Стража! Стража!

Порой их называют Дворцовой Стражей, иногда – Городскими Стражниками или просто Гвардией. Независимо от названия пылкая фантазия авторов героической фэнтези находит для них одно-единственное и неизменное предназначение, а именно: где-нибудь в районе третьей главы (или на десятой минуте фильма) ворваться в комнату, по очереди атаковать героя и быть уложенными на месте. Хотят они исполнять сию незавидную роль или нет, никто их не спрашивает.

Этим замечательным людям и посвящается данная книга.

А также – Майку Гаррисону, Мэри Джентл, Нилу Гейману и всем остальным, кто помогал в разработке идеи Б-пространства и смеялся над ней; жаль, что у нас так и не дошли руки до Обложки Шредингера…

Вот куда ушли все драконы.

Они лежат…

Но о них не скажешь, что они умерли или спят. Можно счесть, будто они затаились в ожидании, но нет, ведь ожидание подразумевает под собой надежду. Возможно, самым удачным определением здесь будет…

…Они дремлют.

И хотя занимаемое ими пространство нельзя назвать обычным пространством, упакованы они там довольно тесно. Каждый кубический дюйм занимает коготь, лапа, чешуйка или кончик хвоста – так что общее впечатление примерно такое же, как от картинки-головоломки: глаз долго рассматривает узор, и вдруг ваш мозг осознает, что пространство вокруг каждого из драконов есть, по сути дела, еще один дракон.

Вся эта картина наводит на мысли о банке с сардинами, если бы о сардинах можно было сказать, что они огромны, покрыты чешуей, горды и высокомерны.

И предположительно, где-то существует такая штука, как открывалка.

Это же время, но совершенно иное пространство. В Анк-Морпорке, древнейшем, огромнейшем и грязнейшем из всех городов мира, было раннее утро. Серое небо источало мелкую морось, испещряющую точками клубящийся по улицам речной туман. Разных видов крысы занимались своими ночными делами. Под влажным покровом ночи убийцы убивали, воры воровали, потаскухи потаскушничали. И так далее.

Пьяный капитан Ваймс медленно, спотыкаясь на каждом шагу, прошел по улице и осторожно рухнул в сточную канаву неподалеку от штаб-квартиры Ночной Стражи. Он тихо лежал там, а у него над головой странные, светящиеся буквы шипели во влажном воздухе и меняли цвет…

Эт’ город, он это… ну, это… как его там… Такая штука. Женщина. В-вот что он такое. Бабища. Рокочущая, древняя, многовековая. Эт’ женщина затягивает тебя, позволяет тебе в… в… как это… влюбиться в нее, п’том пинает тебя в это… это… есть такая штука… Которая во рту. Зев. Зоб. В зубы. Ага, прям туда и пинает. Она такая… ну, это, ты знаешь, собачья женщина. Щенок. Самка. Сука. И ты ненавидишь ее, а п’том, как раз тогда, когда думаешь, что уже вышвырнул ее из своего, своего, как его там, ладно, не важно – в эт’ самый момент она открывает тебе свое огромное грохочущее прогнившее сердце, выбивает тебя из… рав, равн, такая штука. Ты весишь – оттуда и выбивает. В-вот оно как. Никогда не знаешь, что будет в следующую минуту. Где ты стоишь. То есть лежишь. Единственное, что ты знаешь точно, – это что не можешь без нее. Потому что, потому что она твоя, все, что у тебя есть, даже когда она сожрет тебя и ты окажешься у нее в брюхе, в этой сточной канаве…

Влажный мрак окутал освященные веками здания Незримого Университета, главного учебного заведения, выпускающего в большую жизнь волшебников. Единственным осколком света было бледное октариновое поблескивание в крохотных окнах нового здания факультета высокоэнергетической магии – там пронзительные умы испытывали саму ткань вселенной вне зависимости, нравилось это ей или нет.

И само собой, светились окна библиотеки.

Библиотека представляла собой величайшее во всей множественной вселенной собрание магических текстов. Полки гнулись под тяжестью тысяч и тысяч томов с оккультными знаниями.

Такое колоссальное количество магии, собранное в одном месте, способно серьезно искажать окружающий мир, и поэтому обычным законам времени и пространства библиотека не повиновалась. Поговаривали, что эта библиотека простирается отсюда и в вечность. Вообще слухи ходили самые разные: якобы среди уходящих за горизонт полок можно плутать целыми днями; якобы где-то в отдаленных уголках лабиринта скитается племя студентов, заблудившихся в процессе поисков материала для курсовых работ; якобы в забытых альковах, как в засадах, сидят странные существа, чья судьба стать жертвами других, еще более странных, тварей[1].

Наиболее предусмотрительные из студентов, погружаясь в библиотечные дебри, оставляли мелками пометки на полках, а также просили друзей отправляться на поиски, если они вдруг не вернутся к ужину.

Но поскольку магию можно лишь условно заключить в границы переплетов, то и сами книги в библиотеке представляли собой нечто большее, нежели прессованную древесную массу и бумагу.

Сырая, неприрученная магия с треском прорывалась сквозь корешки, но особого вреда не причиняла, поскольку заземлялась в специальные, прибитые к каждой полке медные поручни. Синее пламя чертило бледные ползучие узоры, и слышался звук, бумажный шелест – подобный может исходить от колонии пристроившихся на ночлег скворцов. То в молчании ночи разговаривали друг с другом книги.

Также было слышно, как кто-то храпит.

Свет, источаемый полками, не столько разгонял, сколько подчеркивал окружающий мрак, но в сиреневых проблесках внимательный наблюдатель все же мог различить древний, видавший виды письменный стол, что стоял прямо под центральным куполом.

Храп исходил из-под этого стола. Обрывок изорванного в лохмотья одеяла прикрывал нечто, напоминающее груду мешков с песком, но являющееся на самом деле взрослой особью орангутана мужского пола.

Это был библиотекарь.

В те времена не многие позволяли себе высказываться по поводу его видовой принадлежности. Причиной этого преображения послужил случайный выброс магии – вещь, всегда возможная там, где хранится столько могущественных книг, – и считалось, что библиотекарь еще легко отделался. Ведь в общем и целом он сохранил прежнюю форму тела. Кроме того, ему было дозволено продолжать работать в прежней должности, хотя в данном случае слово «дозволено» не совсем подходит. То, как он закатывал верхнюю губу, обнажая огромное количество невероятно желтых зубов, послужило на университетском совете решающим аргументом, и больше вопрос смещения библиотекаря с должности не поднимался.

Но вдруг раздался еще один необычный звук, нарушивший библиотечную гармонию, – то был скрип открываемой двери. Кто-то, мягко ступая, пересек помещение, тихий топоток растворился среди скоплений полок. Книги возмущенно зашелестели, а некоторые из гримуаров покрупнее загремели цепями.

Убаюканный шепотом дождя, библиотекарь продолжал сладко спать.

В полумиле от него, в объятиях сточной канавы, капитан Ваймс из Ночной Стражи заорал во всю глотку пьяную песню.

А тем временем по серым улицам, перебегая от одного темного подъезда к другому, пробиралась облаченная в черное фигура. Наконец фигура достигла зловещего и неприветливого портала. Сразу чувствовалось, далеко не всякий подъезд может достигнуть такой степени неприветливости. Этот выглядел так, будто касательно его архитектору были даны специальные инструкции. Хочется что-нибудь жуткое из темного дуба, сказали ему. Так что присобачьте над косяком горгулью пострашнее и сделайте так, чтобы кольцо у нее в пасти грохотало, точно поступь какого-нибудь великана. Короче, сделайте так, чтобы всякому было ясно: от этой двери пошлого «динг-донг» вы не добьетесь.

Фигура пробарабанила по темному дереву сложный код. Отодвинулась крошечная заслонка, и ночного гостя смерил подозрительный взгляд.

– Многозначительная сова глухо ухает в ночи, – произнес посетитель, пытаясь стряхнуть с плаща дождевую воду.

– И все же много серых лордов печально едут к людям без хозяев, – монотонным речитативом отозвался голос по другую сторону решетки.

– Ура, ура дочери племянника сестры, – парировала фигура в капающем балахоне.

– Для палача все просители одного роста.

– Воистину, внутри шипов таится роза.

– Хорошая мать готовит блудному сыну бобовый суп, – продолжил голос за дверью.

Воцарилась пауза, нарушаемая лишь монотонным шумом дождя.

– Что-что? – немного спустя переспросил гость.

– Хорошая мать готовит блудному сыну бобовый суп.

Последовала еще одна, более длинная, пауза. Затем мокрая фигура уточнила:

– Ты точно уверен? Может, это плохо построенная башня до основания сотрясается от полета бабочки?

– Ничего подобного. Это бобовый суп. Извини.

Неловкое молчание нарушалось лишь неослабевающим шипением водяных струй.

– А как насчет кита в клетке? – осведомился все более пропитывающийся влагой гость, пытаясь втиснуться под то утлое прикрытие, которое мог дать портал.

– А что насчет его?

– Вообще-то, ему ничего не ведомо о бездонных безднах.

– Ах, кит… Тебе нужны Озаренные Братья Непроницаемой Ночи. Это через три двери.

– А кто в таком случае вы?

– Мы Просветленные и Древние Братья И.

– А я думал, вы собираетесь на Паточной улице, – после непродолжительной паузы сказал промокший гость.

– Вообще-то да. Но, знаешь ли, всякое бывает. По вторникам помещение занимает кружок домашней лепки. Получилась небольшая накладка.

– Да? Ну все равно спасибо.

– Не за что.

Дверца с оглушительным грохотом захлопнулась.

Несколько секунд фигура в балахоне свирепо смотрела на нее, затем, разбрызгивая воду, зашлепала дальше. И в самом деле, вскоре обнаружился еще один портал. Архитектор не сильно надрывался, разнообразя дизайн.

Фигура постучала. Маленькая заслонка отворилась.

– Да?

– Слушайте, «Многозначительная сова ухает в ночи», верно?

– И все же много серых лордов печально едут к людям без хозяев.

– Ура, ура дочери племянника сестры – так?

– Для палача все просители одного роста.

– Воистину, внутри шипов таится роза. Слушай, здесь небо словно с ума сошло. Ты что, не видишь?

– Вижу, – ответствовал голос, ясно давая понять, что там, откуда он все это видит, тепло и сухо.

Гость вздохнул.

– Киту в клетке ничего не ведомо о бездонных безднах – если тебе от этого легче.

– Плохо построенная башня до основания сотрясается от полета бабочки.

Проситель ухватился за решетку дверного окошечка, подтянулся и прошипел:

– Впускай же, я промок до костей.

Последовала очередная сырая пауза.

– Эти бездны… Ты сказал «бездонные» или «бездомные»?

– Бездонные, я сказал. Бездонные бездны. Это означает, что дна в них нет, ну глубокие они, глубокие. Открывай быстрее, это же я, брат Палец.

– А мне показалось, ты сказал «бездомные», – осторожно отозвался невидимый привратник.

– Слушай, вам нужна эта чертова книженция или нет? Я вовсе не обязан таскать ее. И сейчас я мог бы валяться дома, в теплой постельке.

– Ты точно уверен, что «бездонные»?

– Слушай, эти бездны чертовски глубоки, – совсем рассвирепел брат Палец. – Ты был еще жалким неофитом, когда я уже знал, насколько они бездонны. Дверь открой!

– Ну… Хорошо. Так и быть.

Раздался звук отодвигаемых засовов.

– Не мог бы ты слегка подпихнуть? – попросил голос. – Проклятый дождь, Дверь Знаний, Чрез Которую Да Не Пройдет Неочищенный, совсем разбухла.

Брат Палец навалился плечом, мощным толчком распахнул дверь, смерил свирепым взглядом брата Привратника и заторопился внутрь.

Остальные уже ждали его во Внутреннем Святилище. Они беспорядочно толпились, на лицах застыло глуповато-застенчивое выражение, естественное для людей, которые чувствуют себя несколько неуютно в зловещих черных балахонах с капюшонами. Верховный Старший Наставник кивнул вновь прибывшему.

– Брат Палец…

– Да, Верховный Старший Наставник.

– Принес ли ты то, за чем был послан?

Брат Палец вытащил из-под полы сверток.

– Все было так, как я говорил, – сообщил он. – Нет проблем.

– Отличная работа, брат Палец.

– Благодарю, Верховный Старший Наставник.

Верховный Старший Наставник постучал молотком, требуя внимания.

После непродолжительного шарканья присутствующие образовали нечто вроде круга.

– Я призываю Неповторимую и Верховную Ложу Озаренных Братьев к порядку, – нараспев произнес он. – Дверь Знаний – крепко ли она запечатана супротив еретиков и несведущих?

– Ее там заклинило, – отозвался брат Привратник. – Совсем от влаги разбухла. На следующей неделе захвачу с собой рубанок, так что скоро мы это дело…

– Хорошо, хорошо, – раздраженно прервал Верховный Старший Наставник. – В дальнейшем просто отвечай «да». Тщательно ли обведен тройной круг? Все ли Присутствующие Присутствуют? И да удалится отсюда несведущий, ибо иначе будет он взят с этого места самого и велчет его вспорется, и гаскин его выставится на четырех ветрах, и моулсы его разорвутся на части крюками многими, а фиггин его наколется на шип острый – да, чего надо?

– Прошу прощения, я не ослышался? Озаренные Братья?

Верховный Старший Наставник яростно сверкнул взглядом на одинокую фигуру с вопросительно воздетой рукой.

– Да, Озаренные Братья, хранители священного знания с таких давних пор, каких человеческий ум даже постигнуть не в состоянии…

– То есть примерно с прошлого февраля, – с готовностью пришел на помощь брат Привратник. Он явно не понимал сути происходящего здесь.

– Прошу прощения. Премного извиняюсь, – обеспокоенно произнесла фигура. – Боюсь, я попал не в то общество. Наверное, не там повернул. Уже ухожу, так что не могли бы вы… э-э…

– А фиггин его наколется на шип острый, – с нажимом повторил Верховный Старший Наставник, перекрывая жуткий скрип намокшей и разбухшей древесины – это брат Привратник пытался открыть Дверь Знаний. – Ладно, с формальностями покончено. Несведущие все удалились? Никто больше дверью не ошибся? – с горьким сарказмом добавил он. – Хорошо. Отлично. Я так рад. Полагаю, нет смысла спрашивать, запечатаны ли Четыре Сторожевые Башни? Просто замечательно. И Штанина Святости, кто-нибудь побеспокоился освятить ее? Неужели? И все сделали как положено? Я ведь проверю… Ладно. А окна укреплены Красными Шнурами Разума, как предписывают древние скрижали? Здорово, здорово… Теперь, пожалуй, можно приступить к делу.

Со слегка раздраженным выражением, свойственным человеку, который только что пробежался пальцами по верхней полке в доме невестки и обнаружил вдруг, вопреки всем ожиданиям, что полка сверкает чистотой, Верховный Старший Наставник приступил к делу.

Ну что за придурки, сказал он себе. Сборище недотеп, которых ни одно другое тайное общество ни в жизнь не удостоило бы прикосновением десятифутового Жезла Власти. Даже простейшему тайному рукопожатию не могут научиться – уже все пальцы себе вывихнули.

Но в недотепах таятся великие возможности. Умелых, подающих надежды, честолюбивых и самоуверенных – этих пускай кто-нибудь другой принимает. Он же возьмет скулящих от обиды, тех, у которых живот распирает от яда и желчи, тех, которые убеждены: представься им возможность – и они очутятся на коне. О да, ему нужны такие люди, в которых потоки яда и мстительности едва сдерживаются хрупкими дамбами, построенными на комплексах неумех и бездарностей.

Не говоря уже о непроходимой тупости. Каждый из них дал страшную клятву, но ни один даже на секунду не задался вопросом, что за фиггин будет наколот на шип острый.

– Братья, – произнес Верховный Старший Наставник, – сегодня нам предстоит обсуждать вопросы невероятной важности. В наших руках правильное управление Анк-Морпорком, да что там управление, само будущее великого города!

Присутствующие пригнулись ближе. По спине Верховного Старшего Наставника пробежал знакомый холодок наслаждения властью. Они внимали ему как оракулу. Ради этого чувства стоило напялить дурацкий балахон, чтоб ему пусто было…

– Разве не ведомо всем нам, что город этот неминуемо растлевает людей, оплывающих жиром на ворованном богатстве, и в то же время не дает ходу гораздо более выдающимся человекам, обреченным, по сути, на рабство?

– Разумеется, известно! – с пылом отозвался брат Привратник спустя некоторое время, которое потребовалось каждому из братьев для внутреннего перевода и усвоения сказанного. – Только на прошлой неделе в Гильдии Пекарей я пытался указать на это мастеру Кричли, но…

Зрительный контакт отсутствовал, поскольку Верховный Старший Наставник требовал, чтобы братья опускали капюшоны как можно ниже, создавая под ними мистический мрак. Тем не менее молчание Наставника было столь многозначительно разъяренным, что брат Привратник умолк сам.

– Однако так было не всегда, – продолжил наконец Верховный Старший Наставник. – Был когда-то и златой век, когда заслуживающие уважения и власти получали должное вознаграждение. Век, когда Анк-Морпорк был не просто большим, но великим градом. Век рыцарства. Век, когда – да, брат Сторожевая Башня, что тебе?

Грузная фигура в балахоне опустила руку:

– Вы говорите о том времени, когда нами правили короли?

– Прекрасно, брат, прекрасно, – слегка фальшиво похвалил Верховный Старший Наставник, раздосадованный этим внезапным всплеском сообразительности. – И…

– Так эта лафа кончилась еще несколько веков назад, – пожал плечами брат Сторожевая Башня. – После великой битвы или чего-то в этом роде. А после нами управляли всякие большие шишки типа патриция.

– Все правильно, брат Сторожевая Башня, очень хорошо.

– Нету больше у нас королей, вот к чему я веду, – брат Сторожевая Башня всегда был рад помочь.

– Как совершенно верно заметил брат Сторожевая Башня, линия…

– Вы упомянули о рыцарстве, ну тут я сразу и смекнул, – не унимался брат Сторожевая Башня.

– Вполне справедливо, и…

– Короли и рыцарство, прям в точку. – Брат Сторожевая Башня радовался этому диалогу, как ребенок. – О рыцари! А еще раньше были эти, как их…

– Однако, – резко прервал его Верховный Старший Наставник, – может статься, что линия королей Анка не настолько почиет в бозе, как принято было считать до сих пор. Может статься, что венценосные отроки дожили до наших с вами дней. И древние скрижали это подтверждают.

Он остановился, ожидая соответствующей реакции. Которой не последовало. Вероятно, «венценосных отроков» они еще как-то переварят, но вот с «почиванием в бозе» он явно переборщил.

Брат Сторожевая Башня вновь поднял руку.

– Что такое?

– Вы хотите сказать, что где-то поблизости болтается наследник престола?

– Верно, это не исключено.

– Ага. Это вы точно подметили, – тоном специалиста сообщил брат Сторожевая Башня. – Это всю дорогу случается. Об этом даже в книжках пишут. Отбрыски, вот как их называют. Они столетиями скрываются в пустынях, передавая из поколения в поколение волшебный меч и родимое пятно. И как раз в тот момент, когда старое королевство не может без них обойтись, они появляются – тут как тут – и отрубают головы всем узурпаторам, по случаю оказавшимся поблизости. А потом наступает всеобщее ликование.

Верховный Старший Наставник почувствовал, как у него отпадает челюсть. Такого доступного изложения он не ожидал.

– Ты, конечно, все правильно рассказал, – произнесла фигура, знакомая Верховному Старшему Наставнику как брат Штукатур. – Ну и что с того? Предположим, явится этот самый отбрыск, подойдет к патрицию и скажет: «Эй, ты. Я король, вот тут у меня родинка, там, где полагается, так что давай сматывайся». И что он получит? Ожидаемую продолжительность жизни – две минуты, вот и все, что он получит.

– Ты плохо меня слушал, – возразил брат Сторожевая Башня. – Вся штука в том, что отбрыск появляется как раз тогда, когда над королевством нависает угроза, понятно? То есть он оказывается на самом что ни на есть виду. А потом его вносят на руках во дворец, там он исцеляет парочку-троечку неизлечимо больных или слепых, объявляет лишний выходной, раздает немного денежек из царской казны – и дело в шляпе.

– А еще он должен жениться на принцессе, – добавил брат Привратник. – Сначала пасет свиней, а потом бац – и женится на принцессе.

Все посмотрели на него.

– А кто говорил, что он пасет свиней? – осведомился брат Сторожевая Башня. – Я нигде не упоминал, что он пасет свиней. При чем тут свиньи?

– Однако в этих словах есть смысл, – задумчиво склонил голову набок брат Штукатур. – Он обычно бывает пастухом, лесником или занимается чем-то в том же духе, ну, то есть типичный отбрыск… Это связано с тем, чтобы быть… как эта штуковина называется? Когнито, во! Все должно выглядеть так, будто он скромного происхождения.

– А что такого особенного в скромном происхождении? – произнес очень маленький брат, состоявший, казалось, из одного громадного и жутко воняющего черного капюшона. – У меня этого скромного происхождения хоть отбавляй. В моей семье пасти свиней всегда считалось очень почетным.

– Так и королевской крови в твоей семье не наблюдается, брат Туговотс, – возразил брат Штукатур.

– Тебе-то откуда знать? Может, очень даже наблюдается! – надулся брат Туговотс.

– Ну ладно, хватит об этом, – ворчливо прервал брат Сторожевая Башня. – Довольно. Но самый существенный момент, как вы понимаете, это когда настоящие короли срывают с себя плащи и восклицают: «Узрите же!» И окружающие люди прикрывают глаза – так сияет королевская сущность.

– Сияет? Королевская сущность? – уточнил брат Привратник.

– … А может, в наших жилах действительно течет королевская кровь, – бурчал себе под нос брат Туговотс. – Какое право он имеет говорить, будто в нас нет королевской…

– Ну да, именно что сияет! Стоит только взглянуть на нее – и сразу понимаешь: вот она какая, королевская сущность.

– Но сначала они должны спасти королевство, – добавил брат Штукатур.

– О да, – веско подтвердил брат Сторожевая Башня. – Это непременное условие.

– А от кого?

– … И не меньше других имеем прав на королевскую кровь…

– От патриция? – предположил брат Привратник.

Брат Сторожевая Башня, внезапно ставший большим знатоком особ королевской крови, покачал головой.

– Вряд ли патриций представляет собой реальную угрозу, – сказал он. – Не такой уж он и тиран. По сравнению с теми, что были до него, он настоящий святой. Я хочу сказать, по-настоящему он нас не угнетает.

– Меня угнетают постоянно, – возразил брат Привратник. – Мастер Кричли, на которого я работаю, угнетает меня с утра до вечера, кричит и все такое. А еще торговка в овощной лавке – она тоже все время угнетает меня.

– Вот-вот, – поддержал брат Штукатур. – И со мной то же самое. Моя хозяйка угнетает меня по-страшному. Колотит в дверь и устраивает скандалы, требуя плату за жилье, якобы я ей задолжал, а это ведь вранье чистой воды. И соседи за стенкой – те меня тоже угнетают, только ночью. Я вот говорю им, я, мол, весь день работаю, когда ж еще мне учиться играть на контрабасе, как не по ночам? Так нет ведь, не слушают. Это самое что ни на есть угнетение, вот что это такое. И если я не под пятой угнетателя, то уж и не знаю, кто тогда под этой пятой.

– Это еще что, – задумчиво произнес брат Сторожевая Башня. – Вот мой свояк меня угнетает, это да. Купил себе, понимаешь, лошадь с каретой и нагло разъезжает прямо перед моим носом. А у меня-то всего этого нет. Где здесь справедливость? Ведь из-за него меня теперь и жена моя угнетает – пилит, мол, почему у нас нет новой кареты, у свояка есть, а у нас – нет… Да, король бы такого угнетения не допустил.

Верховный Старший Наставник с восторгом внимал всем этим излияниям. Голова его слегка кружилась. Конечно, он слышал о таких штуках, как снежная лавина, но даже мечтать не мог, бросая свой снежок с вершины горы, что этот его ход приведет к таким ошеломляющим результатам. Ему даже не нужно было подливать масла в огонь, пламя и так полыхало вовсю.

– Бьюсь об заклад, уж король бы нашел управу на обнаглевших хозяек, – с глубоким чувством добавил брат Штукатур.

– И он объявил бы вне закона всех тех, что разъезжают на показушных каретах, – подхватил брат Сторожевая Башня. – Да еще купленных, скорее всего, на краденые деньги.

– Полагаю, – Верховный Старший Наставник решил, что настало время слегка подкорректировать направление беседы, – что мудрый король объявил бы вне закона всех тех, кто не заслужил карет.

Воцарилась глубокомысленная пауза, в течение которой братья мысленно поделили вселенную на заслуживающих карет и не заслуживающих оных и поместили себя на соответствующую сторону.

– М-да, с его стороны это было бы крайне справедливо, – медленно проговорил брат Сторожевая Башня. – Но брат Штукатур тоже правду говорит. Я немножко сомневаюсь, что отбрыск станет показывать свою королевскую сущность только потому, что брату Привратнику не нравится, как торговка в овощной лавке на него смотрит. Только без обид.