Чёрный лама

Ее реприманд пресекся коротким требовательным звоночком, потом раздалась пара сигналов вдогонку. Стеклянная труба пневмопочты, окованная медными обручами, словно выдох сделала – в приемный лоток скатилась цилиндрическая капсула. Чуть погодя звякнули еще две.

– Мило! – хмыкнул Илья.

– Да уж, – кивнул Уваров, живо откупоривая «посылки».

Внимательно прочитав и перечитав почту, он запалил крученые листки, дал посланиям разгореться и бросил их на жостовский поднос.

– Новости интересные, – медленно проговорил он, – хотя мало что нам дают. Того «несуна», что волок метеоритное вещество, дознаватели Ордена допросили со всем тщанием, однако, как и следовало предположить, он всего лишь курьер, а курьера не ставят в известность о сути тайны, в кою он вовлечен. Во-от… Но кое-что вызнать удалось-таки. «Несун» утверждает, что «больсой насяльника», которому все кланялись, сам его посылал. Стало быть, груз важный. Самое же интересное в том, что этот «насяльника» – белый, как мы, то бишь европейской наружности. Во всяком случае, с «несуном» он говорил по-русски.

– И правда, – хмыкнул Паратов, – интересные дела!

– И еще один момент… Хм. Еще один груз на наши шеи, я бы сказал. Китайцы увели из Воздушного Адмиралтейства чертежи так называемого ПВРД – пульсирующего воздушно-реактивного двигателя, работающего на газе и воздухе… Или на газе и кислороде… В общем, как-то так. Главное, скорости тому же аэроплану ПВРД способен придать вдвое больше, чем обычный пропеллер, а то и втрое!

– Ого! – впечатлился Илья.

– Вот именно. Правда, тут уточняется, что китайским агентам удалось вынести не сами чертежи, а лишь наброски к ним, но это сути не меняет – умный спец додумает то, что упущено, исправит возможные ошибки, и…

– …И будет нам новая головная боль, – сумрачно заключил делопроизводитель.

Антон кивнул.

– Остальное, – он помахал рукой над сгоревшими письмами, разгоняя дым, – несущественно. Кое-какие выводы я сделал, но пока умолчу о них – рано гипотезы измышлять. Во-от…

Руководство я в известность поставил, но помощь нам обещают не раньше, чем пару суток спустя. Столько времени терять мы не вправе, а потому «обождем» опергруппу на месте. Может, и узнаем чего. Ну, что, дамы и господа? Собирайтесь!

– В Тетюхе? – деловито спросил Илья.

– В Тетюхе!

До поста Святой Ольги добрались на гидросамолете – флотские подкинули. За два часа полёта рёв паровых турбин и мелкая дрожь от пропеллеров изрядно приелись и графу Уварову, и троим членам его маленького отряда (в качестве подкрепления штабс-капитан и ординарца своего прихватил).

От Ольги до Тетюхе-Пристани прокатились на катере, обозревая скалистые, обрывистые берега, поросшие дубняком, а там сели в маленький пассажирский вагончик узкоколейки.

Марина продолжала пленять, хоть и переоделась в строгое дорожное платье. Илья был очень органичен в чёрной форме инженера-путейца, а Уваров с Горой изображали скучающего франта и его расторопного слугу.

Клубный пиджак с двумя рядами серебряных пуговиц, да нашейный платок Антону очень даже шли, а Еремей Потапович будто родился в ношенной солдатской гимнастерке, да жилетке.

Поезд торопливо стучал колесами, минуя Владимиро-Мономахово.18 Уваров лениво огляделся. Вагон почти пустовал, только две кумушки оживленно делились рецептами солений, а в дальнем углу дремал молодой мужчина в черном пальто.

– Слушайте сюда, – негромко сказал Антон, и достал из внутреннего кармана пару фотографий. Обе изображали одно и то же лицо – китайца средних лет с жидкими усиками, опущенными скобкой по уголкам жесткого рта. – Это тот самый «несун», по-китайски его звать Ван И, так что наши мигом перекрестили его в Ваню. Ваня Хунхуз – так его кличут. Обычный контрабандист… Был. Пока кто-то его не надоумил таскать в Поднебесную армаферрит. В Ордене уверены, что слитки подвозят морячки с английских судов, что заходят в Тетюхе-Пристань за свинцом и цинком. Ну, нас с вами это не должно касаться, мы преследуем иной интерес…

– …Метеоритное вещество, – подсказала Облонская.

– Именно. Нас четверо, поэтому разделимся. Вы, Марина Васильевна, с Ильей будете, сыграете молодоженов. Покрутитесь по городишке, загляните в ресторацию «Бон-тон». Его владелец держит еще три или четыре трактира, тем не менее, никакой выручки от питейных заведений не хватит, чтобы можно было нажить целое состояние. А оно у господина Вонга – так зовут ресторатора, Вонг Фэйхунь, – имеется. По косвенным данным, золотом этого пройдошливого ресторатора снабжает Имперская безопасность Китая. Во-от… Только будьте очень осторожны! Даже с полицией лучше не связываться, а то мало ли что…

– Ясное дело, – кивнул Паратов. – А вы куда?

– А мы с Потапычем опустимся «на дно». Потолкуем с местным паханом. Он – вор в законе, и должен хоть что-то знать о Хунхузе. На, Илья, это фото – вашей парочке.

Паратов хихикнул – роль жениха его забавляла, – а Марина поджала губы, и отвернулась. Лицо её тотчас застыло, а тихий голос выдал напряжение:

– Антон Иванович…

– Да-а? – рассеянно протянул Уваров, хотя взгляд его стал цепок.

– Тот мужчина в углу… В пальто который… Когда мы были здесь в прошлый раз, я постоянно натыкалась на него. Словно он следил за нами.

– Не смотрите на него, – безмятежно сказал граф. – Он не должен догадаться, что узнан. Мы с Потапычем в Бринеровке сойдем, а вы следуйте до конечной. И бдите!

История Бринеровки тянулась всего сотню лет – здесь, среди зелени и скал, поставил свою усадьбу сам Юлий Бринер, основатель и родоначальник. Потом рядом стал строиться сын его, Борис, и пошло-поехало. Вскоре целый дачный поселок вырос на берегу шумливой Тетюхе. Здесь люди отдыхали, возвращаясь с рудников или с фабрики, ухаживали за газонами и клумбами, хвастаясь перед соседями, какая у них картошка уродилась.

Сойдя на дощатый перрон, Антон огляделся неторопливо, и сразу увидел, куда идти – название «Серебряный рубль», намалёванное на фальш-фасаде трактира, молча зазывало всех любителей выпить и закусить. Ну, или просто выпить.

– Пошли, Ерёма, – сказал Уваров. – Тут, если возымеешь желание узнать чего, посетить следует питейное заведение.

– Знамо дело, восто-ок… – протянул Потапыч.

Трактир не пустовал, хотя и битком набит не был. В углу четверо горных инженеров, повесив кителя на спинки стульев, резались в вист. Хмельной пианист, жуя погасшую папиросу, наигрывал что-то джазовое на расстроенном инструменте. Величественный кабатчик, дородный, усатый, с мускулистыми руками кузнеца, протирал стаканы, время от времени посматривая через них на свет: а нет ли пятнышка?

Антон приблизился к стойке, и облокотился на нее, взывая утомлённым голосом:

– Любезный, плесни-ка коньячку.

Бармен сноровисто плеснул.

– Испробуйте! Двугривенный19 с вас.

Уваров расплатился, и отхлебнул. Хм… А ничего, так…

– Тихо тут у вас… – сказал Антон, жмурясь.

Трактирщик, привычный к пьяным разговорам «за жизнь», поддержал:

– А то! Исправник-то наш,20 «дядька Черномор», нраву крутого. Чуть что не по нему, мигом в каталажку законопатит. Тута все по струнке ходят, особо когда подопьют – дюже не любит Черномор алкашей. Жиганов21 Большого Ефима, и тех шугает. Зато порядок!

– Ну, и правильно, – кивнул Уваров, – нечего шпану распускать.

Допив, он кивнул бармену и неспешно двинулся прочь – всё, что ему было нужно, он узнал.

За порогом трактира вертелась пара мальчишек. Антон подозвал того, что был постарше, и спросил:

– Где Большого Ефима искать, не подскажешь?

Пацанёнок выпрямился, чтобы казаться повыше ростом, и ответил ломким баском:

– А он у себя, во-он в том домине!

– Благодарю-с, – церемонно сказал Уваров, и направился «во-он к тому домине» – особняку, первый этаж которого был сложен из дикого камня, а второй – из кругляка. И крепкий забор, и железная крыша – всё говорило о достатке, не выказывая истинных размеров богатства хозяина.

Калитка в монументальных воротах была открыта, подле неё «на часах» стоял молодой парень из карликов. В длинной куртке с парой карманов, он увлечённо следил за рыжим котом, подкрадывавшемуся к голубю.

Антон хотел было пройти во двор, но карлик заступил ему дорогу. Не глядя на Уварова, продолжая наблюдать за кошачьей охотой, он молвил:

– Не велено.

– Мастер, – сказал граф насмешливо, – я не на чай, а по делу. Большой Ефим тут проживает?

– Ну! – подтвердил карлик, несколько польщённый вежливым обращением.

– Передай ему, что тут двое видеть его хотят. Мы не из полиции.

– А откедова?

Уваров достал свой серебряный офицерский жетон, и продемонстрировал «охраннику».

– Я передам, – согласился карлик, – а там уж… Как сам решит!

С этими словами он исчез за калиткой, но скоро вернулся.

– Пожал-те! Я провожу. Только… это… С оружием нельзя.

Антон молча достал из плечевой кобуры табельный пистолет, и передал охраннику. Посопев, Ерёма расстался со здоровенным револьвером.

– Я провожу, – повторил карлик.

Хозяин отыскался на втором этаже, в просторной гостиной, заставленной тяжёлой и дорогой мебелью: стол, кресла, шкаф, горка, диван – всё было добротным и «богатым», как полагалось обстановке купеческого дома.

Когда Антон узрел самого Большого Ефима, то сразу понял, откуда у него такое прозвище – человечище это был огромный, «негабаритный», голову гнувший перед всякой притолокой, и не знавший, куда ему силушку девать.

– Ты, што-ли, видеть меня хотел? – прогудел он, шагнув навстречу.

– Я, – спокойно признал Уваров. – Ефим… э-э… Как вас по батюшке?

– Михалыч.

– Так вот, Ефим Михайлович… – начальник региональной канцелярии оглянулся, и отступил к креслу, непринуждённо плюхаясь на кожаную мякоть. – Да вы садитесь, в ногах правды нет.

На широком лице Большого Ефима мелькнуло удивление, сменившееся ухмылкой. Присев на жалобно заскрипевший диван, он пророкотал:

– Люблю наглых!

– Наглость – второе счастье, Ефим Михайлович.

Тот хмыкнул, и откинулся на спинку дивана.

– Чего хотел-то?

– Знаете такого человечка, манзу, прозванного Ваней Хунхузом?

– Китаёзу этого? – небрежно уточнил пахан. – Да кто ж его не знает! Гонору в нем всегда больше было, чем ума. Говорил я ему, чтоб с «армяком» не связывался, да куда там… Вот, тягал бы свой опиум, и горя б не знал! Так нет же…

– В последнюю свою ходку, – осторожно проговорил Уваров, – Ван И тягал иной груз…

Большой Ефим поднял обе ручищи.

– Я тут сторона, – твердо заявил он. – Врать не буду, контрабандой не брезговал и не побрезгую, но четко знаю, где кончается хабар и начинается политика.

– А я на вас и не думаю. Просто ищу тех, кто Ваньке этот самый хабар доставал… Или добывал, уж не знаю, как сказать.

– Ага… – Пахан задумался, после чего вздохнул. – Уважаю я вашу контору, потому и пустил к себе в дом. Полицмейстеру ход сюда заказан. Ага… А ты… Вдруг, да пригодишься? Правильно? Мало ли… Ты, вот что… Загляни-ка в один кабачок – это не здесь, а в Тетюхе, напротив фабрики. Называется то место «Ногуле» – так гольды с орочонами речку нашу прозывают. Бывает, что туда заглядывает один занятный туземец, гольд, вроде. Зовут Юнгани Сигдэ.22 Вроде как с ним Хунхуз дела имел. Гольд-то в тайге живёт, ею и кормится, он Ваньке таскал чего-то, а тот уже за границу передавал. Ну, как-то вот так.

– Премного благодарны, Ефим Михайлович, – улыбнулся Антон.

– Завсегда рады, – хмыкнул Большой Ефим.

Покинув дом и вернув оружие, Уваров с Горой поспешили к станции. Ждать паровозик не стоило, тот ходил три или четыре раза в сутки, а вот пара извозчиков маялась-таки, пассажиров дожидаючись. В крупных-то городах пролетки с колясками повывелись почти, а в глубинке «гужевой транспорт» не поддавался новым веяниям – копыта цокали по одной дороге с шуршащими шинами.

– Извозчик!

Бородатый мужик в широкополой шляпе мигом подогнал коляску с откидным верхом, и спросил радостно:

– Куда изволите?

– Подкинь до Тетюхе, любезный.

– Сей момент! Домчим! Но-о!

Застоявшаяся лошадь живо потянула повозку, выворачивая на дорогу ко Второму мосту.

Коляску остановили у Центральной площади, и Уваров расплатился парой двугривенных. Отсюда до фабрики было рукой подать, пять минут ходу.

– Вот не зря я этим манзам не доверял, – бурчал Ерёма. – Наверняка пакость какую готовят. Только уж больно тут всего понамешано! Винегрет какой-то, етить-колотить…

– Что да, то да… – вздохнул Антон, поглядывая на сопки, давно скрывшие солнце. Засинели сумерки.

«Ногуле» оказался обычным кабаком, да не из самых чистых. Похожий на приземистый каменный барак, он стоял в конце улицы-дороги, ведущей к Верхнему руднику, выделяясь на фоне фабричных труб, клепаных емкостей, решетчатых мачт, серых, закопченных стен цехов.

Оттуда наплывал ритмичный басистый гул, металлический лязг, то и дело переходивший в обвальный грохот, шипение и перестук.

За порогом заведения тоже было шумно. Душно и накурено – сизая пелена плавно струилась под потолком, размывая дальние фигуры за клубами табачного дыма и кухонного чада.

Туземцы, а было их человек пять или шесть, кучковались отдельно, заняв три столика, остальные места были оккупированы карликами со смены и парочкой подвыпивших личностей, ещё не окончательно потерявших человеческий облик.

Уваров в «Ногуле» выглядел чужаком, поэтому он даже пробовать не стал прикинуться своим, а сразу двинулся к сонному кабатчику. Незаметно показав свой жетон, Антон добился желаемого – хозяин заведения «проснулся».

– Мы ничего не нарушаем, – стал он сразу оправдываться, – и слухи о том, что мы-де снова открыли опиекурильню – клевета зловредная! Бог свидетель!

– Верю, верю, – поспешил его успокоить Уваров. – Вы мне лучше скажите, гольд по имени Юнгани Сигдэ не появлялся?

– Они как раз уходят, офицер! – проговорил трактирщик приглушенным голосом, и заговорщицки подмигнул.

Антон посмотрел в зеркало над стойкой, увидав, как пожилой туземец в засаленных штанах и сапогах, в длинной рубахе, как бы не кожаной, и с головной повязкой пробирается к выходу. Следом за ним поспешал еще один, одетый более привычно, на взгляд европейца – в ношенную суконную пару, имевшую когда-то отношение к светло-коричневому цвету, рубашку сомнительной белизны, да кирзачи. Кепка нагоняла тень на его лицо.

– Кто второй? – быстро спросил граф.

– Китаец местный, Фынчен.

– Ясненько…

Дождавшись, пока Юнгани с Фынченом удалятся, Уваров вышел за ними следом, и сразу отшагнул в сторону от освещенного проема двери.

– Потапыч.

– Иду.

Удалившаяся парочка поспешно шагала к фабрике. Антон двинулся следом. Когда он миновал П-образный компенсатор, похожий на ворота, и свернул в узкий проход между серой бетонной стеной и целой батареей громадных ржавых баков, он увидал спину одного Юнгани, китаец куда-то «свинтил».

– Потапыч!

– Я за Фынченом, барин!

– Добро!

Могучее шипение заглушало шаги, а струи пара, вырывавшиеся то сбоку, то сверху, делавшие расплывчатыми огни желтых фонарей, скрывали погоню.

Когда до Сигдэ оставалось не более пяти шагов, Уваров крикнул:

– Юнгани!

Гольд сильно вздрогнул, вжимая голову в плечи, и уже хотел было сорваться на бег, но резкий голос Антона пригвоздил его к месту:

– Стоять!

Сигдэ испуганно обернулся, и залопотал, поднимая руки:

– Моя ничего не делай, капитана! Моя – смирный гольд!

– Опусти руки, Юнгани, – миролюбиво сказал Уваров, качнув пистолетом. – Лучше скажи мне: ты знаешь Ваньку Хунхуза?

Глазки у гольда забегали.

– Тебе ничего не будет, – внушительно проговорил Антон, – это все Хунхуз затеял. Ты ему тяжелые камешки передавал, а нашел их где?

– В тайге, капитана! – с готовностью ответил Юнгани. – Там…

Больше он ничего не успел сказать – хлопнул винтовочный выстрел, и пуля пробила гольду грудь.

Прибежавший Гора подхватил Сигдэ, сокрушаясь:

– Не поспел я, барин!

Уваров крикнул, срываясь на бег:

– Стереги его!

Метнувшись в сторону резервуаров, откуда стреляли, и едва не загремев, споткнувшись о рельсу, он выскочил к складу шихты, где была навалена руда. Впереди мелькнуло светло-коричневое пятно, скрываясь за бункерами, а следом за Фынченом почесал мужчина в чёрном пальто, отмахивая рукой с пистолетом.

– Сто-ой! – закричал Антон. – Стрелять буду!

Крик на человека в чёрном не произвёл ровно никакого впечатления, он даже петлять не стал на бегу, а Фынчен и вовсе пропал. Плюнув с досады, Уваров повернул обратно – охоты попасть под перекрёстный огонь у него не было ни малейшей.

Возвращаясь, он прошел к тому месту, с какого должен был стрелять кто-то из убежавших двоих, и споткнулся о китайскую духовую винтовку. Это был тяжеленький агрегат с толстым пустотелым прикладом, куда закачивался воздух, и с ещё одним приставным баллоном. Лишенные армаферрита, китайские оружейники склепали баллончик из обычной, хоть и хорошей стали. Естественно, давление он держал не слишком высокое, поэтому и дальность, и убойная сила у пуль из Поднебесной, круглых, как дробины, была пониже, чем у русских пневматов.

Пнув винтовку, Антон выбрался к Потапычу, обихажившего Юнгани.

– Ну, что? – спросил он, приседая на корточки.

– Безнадёжен, етить-колотить, – хмуро сказал Еремей. – Говорит, только «капитане» скажет, что да как…

– Юнгани!

Гольд открыл глаза, облизал почерневшие губы.

– За что, капитана? – проскулил он. – За что… они меня… так?

– Кто – они?

– Фынчен этот… Он… Как это… Резьден…

– Резидент?

– Да… На китайцев он… работает. А те… камни с неба… я в тайге нашел… Зимовьё у меня на Ахобэ… за вторым бродом к востоку… в урочище Кимонко… Ручей у зимовья… вверх по нему… Там…

Заклекотав, Сигдэ выгнулся, и умер.

2.

Ресторан «Бон-тон» числился в разряде «приличных», по каковой причине за обед, обходившийся посетителю трактира в гривенник, в заведении господина Фэйхуня следовало выложить целковый, а то и все полтора.

Правда, сам зал ресторации блистал исключительным порядком и даже был изыскан, украшенный в восточных мотивах – тут тебе и бумажные перегородки, и свитки с образчиками изречений, расписанных умельцами-каллиграфами, и ненавязчивая мелодия однострунного инструмента, спрятанного вместе с исполнителем за ширмой.

Официантки в длинных халатах неслышно семенили, подавая блюда, подливая вонючей рисовой водки и постоянно кланяясь.

– И что будем делать? – негромко поинтересовался Паратов.

– Ужинать, – хмуро ответствовала Облонская. – Ничего конкретного у нас на Вонга нет, сплошные подозрения.

– Так-то так… Уверен: ресторатор – центральная фигура. Ферзь. Ванька Хунхуз – рабочая лошадка, осназ – сторожевые псы. А кто их укрывал? Кто все проплачивал? Вонг! Все ниточки сходятся к нему!

– Не умничай, – буркнула девушка. – Скажи лучше, на чём его поймать!

– Я что придумал… Попробую незаметно пройтись по ресторану. Вроде как захмелевший посетитель ищет туалет. Может, и увижу чего…

Тут столик по соседству занял неопрятный толстяк, носивший великолепную тройку, с золотой цепочкой от часов (волкодава на такую цепь сажать можно!), и парочка сменила тему.

– Рыба у них хороша, – с видом знатока вывел Илья.

– Это была рыба? – с сомнением сказала Марина. – Хм…

– Чтоб вы, барышня, понимали в азиатской кухне!

Сосед «молодоженов» живо повернулся к ним, и вставил своё слово:

– Азиаты, они, знаете, те ещё умельцы! Все шиворот-навыворот делают. Личинок шелкопряда так сготовят, что от эклеров с кремом не отличишь!

– А вы сюда часто захаживаете? – вежливо поддержала разговор Облонская.

– Каждый божий день! – гордо сказал толстяк. – Позвольте представиться: Юрий Тарасович Ивернев.

– Марина Васильевна, – церемонно сказала девушка.

– А меня по-простому можно, – добродушно сказал Паратов, – Ильёй.

– Очень приятно! – проурчал Ивернев, плотоядно взглядывая на Марину. – В гости к кому? Или проездом?

– С Сахалина мы, – стал излагать «легенду» Илья, – из Дуэ. Хотели было на цеппелине лететь, а тут, как назло, тайфун. Все рейсы отменили, вот мы и пароходом…

– Да, – кивнул толстяк, тут же закидывая удочку, – от нас до Хабаровска ближе всего.

– Вот-вот, – подхватил Паратов, – и я того же мнения. Только жена моя всё на погоду злится…

Марина фыркнула негодующе. Толстяк ей активно не нравился – эти масляные поросячьи глазки… Фу! И вообще, какой-то он скользкий…

– Нам в Бринеровке сказывали, у вас тут чудеса творятся, – с невинным выражением лица проговорила Облонская. – Пришельцы какие-то толпами ходят…

Юрий Тарасович затрясся от сдавленного хохота, отчего по его жирному телу волны пошли.

– Ещё какими! – жизнерадостно воскликнул он, отсмеявшись. – О-ох… Все люди, как люди, на лис охотятся или, там, на медведя, а мы – на ходоков! Смешно, право.

Взяв салфетку, Ивернев вытер жирные губы.

– Как салатик, Марина Васильевна? – невинно поинтересовался он.

Облонская чуть не подавилась.

– Вы меня ни с кем не путаете? – спросила девушка, справляясь с собою.

Юрий Тарасович закудахтал от сдерживаемого смеха.

– Ну, разве вас спутаешь! Вы когда еще приезжали-то? Вот, и засветились. А нынче, что же? Платье переодели, так и все? Дохлый номер, барышня!

– Вы кто такой? – спросила Марина, холодея и чуя провал.

– У-у… – затянул Ивернев. – Какая вы скучная!

– Отвечайте! – потребовала Облонская, и со стуком выложила на стол свой железный жетон.

С Иверневым произошло удивительное превращение – немного эксцентричный посетитель ресторана, глуповатый жизнелюб обратился в развязного и опасного типа.

– Шикарный жест, барышня! – глумливо усмехнулся он. – А то мы не знали, из какой вы конторы! Фэйхунь, хитрый лис, мигом вас раскусил. А я ещё с ним спорил… Стало быть, в прошлый приезд ничего не разнюхали, решили по второму разу пройтись? А в пустой след!

Паратов подобрался, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля. «Дурака включить», что ли?

– Так вы что же, – сделал он удивленное лицо, – не завсегдатай? Вы с Вонгом заодно?

Ивернев усмехнулся, достал папиросу и щелкнул громадной настольной зажигалкой. Закурил, выпустил струю дыма, и лишь потом произнес:

– Ну, «заодно» – это как-то не звучит. Будто подельника какого ловите… Вот, чего вам не сиделось во Владивостоке? Мало нам было неприятностей, так еще вы тут! Ходите, вынюхиваете… Мешаете честным негоциантам. Ай-яй-яй…

– А не слишком ли вы откровенны, господин Ивернев? – холодно спросила Марина.

Толстяк лениво покачал головой.

– Нисколько, барышня, – округлив полные губы, он выпустил дым колечками.

– Вы арестованы, – резко объявила Облонская, вставая из-за стола.

– Сядьте! – резко скомандовал Юрий Тарасович, опрощаясь. – И не выпендривайтесь! Что, не дошло еще? Это мы вашу парочку под арест берем!

Марина побледнела, и медленно опустилась на стул.

– Парочка… – хмыкнул толстяк, успокаиваясь. – Пастух да отарочка…

– Значит, мы отсюда уже не выйдем? – полюбопытствовал Паратов, соображая, успеет ли он дотянуться до револьвера, что сунут за пояс сзади. На улице-то подходяще, под пиджаком не выделяется, а как выхватить оружие, сидя за столом?..

Ивернев покосился на него, пыхая папиросой.

– Звучит как-то уж очень мелодраматично, – проговорил он, – вы не находите?

– Вонг работает на Китай? – прямо спросил Илья.

Подельник ресторатора заколыхался от тихого, булькающего хохота.

– Ну, вы даёте! Как в глупой фильме, прямо. Знаете, где благородный герой попадает в плен, а главный негодяй выкладывает ему все секреты – все равно ж убивать! Вот только я трепать языком не люблю.

Марина, незаметно сунувшая руку в сумочку, сжала дамский пистолет, и вскочила, опрокидывая стул.

Она совсем не обращала внимания на официанточек, скользивших за её спиной, не замечая будто этих робких созданий. А создания с неожиданной быстротой и силой кинулись к Облонской, мигом разоружая сыскного агента, и скручивая руки.

Марина согнулась, но нашла в себе силы глянуть в глаза Иверневу, продолжавшему спокойно сидеть и курить.

– Вы ещё поплатитесь за это, грязный боров! – выговорила она, вздрагивая от боли в скрученных суставах.

– Отведите ее в подвал, – велел Юрий Тарасович, – и этого не забудьте.

– Если позволите, я сам, – сказал Илья с подчеркнутой любезностью.

«Официантки» живо обыскали его, отобрали оружие, и повели вниз.

«Не всегда же должно везти, – подумал Паратов философически, – иногда фарт иссякает. Но живы ведь, а остальное приложится…»

3.

Гостиница «Тютихэ» (ее владелец придерживался старого написания) располагалась на Центральной площади, напротив гимназии, поэтому Уваров с Горой добрались до нее быстро.