Это по-настоящему

– А когда вы с УУ начали держаться за руки?

Я не успеваю ничего ответить, как Окли со смешком чуть не подпрыгивает на месте.

– Ты встречалась с парнем по имени УУ?

– Какая разница?

Ничего себе. Он наконец соизволил со мной заговорить – и только ради того, чтобы поиздеваться над прозвищем моего парня? Он как будто специально старается меня взбесить.

– Чересчур пафосно звучит. – Он откидывается в кожаном кресле и складывает руки на груди. Его бицепс от этого снова напрягается.

Я отвожу взгляд.

– Ну, как скажете, мистер «Назову все альбомы своим именем» Форд.

На другом конце стола кто-то ахает, пораженный моей наглостью, но Окли это, судя по всему, никак не задевает:

– Даже у Мадонны в псевдониме буквы поразнообразнее.

– УУ – это совершенно не пафосно.

– Ладно, ладно, – ухмыляется он.

– Он замечательный. И очень милый.

– Тогда почему ты с ним рассталась?

– Но я не рассталась! – с жаром возражаю я.

Он хмурится:

– Получается, он тебя бросил?

Такое чувство, что он чего-то не понимает.

– Нет, не бросил!

Окли поворачивается к Клаудии:

– То есть моя приземленная, цельная, нормальная девушка изменяет своему парню? Мне кажется, это не слишком хорошая идея.

– А, ты имеешь в виду притворный разрыв! – На какое-то мгновение я совсем об этом забыла.

Он, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается.

– Они расстанутся завтра. Думаю, чем раньше мы это устроим, тем лучше. Потом примерно две недели на переживания, и тогда она отправит тебе рисунок. Потом у вас будет несколько свиданий, но без физического контакта. – Клаудиа поворачивается ко мне: – Когда был твой первый поцелуй?

– Вообще в жизни? – Я понимаю, что это глупый вопрос, но думаю сейчас о предстоящем «расставании» с УУ. Я как-то это упустила. Была настолько сосредоточена на деньгах, на том, как мы выплатим все кредиты, заплатим за образование близнецов и Пейсли сможет спокойно спать по ночам, что совершенно не вникала в детали того, как именно все это будет устроено.

– Да, вообще в жизни, – говорит Окли и на этот раз все-таки закатывает глаза.

Ненавижу такие вопросы.

– А твой? – огрызаюсь я, все еще думая об УУ. В последнее время он как-то от меня отдаляется и говорит, что это моя вина и что я не хочу вести себя как взрослая в наших отношениях. И все потому, что я не готова заниматься с ним сексом.

– Взасос? Думаю, мне было лет одиннадцать. С Донной Фостер, дочкой любовницы моего отца.

Мои глаза округляются. Серьезно, в одиннадцать? Я думала, в таком возрасте у мальчиков еще водятся вши. Окли, пожалуй, согнулся бы от смеха, если бы узнал, что я все еще девственница.

– Ну, теперь ты.

– Э-э-э… – Черт побери, теперь мне еще более неловко, но по другой причине. – В шестнадцать, – бормочу я.

– Как мило. Прямо как в песне[5].

Я сжимаю кулаки. Если бы между мной и им не сидели ассистентки Клаудии, возможно, я дотянулась бы до него и стерла эту гадкую ухмылочку с его гадкого лица.

Пейсли хватает меня за руку, пытаясь намекнуть, чтобы я успокоилась.

Даже Клаудиа, похоже, чует, что мое терпение скоро лопнет. Она торопливо произносит:

– Давайте так: на третьем свидании вы подержитесь за руки, а на четвертом будет поцелуй. Первые два свидания произойдут втайне, но более поздние утекут в прессу.

– Подождите, мы что, будем целоваться? У меня вообще-то есть парень! – напоминаю я. – Вы не говорили, что придется целоваться.

– Мы собираемся встречаться год и ни разу не поцеловаться? – издевательским тоном говорит Окли. – Тогда можно просто сразу на лбу написать: «Фальшивка».

– Но… но…

Да уж, ядействительно все это не продумала. Я беспомощно поворачиваюсь к Пейсли. Она корчит гримасу.

– Вообще-то, они правы. Если вы не будете целоваться, никто не поверит. По крайней мере, если предполагается, что это серьезно.

Она говорит извиняющимся тоном, но это меня не утешает.

– Но вы же не ожидаете, что мы… – Я умолкаю, не в силах даже выговорить это вслух.

– Нет, конечно, – легким тоном говорит Джим. –Таким наше агентство не занимается.

Он явно пытается перевести все в шутку, но вообще-то это неправда. Они платят мне за то, чтобы я изображала девушку этого парня, и хотят, чтобы мы целовались.

Как я вообще объясню все это УУ? «Извини, милый, я не готова заниматься с тобой сексом, но буду целоваться с другим парнем. Публично».

Ох, это уж точно добром не кончится.

Клаудиа наклоняется ко мне:

– Представь себе, что ты просто играешь в сериале по телевизору. Ты – героиня разворачивающейся любовной истории.

Ее слова, впрочем, тоже мало помогают. Я, признаться, понятия не имею, кем хочу стать. И мне проще говорить всем, что я хочу быть учительницей, чем признать, что именно поэтому я предпочла бы ближайшие пять лет просто работать официанткой, – чтобы все отстали. Но знаю точно, что индустрия развлечений меня совершенно не интересует.

Пейсли снова сжимает мою ладонь – возможно, чтобы напомнить, для чего нам все это нужно. Если я сыграю роль, то сниму огромную ношу с сестры и обеспечу будущее братьев. И мне даже не нужно жертвовать всей своей жизнью – это только на один год.

– Что мне надо делать? – ровным голосом спрашиваю я.

Клаудиа беззаботно машет рукой:

– Ну, парочка поцелуев, подержаться за руки… Это же такие мелочи. И мы не будем включать это в контракт – напишем что-нибудь обтекаемое про «физический контакт при необходимости».

– А вообще обязательно все прописывать в контракте? – раздраженно говорит Окли.

– Согласен с Окли. Если информация когда-нибудь утечет, ущерб для его имиджа будет невообразимый, – поддерживает его Джим.

– Условия контракта должны быть достаточно конкретными, чтобы в случае чего девушку можно было призвать к ответу, – возражает один из парней в костюме. Они с Джимом начинают яростно перешептываться, и наконец юрист поджимает губы, неохотно соглашаясь: – Ну ладно, тогда просто общий договор найма.

С этим разобрались, и Клаудиа снова обращается к своему списку. Интересно, когда он закончится? Я смотрю на большие белые часы на стене. Время движется к трем, и я совершенно измотана.

– Давайте обсудим стиль и внешний вид.

– Я не буду ничего менять, – бормочу я. – Мне нравится мой стиль.

Меня вполне устраивают мои удобные узкие джинсы, коллекция разноцветных футболок и кеды VANS, которые мы с УУ разрисовали в прошлом году на классном часе. Там изображены детали наших самых запоминающихся свиданий. Вдоль левой подошвы – волшебная палочка, потому что мы обожаем «Гарри Поттера». Еще там есть фонарный столб в честь скульптуры «Урбан Лайт» на бульваре Уилшир, где мы с УУ впервые поцеловались. По крайней мере, с языком. На пятке одного ботинка – мои инициалы, а на другом – его. У него тоже такие есть, но он их не носит. Говорит, что не хочет «убивать».

– А у тебя есть стиль? – Окли округляет глаза.

– Вообрази себе, и получше твоего, – огрызаюсь я, устав от его постоянных нападок. – Что, так сложно носить штаны, которые нормально держатся на талии? Никому не интересно смотреть на твои трусы.

– Детка, вообще-то всем интересно посмотреть на мои трусы. Мне платят по сто тысяч баксов за каждый снимок папарацци.

– Детка? – возмущенно фыркаю я.

Он наклоняется ко мне, сплетая в замок свои на удивление изящные пальцы и ухмыляется.

– Тебе не нравится? Тогда выбери другое обращение. Ты же моядевушка.

– Хочешь сказать, тебе нравятся дети?

– Что? – Он откидывается назад. – Нет. Ну ладно, как насчет… – он притворяется, что задумался, а затем щелкает пальцами: – Старушка?

– Прекрасно. – Я максимально широко улыбаюсь. – А я тебя буду звать… старый хрен.

– Вонн, это отвратительно! – вступает моя сестра.

Окли прикрывает рот рукой. Готова поклясться, что он улыбается. Я жду ответа, и он не разочаровывает:

– Никаких проблем, мочалка.

– Так, ладно, хватит. В контракт все это вносить не обязательно. – Один из юристов перебирает бумаги.

Примечания