Пока трава не поднялась… Про суровые походы без травяных джунглей Сахалина

И в снежном подъеме палка тоже оказалась не обузой, а альпенштоком. Она представляла собой дополнительную опорную точку, что заметно снижало нагрузку на нервную систему в деле страха срыва со скользкой поверхности и дальнейшего центростремительного ускорения на свидание с нижней частью распадка с риском повреждения целого ряда конечностей, вывиха шейных позвонков и лишения возможности передвижения вплоть до летального исхода.

Выше стало казаться, что мы стоим на краю ржавой пожарной лестницы какого-то небоскреба. Я изредка любовался высотой нашего положения, и как-то пригласил Ксению разделить мой восторг по поводу небесных красот открывшихся внизу. «Смотри, как же красиво внизу!» – захлебываясь в слюне от восторга я взмахнул палкой в сторону красоты, неминуемо будучи уверенным, что сейчас Ксюха распахнет глаза от восхищения. И она их распахнула – глядя прямо в меня в экстазе «Я не буду смотреть вниз!» – крикнула она, как мне казалось прямо из этих расширенных глаз. У каждого из нас есть свои фобии, так что простим ей этот маленький страх перед жалкой высотой.

Все кончается, кончилось и это. Снег подвел нас к кривоватым деревьям и кустарникам, сам же деликатно испарился предоставив чистое пространство с возможностью опереться на покореженные жизнью деревца. Несколько подтягиваний и мы зацепились за узкий хребет уползающий к Бобрику. А с запада загудел ветер, все это время мы были на подветренной стороне, пришлось нырнуть в куртку.

Гребень был чистым. То, на что я и рассчитывал, и этот риск оправдался. Незамутненный бамбуком и другими растительными излишествами, хребет уходил в сторону Мицуля, что грелся на солнце не так уж и далеко от нас, естественно в галактических масштабах. Из этого можно было сделать вывод, что в лето заходить лучше на месте начала резкого разворота ручья на север. Сам подъем в стену будет меньшим за счет более блинного плеча хребта, а так как он чистый, то это хороший вариант. Если кто-то что-то понял из этого моего объяснения – то я поздравляю, вы профессионал-походник.

Не будет преувеличением сказать, что понадобились минуты для достижения главной задачи Похода – Бобрика. Длинная его вершинка поросла брусничником и мягкой травой, что и было главным преимуществом перед Мицулем. Макушка Мицуля в бамбуке и противном кустарнике. А вот вершина Бобрика заслуживает титула самой комфортабельной в мире. Резкий свал склона к востоку вскрывал каменистую щебенистую ее поверхность, в то же время западная мягко склонялась под легким градусом, при том заботливо устлав себя душистой мягонькой травой и все это благообразие было развернуто строго в сторону панорамного вида всей Сусунайской долины и хребта с пиком Чехова во главе. Слева, чуть подвернув к востоку, чтобы зрителю было удобно не слишком перекручивать шею, голубел Мицуль, справа другие малозначащие вершины Бамбукового хребта входящего в систему Мицульского. Впрочем, не их заслуга, что малозначащие, от этого они не менее чудесные.

Мы улеглись с Ксюхой на коврике, и впились взглядами в монитор Сусунайской долины. Видимость была излишне хорошей, ибо большая проказа в виде города так и норовила залезть в глазное яблоко. Видно было даже церковь на площади Победы, хоть и высота ее по сравнению с нашей была ничтожной – 80 метров с расстояния 21 км 300 метров. Другие дома тоже противно выделялись на фоне Природы. Мы старались не замечать этого и обозревали другие детали достойные нашего внимания. В целом все было знакомо, но смотрелось странно, ведь с этой стороны видеть все наше хозяйство приходилось не часто.

Минуты сливались в минуты, и вылились в 45 минут пребывания на вершине. Все было лучше чем хотелось бы, и на этом можно кончать рассказ о походе.

Если бы только не то но, что непредсказуемо в тех случаях, когда этого не требуется. Ничего выше покорить в этом походе не суждено было, и казалось бы, нужно сворачивать удилище и бежать домой, в сторону солнца восхода, но каким-то невероятным образом хотелось идти в обратную сторону, а главное это и было в планах похода, что не логично, хоть и объяснимо тем, что он верстался в январе.

Был лишь выбор в какой из ручьев сваливаться. Правей или левей? Мы были в той точке, где даже порыв ветра способен был поучаствовать в выборе распадка для спуска в Старую Утку (это так река называется). Мы прошли немного туда, где начинался гребень хребтика между ручьями, и задумчиво пошли по нему, пытаясь сверху разглядеть проходимость русел. Все было тщетно, они запрятались как мыши под вениками. Зато я разглядел, что вершина к югу легкодоступная девчонка, но именно с северо-запада. Вся ее плоть была открыта и чиста, лезь в нее и ничто особенно не помешает.

Наш путевой хребет тем часом не отпускал нас. Огромные наддувы снега появившиеся, по всей видимости этой зимой, нелогично клонились на юг. Объяснялось это тем, что ветер как бы поддувал с северной стороны, когда судя по розе зимних ветров – это единственное направление в зиму откуда дует ветер. Тем самым надувается такое количество снега, что даже с северной стороны он успевает усохнуть, а вот с южной, наиболее теплой – нет. Так то нам было бы плевать на это с Бобрика, но получилась знатная ковровая дорожка в нужном направлении, чем мы воспользовались из низких побуждений. И несмотря на то, что она изредка прерывалась на ряде участков, но короткие провалы восполнялись тем ощущением свободы и отдыха, что давали длинные снежные дорожки ниже по склону. Ксюха не протестовала, ей почему-то казалось что дальше будет больно и нужно насладиться покоем нежного снежного спуска. Громко радуясь последним минутам жизни мы столкнулись со стеной бамбука. Если б была задача наоборот, а не спускаться, то ни один чемпион мира не полез бы, а вот спуск допустим. Бамбук стелется стеблями по склону и подминая его можно кое-как продвигаться, а в обратную сторону ты втыкаешься в частокол. Бывает что он довольно разрежен, и раздвигая его (со стороны это выглядет как заплыв брассом) тоже есть толк в движении, но не в этом тяжелом случае. Чем ближе к юго-западу, тем плотней, тем толще эта гадина. А если кто-то подзабыл, мы двигались в этом, бамбукоусиливающемся направлении юго-запада. Но как я уже упоминал в других своих гениальных произведениях, зато бамбук является одним из основных стражей, наряду с высокотравьем, укурунду и вообще растительным хаосом Сахалина, так как же как и легенда о медведях кушающих любого кто забредет в эту неразбериху – поэтому и возникает подобная странность, когда в считанных километрах от большого города есть места в которые человек забредает лишь в канун Високосного Японского Нового Года.

Мы двигали бамбук как мебель, ниспадая двумя каплями к кружащемуся по дну узкого распадка ручью. Вышли и пошли к долгожданному обеду. Хотелось выйти из теснины ручья, туда где он соединяется с собратом, который остался справа, там карта обещала расширение.

Снег часто то мешал, то помогал нам в ходе движения, иногда русло заваливалось трупами деревьев. По притопленной траве было видно, что вода в последние дни поднялась, видимо недавний дождь подкузьмил. Бедная калужница умудрилась оказаться посреди ручья, и теперь цвела под водой, склонившись под силой течения.

Мне все это надоело. Места хоть и новые, но довольно однообразные… дикие склоны, красивые пейзажи открывающиеся на поворотах, все это я видел в других местах и редко от этого был сытым. Поэтому пустое брюхо подгоняло хлеще плетки. Я взвинтил темп, чем напряг Ксению, позже она жаловалась, что не успевала рассмотреть окружающую пейзажную красотень, да и вообще стала часто спотыкаться. Километра полтора и вот она, долгожданная стыковка. Долина тут же стала женственно располагающей. Широкая и ласкающая взор. Пройдя сотню метров, Ксюха сказала, что ей нравится вот прямо здесь. У нас был час на еду и отдых. Вскоре заколосился столб дыма и все было как всегда.

В следствие принятия пищи мир раскрасился в яркие тона, захотелось наблюдать его и восхищаться им. Резко поменялось и в природе. Долина, как я уже мудро указывал, расширилась и приобрела спокойный характер. Ровные поляны, едва тронутые зеленью всходов травы, представляли собой идеальную площадку для неторопливой прогулки. После хорошего перекуса организм настраивается на самое восхитительное расположение к миру и даже к человечеству. Мозг находит массу поводов порадоваться жизни, и он искренне не видит причин – какой может быть повод для огорчений. Такое послеобеденно-восторженное состояние длится час-полтора, но по мере исчерпания всякой там глюкозы, эйфория растворяется в попадающихся трудностях, а как назло в походе они вообще никогда не сходят с повестки. Легкость это скорее исключение, чем хоть какая-то закономерность.

Однако, в эти минуты низошла Идеальность. Послеобеденная Нега совпала с Легкостью дарованная нам Тайгой. Мы плыли по местным полянам и сладко вдыхали кристальный таежный воздух. Весенние дикоросы цвели и желтым и синим, а местами даже белым. Хохлатка сомнительная, адонис амурский, ветровочник Радде, калужница и даже скромный гусиный лук Накаи слились в пеструю картинку, которая так бесила перед обедом, потому что слишком яркая, и так восхищала после обеда, потому что такая живописная. Река делала крутой подворот строго на запад, чтобы наконец-то официально стать Старой Уткой, а пока это был только приток. Мы прошли самую тяжелую часть, началась просто тяжелая, но местами, и не всегда. И пока мы наслаждались широкими полянами переходящими друг в друга без пауз. Пару раз пришлось перейти через реку, раз по воде, а раз повезло по мосту из неживого дерева, где я хорошо клюнул телом в сторону близкого знакомства с потоком. Гнилушка обманула мой острый взгляд, и лишь привычная страховка еще одной точкой позволила не пропасть в пене бурного.

Где-то на месте слияния притока со Старой Уткой оказалось небольшое японское поселение, которое можно было определить по ямам от полуземлянок, старой железной печки и еще кое-каким вещичкам забытыми прежними хозяевами. Это же место оказалось отмеченным первыми экземплярами Лилии Глена, уже по другую сторону Мицульского хребта, и как оказалось это было лишь начало.

Меня же больше интересовало другое растение – черемша. В силу сильнейших физических нагрузок, требовался витамин С, причем раза в два больше обыденной жизни. Для полного и творческого восстановления это был необходимый элемент, и мы не брали с собой всякие искусственно выведенные витамины, я очень ждал, что будет подножный, особенно заключенный в оболочку обычной черемши. Витамин С можно добыть из многих вещей, от лапника, до корней шиповника, да и молодой белокопытник даст немало, и крапивы наварить вариант. Но это все трудозатратные методы, а у нас срочные задачи требующие повышенного внимания и плотного графика времени, поэтому простейший способ в виде черемши был бы наиболее приятным. Но походная судьба смеялась над нами, за все это время не было представлено на наш суд ни единого черешка черемши. Почти все подобные места на Сусунайском хребте пестрят черемшой, пусть где-то и небольшими пятнами, но она есть. Мицульский хребет же это самая бедная черемшовая местность в мире. Я шел и плакал…

Прошел тот самый час, когда краски разливаются по всему свету прямо у тебя в голове, мир перестал пестреть аляпистыми пятнами, серый цвет занял свое главенствующее место. А еще я знал страшную тайну, завтра будет дождь. Это подтвердил обновленный прогноз погоды на Бобрике. С утра и до обеда вымочит все в округе. Если я начну тянуть резину о том как же плохо в дождь в походе, всем станет необычайно грустно, поэтому пропустим этот пассаж и сразу перейдем к жизни. Для каждого русского понятно латинское выражение Carpe Diem, которое и без перевода означает, что жить нужно здесь и сейчас, тем днем, который выпал в твое распоряжение, ведь завтра его может и не быть. Поэтому забыв про завтрашний дождь мы шли по реке, что логично – вниз. Старая Утка не везде представляет собой естественный заповедник заржавленного, но крепкого консерватизма тысячелетней тайги. Все эти отрыжки проклятого прошлого ярко проявляются лишь в верховьях гор, и какое-то время ниже по течению. По спутниковой карте хорошо видно колею, которая могла быть только дорогой. Она уверенно начинала проявляться на фотопленке в последней трети реки, и у нас теплилась кое-какая надеждишка, что мы зацепим ее сегодня, и тогда дождь уже не будет так страшно нависать над нами черной судьбой.

Мы всецело посвятили себя пути. Добросовестно высунув языки пыхтели то с одного берега, то по полянам, то по склонам. Трудная это работа – не только тащить из болота бегемота, но и идти по первоначально задуманной богом местности, особенно в амазонских джунглях и на Сахалине. Те немногие, кто был на Амазонке, могут легко представить, как было тяжело нам. Силы истощались на глазах, и нельзя было позволить накопить усталость, впереди еще длинный путь. И вот подвернулось подходящее место. Опушка темнохвоя, рядом ручей, а в лесу дрова. Счастье походника – примерно так художник назвал бы эту картину. Темнохвой еще и предполагал дополнительную защиту от дождя и надвигающегося холода. Я честно предупредил Ксюху, что палатка моя, после трехсот ночевок немного устала, и впоследствии это сослужило мне хорошую службу, когда меня оправдал суд.

Мы побегали немного туда сюда и вскоре обнаружили лагерь, где все чадило и стояло. В большом котелке наварилось столько гречневой каши, что Ксения, вычерпав свою порцию и пододвинув котелок с горой вареной крупы, с сомнением посмотрела на меня, а смогу ли я? Не скажу, что сомнения не одолевали, ведь ее было много, и в обыденный день я бы не рискнул подчистить такой объем, но не тут то было. В процессе уже облизывания ложки, я мыслил, что не так уж ее было и много, и что у нас есть еще пожевать на почти голодный желудок в канун ночного сна? Всю зиму я копил трудами праведными жирок, но за две недели до похода я уже его сжег, и теперь страдал из-за его отсутствия. Талия утянулась до рекордной 8-ой дырочки, я бы мог без зазрения совести выступать в Большом Театре, но не могу, времени нет, и не уговаривайте. В таких походах в день тратится в легкую 5 тыс калорий, это по минимуму, не редко можно сжечь и 8, а восполнение не потянет и на 3 тыс, и то с натяжкой. И так изо дня в день. Это серьезная проблема в сложных походах, особенно веерных, когда они идут один за другим за сезон. В ряде случаев это служило причиной смерти целых групп. Не от истощения, а из-за переохлаждения, потому что вопросы питания и теплорегулирования плотненько так связаны. При резкой смене внешних условиях группа может быть захвачена врасплох, будучи на низких показателях не только глюкозы, но, что еще хуже гликогена, отсутствия в желудках крахмалистой пищи, которая фонит глюкозой, ну и тупостью руководства, которое этого не понимает и гонит группу дальше. Тема очень объемная, я целый труд пишу по этому вопросу. Поэтому здесь не будем.

Нам же с Ксенией пока не грозила смерть от холода, да и от голода тоже. Мы плотно упаковались в спальники и залезли в домик.

День Третий

Ночью, раньше срока, зашебуршил дождик

Он прошелся гребенкой по деревьям, и тут же застучал по палатке. Это одновременно и напрягло и расслабило. А чтобы не слишком умиротворялись, не так далеко от нас со странным гулким шумом рухнуло огромное дерево. Так что перед ночевкой всегда посматривайте одним глазком, чтобы рядом с вами не было больших вот-вот готовых упасть деревьев. Бывало такое, когда и убивали в палатках такие деревья.

Подошел рассвет, почему то в мае он всегда ранний. Ксения тем временем выдвинула мне иск, что стенки палатки кое-где мокрые, и это доставляет ей физические и моральные страдания. Суд иск отклонил, так как пользователь был заранее предупрежден о дефекте жилого помещения. Стороны пришли к соглашению и стали готовиться просидеть в палатке до обеда. Казалось бы, после сильных нагрузок лежи себя и плюй в недалекий потолок, но в замкнутом пространстве палатки это не доставляет удовольствия, хочется прыгать и петь, но негде. Мы помолились Ямбую, и он сдвинул расписание дождя влево. Поэтому уже к 10 часам все утихло, мы тихонько встали и в 12 дня бежали по склону заросшему елями и пихтами вниз по течению. Первоначально все было плохо, склон все больше склонялся, а мы все больше скользили с намерением свалиться с полуобрыва в речку. Наконец-то выбрав момент спустились к реке, пообдирались лавируя между упавших деревьев, выбрали место и переправились через речку. С этого момента дела наши изрядно поправились. С каким-то намеком стало высовываться даже солнце, и Ксения сняла куртку, что было хорошей приметой к чудесной погоде. Поляны вновь разгладились, подобрели. Унылая еще растительность была не против нашего прохода, а дальность обзора гарантировала, что я не наступлю на медведя, как это уже раз было. Он дрых, а я ничего не видел в упор в этой траве. Стало попадаться все больше Лилии Глена. Все это меня радовало, но где же черемша?

«Тута я!» вдруг услышал я знакомый голос, и повернув голову на возглас увидел родную, с красными мазками у основания листиков. Молодая поросль радостно рвалась ко мне, а я ее. Я рыдал, но резал ножом ее плоть. Черемша оказалась редчайшим растением на этом направлении, а редкое растение Лилия Глена было распространенней, чем крапива в Долине Туристов. Где она, походная справедливость? Черемши оказалось два больших бутона, и больше я ее не встречу на всем протяжении похода, это чтобы два раза не вставать.

Мы ели черемшу с Ксенией не отходя от источника ее. Я с удовольствием, а женщина с морщинкой – «Кислая и гадкая». Столь необходимые элементы наконец-то попали куда нужно, и процесс восстановления, незримо, но уверенно и точно пошел с удвоенной силой. Черемша – это сила.

Начав движение мы почти сразу наткнулись на явные признаки дороги. Давно заброшенной, но по всему было видно, когда то овеществленной. Почва под ней была более плотной, хорошо читались бортины и направление дороги. Мы прошли по ней метров двести, и она потерялась. Ожившие было наши надежды затухли как костер без харчевания. Вновь целина приречной растительности, не очень затруднительной без растительности, но не дорога. В это время река привлекла настолько наше внимание, что мы дружно, и не прибегая к коммуникативным навыкам, повернулись в сторону мощного шума. Все говорило о чем то.

Приличный для здешних мест порог красиво рвался на свободу. Мы пофотались на его фоне, зачем не знаю, не спрашивайте. И тут же обратили внимание на плотные зачатки Лилии Глена, здесь она начинала доминировать над другими, но пока только начинала..что же еще будет впереди? А главное с этой точки она перестала быть дезъюнктивным ареалом. Сплошная линия вдоль реки тянулась на многие километры захватывая целые поляны. Ничего подобного на Сахалине я не видел и не слышал. Сплошные поляны заросшие Лилией Глена наблюдались только на Кунашире, а для Сахалина такое явление не было нигде описано. Поэтому можно утверждать, что мы с Ксенией совершили не только преступление (случайно наступая на отдельные экземпляры), но и большое фитооткрытие. Здесь тоже нужно сильно подумать, в честь кого из нас назвать эту местность.

Поглядывая на глянцевые листья Лилии, ступали мы вдоль реки, которая вечно нас хотела отжать в свои воды, а бамбук периодически подключался к этому святому для тайги делу, и мы с трудом балансировали на краю.

Я подозвал Ксению, которая уже пробежала вперед – газелью прыгнув через очередное поваленное. «Ты заметила?», «Нет» – ответила попутчица. «Веточка подрублена на бревне». Мы оба уставились на зарубку. Она была довольно свежая, не сегодняшняя, но и не прошлогодняя. «Люди» – без озвучки стало понятно. Вот что они делали здесь? Мучались мы недолго. Пни сочащиеся соком, именно такая открытка предстала перед нашими глазами. И тут же посыпались другие признаки неестественного характера. Нечто натянутое на палке с вонючим припахом, какая-то железка, и наконец, венец. Большая будка втиснутая в 250-летнюю ель, где-то на высоте трехэтажного дома. Постепенно загадка распуталась. Засадный домик высоко на дереве, к которому, на другой стороне вели сложные ступени, в виде набитых досок. Напротив, расчистив заранее сектор от деревьев, метрах в 50 была выложена привада. Коровья шкура хитрым образом закрепленная, кроме того в железной фигне тоже было что-то съедобное и от того вонючее. Фигня была надежна закрыта от проникновения и закреплена цепью к земле. Все говорило о том, что из леса усиленно выманивали медведя, и что процесс был безуспешен. Никаких даже близких следов медведя. Хотя по ходу движения мы встречали следы медведя, даже довольно свежие экскременты. Но тут, либо медведь был уже битым и умным, либо по странному совпадению, в сиих квадратных километрах их не оказалось. А у медведя очень острый нюх. В семь раз сильней, чем у собаки. Видимо все дело в поумневших медведях.

Пройдя еще 300 метров, каким то чертом нас потянуло подняться на терраску заросшую темнохвойными. И тут же открылось. Огромная изба стояла меж деревьев. Мы удивились и ринулись осматривать ее. Зимовье было просто огромным, если сравнивать со всеми мне известными. Кроме того стоял туалет, чего я не встречал нигде, и собачья конура! Что было уже невероятным излишеством. Газовый баллон лежал под койкой, масса инструмента и бытовых проборов, уходящий в землю слив, раковина в доме! Два больших окна! Естественно в стекле и прочее, что не соответствовало гордому званию – зимовье. Закрыт замок был обычно, как и положено в тайге, на какую-нибудь хрень. В этом случае это была скрепа, которыми крепят бревна, когда ставят сруб. «Ключ» -гвоздодер заботливо был прилажен справа от двери на гвоздях. Данный вид запора чисто против зверей. Предсказуемо мы вскрыли жилье. Это больше было похоже на дачу, и то, далеко не каждый может похвастать подобной дачей. По всему выходило, что на себе этого не принесешь. Или по зимнику, или… это еще предстояло выяснить.

Мы рыскали туда сюда по участку, отмечая все детали… где спуск к речке, где большая сушилка, а где эксперимент по разжиганию «финской свечки». Но вот мы заметили спилы деревьев у самой земли, а это значит, что дорожка чернотропная под квадроцикл. Пошли по следам и поняли, что дорога делает полукруг, обходит по пологой резкие подъемы на террасу и спускается в речку, чтобы затеряться на том берегу. Все разнюхали и захотели есть. Требуется высказаться, что все эти приключения прошли за два с небольшим часа с момента выхода экспедиции с точки ночевки. Мы взвесили почему нужно обедать сейчас, и пришли к выводу, что обедать нужно сейчас. Поворовав местные дрова мы впервые поели за столом с божественной черемшой. Была она сильно ядреной, только с грядки ведь.

После обеда не произошло грома с неба, ожидаемо мы пошли вниз по Старой Утке. Заходили по той небольшой дуге, что наездили квадрики. Вот хоть убей меня, но они были здесь в конце осени. Возможно заезжали на снегоходах зимой, но вот чтобы на квадроциклах, это не в этом сезоне. След виден был очень слабо, едва ли не интуитивно. И вскоре мы расстались, он поехал за речку, а мы полезли в сопку, в ельники, так не хотелось мочить ноги после обеда. Была мечта обойти прижим по высотуре заставленной с черной хвоей деревьями, и где-то за ближним горизонтом выйти на раскатанные тонким блином поляны. Так и шли. Вскоре уперлись в глубоченную промоину сделанную каким-то ретивым ручьев, в буквальном смысле спустились на жопе на дно, и опустив руки вяло отдались реке на волю ее, что выразилось в поколенном купании и переходе на другую сторону. Вдоль реки были замечены пропилы под размер квадрата квадрика.