– Мисс Эванс… Анджела, – произнёс он, смотря на неё с обожанием.
– Да, мистер Андерсон, – Анджела сердцем поняла, что он хочет сказать.
– Я люблю вас, Анджела. Не знаю, могу ли на что-то надеяться, но я вас люблю!
– Я тоже люблю вас.
И вот сегодня Анджела снова увидела Артура. Хоть сердце неистово заколотилось, душа замурлыкала, свои чувства она постаралась сдержать.
Взгляды Анджелы и Артура встретились. Но если её глаза светились радостью, то его – сверкали гневом.
– Здравствуйте, мистер Андерсон, – сказала она.
– Здравствуйте, мисс Эванс.
– Не ожидала встретить вас здесь.
– Так же, как и я вас, – произнёс Артур.
– Но я очень рада вас видеть, – сказала Анджела, стараясь, чтобы это прозвучало как можно равнодушней.
«Нет, ну здесь же нет ничего такого, – подумала она. – Обычная, ничего не значащая любезность».
– Боюсь, не могу сказать то же самое. Хотелось бы знать, каким ветром вас сюда занесло. Тоже пригласили Джастисы?
– Да, – сказала Анджела. – Секретарь миссис Джастис заболела, и я временно буду её заменять.
– Мы очень давно не виделись.
– Да. С тех пор как… – начала Анджела и осеклась.
– Договаривай. С тех самых пор, как погиб Генри, – яда в тоне Артура хватило бы на десять кобр.
– Идиот! – прошептала она.
Чего больше было в её тоне: гнева или же печали? Анджела отвернулась от Артура. Тут к ней подошёл незнакомый молодой человек, тоже приглашённый Джастисами.
– Не позволите ли представиться, мисс? Меня зовут Чарльз Саймон, – сказал он.
– Анджела Эванс, – представилась она, хотя сейчас была не слишком расположена к общению.
– Кажется, вы хорошо знакомы с этим джентльменом?
– Нет, мистер Саймон, я бы так не сказала, – проговорила Анджела сердито. – Ровно настолько, чтобы сожалеть об этом знакомстве.
– Боюсь, что он расстроил вас?
– Вам, должно быть, показалось, – солгала Анджела. – У меня с ним не такие отношения, чтобы бессмыслица, которую он сказал, могла всерьёз меня расстроить.
Мысленно вернувшись к настоящему моменту, девушка в который раз велит себе быть благоразумной. Не унижаться перед тем, кто знать её не хочет. Оставаться верной своему решению. Если Артуру она не нужна, то и он ей тоже.
Артур теперь для неё – мистер Андерсон. Давний знакомый, который отнюдь не волнует ей сердце. Питать насчёт него какие-то иллюзии, надежды безрассудно, просто глупо. Что было, то было. Минувшего не вернёшь. Ведь в одну реку, как говорится, дважды не входят.
Анджела вздыхает: если б только Артур захотел, они бы снова были вместе. Но ведь их разрыв – его вина. Значит, первый шаг должен сделать Артур. Пока же она притворится равнодушной к нему. Назло начнёт кокетничать, к примеру, с этим Саймоном, которому она, как видно, нравится. Пусть Артур видит: ей и без него прекрасно жить на свете, пусть ревнует. Тут Анджела усмехается собственным мыслям.
«Не слишком ли много я о себе возомнила, решив, что всё ещё могу вызывать в нём ревность? Во всяком случае, Артур приехал сюда не с женой. И другой любимой женщины у него, как видно, тоже нет», – думает она.
Близится время обеда, и Анджела думает: что бы надеть? Выбирает лазурное платье. Оно ей идёт, к тому же в таком она некогда очень нравилась Артуру.
Одиннадцать гостей и двое слуг. Тринадцать. Их тринадцать.
Тринадцать – число с дурной славой, называется также «чёртова дюжина». Есть примета: если за одним столом собирается тринадцать человек, то не пройдёт и года, как один из них умрёт. Как видно, это связано с последней трапезой Христа. Из двенадцати учеников, которые с ним тогда были, один оказался предателем.
Если же тринадцатое число месяца выпадает на пятницу, то такой день многие считают несчастливым. Даже величайшие умы не чужды были этому. Гёте, например, пятницу тринадцатое проводил в постели, а Наполеон на данный день не назначал сражений.
Глава II. Не судите
Старый детектив Гилсон, прежде служивший в полиции, сейчас у себя. Стёкла окон в его комнате, как и почти во всех, чёрные. Сидя за столом, который освещает только тусклое мерцание свечей в кроваво-красном канделябре, он рисует в альбоме розу. Но не просто розу. Розу с лепестками, которые оборваны безжалостной рукой. Остался только стебель с листьями и острыми шипами. На столе статуэтка Юстиции – богини правосудия. Её изображают с повязкой на глазах. Повязка – это, как известно, символ беспристрастности. В одной руке богиня держит меч, в другой – весы. Возможно ль быть одновременно весами и мечом?
«Да, я не жалею о том, что совершил. Он заслуживал быть убитым», – думает Лоуренс Гилсон.
Я дух, всегда привыкший отрицать,
И с основаньем: ничего не надо,
Нет в мире вещи, сто?ящей пощады,
Творенье не годится никуда.
Кажется, так охарактеризовал себя Мефистофель из трагедии Гёте?
Мистеру Гилсону вдруг вспоминаются щенята овчарки, тявкавшие в корзине. Знакомая просила утопить их, она не решалась сделать это сама. Лоуренс Гилсон не смог, нашёл им хозяев. «Чем больше узнаю? людей, тем больше нравятся собаки», – думает детектив, цитируя известное высказывание, и усмехается.
Непорочная Эванджелина Далтон в своей спальне с окнами, стекло в которых чёрное. На одной из стен репродукция картины Мунка «Крик». Озаряемая только тусклым мерцанием свечей в кроваво-красном канделябре, прямая, как палка, старая дева сидит за столом. На ней строгое чёрное платье. Седые волосы на голове подобны короне. Ледяной взгляд устремлён на страницы святого Евангелия: мисс Далтон читает.
«А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него. Молитесь же так: “Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила, и слава вовеки. Аминь”. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших».[1] (https://litmarket.ru/ebook/edit/tayny-mertvecov-ili-novaya-istoriya-4)
«Не судите и не судимы будете, каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: “Дай, я выну бревно из глаза твоего”, а вот в твоём глазу бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».[2] (https://litmarket.ru/ebook/edit/tayny-mertvecov-ili-novaya-istoriya-4)
Прервав чтение, безгрешная Эванджелина Далтон захлопывает Евангелие и невольно предаётся воспоминаниям. Да, мисс Далтон считает, что поступила с Розалией верно. Нисколько не сомневается в собственной правоте. Розалия Рассел была развращённая, испорченная девица без стыда и совести.
– Значит, ты беременна? – вопрошала непорочная мисс Далтон в праведном гневе.
– Да, миледи, – отвечала её горничная Розалия.
– Но ты же не замужем!
– Нет, миледи, – лепетала та.
