Да все бы ничего, только ведь вся эта бухгалтерия итальянская!
Гуров вспомнил свои давешние страдания, невидимые миру слезы бессилия, когда пытается умный, талантливый человек понять чужой поток сознания, и чуть зубами не заскрипел. Нормальный человек скорее дыру бы в голове проделал, чем этим всем заниматься.
«У меня ум за разум зашел, а пришел этот, из экономистов наших… как его? Сопляк высоколобый. И только очками сверкает, благодушный, как кулич на Пасху: «Лев Иванович, я вам сейчас все подробно разъясню, даже не переживайте…» Клоунство. Давайте каждый будет заниматься своим делом. Им же за это деньги платят – вот и пусть занимаются, поднимают документацию, берут в оборот бухгалтеров, терзают аудиторов, что там еще у них?»
Правильные были мысли, весомые, солидные. За ними, как за добротными кирпичами, можно было скрыться от того, что тебя не касается. Гурову почти это удалось, он уже практически решил, что, изучив папочку, честно доложит о том, что докладывать не о чем. «Почти» – потому что далее ждало новое испытание.
Глава 5
Прежде всего удивило, что дома пусто. Хотя Гуров точно помнил, что сегодня Мария должна была быть свободна весь день, но была она, совершенно очевидно, занята. Иначе с чего бы отсутствовать и телефон отключать?
Вообще у него были планы как на жену, так и на нынешний вечер, но, видимо, не судьба.
Распахнув дверь холодильника, полковник как раз решал задачу на оптимум – с чего бы начать вечер чревоугодия, – но тут повернулся ключ в замке. Гуров машинально глянул на запястье: одиннадцатый час.
На пороге Мария стряхивала снег с шубки, вся серебрящаяся, одновременно усталая и сияющая.
– Незапланированный генеральный прогон? – спросил Лев Иванович, помогая разоблачиться и разуться.
– Темный ты человек, Гуров. Пора бы уже запомнить: какие прогоны вечером? Ох, и все-таки устала…
Освежившись и переодевшись в домашнее, она расположилась в кресле.
– Я, Лева, в театре «Тень» была.
– Не завалило голыми боярынями в шотландских юбках?
Мария бросила на него взгляд, выражение которого ни с чем не спутаешь: «Ну что ж поделать. Дурачок безнадежный, но свой и любимый».
– Представьте себе, господин полковник, не завалило. Постановка самобытна, не похожа ни на что. И прекрасна.
– Неужели?
– Именно. Более того, скажу: теперь никогда не прощу себе, что так и не увидела ее с участием Сида.
– Кофейку? – после паузы предложил Лев Иванович, намертво придавив желание добавить: «…и тотчас отпустит».
– Коньячку, – поправила Мария, – мне надо взбодриться. Настроение ни к черту…
…Приглушен верхний свет, плачет в блюдце тонко порезанный лимон, на улице кружится пушистый снег и уютно поблескивают московские окна, а любимая супруга огорчена до последней степени, занимается самоедством и самобичеванием.
– Ты мне не нравишься сегодня.
– Я сама себе противна.
– Шутишь?
– Ты первый начал. А если серьезно, Левушка, то даже не знаю, как мне, зубру и столпу, объяснить тебе – такому же инвалиду – тот восторг, который испытала. Боюсь, не поймешь.
– Как инвалид инвалиду… – начал было Гуров, но по выражению ее лица понял, что не стоит. И просто пообещал: – Я постараюсь.
Мария, сделав глоток, задумчиво пожевала лимон – у мужа аж скулы свело – и подняла глаза к потолку:
– Мы с тобой понимаем, что все решают профессионалы. Учиться надо, оттачивать, наживать зерно, другое, третье… Мы зациклены на этом. А у них – параллельная вселенная и все вверх дном. В театре царит кавардак – но одновременно и праздник. Пылью и кулисами не пахнет, гуляет свежий ветер…
«Разумеется, ни декораций, ни дорогих костюмов, небось сплошные леса и пустота. Нарисовали на куске полотна «замок», «тронный зал», воткнули палку и уговорились – это, мол, Тауэр, – он вспомнил рассказ Орлова о предполагаемых театральных махинациях, Минкульте, – на бумажках нарисовать-то что угодно можно, хоть мхатовские задники…»
– Актеры облачены в клетчатые обноски, грим такой неумелый, грубый, зато у всех вместо глаз – по паре горящих прожекторов. Дышат и живут лишь одним: как сегодня сыграть в сто раз лучше, чем вчера. Начинает играть музыка – и ты забываешь об отсутствии кулис и дорогущих декораций. И так во всем, щенячий, заразительный энтузиазм…
Откашлявшись, Лев Иванович признался:
– Тебе виднее, мне-то в самом деле не понять. Моя-то работа тоже того… без кулис и декораций. Натуралистична, некрасива, иной раз тошнотворна. И ее вряд ли можно делать с каждым днем лучше.
– Да, да, конечно, – отрешенно согласилась она, – ну я же сказала, что нам с тобой трудно это понять. Как принять, что нет ничего застывшего, установившегося, ничего не делается так, «как надо». Все в движении, фонтанируют, рассыпаются искрами, что твои бенгальские огни.
Гуров одобрил, подливая:
– Образно. Если все на подъеме – это всегда хорошо. Ну то есть и упаднических настроений нет, и творческая жизнь продолжается?
Мария, погрустнев, сделала глоток.
– Знаешь, мне показалось, что они отказываются принимать масштаб катастрофы. Или как это… отрицание? В общем, превалирует страстное желание продолжить работу во что бы то ни стало. Пусть в виде тибьюта…
Она вновь замолчала.
– …но без Сида постановки не будет? – подбодрил он, мысленно потирая руки.
Жена пожала плечами.
– Ты же что-то смотрела сегодня, и тебе понравилось. Или совершенно некому теперь петь?
– Левушка, дело не только в этом. Дело в деньгах.
– Даже панки без денег не поют? – не сдержался Лев Иванович.
Мария не теряла терпения, и это было странно.
– Как бы тебе объяснить в доступной форме… Сид всю жизнь работал, не заморачиваясь на финансах. И, к слову, его постановки и не потребуют массы денег. Театр малобюджетный, актеры чуть не с улицы и все универсалы-многостаночники. Например, брат Сида трудится директором как умеет.
– Это с которым ты переговоры вела.
– Да. Вот он должен был петь Гамлета.
– Поющий директор, занятно. А что, умеет?
– Что?
– Петь.
– Я не слышала. Наверное, не хуже меня. Приятный мужик, очень похож на брата, только моложе и декоративнее. Да, так вот он поведал, что сценаристы запросили несуразно, тогда брат засел на даче и за неделю переработал автора, который уже ничего для себя не запросит. Шекспира то есть.
– Ловко.
– В итоге выворачивают старинные сюжеты так, что сам бы автор зааплодировал. Он же тот еще хулиган был. Ну вот, например, что Гамлет на самом деле сын Клавдия…
– Прошу тебя!
Мария воодушевленно продолжала, точно ничего не услышав:
– Или вот режиссура. Они попробовали поработать с одним дарованием, со вторым, маститым, – те лишь за свое присутствие потребовали несуразно. Сид решил сам попытать счастья в режиссуре – и нате, получилось. Ну а что? Талант – не собака, или есть, или нет. И экономия.
– Сам Сид бесплатно трудился?
– Нет, но копейку получал наряду со всеми, со сборов. Так ведь он же и играл сам.
– И кто же теперь за него?
Мария развела руками.
– Непросто найти столь много ударников-многостаночников. Да и шефа-бессребреника. Идиллия…
Мария глянула на него с подозрением, но ни тени усмешки не увидела и потому подтвердила:
– Именно так. А что же, – в ее голосе прозвучало коварство, – трудно представить, что кто-то занимается любимым делом, не надеясь на воздаяние в этой жизни?
Вообще было обидно, хотя виду он, разумеется, не подал. Лишь мягко заметил:
– Что ты. Таких людей, я тебя уверяю, очень много.
– Да уж, ищи дураков, – повторила она с непонятной горечью.
– Ну и все-таки насчет денег, – напомнил Гуров, проглотив и эту пилюлю, – если все так прекрасно, денег не требует и на чистом энтузиазме…
– Да.
– Тогда возникает вопрос: зачем ему бюджетное финансирование?
Мария призналась:
– Честно говоря, я не знаю, что думать об этом.
Она отхлебнула бодрящего напитка и добавила:
– Но мой личный и горький опыт показывает: стоит пойти слуху, что Сид был замешан в финансовых махинациях с бюджетными средствами, и частные инвесторы дружно отвернутся и пойдут в отказ.
– А ты считаешь, что этого быть не могло, потому что…
– Да, не такой он человек был, чтобы выстраивать подобные хитроумности.
– И что характерно, в этом уверена не только ты, – заметил Гуров.
– Ах, не все ли равно? – отмахнулась она с досадой. – Кто-то деньжата подтибрил и освоил, а тут как раз имеется покойник, на которого можно свалить, и концы в воду… С мертвого-то какой спрос? Не будет денег – не будет постановки, и шансы мои стремятся к нулю. Буду и дальше жевать академическую жвачку, до самой пенсии, а там лоботрясов учить, которые не идут в искусство, им главное бабла по-легкому срубить…
Гуров немного опешил. Эва куда заводят визиты на постановки экспериментальных театров. Ну а с другой стороны, если бы женщины имели хотя бы тень логики – как бы им удавалось сводить с ума здравомыслящих мужчин?
– И вообще…
Скрывая небрежную, но такую тщательно продуманную зевоту, Мария прикрыла рот рукой, поставила почти полный бокал в мойку.
– Пойдем баиньки, а то что-то я сегодня расклеилась.
– Отдай стаканчик-то. И постой.
Покончив с напитком и крепко удерживая жену за талию, Гуров снизу вверх, но очень внимательно вгляделся в ее лицо:
– Признавайся. Тебе это все так важно? Ты серьезно хочешь играть в этой вакханалии?
– Это не вакханалия.
– Тогда второй вопрос, – спокойно продолжил он. – Кто-либо из тамошних театральных знает, что у тебя муж – сыщик?
Мария ехидно спросила:
– С чего ты взял, что это кого-то интересует?
Лев Иванович некоторое время все-таки посверлил ее взглядом, но ни одной черной капли не узрел: ах, что за глаза! Два чистых, прозрачных, как слеза, алмаза…
Гуров, вздохнув, решился. Точнее, понял, что судьба влечет как на аркане.
– Ладно. Тогда давай чуть попозже спать пойдем, а сейчас ты мне расскажешь все, от начала до конца.
– Хорошо, – покладисто, с готовностью отозвалась Мария.
И, как будто ждала такого оборота, занялась приготовлением кофе.
«И снова переклюкали тебя, сыщик. И снова – как ребенка», – подумал Гуров весело.
– …Собственно, группа «Боль да смех» распалась не вчера, года три назад, но объявлено лишь в этом году, после того как отпраздновали двадцать пять лет на сцене.
– …Подсобрали деньжат…
– Стабильность и неизменный состав – их фишки.
– Неплохо. Ну а по каким причинам? Мотивы? Деньги, ссоры, жены?
Мария пожала плечами, покачала головой:
– Наверное, всего и помногу накопилось за четверть века. Конкретных причин и людей по именам не то что я, скорее всего, никто не знает.
– Неужели?
– Ну вот так. Это коллектив закрытый, на сцене – рубахи навыпуск, но что там за кулисами – тайна великая за семью печатями.
– Дешевой популярности не ищут и скандалы как пиар – не про них.
– То есть абсолютно. У них и пиарщика-то отродясь не водилось.
– У кого – у них?
– У них два солиста, – пояснила Мария, – Сид – бесспорный лидер-харизматик, но он музыкант, а стихи для основных хитов писал второй.
– Кто таков?
– Жога Ким.
– Что из этого имя, что фамилия? – не сдержавшись, пошутил Лев Иванович, но моментально поправился: – Прошу прощения. Продолжай.
– Молодец, хороший мальчик, – похвалила жена, – я уж хотела закатить тебе по заслугам. Жога – поэт. Точнее, сам он думает, что поэт, конечно, литературные достоинства его стихов, как бы это… сомнительны. В любом случае, положенные на музыку, звучат вполне достойно.
– А музыка?
– Музыка вся Сидова, хотя надо уточнить… – она задумалась, – только где? Нет у них обычаев авторские права регистрировать…
– Хорошо, оставим пока, давай дальше. Сид и Жога.
– Да, Жога и Сид. Вот они играли-играли вместе, потом Сиду стукнуло в лохматую голову, что все это халоймыс и чушь собачья, что надо расти, а Жоге и в текущий момент надоело… Ну в целом все.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов