И замерла, потрясенная.
Никакой панорамы не было.
Не было вообще ничего. НИЧЕГО – ни огней, ни силуэтов, ни поблескивающих крыш зданий. Одна сплошная кромешная тьма. Я вытянула вперед руку, и мне показалось, что воздух очень плотный, почти осязаемый.
Заинтригованная, я снова вытащила из кармана свою зажигалку с фонариком на конце и направила луч перед собой.
И не увидела ничего, кроме непроглядной темени, черного, слепого мрака.
Ну что-нибудь должно же быть! Какие-нибудь фонари, фары машин, свет из окон…
Внезапно навалилась страшная усталость.
Завтра утром посмотрю, куда выходят мои окна; может, там какой-нибудь открытый стадион или парк с густыми деревьями. Вот и все.
Мои окна.
Раздевшись, я улеглась в уютную, мягкую постель.
Как же все это здорово!
Интересно, какие сны мне приснятся?..
…Какие сны в том смертном сне приснятся?..
Глава четвертая
Среди ночи мне показалось, что кто-то меня зовет:
– Марта!
Монотонный звук настойчиво вырывал мое сознание из крепкого сна.
– Марта! Марта!
Я с трудом разлепила ресницы, привстала и всмотрелась в темноту спальни. Никого.
Прислушалась. Никаких голосов.
Почудилось, что ли?..
Я снова легла и закрыла глаза, но сон как ветром сдуло.
Я лежала, боясь шелохнуться.
Однако вскоре меня вновь начала одолевать дремота, и через некоторое время я погрузилась в забытье.
– Марта! – опять, как иглой впиваясь в мой сон, послышался заунывный голос.
Откуда-то снизу.
Я вскочила на постели.
Напрягла слух. Тишина.
Не к месту припомнились страшные повести Гоголя.
Внезапно меня начала колотить мелкая дрожь. Трясясь как под током, я рывком нырнула под одеяло с головой и непроизвольно вжалась в кровать с такой силой, что она хрустнула где-то внутри.
Из кровати меня не смогла бы сейчас вытащить даже самая великая сила.
Я была уверена, что больше не усну.
Более того, была уверена, что так и не уснула, а всю ночь не смыкая глаз лежала под одеялом, не в силах пошевелиться от страха.
Однако, когда в уши, рассекая тишину, ворвалась противная трель будильника, оказалось, что я спала, да вдобавок так крепко, что даже не сразу ее услышала.
Когда, наконец, я сообразила, что к чему, и открыла глаза, выяснилось, что голова моя, как и полагается, лежит на подушке, не прикрытая одеялом, за окном уже светло, и никаких призраков нет и в помине.
Уверенная, что мне просто приснился кошмарный сон, я бодро встала с постели и, сладко потянувшись, направилась в ванную.
После принятия освежающего утреннего душа кошмар рассеялся, и в голову стали постепенно просачиваться мысли о работе и планах на день. Наверно, я вчера просто переутомилась.
По-быстрому выпив чашечку кофе, я выскочила из дома около восьми. Надо найти остановку, дождаться пятнадцатого трамвая, узнать его график, маршрут и засечь время до улицы Колокольной, где находится наша редакция.
На улице было пасмурно и холодно; холоднее, чем вчера. Вспомнив свою вчерашнюю траекторию, я выбралась из плотно обступивших дом многоэтажек на дорогу и пошла в сторону уже знакомого магазина и башни. Интуиция подсказывала, что где-то поблизости должна быть трамвайная остановка.
Я шла медленно и при тусклом свете дня с любопытством рассматривала улицу. Проспект Касаткина предстал во всем своем великолепии. Вдоль широкой дороги по другую ее сторону стояло высокое здание в готическом стиле, из темного камня, с барельефами и лепниной на полукруглых балконах; налево вглубь уходила дорога с фонарями по краям и видневшимся вдали роскошным фонтаном. Далее к дороге примыкало вполне современное здание с надписью «Казино», еще чуть дальше располагался банк со странной вывеской «Банк Фридриха Якобса», за которым пестрели вывески других магазинов и учреждений.
Все это меня бесконечно удивляло, и я сама не могла понять, почему.
Вроде бы обычная улица – широкая, красивая, богатая. И то, что старинные дома перемежаются с новыми, – тоже не редкость. И банк Фридриха Якобса, в принципе, нормальное явление – на улице Некрасова, где находится наша с мамой квартира, в прошлый четверг открылась кондитерская «Пирожкофф и дочери»…
Незаметно я поравнялась с вчерашним супермаркетом и прошла чуть дальше в поисках остановки.
И только тут до меня дошло, что на всем проспекте кроме меня никого нет, и стоит неестественная, какая-то мертвая тишина.
И каждый мой шаг отдается звенящим эхом.
И сам воздух проспекта Касаткина наполнен какой-то хрустальной неживой пустотой.
Я никогда не испытывала такого странного чувства.
Не успела я подумать об этом, как прямо в тон моим мыслям из магазина вышла женщина в темном пальто и шляпе. В руках она держала ридикюль, наподобие того, с каким я играла в детстве у бабушки в Калуге. Кажется, он принадлежал ее бабушке.
Я бросилась наперерез своей жертве.
– Извините, не подскажете, где остановка пятнадцатого трамвая?
