лицах опрятно одетых людей сияли улыбки.
Оказавшись в таком буйстве жизни, селянин вспомнил близких. Он изо всех сил держался перед своими спасителями, которые о чем-то ожесточенно спорили со стражей ворот. Но когда его приняла на руки и обняла пахнущая персиками женщина с короткими рыжими волосами и немного заостренными ушками, он не выдержал. Его губы искривились, и сверкающие слезы прыснули на сиреневое платье веснушчатой красавицы.
– Добро пожаловать в Парфагон, малыш, – лишь смог он расслышать из ее уст.
Глава 2. Законы спящей столицы
Первый месяц Томас не выходил из дома Доров. Кроме просторного холла, двухэтажное жилище имело две спальни, кухню, а также всегда залитую солнцем столовую. Во внутреннем дворе цвел фруктовый садик, обрамленный каменным забором. Селянину выделили уютную библиотеку на втором этаже, где книги занимали два широких шкафа. Там поставили дубовую кровать на вырост, а у друзей набрали целый ящик игрушек. Новая жизнь в столице, в добротном каменном доме и пропитанной книжным запахом комнате казалась чудесным сном, в который Томас долго не мог поверить, открывая глаза по утрам.
В доме также обитала Маргарита – старшая сестра Нильса, рыжеволосая женщина с мальчишеской стрижкой и глазами, всегда грустными из-за приспущенных уголков. И хотя она выглядела моложе брата, ее повадки ничем не отличались от зрелой женщины. Ее внуки уже повзрослели, а муж, известный трибун, так давно отдал жизнь за короля, что его внешность едва не стерлась из ее памяти.
Благодаря усердию Маргариты и жалованью Нильса в пять золотых монет их уютный дом блистал чистотой, а стол всегда ломился от яств. Нога Томаса быстро зажила. Теперь мальчуган был неплохо одет даже по меркам горожан. Вместо простенькой туники его наряд составляли светлые рубахи с разноцветными пуговицами, короткие коричневые штанишки с подтяжками, гольфы и кожаные башмаки.
Увидеть Нильса было большой радостью, поскольку он утопал в армейских заботах и часто отлучался к вулкану. Иногда его навещал Ричард Фейн, и они вместе с товарищами гудели всю ночь в беседке в саду, куда как раз выходили окна библиотеки. Поутру из дома то и дело украдкой сбегали миловидные девушки, но Томас никогда не видел их снова.
Новая жизнь была настолько наполнена свежими эмоциями и благополучием, что вскоре жуткие воспоминания поблекли в памяти селянина. Более того, он стал активно набирать вес. Избыточные сон и пища, будучи главными потребностями парфагонцев, сыграли свою роль.
Однако все было не столь просто, как казалось Томасу. В Парфагон было невозможно попасть со стороны. И хотя временами делались исключения, появление чужаков в стенах столицы считалось риском. Именно поэтому Томас целый месяц находился под надзором Маргариты, которая первое время не могла отойти от него ни на минуту. Он лишь через высокую каменную кладку слышал ритм города.
Проклиная всех на свете и себя самого, все это время Нильс и его друзья обивали пороги различных кабинетов. Однако чиновников смущали два момента: во-первых, Томас считался слишком взрослым, чтобы адаптироваться к главным основам жизни столицы, а во-вторых, полностью отсутствовали сведения о его прошлом. Поскольку его односельчане погибли, пустились в бега или были похищены мутантами, не имелось никакой гарантии, что он обычный селянин, а не агент-мутант, который пробрался для диверсий.
Только благодаря заслугам рыцаря Томаса не только разрешили усыновить, но и признали гражданином столицы. Подпись была поставлена самим Питером Калицей – канцлером Парфагона и другом короля.
– Велели передать, твоя честь отныне зависит от пацана, – улыбнулся Ричард, показывая Нильсу долгожданную бумагу. Оба приятеля стояли в повседневных рыцарских костюмах у порога Доров. Одеяние включало высокие сапоги, темные широкие штаны и, поверх светлой рубахи, зауженный у талии синий камзол с вздутыми плечами. А к тугому поясу неизменно крепились меч и кинжал. – Все подписано, и он теперь парфагонец. Дружище, вот зачем нужны были эти проблемы, а?
Выдернув документ, Нильс уткнулся в желтоватую бумагу с размашистой закорючкой и печатью:
– Твою ж мать… Ну, хоть она будет рада.
– В Академии уже новые анекдоты про тебя пошли.
– Меня это не волнует. Зато старые забудут.
– Ха, все знают, что тебя волнует, – рассмеялся Ричард, заплетая белокурые волосы в толстую косу. – Жениться теперь не надумал, кстати?
– Может, еще руку себе отгрызть?
– Иногда ты верно говоришь…
Нильс дочитал указ канцлера и спрятал его за пазуху, после чего выдохнул и расплылся в улыбке:
– Главное, теперь можно жить спокойно.
– Ну, и что дальше? Кого еще приволок в наш славный город? Лучше бы пару арогдорок прихватил для меня.
– О, любимая женушка разрешила?
– Какая еще женушка?
– Как Лилечка, так сразу с памятью проблемы.
– Клевета!
Попрощавшись с приятелем и зайдя в дом, центурион поднял выбежавшего навстречу Томаса. Нерешительно потоптавшись на месте, он отнес его в округлую беседку в саду, сетчатые стенки которой заросли вьюном, создавая прохладную тень.
– Так. У меня разговор, – начал рыцарь, присев на лавочку и посадив мальчугана на колено.
– О чем, дядя Нильс?
– С этого дня… Нам разрешили тебя оставить, и все будут считать тебя моим сыном. Ты не против?
– Нет, – ответил Томас, глаза которого почти мгновенно намокли и покраснели.
– В общем, я и сестра никогда не заменим тебе родителей, но сделаем для тебя все. Понимаешь?
– Угу.
– Но у меня есть одна важная просьба, и мне хотелось бы донести ее до тебя. Слушаешь внимательно?
– Слушаю очень и очень внимательно!
– Мне вообще от тебя ничего не нужно, если честно. Но…
– Что, дядя Нильс?
– Я заплатил своим именем за твою жизнь в Парфагоне. А сколько проблем решил? Не подведи, а?
***
Уже на следующий день сияющая Маргарита отвела Томаса в наполненную детскими криками школу, которая больше напоминала целый город. Там были свои собственные парки, аллеи и площадки для упражнений. Главное здание венчала угловатая башня с черным флюгером в виде петуха.
Образование было таково, что к шестнадцати годам человек получал, за редким исключением, все возможные знания, какие только накопились в пыльных библиотеках Парфагона. После школы не существовало другой учебы. Лишь защитники отечества еще пять лет постигали военное дело в Рыцарской академии.
Однако для Томаса школа стала сложным испытанием. Его привели к детям, которые были на пару лет младше. Педагогический совет во главе с ректором Исааком Ньюртоном постановил, что зачислить селянина в такой класс будет наиболее верным решением, ведь его ровесники уже ушли далеко вперед в своих познаниях.
Вскорости все глумились над пришлым деревенщиной. Его дразнили при каждом удобном случае, коих селянин предоставлял великое множество. Особо насмехались над глупостью «громилы», который не знал даже о фазе. В итоге Томас оказался совершенно одинок, никто не хотел с ним играть. Однако он всегда помнил свое обещание рыцарю. Поэтому каждый день, проглотив все обиды, молча брел в школу. Там селянин со стиснутыми зубами жадно поглощал каждую порцию знаний, тем более что уже знал все буквы.
Трехлетних детей уже учили познанию мира, основам математики и языка, о чем Томас имел хоть какие-то представления. Мало того, он оказался большим знатоком в естествознании, поскольку рос у дикой природы. Однако это были далеко не самые важные уроки. Самым непонятным для Томаса оказался предмет «фазоведение». Многие одноклассники в той или иной форме уже владели фазой, но наиболее важные этапы обучения как раз только начинались.
Если столичные жители с молоком матери впитывали идею фазы, то Томасу было невозможно ее понять. Больше всего его удивляло, как эта огромная область знаний совершенно отсутствовала в его жизни ранее. В его селении никто сроду не упоминал о фазе, а здесь, в Парфагоне, она являлась основой всего. Даже путь в рыцарство был закрыт без нее.
Получается, главной ценностью был сон – ведь именно на его грани фаза захватывала человека. Конечно, Томасу было сложно во все это даже просто поверить.
Однажды утром, когда за приоткрытым окном птицы уже подустали горланить в саду, Томас проснулся и сразу же вспомнил о фазе. Стараясь не двигаться, он приступил к заученным техникам: воображал кручение вокруг телесной оси, трущиеся друг о друга руки, а также бег вокруг беломраморной скульптуры Альберта Третьего, украшающей постамент у главного здания школы. Не получив результат, он попробовал снова закрутиться, снова увидеть руки и снова оказаться у скульптуры. Селянин повторял этот выученный цикл раз за разом – и вдруг увидел свои исцарапанные ладошки, хотя глаза были закрыты!
Как учили, Томас тут же попробовал взлететь. К своему изумлению, он со свистом в ушах по-настоящему воспарил к потолку. Ощущения стали столь кристально ясными, что даже запашок ветхих балок ударил по носу. Дикий ужас овладел разумом селянина. Ему захотелось немедля упасть обратно в кровать, но случайно брошенный взгляд в сторону окна заставил тело уверенно поплыть в его сторону. Учащенно дыша и сжав зубы, Томас пытался за что-нибудь ухватиться, но получалось только царапать потолок. Ни кувырки, ни взмахи рук – ничего не помогало остановить это плавное движение. Потеряв надежду справиться с этим колдовством, он наконец решился позвать Маргариту. Но, едва он набрал воздух, как оказался в проеме окна, и яркое солнце ослепило его.
Вместе с теплом, сочной зеленью и городским шумом куда-то испарился весь страх. Полет стал чем-то простым и будничным, словно Томас каждый день этим занимался. Мало того, все эти ощущения казались родными и жутко знакомыми, хотя он ни за что в жизни не забыл бы такое приключение. И вот, всего за пару мгновений, ужас сменился восторгом, ведь теперь он научился летать. А затем уже восторг тут же уступил место озарению: он ведь может прямо сейчас долететь до вулкана, к сестре!
Однако, как селянин ни пытался вырваться из рук неведомой силы, тянущей его ввысь и куда-то к югу, все его попытки были тщетны. Устав сопротивляться и привыкнув к высоте, он стал разглядывать черепицы крыш и людей внизу. Никто не догадывался посмотреть наверх, а потому его замечали разве что любопытные вороны. Вскоре внизу показались макушки каштанов вдоль длинной аллеи, где оказалось необычно людно для такого времени. Томас даже смог разглядеть ребят из школы, которые играли в догонялки.
Наконец, одна девушка в малиновом шапероне захотела чихнуть. И когда она задрала голову, ее глаза округлились и она завизжала на всю округу. Тут же все замерли и заохали, вскидывая руки кверху. Один рыцарь даже обнажил клинок, а школьники, сверкая пятками, попрятались в кустах. Странное чувство охватило селянина, будто кровь закипела и хлынула ему в голову. Смесь восторга и гордости заставили его сделать непринужденный и серьезный вид. Как раз он понял, куда летел – к замку, к одной из его башен. Внизу уже была главная площадь, и он притворился, что сам летит в нужном направлении. И действительно, ему и самому стало интересно: что же такого было в этой башне? Забыв о зеваках, он устремился к цели.
Подлетев к темному стеклу, Томас увидел в нем лишь свое отражение. Облетев башню по кругу, он не нашел ни одного открытого окошка. Увлеченный загадкой, он обратил внимание на легкий фиалковый аромат, а затем к его плечу кто-то прикоснулся: