На самой глубине неба

Сафира скрипнула зубами. Многие девочки так делали – казалось, так делали все, кроме нее. А ее просто никто не приглашал – или приглашали в такой оскорбительной манере, что ей и в голову не приходило соглашаться. Если с ее одноклассницами мальчики обращались вежливо и тайком трогательно ухаживали, то ей обычно доставалось нечто вроде: "Эй, земляночка, прокатить до Застывших?", сказанное громко на виду у всех.

И громкий ржач в спину. Все это, конечно, было безобидно, и говорившие это вовсе не имели это в виду и, конечно, не ждали всерьез, что она с ними полетит. Наверняка, они даже не хотели ее обидеть по-настоящему, просто выпендривались друг перед другом. Вот только слышать это в третий, четвертый, пятый раз было очень даже обидно, особенно с учетом того факта, что она едва ли не единственная во всей школе не целовалась. Иногда даже до слез обидно.

– Сафира, – позвал Льюча немного другим голосом, и она очнулась, вздрогнув. Пряча от него глаза, она буркнула:

– Я в душ, – и пулей вылетела из зала, оставив недоумевающего жениха позади. Его требовательный голос настиг ее у выхода:

– Сафира, немедленно вернись.

– Я больше не могу, извини, – выдавила она изменившимся голосом и сбежала.

– Мы больше не будем прерывать тренировки таким образом, – кипел Льюча, поджидавший ее на пороге спальни после того, как она приняла душ и переоделась. – Тебе надо было сделать еще несколько упражнений, чтобы правильно закончить. Теперь у тебя будут болеть все мышцы, это очень глупо, Сафира.

– Извини, – кротко ответила она. И, не удержавшись, добавила, – ты просто сбил меня своим неожиданным оголением.

– Не знал, что тебя заклинит от вида моего пресса, – огрызнулся Льюча, все еще недоверчиво и неодобрительно глядя на нее, – в следующий раз разденусь сразу и дам тебе поглазеть вдоволь.

– Главное, не раздевайся полностью, – парировала Сафира, задирая подбородок, – зрелище волосатых ног меня не прельщает.

Льюча стоял совсем рядом, почти нависая над ней, но не касаясь. Они оба знали, что он ни за что не нарушит обещания и не коснется ее. Так что Сафира чувствовала себя в полной безопасности, и это сообщало ей дополнительную дерзость.

– Постараюсь держать себя в руках, – суховатым тоном ответил он, но в его открытых эмоциях переливался смех. Сафира робко улыбнулась – было похоже, что он пребывает в хорошем расположении духа и теперь уже спокойно воспринимает шуточную перепалку. В ее груди разлилось тепло.

– Спасибо тебе за тренировку, – искренне поблагодарила она. – Мне очень понравилось.

– Хорошо. Тем более что это еще не все, – сообщил Льюча. И, в ответ на ее изумленный взгляд, пояснил, – вечерком полетим в Застывшие и позанимаемся дыханием. Ты дышишь как загнанный вуплик.

Обедать они отправились в городское кафе. В первое мгновение, когда они вышли вновь на посадочную площадку, Сафира пыталась разглядеть на горизонте приближающийся транспортер, но когда Льюча опустился на одно колено, сообразила, что в качестве транспорта он предлагает самого себя.

– Погоди, я так не могу, – вырвалось у нее.

– Почему? У тебя фобия? – спросил он, изумленно уставившись на нее. Сафира смутилась. Бояться полетов на Горре считалось таким же нелепым, как бояться ходьбы. А для девушки из крылатой семьи это глупо вдвойне.

– Нет, конечно. Просто… я давно так не летала, – призналась она.

– Хорошо, обещаю не рисовать в воздухе восьмерок.

Ей ничего не оставалось, как осторожно опуститься на его спину и позволить пристегнуть себя ремнями. Льюча сделал это так быстро и умело, что Сафира даже не успела глазом моргнуть, как он уже раскрыл крылья и прыгнул со скалы. На секунду захватило дух, как в детстве, когда отец катал ее. Но это было так давно – последний раз ей было лет четырнадцать. Разумеется, с тех пор она еще много раз летала с переносчиками, крылатыми горианцами, работа которых заключалась в том, чтобы доставлять бескрылых до мест, куда ногами не дойдешь.

Но это было совсем другое – ведь переносчики всегда летали очень аккуратно и никогда вот так не прыгали, например.

– Ты в порядке? – осведомился Льюча, слегка повернув голову, когда набрал скорость.

– Да. Спасибо, – ответила она, борясь с желанием уткнуться носом в его шею. К его телу было ужасно приятно прикасаться, и запах, исходивший от ее жениха, ей очень нравился. Собственно, именно это было основной причиной ее колебаний на площадке – но не могла же она сказать, что чувствует неловкость из-за того, что ей нравится его тело?

Разумеется, ей нравится – Льюча эс-Мьийа нравился сотням, тысячам женщин на Горре, и она такая же, как все. Вот только она-то с ним помолвлена, и по негласному соглашению между ними эта помолвка не должна рассматриваться всерьез. Поэтому ей никак нельзя поддаваться этому глупому желанию прижаться щекой и вдыхать его запах, наслаждаясь теплом соприкосновения и ровными взмахами крыльев, основания которых приподнимались прямо под ее животом и грудью.

После прилета с Земли Сафира долго еще удивлялась, глядя на людей в воздухе. Она каждый раз забывала, что сила притяжения на Горре намного меньше, и вес людей тоже, что и делает полеты реальностью. Ей все казалось, что каждый взлетающий вот-вот рухнет, как это непременно произошло бы на Земле, где никакие крылья и никакая техника полета ни за что не удержали бы человека даже в одном метре над землей – не то, что выше.

Но вскоре она привыкла, и страх полностью ушел – наоборот, ей нравилось. По крайней мере, когда она была ребенком. Позже Сафира охладела к полетам, и уже не видела в этом ничего более особенного, чем поездка на транспортере. Другое дело – погружения в воду. Дайвинг манил и притягивал. При одной мысли о долгожданном нырянии все ее тело наполнялось предвкушением. Каждая тренировка, каждое упражнение нацеливалось лишь на одно – как можно лучше научиться нырять.

– Ты любишь полеты? – спросила она, подумав, что Льюча, должно быть, испытывает нечто особенное от этого дайвинга в небе, как она от погружения в море.

– Да, конечно, – отозвался он, немного подбирая одно крыло, чтобы повернуть.

– А ты, правда, умеешь рисовать восьмерки или пошутил?

– Правда. Показать?

– Нет! – взвизгнула она с таким искренним ужасом, что Льюча даже затрясся от смеха.

– Не бойся. Это запрещено делать с пассажирами, и я, к тому же, не умалишенный.

– Не смешно, – обиделась Сафира, когда отошла от приступа настоящего ужаса.

– Не дуйся.

– Ты напугал меня до смерти!

– А ты меня оглушила на одно ухо. Постарайся не орать во второе, я должен хоть что-то слышать, пока мы в воздухе.

После приземления Сафира выглядела еще немного взъерошенной – и Льюча слегка насмешливо поглядывал на нее, пока они шли к выбранному им месту. Ей хотелось сердиться на него, но получалось плохо. Приходилось признать, что ее жених вовсе не был лишен обаяния, и она довольно быстро таяла от его шуток, внимания и заинтересованных взглядов – пусть даже он интересовался ею не совсем так, как интересуются по-настоящему привлекательными девушками.

Они шли по улице, напоминавшей любую другую из тех, по которым часто ходила Сафира в пригороде, где жила ее семья. На пару мгновений она даже забыла, что они находятся на ладони огромной скалы, вознесенной на немалую высоту. Весь центр столицы состоял из таких "облачков", как их называли местные, а на самом деле – искусственно расширенных горных плато, расположенных на разной высоте.

Та, на которую они прилетели, была так велика, что далеко не со всех точек на ней были видны края – взлетные площадки, оттого и создавалось впечатление, будто они на земле. Впрочем, здесь толпилось слишком много крылатых людей – Сафире даже показалось, что она одна среди них бескрылая. От этого стало немного неуютно, как и от того, что многие откровенно глазели на них.

Такого внимания к себе она не чувствовала давно – отвыкла, и это было также неприятно, как в детстве, когда она только-только прилетела и горианцы с любопытством изучали инопланетянку.

– Ты в порядке? – спросил Льюча, почувствовав негативные эмоции.

Сафира снова поймала чей-то взгляд – подросток. Он жестом привлек внимание своего друга и указал на них с Льючей. Теперь и второй уставился на них.

– Не люблю, когда все смотрят, – пробормотала она, и неожиданно ее "накрыло". Такое с ней случалось всего раза три-четыре за всю жизнь. Первый раз – когда она была совсем маленькая. Ее задразнили в столовой детского дома, она не смогла ответить, и тогда обидчик стал бросать в нее шариками из хлеба. Очень быстро к забаве присоединилось несколько детей. А она просто впала в ступор и не могла пошевелиться. Потом на Горре ей сказали, что была травма, и что ее вылечат.