– Что ещё сказать хочешь? – остановившись, недовольно спросила Виринея.
– Ты приходи к нам с матерью в гости. На озере рыбу половим.
– Некогда мне рыбу ловить. А вот когда на остров соберусь за грибами, загляну к вам, – пообещала Виринея и скрылась в зарослях.
Вера пошла по полю. Солнце палило нещадно. Добравшись до дубовой рощи, она изрядно утомилась. Вере нравилось бывать в этой роще. Кряжистые деревья с резными листьями казались ей живыми существами. Неслучайно эрсияне считали дубы священными деревьями. Неподалёку от Омшани была другая дубрава, в которой эрсияне молились.
Под сенью вековых дубов царила прохлада. Вера направилась к источнику, бьющему из-под корней единственной плакучей ивы, которая росла посреди дубравы. От родника брал начало ручеёк, который впадал в речку, протекавшую в овраге близ Комаровки. Вера легла на живот, положила рядом с собой узелок и стала наблюдать, как вздымались со дна родника и закручивались маленькие песчаные вихри. Можно было бесконечно долго наблюдать за кружащими в воде песчинками. Вера зачерпнула ладонью и выпила ледяную прозрачную воду. И тут она ощутила чьё-то присутствие. Вера оглянулась и вскрикнула, увидев незаметно приблизившегося к источнику незнакомца, у которого на поясе висела сабля в ножнах. Русоволосый кареглазый статный молодец с кудрявой бородой улыбнулся ей. Одет он был, как землепашец – в белую рубаху и серые штаны. Его волосы были подвязаны белой лентой.
– Здравствуй, красавица! – приветливо улыбнувшись, сказал незнакомец.
Вера поспешно вскочила с земли и подхватила узелок.
– Что же ты не отвечаешь? Я тебе не желаю зла, – сказал юноша.
– Откуда мне знать, что у тебя на уме? Ты ведь нездешний, – сказала Вера.
– Угадала. Я нездешний, – признался молодец. – В Омшань направляюсь. Мне бы дорогу туда разузнать. Не по всему же лесу мне бродить.
– Не слыхала я ни про какую Омшань, – ответила Вера, подозрительно посмотрев на незнакомца.
– А сама-то откуда будешь? – поинтересовался молодец.
– Я местная, – уклончиво ответила девушка.
– Из какой ты деревни?
– Я не привыкла с незнакомцами разговаривать. Мне мать не велит.
– Вот как?
– Пропусти меня! – сказала Вера и попыталась пройти мимо незнакомца, но тот преградил ей путь.
– Неужели тебе неинтересно, как меня зовут?
– Мне всё равно, – нахмурившись, сказала Вера.
– Какая ты сердитая!
– Уж, какая есть.
– А я всё же скажу: звать меня Севастьян.
– Пропусти, Севастьян! – снова потребовала Вера. – Меня больная мать ждёт.
– Где она тебя ждёт?
– Тебя научили вопросы задавать, или ты такой любопытный?
– Я любопытный. И обидно мне, что я тебе сказал своё имя, а как тебя величать, не знаю.
– Верой меня звать. Теперь доволен?
– Доволен. Какая же ты красивая, Вера! – сказал Севастьян и обхватил Веру руками, пытаясь поцеловать её.
Девушка стала вырываться. Севастьян откинул в сторону саблю и, повалив Веру на землю, стал жадно покрывать поцелуями её лицо. Он ухватился за ворот её сарафана и рванул его. Вера откинула в сторону узелок и надавила пальцами на глаза Севастьяна. Он взвыл от боли. И тут его крик заглушил оглушающий грозный рык.
Севастьян отпрянул от девушки и увидел рядом огромного медведя, поднявшегося на задние лапы. Юноша вскочил и бросился к лежавшей в траве сабле. Медведь ударил его лапой по плечу и порвал на нём рубаху.
Севастьян выхватил саблю из ножен. Вера поднялась, и вытащила висевший у неё на верёвке груди оберег.
– Уходи, Топтыгин! – попросила Вера.
Медведь повернулся к девушке, рыкнул и встал на четыре лапы. Некоторое время зверь смотрел на девушку угрюмыми маленькими глазками, а потом развернулся и снова направился к Севастьяну.
– Заклинаю тебя Велесом: уходи прочь, лесной Хозяин! – крикнула Вера.
Медведь в очередной раз рыкнул, развернулся и быстро побежал прочь. Севастьян опустил саблю и присел на траву.
– Сильно он тебя царапнул, – сказала Вера, глядя на растекающееся по рваной рубахе багровое пятно.
Юноша положил на землю саблю, скинул с себя рубаху и склонился над родником. Морщась, он стал промывать раны. Вера бросила на Севастьяна взгляд, и увидела у него на шее серебряный крестик, висевший на шнурке. Вера запахнула порванный ворот и, взяв в руку узелок, пошла прочь от родника.
– Может, перевяжешь раны? Порви мою рубаху на куски, да перевяжи плечо, – попросил Севастьян.
– Раны у тебя неглубокие. Кровь скоро сама остановится. Поделом получил! – сурово сдвинув брови, сказала Вера.
– Хоть до деревни доведи!
– До какой же тебя деревни довести? До эрсиянской или до витичской? Или тебе теперь всё равно? Зачем ты собирался разведать дорогу до Ошмани?
Севастьян молчал.
– Откуда ты взялся? – спросила Вера.
– Издалека, из Рост-града иду.
– Вот как? А одёжа твоя почему не износилась и даже не запылилась? А сапоги откуда на тебе такие ладные, с блестящей кожей? Деревенские мужики таких хороших сапог не носят. Уж не дружинник ли ты князя Василиска?
Севастьян нахмурился.
– Думаешь, будто я не знаю, что в Рост-граде до сих пор тамошние жители – меряне не носят нательные кресты, а только обереги и руны, да и витичей там немного живёт, а ведь ты витич, судя по говору!
– Откуда про Рост-град знаешь? – сурово спросил Севастьян.
– Нам калика-гусляр про Рост-град сказывал, когда через нашу деревню проходил.
– Значит, смышлёная ты.