Буду твоей Верой

1. Вера

– Мам, ну как? – забегаю в кухню и кручусь вокруг своей оси, слегка расставив руки в стороны. А больше и не получится, проход в нашу кухню настолько узкий, что моему папе приходится проходить боком.

– Красавица! – мама поднимает вверх большой палец и переворачивает аппетитные скворчащие оладушки.

– Ты всегда так говоришь, – обречённо вздыхаю и зажимаю пальцами нос, чтобы не травмировать свои обонятельные рецепторы. – Пойду, спрошу у независимой стороны.

– Доча, поешь! – кричит вдогонку мама.

– Мне некогда!

А всё потому, что с утра я провозилась с мытьём и сушкой головы. Обычно я готовлюсь к универу с вечера, чтобы утром себя ничем не отвлекать и приходить на занятия вовремя. Но в субботу мы с мамой ходили по магазинам и купили мне новые полусапожки – замшевые. И мне подумалось, что к новой обуви вряд ли подойдут мои свалявшиеся за ночь волосы. Если пытаться производить впечатление, то сразу всем своим видом, а не частично.

Прагматик во мне во все уши трубил, что потратиться на замшевые сапожки для дождливой осени, зная, что другие мне не светят – слишком самонадеянно как минимум и не рационально как максимум. Но мамуля умеет уговаривать, убеждая в том, как они мне идут.

Мне и самой они симпатичны, а если эти сапожки добавят мне баллов, чтобы понравиться ещё и ему, то, возможно, я перестану чувствовать угрызения совести.

Но мне всё равно крайне важно услышать мнение самого говнистого члена нашей дружной семьи – моего младшего брата, одиннадцатиклассника Ромы.

– Ро-ом, – трясу занавеской, которая является дверью, разделяющей одну небольшую комнату на два идентичных пространства.

У нас обычная двухкомнатная хрущёвка в старом районе. С бабушками-собачницами, милыми ухоженными, расположенными вдоль первых этажей палисадниками, с деревянными столбами и протянутыми между ними верёвками, на которых жители самого нижнего этажа сушат в летнее время бельё. С дедами, играющими по выходным в домино или нарды, с облитыми флотским мазутом скамейками, чтобы по вечерам молодёжь не собиралась под окнами, раздражая этих самых бабушек. С переломанными обшарпанными детскими площадками, где малышня собирает занозы и шишки.

Наше с Ромой детство прошло здесь, в этих песочницах с формочками для куличиков. С песком в трусах и ушах, мы с братом радовались, что он мокрый и липкий, совершенно не подозревая о том, что пятью минутами ранее его смочили местная толстая кошка и худая соседская собака.

Зальную комнату занимают родители, а нам с Ромой на двоих досталась спальня, разделённая тонкой перегородкой из гипсокартона. Как только Роме исполнилось четырнадцать, он занавесился от меня шторкой, тогда как моё убежище осталось полностью открытым для его глаз.

– Ром, ты одет? Можно войти? – стучу по шторке. – Я знаю, что ты не спишь.

– Я сплю, – пыхтит брат. Наверное, как обычно, прячась с телефоном под одеялом.

– Не ври. Я вхожу, – закрываю руками лицо, мало ли… – Я вошла, Ромка.

– Вижу, – опять это голос, как из трёхлитровой банки.

Отрываю от лица один палец, потом второй и в щёлочку между ними подсматриваю одним глазом.

– Ёлки-иголки! – хватаюсь за сердце от увиденного.

Мой брат с голым торсом, но, к счастью, в спортивном трико, отжимается от пола, а на голове у него…зелёный, самый настоящий противогаз!

– Доброе утро, – снимает с себя устройство защиты и являет мне свою глупую мокрую взъерошенную голову.

– Где ты его взял? – хватаю противогаз и верчу в руках.

Ну действительно настоящий!

Ой, а вонючий какой! Ромкиным потом!

– Из кабинета ОБЖ стырил, – ржёт мой брат-полудурок.

Иногда я не верю, что мы – родственники.

Я – отличница, суперответственная, мегарациональная и остроконсервативная пацифистка с альтруистическими замашками.

Мой брат же – бестолковый раздолбай. Это всё, что можно о нём сказать!

– Ром, ты – дурак? – хотя и так понятно. – Сегодня же чтобы в школу вернул, понял? Иначе я родителям расскажу, – шикаю на брата.

– Стукачка, – бубнит брат и поднимается с пола. – А чё припёрлась?

Ах, точно!

Расправляю плечи, натягиваю на лицо свою самую обворожительную улыбку, как я считаю, выставляю кокетливо вперёд одну ножку в новом полусапожке.

Вон, как стихотворно получается!

– Ну как? – интересуюсь у братца.

Рома оценивающим взглядом проходится по мне, а я томительно ожидаю, нервничая, что начинаю опаздывать.

– Ну! – поторапливаю брата.

– Тебе правду или соврать?

– Правду, конечно, – фыркаю я.

– Полный отстой. Кажется, в таких ходила наша прабабушка.

Мои плечи обречённо падают, а нога подламывается с устойчивого невысокого каблучка.

– А если соврать? – ещё на что-то надеюсь я.

– Ну-у…– приценивается брат, – тебе идёт! – ржёт так, что хочется схватить противогаз и настучать по его наглой физиономии.

– Дурак, – вылетаю под мерзкий хохот брата из дьявольского логова и прямиком несусь в прихожую.

«Сам он – отстой», – бубню себе под нос и пытаюсь натянуть бежевое кашемировое пальтишко, купленное на распродаже летом.

– Веруня, а позавтракать? – мама появляется в прихожей с наколотыми на вилку невыносимо аппетитными оладьями.

– Некогда, мамуль, у меня злаковый батончик с собой есть. Пока, – машу маме рукой и проворачиваю замок.

Выхожу за дверь и … эх, не могу!

Да ёлки-иголки!

Я – не слабохарактерная, я – слабоустойчивая.

Перед едой.

Перед любой вкусной едой.

Залетаю обратно и выдёргиваю из рук стоящей в прихожей мамы один верхний оладушек и засовываю целиком в рот.

По дороге прожую!

2. Вера

Ловко маневрирую между лужами, а где не могу пройти – иду по бортику, как канатоходец, расставив руки в стороны. В одной удерживаю сумку, в другой – зонт. Держу баланс! Мне нельзя промочить и испачкать свои новые сапожки и почти новое пальто.

Октябрь в этом году мерзкий, дождливый, как сказали бы депрессивные и солнцезависимые.

А мне любая погода нравится!

Ну разве можно не восхищаться этими опавшими багряно-огненными листьями, прибитыми грибным дождем к земле? Этим свежим влажным воздухом, наполненным романтичным унынием? Низкими серыми облаками, гонимыми осенним ветром…

Нависаю над чистой прозрачной лужицей и разглядываю себя, точно в зеркале.

Эти очки…

Печально вздыхаю, перепрыгиваю через лужу, подключаю гарнитуру к телефону и спускаюсь в метро, которое довезёт меня до университета. Вуз, в котором я учусь, достаточно престижный в столице. Моих баллов ЕГЭ хватило поступить на бюджет. Вернее, мои баллы были самыми высокими среди всех поступающих на Менеджмент.

Мне нравится территория нашего студенческого городка.

Пробегая по главной аллее, вдоль которой по разные стороны находятся корпуса, я каждый раз не верю сама себе, что я – студентка второго курса Экономического Факультета!

Всякий раз именно на этой аллее я чувствую себя частью одной общей неповторимой студенческой семьи!

Но только на этой аллее. Потому что дальше я погружаюсь в мир знаний, учебников, коллоквиумов и гонкой за оценками, обосабливаясь от этой самой неповторимой общей семьи.

Вся студенческая жизнь проходит мимо меня: я не хожу по впискам, не участвую в групповых сборищах, не играю и не смотрю местный КВН, не зависаю в столовой, не перекуриваю в сортирах, не болею за «наших», я не в группе поддержки, и у меня нет друзей.

Я не интроверт и довольно общительна. Но… как-то с друзьями у меня не складывается.

Наша группа разбилась на лагеря по интересам, а я так и не смогла прибиться ни к одному из этих лагерей.

Пока мои одногруппники заводили знакомства друг с другом на студенческих вечеринках, я дружила с учебниками и художественной литературой.

Мой брат называет меня «Остановкой Ботанический сад», но я не ботан, я просто…Ладно, я – ботан. Очкастый щуплый ботан. Но это не значит, что я ни с кем не общаюсь и считаю всех беспросветной темнотой.

Хотя половину сидящих в этой огромной аудитории я именно такими и считаю.

Замедляю шаг и сканирую взглядом присутствующих, пытаясь высмотреть ЕГО, чтобы примоститься поближе, а потом всю пару украдкой глазеть.

В аудитории с деревянными восходящими кверху столами шумно и возбуждённо. Первой парой у нас общая на весь наш менеджерский поток дисциплина – лекция по высшей математике. Я каждый раз жду именно эти совместные занятия, потому что потом мы разбредаемся по своим группам на семинары, а Артём Чернышов, к моей скорби, не в моей группе.

По Чернышову я тайно страдаю второй год. Правда, за летние каникулы я о нём преспокойно забыла и успокоилась. А когда мы вышли на учебу в сентябре, я поняла, что до сих пор страдаю.

Если я – заучка, это не значит, что мне не может кто-нибудь нравиться.

Мне нравится Артём Чернышов, но проблема в том, что я ему, кажется, не нравлюсь.

По Чернышову сходят с ума многие девчонки нашего курса.

Да и не только.

Студентки-старшекурсницы истекают слюной, когда им улыбается Тёма, а из их глаз сыплются сердечки и разноцветное конфетти.

Не знаю, что сыпется из моих окуляров, но Чернышов Артём меня не замечает.

И угораздило же меня влюбиться в главного красавчика нашего вуза!

Не могла, что ли, попроще кого-нибудь выбрать?

Но, с другой стороны, попроще – это не мой формат. Ставить себе задачи и находить их решение – как бросить себе вызов!

– Я заняла тебе место! – кричит Кира Федотова на всю аудиторию так, что половина сидящих находят очки на моём лице. Проклинаю её за то, что выставила меня объектом общего ненужного мне внимания, но только не Артема.

Я не знаю, как так получилось, что Кира Федотова вдруг решила, что мы – подруги. Смею подозревать, что после одного случая, когда Кира неудачно уснула на лекции по сопромату.

Неудачно – это тогда, когда тебя спалил лектор.

Удачно – когда ты выспался и остался непойманным.

Разгневанный преподаватель разбудил Федотову и заставил отвечать на вопрос, который она вряд ли видела и слышала во сне.

Я сидела неподалёку, и чёрт меня дернул шепнуть ей ответ.

Кира Федотова, естественно, не расслышала и ляпнула такую пургу, что её потом удалили с занятий. Но для Киры Федотовой оказалась важнее не правильность её ответа, а то, что из всей аудитории ей помогла только я.

С тех пор мы как бы подруги!

Я не разубеждаю её в этом, но и не соглашаюсь, сохраняя нейтралитет. Мне приходится её терпеть ещё потому, что иногда она снабжает меня информацией и свежими сплетнями об их второй группе, между прочим той, в которой учится Артём Чернышов.

С великим прискорбием поднимаюсь на пятый ряд и сажусь рядом с Кирой.

Это очень далеко.

С Артёмом нас разделяют несколько рядов и проходов. И мне его плохо видно.

Но я и так знаю, какой он красивый и гладкий!

Да, гладкий!

Его кожа – образец из рекламы средств от прыщей, и мне кажется, что он как раз ими и пользуется! Этими средствами, не прыщами! Ну невозможно иметь такую идеальную, ровную, чистую кожу!

Я завидую ему! Завидую и желаю потрогать его лицо, чтобы убедиться, что оно настоящее, а не керамическое.

Иногда мне хочется найти свои старые детские очки большей диоптрии, чтобы разглядеть кожу Артёма, как под микроскопом!

Мне нравится в Чернышове всё: его ниспадающая на лоб длинная чёлка, или это не чёлка, я не разбираюсь, но выглядит стильно. Нравится, как изящно он дёргает головой, чтобы закинуть волосы на бок. Нравится его широкая красивая улыбка, которую он раздаривает всем, кроме меня, его остроумные шутки, пухлые губы и карие, практически чёрные глаза.

Слева от него сидит его друг – одногруппник Роберт!

Обезьян редкостный!

И я до сих пор не могу понять, как мой Артёмка может общаться вот с этим приматом, словарный запас которого состоит из «А-а-а» и «У-у-у».

А вот справа… та, которая не даёт мне спокойно учиться с конца первого курса – моя одногруппница и дива местного разлива – Карина!

Причём дивой она обозначила себя сама, и я думаю, это не потому, что её фамилия – Дивеева. Просто она слишком себя любит и боготворит!

Весь первый семестр первого курса для всех я была одногруппницей-ботанкой, у которой можно было попросить списать.

Ни меньше, ни больше.

Но всё изменилось после зимних каникул, когда наша группа практически в полном составе съездила отдыхать на туристическую базу.

Не поехали только я и ещё одна девочка, которая заболела ангиной.

Хочу сразу уточнить!

Первая группа, в которой я учусь, считается элитной. В ней учатся студенты на коммерческой основе, то есть те, кто может позволить себе платить баснословные деньги. Детки, рождённые сразу в брендовых шмотках и шестью нулями в глазах! В этой же группе учусь и я, потому что набрала самый высокий вступительный балл. Кроме меня, на бюджете учится ещё один мальчик, но у него и с головой, и с финансовым положением родителей полный порядок.

После зимних каникул я вернулась в Институт изгоем и объектом насмешек Дивеевой, которая вдруг решила, что я – босячка, позорящая их золотую группу.

Но знаете, что?

Мне абсолютно до Северного полюса, что они там говорят, потому что в нашей небогатой семье есть душа, уважение и любовь.

Карина Дивеева – красивая девушка, очевидного я не могу отрицать, как бы она меня не раздражала. Возможно, своей внешностью она компенсирует то, чего не хватает её голове – мозгов.

В моей же голове серого вещества столько, что можно было бы отложить его в баночку и поделиться с Кариной, да только наша дива вряд ли поймёт, что с ним делать и нанесёт на лицо в качестве омолаживающей маски.

Печально вздыхаю и отворачиваюсь.

Такой, как Карина, мне не быть.

А судя по всему, моему Артёму нравятся как раз такие: ухоженные, привлекательные няшки с кукольным личиком, а не очкастые зубрилки в вещах с распродаж из массшопа.

3. Вера

– О, какие люди!

– Да ладно?

– Где ты был, о, блудный сын?!

– Явление Христа народу!

По аудитории раздаются аплодисменты и свист! Возбуждённые студенты скандируют и улюлюкают, а я пытаюсь понять, что могло вызвать такой откровенный ажиотаж.

– Смотри, – толкает меня в бок Кира и слегка привстаёт, чтобы лучше рассмотреть того, кто внизу. – Там твой одногруппник, как его там?

Тоже привстаю и свожу брови вместе, пытаясь разглядеть одногруппника.

А, понятно.

Ну точно «как-его-там». Этого одногруппника последний раз я видела мельком на летней сессии во время того, как забегала поставить автоматом экзамены.

– Бестужев, – брякаю я и плюхаюсь обратно на место.

– Точно! Какая фамилия красивая, – загорается новогодней елкой Кира, – да и парень – огонь!

Перевожу взгляд на парня-огонь, который лениво кланяется перед аудиторией, также лениво ухмыляется, будто он – Папа Римский, а мы тут все собрались на него поглазеть и прикоснуться к святыне.

– Давай к нам, Бес! – свистит ему Артем и машет рукой.

Медленно, расслабленной походкой, будто делает нам всем великое одолжение, Егор Бестужев поднимается вдоль рядов и усаживается рядом с Чернышовым и Кариной.

Ну понятно!

Местная элита! Всегда держатся вместе. Хотя не могу сказать, что Бестужев прямо вхож в компанию Карины и Артема. Вроде и общаются, но друзьями их назвать сложно. Возможно, это потому, что Бестужев очень редко появляется на занятиях.

Егор стабильно ходил до первой зимней сессии первого курса, чтобы поспать.

Честно, я думала, что его не допустят до экзаменов, но после зимних каникул пару раз я его на занятиях всё-таки видела.

А потом он пропал, и о его существовании, как об одногруппнике, я благополучно забыла.

До сегодняшнего дня.

– А как его зовут? – не унимается Кира, прожигая висок парня взглядом, – такой хорошенький! А почему он так редко ходит на занятия?

Ошарашенно поворачиваюсь к Кире и одариваю её таким взглядом, что будь я на её месте, собрала все свои причиндалы и пересела бы на другое место. Но Киру, видимо, даже атомной войной не проймешь.

– Егор его зовут, а почему не ходит – понятия не имею. Передо мной он не отчитывается, – бурчу и хватаюсь за ручку, потому что в аудиторию вошёл преподаватель.

– Ну и ладно, – совершенно не обижаясь, пожимает плечами Кира и блаженно улыбается, глядя в сторону Бестужева. Иногда мне кажется, что у неё отключена функция «чувство обиды». – Я сама узнаю!

Вот нисколько не сомневаюсь!

***

– Господин Бестужев?

Опускаю учебник и смотрю на преподавателя. Профессор Бубновский приспустил очки и с показным пренебрежением рассматривает вошедшего в аудиторию парня. На сгибе локтя у Бестужева висит сияющая Карина, а вот его лицо застыло с выражением: «Снимите это немедленно!». Я имею в виду Карину с его плеча! Позади них – верная болонка Дивеевой, её подружка Альбина, выглядывающая из-за спины своей хозяйки.

Интересно… а как же мой Тёмочка?

На двух стульях пытается усидеть наша королева?

– Я, – не обращая внимания на преподавателя, Бестужев сканирует аудиторию на наличие свободных мест. На секунду его глаза и мои очки встречаются, но парень быстро отводит свой взгляд так, что я даже моргнуть не успеваю. – Мне льстит, что вы меня помните, Марк Ифраимович, – Егор стряхивает Дивееву и расслабленной походкой идёт к свободной первой парте, потому что все остальные места уже заняты.

Аудитория, где сейчас начнется семинар по управлению рисками, небольшая, состоит всего из двух рядов. На первой парте первого ряда сижу всегда я, а большинство нашей группы выбирает места подальше от профессора Бубновского.

– Не обольщайтесь, молодой человек, я помню исключительно вашу знаменитую фамилию. А вы, Андрей, её так опрометчиво позорите, – Бубновский снимает очки и берётся за тряпочку, демонстративно показывая свое пренебрежение к Егору, называя его другим именем.

Не знаю почему, но Бубновский с первого курса предвзято относится к Бестужеву. Чем и когда он успел насолить Марку Ифраимовичу, понятия не имею, но с первой парты мне прекрасно видно, как подрагивают руки профессора, сжимающего тряпочку для очков, как тонко сжаты его сухие губы, а лицо покрылось бордовыми пятнами.

– Я не Андрей. Меня зовут Егор, – всё тем же тоном ленивого домашнего кота поправляет профессора парень.

Смею заметить, что у Бестужева есть одна выдающаяся черта – его сложно развести на эмоции. Он всегда в одном расположении духа – расслабленного пофигиста. Чего не скажешь о профессоре, который вместо линз уже протирает тряпочкой лоб, покрывшийся мелкой испариной.

Марк Ифраимович решает смолчать, тем самым показывая, что ему глубоко безразлично – Егор тот или Андрей, и поправлять он себя не собирается.

Бестужев снимает синюю спортивную куртку и вешает её на спинку стула, а рядом с ним плюхает свою брендовую сумочку дива местного разлива – Карина.

– Ты ведь не против? – приторно улыбается самопровозглашённая королева.

Обычно на семинарах они с Альбиной сидят вместе, но сегодня отточенным движением наманикюренного острого когтя, Карина сгоняет со второй парты одногруппника и по-хозяйски указывает Альбине сесть позади неё.

Суваева Альбина покорно кивает и усаживается точно туда, куда приказала хозяйка.

Вот это тотальное беспрекословное подчинение!

Я вдруг на секунду представила себя в роли покорной овечки, и у меня закрутил живот. Это же как себя надо не уважать?

Но смею заметить, в этом мире всё-таки существует то, что может поставить меня на колени – вкусные мамины вареники с белорусским домашним творогом, богато политые растопленным сливочным маслом. М-м-м!

С чувством жалости смотрю на Альбину и понимаю, что лучше быть одиночкой–изгоем, чем безропотной бесхребетной амёбой, гонимой течением.

Хотя Суваева Альбина сама по себе безобидная. Пару раз, когда наша Дива была на больничном, Альбина даже со мной здоровалась. Но стремление быть популярной и узнаваемой на курсе продавило всю её человечность, превращая Альбину в последнюю стерву.

Егор Бестужев смотрит на сумочку Карины, усыпанную стразами и блёстками, и одаривает девушку таким взглядом, после которого я бы на её месте почувствовала себя прилипшим банным листом.

– Валяй, – пожимает плечами Бестужев и, подпирая рукой подбородок, со скучающим видом отворачивается от дивы.

Мы снова встречаемся взглядами, и теперь уже я спешу опустить свои окуляры в учебник.

В настройках Карины программа собственного достоинства не установлена заводом-производителем, поэтому, не смущаясь, деваха размещает свою подкаченную пятую точку на соседний стул и начинает раскладывать свои яркие ручки по цветам радуги на столе.

4. Вера

– В зависимости от того, на каком этапе инвестиционного цикла выполняется инвестиционный проект и для какой цели он служит, он может иметь вид: ПТЭО, непосредственно самого ТЭО и бизнес-плана, – вещает под диктовку Марк Ифраимович, а я вместо того, чтобы конспектировать за профессором, закусив колпачок ручки, нагло разглядываю Бестужева.

Я не собиралась.

Просто его выдвинутая в проход нога меня начала раздражать. И мне было бы безразлично то, что длинные ноги парня не умещаются под партой, но, когда его левая нога пришла в движение и начала покачиваться, я не cмогла этого не заметить.

Это, что, нервное?

Его колени широко расставлены, а руки сложены на груди.

На самом деле Кира права. С июня Егор Бестужев возмужал и стал ещё шире в плечах. От кого-то я слышала, что мой одногруппник занимается профессиональным спортом. Не понятно, какого лешего он забыл на Менеджменте, потому что спортивная олимпийка с известной эмблемой на спине и трико явно намекают на то, что Бестужев собирался не на Управление рисками, а на физкультуру. Причём каждой парой.

Его короткостриженый ёжик волос под стать своему хозяину. Меня улыбает, когда представляю Бестужева, каждым утром укладывающим волосы в стильную причёску. Такую, как у Чернышова, например.

Егор сидит вполоборота от меня, и полностью мне его лица не видно. Но даже так мне отчётливо заметны все неровности и неидеальности его кожи: мелкие шрамы, случайные порезы, три родинки в виде правильного треугольника на левой щеке. Профиль его лица выдает небольшую горбинку носа, и мне вдруг становится интересно, это его физиологическое строение, или он был кем-то сломан? Линия упрямо сжатых, слегка потрескавшихся губ и сведённые к переносице, если не знать Егора, могли бы намекнуть, что мой одногруппник напряжён или чем-то озабочен. Но не стоит отдаваться заблуждениям, ведь грустные брови Бестужева – это какая-то странная мимическая особенность. Они всегда незначительно сведены к переносице, придавая лицу тень печали и грусти. Даже усмехаясь, Бестужев как будто грустит.

Опускаюсь взглядом ниже и разглядываю кисти его рук, выглядывающие из-под олимпийки, с разбитыми косточками и подстриженными под самый корешок ногтями.

Да-а-а, до идеала – Артёма Чернышова далеко.

Бестужев сидит предельно расслаблено, с тем же самым невозмутимым выражением лица. Его поведение можно было бы назвать хамским, потому как сидеть за первой партой, не имея при себе даже ручки с тетрадкой, и так откровенно зевать – может только самоотверженный или отмороженный.

Со скучающим видом Егор заглядывает в розовый блокнот Дивеевой и усмехается, глядя на то, как Карина старательно подчёркивает понятия и определения. Но не для того, чтобы выделить основные тезисы, а чтобы просто было красиво.

Мне тоже смешно, и я не успеваю подавить улыбку, как ловлю на себе взгляд сощуренных грифельных глаз, левый из которых нагло мне подмигивает. Шариковая ручка, зажатая между зубами, с глухим шлепком вываливается из моего рта и могу поспорить, выгляжу я в эту секунду как пришибленная.

Бестужев сейчас подумал, что я улыбалась ему?

Вот же ёлки-иголки!

Быстро отворачиваюсь, надеваю маску невозмутимости и принимаюсь за конспект, как справа слышу приглушённый смешок Егора.

– Но мы с вами, уважаемые будущие великие экономисты, остановимся на бизнес-плане. Его разработка обычно предшествует разработке ТЭО, он может быть альтернативой ПТЭО, заменять ТЭО или служить в более сложных проектах итоговым максимально компактным документом. Поэтому, – Марк Ифраимович опускает очки на нос и проходится пытливым взглядом по каждому, останавливаясь на лице Бестужева, – каждый из вас начинает готовить бизнес-проект. Такова будет ваша самостоятельная работа, которая и выльется в ваш будущий курсовой проект. Разработчики лучших бизнес-планов получат оценку автоматом по моему предмету на экзамене.