Хозяйка северных морей

 Застучали топоры и колотушки, команда судового плотника, была поднята на ноги и начала приводить в порядок такелаж.

 О «французе» заговорили в этот же вечер в портовых кабаках и борделях. Как оказалось, он был действительно личностью занимательной и невольно внушал уважение, ну если не он сам, то его родителя знали превосходно.

 А тем временем кошмар, этакий мини-филиал ада, на «Алмазе» продолжился, да собственно  и не прерывался вовсе.

   Команда, возглавляемая боцманом кряхтя и охая взбиралась на мачты и подобно тараканам расползалась по реям и стеньгам, приводя в порядок  такелаж, гики, тали, блоки, полиспасты и прочую судовую амуницию. От умения и сноровки именно этих людей зависела жизнь всего экипажа.

  Когда ветер рвёт паруса, а дождь хлещет, заливая глаза, реи напоминают каток, а корабль так и норовит подставить борт под волну, именно эти люди заставляют неповоротливую шняву порхать как легкокрылая бабочка по гребням морских валов. Они же первыми и погибают в пучине океана при падении с высоты, когда ноги скользят,  а пальцы уже не гнутся от холода и нечеловеческого напряжения.

  К вечеру ладони людей покрылись волдырями, тело синяками от ушибов и падений, жирок,  накопленный за время простоя, в ужасе  покидал бренное тело..

  Всем в одночасье стало ясно, что с таким Капитаном можно выйти не то что в море, а  к самому чёрту в пасть: «Один хрен жрать не станет – подавится».

  Утром следующего дня сюрпризы не кончились. Наоборот  – они начались.  На причал прибыло человек с полусотни, разного иностранного люда с инструментами и трубками в зубах.

 Трубки, правда, вскорости прибывшим «немцам» пришлось засунуть себе в карман, потому как Капитан пообещал запихнуть их самим владельцам курительных приспособлений в место пониже талии, сзади естественно. А по горящим глазам и откровенно бандитскому виду лысого верзилы, стоящего рядом с ним, всё именно так  и произошло бы.

 «Немцами» на Руси издавна называли иностранцев, так что среди прибывшего иноземного люда германцев почитай и не было вовсе  – в основном французы и испанцы.

 «Хранцузы» мать ихнюю за ногу, принялись за работу с не меньшим рвением, чем московиты, ругаясь и шипя по-своему.

 Халтурить не получалось – «русский капитан» вникал в каждую мелочь и, похоже, что знал и умел делать не хуже самих мастеров. Это невольно вызывало уважение. Теперь уже русские «лё кон» кряхтя отругивались:

  « Что немчура, халтура не прошла?! Так-то мы вам ещё покажем, как хрен с редькой жрать нужно», – команда невольно гордилась «своим шкипером».

– Капитан, похоже, парни вас зауважали, – усмехнувшись в бороду, заметил Осип, – у меня такого не получалось, хотя,  я на море почитай всю жизнь, а вот поди ж ты. Завидую.

– Погоди, Тимофеич, вот когда шведа на абордаж возьмём, деньги в карманах зазвенят, вот тогда ещё больше зауважают, а сейчас это так – мелочи.

– Это ты ваше благородие про шведские фрегаты, говорить изволишь? – ехидство прямо-таки светилось в глазах «лысого чёрта», и не только это, а что-то ещё, чего и сам Осип пока не осознавал. – Я их видел своими глазами, а вот ……ты?

– Видал! Пришлось пару раз окропить палубу красненьким, – глаза Александра заблестели, и на лице появилась странная ухмылка. – Ладно, Осип проследи за работой помп и на камбуз загляни, – отмахнулся Александр, исчезая в трюме.

 Верить в бахвальство капитана Хромову не хотелось, но слова о денежках в кармане, ему понравились. О каперах ходило немало слухов, да и вживую их видать ему доводилось.

 «А чем чёрт не шутит, с таким дьяволом на мостике»

 Хромов печёнкой чувствовал, что есть в этом во всём какая-то чертовщина. А вот в чём она, было пока непонятно.

  В том что, морской дьявол с  Александром побратимы он уже наслушался вечером в портовом кабаке. Да и проститутки из местного борделя что-то подобное лопотали – Амстердам город небольшой, всё обо всех знают.

 «Выйдем в море, –  видно будет!» – «успокоил» себя Осип, направляясь к камбузу, где приятно пахло и слюни невольно наполняли рот при одном виде свиной тушки. Кормёжка была хорошей, в этом Капитану не откажешь. За свою команду он глотку готов был перегрызть любому и люди ему отвечали взаимность. Так начинала возрождаться Команда.

 Материалы подвозили,  Мосолов  пытался сжульничать, но был прищучен, обруган, получил звонкую оплеуху и ему твёрдо пообещали , если не вздёрнуть на рее, то утопить в месте неглубоком, вместе с его гнильём. Глянув в тёмные как смоль глаза Вельбоо , приказчик понял:

 «Этот гад, нерусский утопит. Как пить дать, предварительно содрав шмотки, чтоб добро зря не пропадало».

 Испить студёной солёной водицы да ещё голышом хотения не было и всё требуемое стало доставляться надлежащего качества и в срок.

 «Аспид проклятый, чтоб тебе басурману сдохнуть в море» – Масолов мило улыбался, глядя на капитана.

 Работа кипела и булькала, времени пожрать по-человечески,  толком не было, но зато уже через неделю шняву было не узнать.

 Кстати, экипаж тоже. Руки были в кровавых мозолях, тело в синяках, но духом воспрянули. Появились шутки, подначки,  смех. Материться стали душевно с гордостью, особенно любили покрыть «немчуру» лаком, те отвечали по-своему «по-хранцузски» с испанским акцентом. В общем, шло перекрёстное опыление.

 Вечером возле портового кабака случилась потасовка и все, кто был свободен от вахты и оказался рядом, дрались с упоением, этакой молодецкой удалью, круша зубы направо и налево, как у себя дома на Масленице. Бились на только русские, но и французы  махали кулаками с лихостью и азартом.

 «Домой» на шняву возвращались все вместе, пусть и с разбитой сопаткой, с фингалом под глазом, но орала, шутила, трепалась уже не толпа, возвращалась Команда.

 Это была первая победа, пусть и в заурядной пьяной драке.

 На верхней палубе шнявы установили десять пушек, соорудив в фальшбортах шкафута и на шканцах, закрывающиеся орудийные порты, сделанные вполне искусно и со знанием дела.

 Мужики, которых капитан определил в комендоры, взялись за учёбу охотно – пушкари, а в особенности флотские,  отродясь пользовались почётом и уважением. А лишними,  знания никогда не бывают. Эту истину жизнь подтверждала не единожды, так что подгонять никого не требовалось.

 Выйдя на рейд,  палили по мишеням. Грохоту и дыма было много – пороху и огневого припасу не жалели.

 «У Строгановых деньги есть, ещё подвезут. Неделю грохотала такая канонада, что можно было подумать, что идёт морская баталия.

 Стоило это Григорию Строганову в копеечку немалую, но три сотни тысяч гульденов серебром нужно было домой доставит, а по сухому пути  опасно было, да и морем тоже боязно.

 Но жить-то нужно было как-то, а помощи ждать от царя-батюшки не приходилось. Самому помогать доводилось , и не впервой уже.

 В море уходила половина из прибывших иноземцев. Особенно ценным кадром был Сезар де Бурбон, командовавший пушками и к славе однофамильца адмирала и графа Франции никоим образом непричастный.

 Правда, нередко, в подпитии, бывал за ним такой грех – любил выдать себя за внебрачного сына герцогини де Бофор, но это только в подпитии. А вот стрелял «Сеня» , как быстренько переиначили на русский манер его французское имя без промаха, в чём и снискал уважение всей своей пушкарской команды.

 Наконец, наступил день, когда все приготовления были закончены, товар загружен, слова прощания, и ценные указания начальства сказаны. Капитан занял своё место на шканцах. Он сейчас был главным на судне – первым, после бога и от его решений зависела жизнь сотни человек, уходящих в море.

– Снимаемся с якоря! – негромко скомандовал Александр, и Осип,стоящий рядом с капитаном, кивнул, давая понять, что распоряжение принял. Началась привычная работа:

– Пошёл, все наверх! С якоря сниматься! – заорал во всё горло бывший капитан, а теперь первый помощник – «лейтенант», по иноземному.

 Боцман, широкоплечий рыжебородый верзила, из потомственных поморов, чуть за сорок, приняв команду Тимофеевича, закрутил шестерёнки хорошо отлаженного механизма управления судном.

– Выбирать якорь! Паруса к постановке изготовить! – боцманский рёв, и скрип кабестана приведённого в движение четвёркой вахтенных матросов, заставил корабль слегка качнуться на нос. Якорь, оторвавшись от мягкого грунта, медленно пополз вверх увлекаемый звенящей цепью, неспешно наматываемой на барабан.

– Всем наверх!  – Снова последовала команда боцмана, и марсовые побежали по реям, подобно тараканам. Сняв чехлы и развязав лини, туго прижимавшие к реям паруса, взяв плотную ткань подмышки, они выжидали.

– Выбрать шкоты!.. Поднять паруса!.. Веселей наверху, не мешкать!.. Взять на гитовы!.. Навалиться на шкоты! Фока-шкот, фока-галс отдать! На брасы, левые! Крепить так! – распоряжения следовали одна за другой. Боцманская команда матросов, с быстротой тренированной обезьяны, карабкаясь по вантам, буквально взлетала на мачты и стеньги для постановки парусов. Другая часть экипажа, пользуясь канатами, закреплёнными в нужном месте, через блоки приводила в движение неповоротливые гики.

– Поставить марселя! Бизань-гик на правую!

 Даже ничего не соображая в управлении судна, а просто видя быструю и слаженную работу  экипажа, получаешь удовольствие, особенно если причал медленно отдаляется и ветер открытого моря начинает свистеть в туго натянутых канатах.

– Лево на борт! Поставить кливера – следует команда капитана.

– Фок-реи бейдевинд левого галса! Поставить грот! Поставить фок и брамселя!  Боцман точно репетирует, полученную команду, заставляя судно сделать поворот в нужном направлении.

 Корабль медленно, но уверенно ложится на курс. Правый бакштаг наполняет поставленные паруса жизнью, берег тает в дымке тумана, наполняя душу радостью и страхом. Ветер свистит в вантах.

 Капитан доволен – придраться, в общем-то, и нет повода. Мореходы  в десятом колене, поморы своё дело знали, учили их так.  Любовь к Северу, студёному Белому морю, рождалась вместе с ними, в них самих с молоком матери и на всю жизнь.

 Кивнув вахтенному , капитан  направился в свою небольшую каюту, где его дожидался молодой офицер в чине поручика, которого ему навязали ещё в Амстердаме и которого следовало доставить в Архангельск. Но это, конечно,  официально, а неофициально, как полагал Александр к нему попросту Строганов подсадили своего человека – «абы чего не вышло».

 Да и денежки в каюте наличествовали и не малые – так, что присутствие Ушакова было более чем уместно.

***

 «Они вышли . Груз в каюте капитана. Десять пушек на палубе. Мои люди на месте»

 Голубь нарезал круги, прежде чем исчезнуть из виду, унося послание.

 Начиналась большая игра.

***

 Густав Браге безмятежно спал в шикарных апартаментах в заведении мадам Каналес, в обнимку с юной и обнажённой, до неприличия девицей.

 Марта содержала элитный бордель, который посещали самые уважаемые люди Гётеборга.

 Хозяйкой "дома любви и порока" была непросто бандерша – это была весьма приличная дама, баронесса, окрутившая в своё время королевского казначея.

 Казначея, правда, вскорости поймали на финансовой афере и вздёрнули за жирную шею на просушку. А вот супругу, спровадили с глаз подальше в Гётеборг, дав денег и не лишив титула, по причине покровительства первого министра короля, по достоинству оценившего «постельные таланты» очаровательной Марты.

 Впрочем, если бы барон не грабил короля так же беззастенчиво и нагло, как его супруга ублажала его сиятельство графа Пипер, может быть, и носил  рога ещё лет двадцать, но жадность мужчину сгубила.

 Появившись рано утром, когда бордель ещё спит, как и полагается приличному заведению, некий господин в сером неприметном кафтане из дорогого голландского сукна, бесцеремонно вошёл в холл и направился в апартаменты для особо почитаемых гостей.

 Усевшись в кресло, стоящее напротив широкой дубовой кровати, неизвестный закурил трубку. Табачный дым медленно поднимался к потолку пропитывая своей вонью дорогущие портьеры, прикрывающие шикарное окно, остеклённое цветным стеклом.

 Имея солидную «крышу» и сохраняя секреты своих клиентов, Марта узнав о наглеце, посмевшем потревожить её гостей,  пылая праведным гневом, ворвалась в шикарные апартаменты, готовая высказать всё, что она думает о вошедшем хлыще, его маме и папе его ближайших родственниках и всём скотном дворе.

– Выйди вон и обеспечь, чтобы нам никто не мешал, – холодный блеск серых глаз, мгновенно охладил праведный пыл женщины. Кого кого, а  Скруве она знала преотлично. Один его вид вызывал в ней ужас, и тело баронессы покрывалось пупырышками.

 Хозяйка застыла с открытым ртом и широко распахнутыми глазищами, готовыми выскочить из орбит. Хватило одного мгновения, чтобы в них вспыхнула ужасная сцена её последней встречи с мужем,  висевшем на дыбе с изуродованной плетью спиной и эта голодная улыбка палача, желавшего «испробовать» её холеное тело.

 Стивен Скруве, будучи подручным первого министра шведского короля, небезызвестного графа, умел изыскать аргументы и подход к любому человеку, а уж сломать холеную потаскуху, которую он же и подсунул под своего шефа, ему вообще не составляло труда.

– Безусловно, всё будет так, как вы пожелаете, – мадам Каналес с самой ослепительной улыбкой, на которую она была способна, бочком выскользнула из комнаты. И только за дверью почувствовала, что её колотит мелкой дрожью и тело покрылось холодным и противным потом.

 В том, что в комнату никто не зайдёт, вошедший господин даже не сомневался. Впрочем, долго рассиживаться в кресле ему не пришлось.  Ароматный дым трубки и вопли «мадам», разбудил сладко спавшую парочку, а пристальный недобрый взгляд серых неподвижных глаз вошедшего, быстро расставил всё по своим местам.

 Здраво  сообразив, что её присутствие в комнате вовсе не обязательно смазливая девица, схватив свои пожитки и даже не прикрывшись, пулей вылетела за дверь, где и была встречена «мамашей», и препровожена в её личную комнату, где одевшись , чуток успокоившись, попив кофе, направилась на кухню завтракать, а может быть, занялась чем-то более важным.

 Мужчина, лежащий на широкой кровати, проводив взглядом девицу до двери, расхохотался.

– Стивен ну ты скотина. Врываешься  не спросясь.  Может у меня ещё есть дела поважнее, чем ты думаешь, может я ещё хочу…

– Густав! – оборвал его хозяин серого кафтана, – тебе надлежит выйти в море. Приказ графа. Два  фрегата стоят на рейде в полной готовности.

 —Если речь идёт о том корыте, которое мы упустили прошлый раз, то достаточно и одного, или у русских появились пушки.

– Представь себе – да, появились.

– Сколько?

– Десять, по пять с каждого борта и новый капитан.

 Густав Браге – коммодор  шведского флота, с недоумением уставился на господина, развалившегося в кресле.

 —Стивен у меня на  фрегате  пять десятков пушек и три сотни матросов и это не считая той команды головорезов, что ты прислал прошлый раз, а сколько на русском корыте.

–Сотня человек, может чуть больше.

–Тогда зачем мне ещё один фрегат?

 Не обращая внимания на заданный вопрос, подручный графа затянулся трубкой,  с удовольствием выпустил ароматный дым к потолку и продолжил:

 —Твой курс Шетландские острова, мимо них русские не пройдут, туда же спустя неделю подойдёт эскадра адмирала Горна. Ей предстоит сделать рейд в  Белое море сжечь Архангельск и русские верфи. Встречаться вам вовсе не обязательно.

– Мне, – капитан оперся на спинку кровати, – я так понимаю, предстоит отправит на дно русское корыто?

 —Совершенно правильно, но тебе Густав, нужно непросто потопить, как ты выразился «русское корыто», а ещё захватить триста тысяч гульденов, находящихся на его борту. Судьба экипажа меня не волнует. Лучше будет если они просто исчезнут – это приказ.

 Ухмыльнувшись, моряк с интересом уставился на любителя курительной трубки, который в очередной раз глубоко затянувшись, выпускал дым удивительно правильными кругами.

 —Никто не должен узнать о твоём подвиге. Ты уж позаботься об этом. Объясни доходчиво, не мне тебя учить.  Тридцать процентов добычи можете взять себе.  Остальное – королю. После завершения рейда возвратишься в Гётеборг, разминувшись с эскадрой Горна, естественно.

 «Да король,наверняка, и знать не знает и гульденах», – подумал Густав, сбросив на пол атласное одеяло и натягивая портки и рубаху. Говорить о деньгах, будучи голышом, он не привык.

– А, может, лучше фифти-фифти? – кафтан из дорогущей тафты покрыл жилистое тело моряка.

 Торговаться он мог в любом виде, но в кафтане и в штанах было привычней.

 —Думаю, что девяносто тысяч гульденов, и чин адмирала тебя удовлетворят. Граф обещал, а ты его слово знаешь.

 «Так бы и говорил, что это для Хозяина» – усмешка на его физиономии, лучше всяких слов давала понять, что капитан всё уразумел и дальнейшие препирательства исключены, – лучше уж, жирная синица в руках, чем журавль непонятно где.

 «Конечно, придётся делиться с командой, но всё равно куш будет жирный, а болтливым можно и язык укоротить. Прецеденты уже бывали».

 Мужчины переглянулись.

 « Конечно, можно! Даже желательно с головой вместе».

 Не было произнесено ни звука, но для умных людей достаточно и взгляда.

 «Графу нужны деньги, а кому они будут лишними?!»

– Стивен, а всё-таки на кой чёрт, мне второй фрегат. Больше народу будет знать об операции больше вероятность…

 —Ты так уверен в своих силах, или жадность одолела – не хочешь делиться?

 —Пятьдесят пушек, три сотни экипажа, против горстки русских медведей с десятком пугачей?

 Коммодор  исподлобья смотрел на «сухопутную крысу», а в том, что это именно крыса, с острыми и к тому же ядовитыми зубами, он не сомневался, – был пару раз свидетелем такого, что и вспоминать жутко.

 С лёгкостью выдержав пристальный взгляд моряка, Скруве, ещё раз затянулся трубкой и выпустил правильные дымовые окружности. При этом дым уже не поднимался кверху, а двигался параллельно полу,  прямо ему в лицо коммодора.

 —Через три дня русские выйдут в море. Ты выходишь завтра, на рассвете. Карты маршрута,  получишь у меня вечером. Кстати, ты не спросил о русском капитане.

 —Какое это имеет значение? При таком соотношении сил!

 —Вельбоу!

 —Кто?! – а вот теперь усмешка сползла с физиономии капитана, как весенний снег под лучами тёплого солнышка.

 Видя, какое впечатление на капера, произвело упоминание имени капитана русского судна, Скруве недовольно поджал губы.

 «Идиот, тупорылый болван» – глазки начальника тайной полиции шведского короля превратились в две щёлочки, а узкое  синюшного цвета лицо, приобрело вовсе уж гадючье выражение

 —Успокойся и не паникуй, похоже, что в море вышел его сын, да и какое это имеет значение?!

 Коммодор опустился на край кровати и тупо смотрел в окно закусив нижнюю губу и его взгляд категорически не понравился Скруве, по крайней мере, на такую реакцию он явно не рассчитывал.

 Уговаривать никого, никого не собирался. Приказ был отдан, точки расставлены. Сунув трубку в карман, первый помощник всесильного графа встал и направился к выходу. У двери он задержался и повернувшись ещё раз взглянул на Браге :

 —Два фрегата, в полной боевой готовности уже на рейде. Карты маршрута получишь вечером.

 Возражений не последовало. Коммодору всё стало понятно.

 «Сухопутная крыса» оказалась не такой уж и сухопутной.

 «А не послать ли мне всё к чёрту? Нет, поздно! Граф всё равно найдёт и …..» – энергично мотнув головой, Густав понял, что два фрегата, сотня пушек и почти шесть сотен отъявленных головорезов, лучшая гарантия, того, что заветный чин и солидный куш, скрасят его дурацкие предчувствия и страхи.

 Через день фрегаты снялась с якоря и растаяли в утреннем тумане, направляясь к Шетландским островам, которые наподобие библейского Цербера, сторожили выход  из Северного моря в Норвежские воды Ледового Океана.