Этюды

– Занимательная история, – с непонятной гримасой то ли усмешки, то ли смущения произнесла судья. – И какой вывод вы из этого всего делаете?

– Ваша честь, дело в том, что отсутствие отклонений в психике подсудимого может говорить только об одном: он не смог справиться с навалившимся на него неожиданным горем в случае со своей женой, потом – с фактом невезения на планете Н-32. Ведь что ему мешало найти такую же девушку на этой планете и тоже стать отцом? Можем же мы допустить и такой вариант? Если он «пост фактум» уже осознал это, то это ничего, кроме негативных реакций вызвать у него не могло. Необдуманный поступок с Анастасией Ляликовой, который Харлампиев оправдывал потом приказом Космофлота, привнёс раскол в его команду. Это очевидно. Сам он тоже не мог остаться равнодушным. Загадкой остаётся только его деятельность в институте генетики после отставки, но там он, судя по отчётам, всё время посвящал работе – практически по двадцать часов в сутки. Неспособность реализовать себя как технического специалиста и организатора, а также смерть его покровителя, Плиева Руслана Исаевича, видимо, оказались непосильной ношей для его последующей деятельности в том обществе, где Харлампиев привык жить и работать. Всё говорит о том, что он специально старался сменить обстановку, чтобы забыть о происшедшем, так сказать. Здесь для непосвящённого взгляда со стороны тоже возникает непонятная картина: как мог человек, не достигший пятидесяти лет, без участия Комиссии по вопросам педагогики, без аттестации и рекомендаций получить разрешение на преподавательскую деятельность в средней школе? Но директор школы частично уже ответила на этот вопрос… Это вопрос для более компетентных органов. Так вот, для успокоения и самоизоляции роль учителя в простой школе на Земле подходила как нельзя лучше. Но весь путь подсудимого «из князи в грязи», так сказать, уж простите мне такой каламбур, происходил постепенно и незаметно для окружающих, хотя на самом деле теперь чётко видно, что это был путь постепенной моральной деградации некогда сильной личности. Сила воздействия, как все знают, всегда равна силе противодействия. Поэтому глупо было надеяться, что всё пройдёт бесследно. Так и случилось. Накопившийся «отрицательный заряд эмоций» выстрелил и в прямом, и в переносном смысле по несчастному инвалиду Герасимову Герману Георгиевичу, которому, скорей всего, требовалась помощь, а не наказание. Но со стороны мои слова могут некоторым показаться смягчающими вину подсудимого и взывающими к милосердию. Это далеко не так. Ведь отсутствие психических отклонений и хладнокровное признание своей вины, плюс, повторное подтверждение искренности своих намерений и нежелание раскаяться в содеянном, – всё это красноречиво свидетельствует о преднамеренном убийстве гражданина Герасимова, о планировании этого поступка и, как следствие, о возможности совершения подобного самосуда над любым другим членом нашего общества. Да, вопрос равенства был попран, но проблема ещё и в том, что подсудимый взял на себя функции судебной системы, он возомнил себя богом, преступив тем самым закон и поставив себя выше закона. А где же тогда гарантия, что завтра он не пожелает совершить такой же поступок с любым другим гражданином нашей планеты, или солнечной системы, только лишь потому, что тот будет вести себя не в соответствии с его выдуманными нормами и правилами? Прошу суд принять во внимание это обстоятельство и от имени гособвинения требую применить по отношению к Харлампиеву Владимиру Александровичу высшую меру наказания, смертную казнь.

«Господи, неужели закончил? Не верится… Но и на том спасибо. Хоть вопросов больше не задавал. Быстрее, идите же принимайте решение! Быстрее… Так тяжело сидеть с прямой спиной»..

ГЛАВА СТАЛКЕРЫ

Судья вышла с помощниками, чтобы вынести решение. В тот момент, когда она исчезла, с другой стороны зала открылась другая дверь, и в неё вошли шесть человек. Они были в чёрной военной форме с голубыми нашивками космических десантников, подтянутые и коротко подстриженные, и производили впечатление группы спецназа, прибывшей для выполнения задания.

– Ваша честь, – обратился первый из них, с густой проседью и глубокими морщинами на лице. У него были погоны капитана. Его поднятая в воздух рука замерла, потому что он заметил, что за столом судьи никого нет. – Ну, что ж, нет, так нет, – заключил он, говоря как бы сам с собой. Все в зале, как завороженные смотрели на него, затаив дыхание. Обведя всех спокойным взглядом, он произнёс хорошо поставленным командирским голосом: – Мы приносим вам свои извинения за небольшую задержку в заседании. Ненадолго вам придётся остаться в зале. До нашего ухода. Прошу расположиться поудобнее и не мешать. Нам понадобится не более минуты… вашего времени, – добавил он в конце после небольшой паузы.

– Сталкеры… – прошептал справа от него тот мальчишка, который до этого всё время смотрел на своего бывшего учителя. Капитан повернул голову и улыбнулся. Мальчик сидел с широко открытыми глазами и боялся пошевелиться. Одобрительно подмигнув ему, капитан кивнул головой сталкерам и направился прямо к решётке, за которой сидел бывший школьный учитель Харлампиев. Сопровождавшие его люди тем временем расставляли стулья прямо перед клеткой. Самый последний, очень смуглый сталкер с орлиным профилем, достал наладонный планшет и стал нажимать кнопки. По залу пробежала волна невидимого ветра. По крайней мере, потом это так описывали свидетели. Внешне ничего не изменилось, но теперь уже никто не мог встать и отойти в сторону со своего места – зал накрыло прозрачным блокиратором. Люди могли всё видеть, но время для них почти остановилось, и со стороны сталкеров не доносилось больше ни звука. Всем оставалось только наблюдать за происходящим со стороны, как зверям в допотопных зоопарках двадцатого века.

– Значит, ты не согласен с нашим мнением? – спустя час, грустно спросил капитан Желтоножко.

– Нет, не согласен. Но я всё равно рад, что вы нашли время и желание приехать сюда. Причём, все, – Харлампиев многозначительно посмотрел на Плиева, но сталкеры смотрели в пол, и даже, если кто-то и понял его намёк, то не прореагировал. – По крайней мере, мне тоже это было необходимо, – он сделал паузу и вздохнул. – Теперь я смогу спокойно сделать свой выбор.

– Какой выбор? – удивился Желтоножко.

– Это уже неважно, – усмехнулся тот, потерев лоб рукой. – Главное, что у вас всё в порядке, – он устало улыбнулся.

– Ты уже сделал свой выбор, Володя, – озлобленно бросил Заикин. – Не надо нас ни в чём обвинять! Ты сделал его сам. Мы не виноваты, что ты оказался здесь, а мы – там, – он ткнул рукой в потолок, показывая в небо.

– Я никогда никого не обвинял. И ничего от вас не скрывал. И сейчас не собираюсь. Нечего мне добавить. Честно. Всё, что вы сказали, правда. Думаю, что окажись на моём месте любой из вас, он сделал бы то же самое. Но на этом месте оказался я, и я сделал это за всех вас. Хоть вы и стараетесь меня переубедить…

– Мы не стараемся переубедить, – ответил капитан. – Мы просто не совершили бы этого. Никогда. И никто… Мы все в корне несогласны с тобой и именно это и приехали тебе сказать. Мы ни при каких обстоятельствах не совершили бы преднамеренное убийство ни в чём неповинного человека… – тут он запнулся и замолчал.

– Ты намекаешь на то, что я уже не в первый раз это делаю? – усмехнулся Харлампиев. – Или, может, решил напомнить мне Н-32? Не волнуйся, Игорь, я Андрея со Светой и без тебя хорошо помню. Все эти годы помнил. Так что не беспокойся. И все вы тоже не беспокойтесь, – он обвёл взглядом остальных сталкеров. – Я вас прекрасно понял. Можете возвращаться к своим семьям с чувством выполненного долга.

– Зачем ты так? – попытался робко возмутиться Руслан Голенков, но вдруг почувствовал фальшь в своём голосе и замолчал.

– Я говорю то, что думаю. А вы почему-то изменились. Я не лезу в герои, как ты тут Стас выразился. Я просто вижу, что что-то настоящее, цельное, что нас объединяло, ускользает. И мир тоже ускользает. Всё ускользает. Вроде бы нет причин для беспокойства, а такие вот, как вы говорите, «возрастные проблемы» перерастают в настоящую беду. И никто не видит. Понимаете? О каком героизме вы мне тут говорите? А? Вы всё пытаетесь красивые сказки про гуманность и общественный порядок рассказывать, а я вам просто скажу: это общество с вас и начинается. И если каждому из вас эта проблема не нужна, то кому тогда ваша гуманность нужна? А? Кому? Тебе, Игорь, Серёге, Стасу, – всем не хочется брать на себя ответственность. И этим тоже, – Харлампиев ткнул рукой в сторону прокурора и пустого места судьи. Внезапно он застыл, провёл рукой по лбу и тихо произнёс: – Ладно, всё понятно. Разговор закончен.

Владимир отпустил решётку, за которую всё это время держался, и откинулся на стул. Сталкеры молчали. Внезапно из-за спины капитана Желтоножко донёсся приглушённый голос:

– Я хотел тебе спасибо за отца сказать. Большое, – это был Плиев. – Все резко повернулись к нему. Но он не поднимал глаз и продолжал смотреть в пол. – Я получил его письмо. Он написал, что ты был прав. Я не знаю, что он имел ввиду, но я уважаю отца и знаю, что он просто так не стал писать. Это всё.

Сталкеры сидели молча. Харлампиев поднял голову и в его глазах засветилась маленькая искорка хорошего настроения. Но он быстро подавил в себе всплеск эмоций и произнёс ровным, спокойным голосом.:

– Алан, мне надо сказать тебе кое-что. Мы не разговаривали с тобой уже много лет. И вряд ли уже поговорим. Я не собираюсь просить прощения, нет. Мне просто не за что его просить, – увидев, как все возмущённо вскинули головы, Харлампиев поднял руку и быстро добавил: – Не надо лишних слов. Всех остальных это не касается. Вы не принадлежите к первой группе. К сожалению… Это касается только Алана. Я хочу сказать тебе последние слова твоего отца, – сталкеры от неожиданности замерли. – Он прямо так и сказал: жизнь всегда найдёт себе дорогу к свету. У вас дома, в горах, вы однажды нашли цветок, который вырос прямо из середины камня. Так вот твой отец просил напомнить тебе, как вы разбирали эти камни, чтобы найти то место, откуда он начал расти. Ты тогда сказал, что эти камни только мешали цветку расти, а он сказал, что, наоборот, они защищали его от других врагов. Я постарался быть одним из таких камней. Скоро ты это поймёшь. И решишь, мешал я или защищал. Когда-то тебе тоже придётся принимать решение. Вот и всё, – внезапно закончил он. Никто не смотрел в сторону Алана – настолько беспомощным и беззащитным выглядел этот сильный, закалённый в борьбе с космосом человек. Харлампиев наклонился вперёд и негромко произнёс: – От себя хочу добавить: помни наше правило: «Двадцать четыре часа»!

В этот момент распахнулась задняя дверь и в зал вошла судья. Скрип двери и старого пола, кряхтенье двух помощников и какие-то посторонние звуки отвлекли внимание сталкеров, и почти никто из них, кроме Алана, так до конца и не расслышал последние слова Харлампиева. Он вспомнил, как много лет назад, оказавшись в трудной ситуации далеко от Земли без еды и воды, они заподозрили одного из членов экипажа в краже припасов… Именно в его смену пропадали тюбики с пюре и водой. И они совершили ошибку: они слишком быстро приняли решение. Тогда этот человека пострадал незаслуженно. На следующий день продукты нашлись: они падали за полку в результате переключения двигателей. А двигатели переключались только раз в сутки… Но ошибка уже была совершена, и тот человек никогда их потом не простил. С тех пор они решили, что в любой ситуации, когда есть возможность, брать паузу в двадцать четыре часа, чтобы не совершить подобной ошибки. Зачем Харлампиев напоминал ему об этом сейчас? Что он имел ввиду? О ком он должен был подумать? С этими мыслями Алан Плиев медленно покинул здание суда вслед за остальными сталкерами, оставив позади себя возмущённую судью и гудящий от эмоций зал.

ГЛАВА КОНЕЦ СУДА. ПРИГОВОР

Варвара Сергеевна пришла в себя только после того, как за последним сталкером захлопнулась дверь.

– Что это такое?.. – с искренним недоумением спросила она. – Что это значит?… Охрана… приставы и надзиратели… Почему все сидят и ничего не делают? – вопрос так и повис в воздухе. Никто, кроме прокурора, казалось, не слушал её в этот момент.

– Да так, междусобойчик небольшой, – ответил гособвинитель Плотников и скривился от боли в спине: казённые стулья были слишком жестки для его старого, разбитого долгой сидячей работой позвоночника. Особенно сегодня…

– В смысле?.. – нахмурив брови, всё ещё не понимала судья.

– Присаживайтесь, Варвара Сергеевна, – проскрипел он и сделал приглашающий жест рукой. – Поле отключится через пару минут. До этого момента мы всё равно ничего сделать не сможем.

– Подождите, Иван Васильевич, – совсем обескуражено ответила судья. – Я ничего не понимаю. Кто эти люди? Почему они сидели прямо перед столом судьи? Скажите, что это какая-то неуместная шутка! – на последних словах её голос поднялся до визгливых нот, и она не смогла дальше продолжать, покрывшись красными пятнами.

Гособвинитель Плотников безразлично пожал плечами и повернулся на стуле, чтобы устроиться поудобнее. На его лице застыла гримаса боли, и ему не хотелось сейчас заниматься объяснениями с разволновавшейся женщиной. Прошло некоторое время, и круги перед глазами Варвары Сергеевны стали рассеиваться, она даже стала дышать чуть ровнее, хотя удары сердца всё ещё отдавались гулким эхом в висках. Ничего не говоря, она прижала папку с документами к груди и развернулась, чтобы выйти. Краем глаза она заметила, что гособвинитель даже не посмотрел в её сторону. Она повернула ручку и со злостью рванула дверь на себя. Но дверь не поддалась. Варвара Сергеевна не стала пробовать второй раз, но её ладошка стала внезапно влажной и вдоль позвоночника пробежала струйка холодной зыбкой дрожи. Она медленно вернулась на своё место и села в кресло. Ей стало всё ясно. До обидного ясно.

– Сталкеры? – как-то безразлично спросила она, глядя стеклянным взглядом куда-то вдаль.

– Да, – прокряхтел Плотников и, уже не стесняясь, лёг грудью на стол, подложив под подбородок кулаки. Боль сразу же отпустила, и по его лицу расползлась блаженная улыбка.

Судья Худякова протянула под столом ноги и упёрлась носками туфлей в невидимую стену. Так и есть, защитная стена. Попробовать её руками она не осмелилась, боясь вызвать насмешки сидящих в зале людей. Два помощника, видимо, оказались заблокированными в коридоре, раз их не оказалось рядом. Но это было уже неважно. Она ни на секунду не сомневалась, что без разрешения «сверху» этот наглый поступок не был бы совершён. Но она не такая уж простая девочка на побегушках, чтобы проглотить это просто так! Варвара Сергеевна инстинктивно достала телефон, но кнопки не реагировали. Чёрт! Ладно, она всё им выскажет! Судья старалась успокоиться, но чем больше она думала об этом, тем сильнее билось от возмущения её сердце и тем больше поднималось давление. Самое обидное, что разрешение сталкерам наверняка дали даже в прокуратуре, не посчитав нужным предупредить. Именно это и задевало её больше всего!. Ну, что ж, она найдёт возможность разобраться с таким поведением на коллегии…