Наследники графа. Кристиан

Глава VI Суеверие о женщине на корабле подтверждается[1]

– Разве я не говорила тебе, Джеро, чтобы ты оставил меня в покое? – промолвила Шинджу, уперев руки в бока.

Она была бесподобна в этом алом шелковом кимоно. Словно нарочно надела его, чтобы подразнить матроса, осаждавшего ее все эти дни. Щеки женщины порозовели от возмущения. Вот уж совсем обнаглел – среди бела дня ее домогаться!

– Я хочу, чтобы ты была моей. Иначе сама знаешь, что будет.

Страх разоблачения ее козней против племянницы заставил японку умерить ярость.

– Это невозможно, Джеро, если мой супруг нас увидит, то нам не жить, – стараясь быть убедительной, терпеливо пояснила она.

Тот широко ухмыльнулся.

– Мы сделаем так, чтобы он ни о чем не догадывался. Ты находчивая женщина, что-нибудь придумаешь.

– Вынуждена тебя расстроить еще одним известием. Мой лунный календарь, как бы ты не хотел, не позволяет мне удовлетворить твою… просьбу.

Теперь лицо Джеро потемнело от ярости.

– Ты врешь! Я слышал, как ночью ты визжала под этим щенком, к которому ходишь под покровом темноты.

– Следишь за мной, пес? – усмехнулась Шинджу, стараясь держаться на безопасном расстоянии.

Женщина успокаивала себя тем, что он не посмеет ничего сделать при свете дня, на открытом пространстве палубы, на глазах у маячивших то тут, то там членов команды. Ее стала забавлять его ревность и злость. Но вдруг он оказался совсем близко и властно прижал ее к себе.

– Я весь горю!

Сложно было не поверить, чувствуя упершийся ей в живот каменный бугор.

– И мне все равно на твой лунный календарь! – продолжал угрожающе рычать Джеро. – Если ты будешь меня злить, то я возьму тебя прямо здесь, несмотря на то, что ты сейчас не чиста.

Она глядела прямо ему в глаза, ощущая на лице его тяжелое горячее дыхание. Он свирепо скалился, рассматривая ее. Такие манящие губы, которые хотелось терзать жестким поцелуем, такие дерзкие очи… Ее прямота то восхищала его, то неимоверно раздражала. Она и боится, и насмехается над ним одновременно! Однажды уже показав ей свою власть, теперь он не станет терпеть отказов, даже несмотря на ее высокое происхождение.

– Ну и вонь от тебя исходит, – спокойно промолвила госпожа Хоши, будто умышленно еще больше распаляя его агрессию. – И вши наверняка есть.

– Сука! Сейчас я с тобой разделаюсь по-свойски!

Взбешенный Джеро вдруг оттолкнул от себя женщину и она, не удержавшись на ногах, полетела на доски палубы. Вспоминая об этом позже, Шинджу готова была бы поклясться, что моряк собирался избить ее, как последнюю портовую шлюху. Но в следующее мгновение случилось невероятное – рука Джеро оказалась пригвожденной к мачте стрелой. Матрос взвыл от невыносимой боли и попытался вырвать древко из плоти. Однако прошившее его кость и прочно засевшее в дереве острие никак не вынималось.

Шинджу отползла подальше, не сводя глаз с корчившегося в муках человека. Алый шелк ее кимоно казался растекшейся лужей крови. Когда еще одна стрела вонзилась мужчине в шею, и он в последнем судорожном движении схватился за горло, пытаясь защититься, госпожа Хоши вскрикнула и зажала рот ладонью. Однако это не помогло остановить приступ рвоты.

Пережитое в окруженном людьми Токугавы дворце Иоири вновь всплыло пред глазами. Шинджу стала проваливаться в какую-то бездну темноты, не осознавая, что просто теряет сознание. Она не видела, как человек, только что причинивший ей боль, повис, удерживаемый проткнувшей его предплечье стрелой, будто изувеченное на охоте грузное животное. По его одежде растекалась карминными разводами кровь из раны в горле, а из раскрытого рта Джеро обильно текла слюна.

Ихара вряд ли мог бы объяснить, что так взбесило его в тот момент. Да, он видел, как матрос сначала прижимал его любовницу к себе, а потом швырнул оземь. Но столько лет его учили, что самурай должен действовать не эмоциями, а холодным разумом, что ни один его поступок не может быть спонтанным, тем более когда речь идет об оружии. И вот оказалось, что он в мгновение способен потерять самообладание. Учитель всегда говорил ему, что он слишком горяч и ему, более чем кому-либо, следует уметь держать себя в руках. Неужели он так и не усвоил эти уроки и ему не быть настоящим воином?

Касэн осмотрелся по сторонам. Свидетели случившегося – несколько матросов, поправлявших паруса – глядели то на испустившего дух Джеро, то на замершего с луком в руке Ихару.

– Он пытался обесчестить женщину, – коротко и четко произнес тот, ни разу не запнувшись.

Тело Джеро по морскому обычаю опустили в воду. Так как его бесчестный поступок засвидетельствовали несколько человек, капитан предпочел не разбираться дальше в этом деле. Тем более что попытка изнасилования на корабле уже была.

Глядя, как тело ненавистного ей человека погружается в волны, Шинджу внутренне ликовала. «Самая подходящая кончина для такого негодяя!» – думала она. Теперь никто не сможет ничего сказать против нее. Женщина покосилась на застывшего в отдалении молодого самурая. Он стоял обособлено, в стороне от иезуитов и купцов, тоже вышедших на палубу. Те перешептывались, обсуждая произошедшее.

Отправляясь на запад, она хотела сбежать от позора и пережитого ужаса, но все это настигло ее и здесь. Наверное, любая другая уже давно бы проткнула себя мечом. Может быть, и сама она хотела это сделать, даже порывалась уже не раз. Но холодный, сковывающий волю, ужас останавливал. А еще нужно было отомстить за себя и за дочь…

Шинджу вновь поглядела на Ихару. Несмотря на свое истинное отношение к Касэну, госпожа Хоши чувствовала сладкое томление, разливавшееся у нее внизу живота при виде него.

Следующей ночью, когда она лежала на его широкой груди, покрытой темными завитками, то выглядела странно беззащитной. Рука ее нежно гладила его твердый подбородок, а потом коснулась волос, в беспорядке рассыпанных по подушке. Они были мягкими, вились и совершенно не походили на прямые жесткие волосы мужчин, которых она знала ранее.

Ихара уже начал засыпать, когда любовница вдруг оторвалась от него, сначала приподнялась на локте, а потом села. В лунном свете он заворожено наблюдал из-под ресниц, как покачивается ее небольшая грудь.

– Ты должен кое-что знать, – тихо сказала Шинджу.

– Что? – самурай полностью открыл глаза.

Из ее рассказа он понял, что оказался невольно замешан в большую интригу, в которой призван сыграть важную роль. Не только для переговоров о торговом сотрудничестве нужно было, чтобы он тоже отправился во Францию, и не только правила хорошего тона движут теми, кто так настойчиво всегда зовет его на чайные церемонии. Иезуиты прекрасно знали, кто он. И хотели в том числе и это использовать для расширения своего влияния в Японии, из которой их практически изгоняют. Их цель – просить у короля и духовенства Франции помощи в том, чтобы свергнуть сегуна и сместить их главную религию буддизм, заменив ее христианством. Сам же он, выходит, почти заложник, которого планируют обменять на возможность попасть на прием к Людовику XIV и встречу с французскими церковниками[2].

– Когда ты об этом узнала и откуда? – удивился юноша.

– Давно. Я услышала, как они говорили об этом с моим супругом.

Ихара задумался. Токугава ему враг, и Япония не родина, а все-таки мог ли он такому способствовать, имел ли право? Он знал, что еще в начале века, до того, как христианство в стране подверглось преследованию, более миллиона японцев перешли в эту веру. Но сколько бед принесли иезуиты японскому народу!

Юноша решил, что позже обдумает все это, а сейчас сон улетучился, и вид обнаженной Шинджу вновь пробудил в нем страсть. Его ладонь скользнула по внутренней стороне ее ноги.

– Постой, – женщина положила свою маленькую ладошку на его руку. – Ты же понимаешь смысл того, что сейчас услышал?

– Да, – ответил Касэн.

Но одурманенный вожделением и сонной негой мозг молодого человека вообще отказывался сейчас что-либо воспринимать всерьез. Заключив японку в объятья, он прильнул к ее шее губами. Шинджу ничего не оставалось, как вновь окунуться в это даримое им блаженство.

Впервые она была искренна с ним и хотела серьезно все обсудить. Но какие серьезные разговоры можно вести на ложе любви с восемнадцатилетним юношей? А других возможностей поговорить у них не было.

Для женщины пока было загадкой, как именно хотят иезуиты использовать Ихару в своих целях. Кто же он на самом деле, что они возлагают такие надежды на него? На всякий случай пока не следует ничем гневить самурая, решила Шинджу, кто знает, что им откроется во Франции. Тем более что она знала, как лишь женщины могут знать, – желанна ему. Да и он пробуждал в ней страсть, которой она давно не испытывала с мужчинами. И хоть ей уже исполнилось тридцать два, Шинджу была так хороша и соблазнительна, что разница в возрасте между ними практически не ощущалась.

Однако сейчас как ни старалась госпожа Хоши забыться во власти губ и рук Ихары, интуитивное тревожное предчувствие, что они, словно мотыльки, все больше трагически запутываются в огромной паутине, не покидало ее ни на секунду.

[1] Возникновение поговорки «Женщина на корабле – к беде» имеет несколько версий. По одной из них, она появилась, по-видимому, из-за того, что на английском языке слово «корабль» женского рода. Поэтому предполагалось, что она – корабль – будет ревновать

членов экипажа корабля к появившейся на нем женщине.

Вторая версия более реалистична. Появление на судне женщины в средние века было нежелательно, потому что из-за малых скоростей хода судов и большой зависимости продолжительности плавания от погодных условий,создавало среди скучающих без женских ласк нескольких десятков членов команды корабля нездоровую обстановку и конкуренцию, зачастую заканчивающуюся в соответствии привычками того времени кровавыми разборками с гибелью моряков.

[2] Здесь описана полностью вымышленная интрига. В XVIIв Японии имело место сильное давление на иностранцев. Их ограничивали во всем, запрещая держать слуг-японцев, запрещая японцам обслуживать иностранцев и даже запрещая выходить японкам замуж за них.В 1641 году их пребывание было ограничено городом Нагасаки. В 1641 году последовал приказ не хоронить больше покойников голландцев, а погружать их в море  в более чем 4 милях от берега, так как посчитал сегун, что христианский труп не достоин земли.При этом торговля с европейскими странами велась.

Глава VII Порт Гавр, переговоры с французами и побег

Весна 1672 г.

Мана спрыгнула на землю. После стольких месяцев плаванья с короткими высадками в портах ощущение твердой почвы под ногами казалось очень непривычным. И сколько здесь было диковинных людей! Впрочем, как и везде, в любом порту, в котором им довелось побывать в Португалии, Испании и других странах. Здесь были и мавры, и арабы. Но большинство, конечно, были французами или европейцами других национальностей. Многие бросали на японскую делегацию заинтересованные взгляды. Особенно внимание привлекал Ихара – довольно рослый зеленоглазый юноша со смуглой от долгого пребывания на солнце кожей, длинными темными волосами, стянутыми в хвост, и с двумя мечами и луком за спиной.

Японцев очень гостеприимно встретили французы, которые должны были организовать их размещение в Гавре. А вот встреча с французскими дипломатами относительно переговоров состоится только на следующий день. Если переговоры увенчаются успехом и будет достигнута определенная договоренность, японские гости рассчитывали отправиться в Париж на встречу с королем, для которого везли многочисленные подарки.

Княжна, не скрывая интереса, разглядывала кареты и портшезы, облаченных в пышные наряды дам, сидевших в них, и грязных мальчишек в рванье, бегавших по улицам.

– Мир, в который ты вводишь меня, Ихара, так отличается от того, в котором я выросла! – воскликнула она под действием нахлынувших чувств.

Касэн все время был подле нее. Хотя Шинджу, спустившаяся на берег с таким видом, словно уже находится на приеме у его величества короля Франции, заметила, что теперь он вовсе не обязан охранять девушку, ведь князя Иоири больше не существует. Как и его владений. И что Мана теперь ничего не имеет, кроме титула, да и то вряд ли Токугава после ее побега его сохранил ей. Она бесприданница и непонятно вообще на что рассчитывает – так рассуждала родственница.

– Твой единственный шанс удачно выйти замуж – твоя невинность и красота. Для некоторых мужчин это весомый аргумент, чтобы жениться. Хотя и это нынче сомнительно. Думаешь, во Франции все иначе? – усмехнулась Шинджу, нарочно стараясь ранить чувства племянницы. – Если у тебя нет богатого приданого и титула, то не видать тебе достойного жениха.

Моросил дождь, поэтому служанка раскрыла над головой Шинджу дзяномэгаса – японский зонт из промасленной бумаги, который имели право носить лишь представители аристократии. Как и все вещи госпожи Хоши, ее зонт также был венцом элегантности.

Появление в Гавре японской миссии было настоящим событием. Горожане, ставшие свидетелями прибытия иностранцев, из уст в уста передавали друг другу восторженные отзывы о столь ярком зрелище.

Во время путешествия в экипаже Мана сделала вывод, что Гавр – мрачный и серый город. Не добавляли ему прелести и развезенные от дождя дороги, из-за которых карету нещадно трясло, а также унылый пейзаж за окном.

Ведшиеся вокруг разговоры о торговле, политике и отношениях Франции с другими государствами, которые постоянно затевали члены японской миссии, порядком утомили девушку. Для ее четырнадцатилетнего ума впечатлений в этот день было более чем достаточно. Она задремала и очнулась, когда лошади замерли у ступеней огромного здания из серого камня. Что это был за замок, Мана не спросила. Она была разочарована тем, что им предстояло разместиться здесь. Почему-то прибытие во Францию, которого так все ждали, выдалось довольно унылым и скучным.

Несколько часов спустя юная японка разглядывала из окна французских дипломатов. Карета в сопровождении конной охраны как раз подъехала к замку. Из нее вышли двое мужчин, один из них был полноватым невысоким стариком, а другой – статный брюнет лет около сорока. Он-то и привлек внимание девушки. Малиновый бархатный жюстокор под плащом, обильно украшенный вышивкой, пышное жабо и выглядывающие наружу кружева рубашки ясно говорили о знатности этого господина. Словно заметив на себе чей-то взгляд, незнакомец посмотрел наверх и заметил девушку в розовом кимоно. Сама не зная почему, Мана улыбнулась ему, но тут же, смутившись, отпрянула от окна. Дипломат равнодушно отвернулся и стал подниматься по ступеням к дверям гостиницы.

Ихара же, напротив, в отличие от своей маленькой госпожи, каждой клеточкой впитывал все происходящее вокруг, наслаждался воздухом родины и силился понять, о чем говорят его земляки, пока не догадывающиеся, что перед ними француз. Когда-то он старался повторять французские слова, чтобы не забыть язык, но детская память такова, что он слишком быстро запоминал новое и забывал старое. Однако отдельные фразы юноша все же понимал. Он надеялся, что вскоре сможет вполне свободно говорить на родном языке.

Кроме приезда японцев главной обсуждаемой темой был возможный приход к власти в Нидерландах Вильгельма Оранского. С конца 1660-х Людовик XIV вел успешную войну против Соединенных провинций, но назначение Вильгельма, содействующего интересам Англии, штатгальтером, могло поколебать этот успех.

Силясь разобраться в происходящем, Ихара практически не вспоминал о том, о чем его предупреждала Шинджу. Интриги, предпринимаемые как самим сегуном, так и против него, сейчас стали казаться чем-то далеким и не имеющим к нему никакого отношения. Но когда на следующий день выяснилось, что его участие во встрече с французами не предусмотрено, юноша был глубоко поражен. В памяти всплыли слова Шинджу о том, что он словно заложник. Тогда думал, что просто бросила вскользь фразу, рассчитывая позлить, а, оказалось, была права.

Зал для переговоров выглядел далеко не так роскошно, как подобные помещения в Париже, Фонтенбло и даже Руане. Когда японцы, а вместе с ними и двое иезуитов, вошли, французы с интересом поглядели на одетых в кимоно иностранцев. А те в свою очередь рассматривали вышитые камзолы и кружева на одежде хозяев.

Вести переговоры с японской миссией были направлены граф де Вард, а также маркиз де Амальрик. Граф рассчитывал быстро закончить встречу, к которой относился весьма скептически. Король не планировал заключать с японцами никаких соглашений, поэтому в задачу де Варда входило деликатно объяснить им это. Азия была территорией голландцев и португальцев. Хотя торговать с Японией напрямую было гораздо выгоднее, шаткое положение христиан в этой азиатской стране не располагало к плотному сотрудничеству и налаживанию связей. Сам Людовик не собирался встречаться с японскими купцами, что можно было расценить как проявление неуважения. Но ведь и вопрос, с которым они прибыли, не требовал его участия – это была не политика, не военное сотрудничество, а всего лишь торговля.

После того, как традиционно были переданы богатые дары для французского монарха, привезенные из Азии, стороны перешли непосредственно к обсуждению главной темы. Но переговоры шли вяло, японцы с разочарованием обнаружили, что их предложения не вызвали энтузиазма у французов. Медь, серебро, керамика, которую хотели поставлять во Францию японские купцы в обмен на книги, часы, учебники, мало интересовали дипломатов. К тому же политика изоляции, которую вел Токугава, сильно ограничивала возможности европейцев. Гарантируется ли французским торговым судам полная безопасность в морях, омывающих японские острова – задал вопрос граф де Вард. Но слова японского дипломата Сано, что порт Нагасаки, единственный, открытый для европейцев, полностью безопасен, нисколько не убедили графа. Он напомнил, какие законы приняты против иностранцев в Стране Восходящего Солнца. На этих словах иезуиты, безмолвствовавшие все время, чуть заметно закивали.

Завершилась двухчасовая беседа решением обдумать все предложения и вернуться к столу переговоров на следующий день.

Вард последним вышел из зала. Дворянин с задумчивым видом спускался по резной лестнице черного дерева, когда его окликнул один из иезуитов. Граф повернулся, вопросительно взглянув на отца Софано. Он не любил алчных и слишком честолюбивых людей, а значит – не любил иезуитов.

– Можем ли мы переговорить наедине, сударь?

– Со мной? – удивился де Вард. – О чем?

Когда тот завел речь о политической и религиозной ситуации в Японии и возможности Франции повлиять на нее, граф насторожился.

– Я не уполномочен обсуждать вопросы политики. Тем более с вами, ведь вы не входите в число дипломатов.

– Граф, ну вы же понимаете, что не политики вершат судьбы государств, хотя сами они в этом и убеждены, – вкрадчиво произнес отец Софано.

Иезуит просил о встрече с королем Франции, но Вард был категоричен. Он сделал жест, дающий понять, что дальше продолжать разговор нет смысла, но тут иезуит неожиданно произнес:

– Когда-то у вас в семье случилось большое несчастье.

Вельможа посмотрел на собеседника холодно.

– Что вы хотите сказать? И откуда вам знать что-либо о моей семье.

– Я хочу сказать, что произошедшее напрямую касается Японии.

– Не говорите загадками. За мою жизнь со мной происходило немало разного рода событий, в том числе и не очень счастливых. Но ни одно из них я не связываю с Японией.

– Помните вашего пасынка, пажа герцога де Бофора, пропавшего лет десять назад? Во время одной из военных экспедиций герцога против берберийцев? После того, как Господь благословил вас сыном, а через три года отнял его, вы решили усыновить ребенка супруги от первого брака с бароном Филиппом де Брионе.

Франсуа даже чуть подался вперед.

– И что? – спросил нетерпеливо он.

– Мы проследили судьбу этого ребенка вплоть до сегодняшнего дня. И вы удивитесь…

– Кристиан Поль жив и вам известно, где он? – перебил граф иезуита.

– Да, жив, все эти десять зим он провел в Азии, а теперь с Божьей помощью может вернуться в ту жизнь, на которую он имеет все права по рождению. Пойдя нам навстречу, вы сможете встретиться с ним.

– Что за глупости, – Франсуа вновь откинулся на бархатную спинку кресла. – Слишком примитивный и дешевый шантаж. Откуда мне знать, что вы не лжете. Даже если все это правда, я не путаю личные и государственные вопросы.

– Ваша супруга придерживается такого же принципа и была бы солидарна с вами? – ехидно улыбнулся церковник.

– Да, – категорично ответил де Вард.

Свою жену втягивать во все это он вообще не собирался, будучи уверенным, что иезуит блефует и ничего не может знать о ребенке.

– Как знаете. Мальчик сейчас так юн… Но что если Господь решит избавить его от тягот земной жизни, и его несчастная матушка так и не узнает, что тот, кого она оплакивала столько времени…

– Как вы можете такое говорить? – граф нахмурился и его чистые карие глаза сверкнули.