Anotherland

– Дядюшка, как вы думаете, куда нас везут? – спрашивал самый молодой, который уже успел взять себе русское имя – Николай.

– Нам не следует задавать вопросы, – понижая голос, произнес мужчина с седой бородой.

– Мы ведь знать не знали, что нас повезут так далеко. Говорили брать продуктов на три-пять дней. Моя бабушка незадолго до отъезда зарыла где-то на участке семейные ценности и деньги, да так и померла, не рассказав, где спрятала клад. И все три дня, что дали на сборы, мы искали его, позабыв обо всём остальном. Собраться толком не успели. Родителям больше всего жалко урожай – пропал впустую. Мы трудились над ним целый год. Что будет с ним теперь, с домами и скотом? Неужели всё зря? – не унимался Коля, чем привлёк внимание мужчины с землистым цветом лица, державшегося подальше от всех.

– Сейчас уже нет смысла заботиться о таких вещах. Мы так же, как и наши предки, через многое прошли. Первое поколение на новой земле смогло начать новую жизнь и провело здесь почти сорок лет в прошлом веке, ровно столько мы прожили в нынешнем. Деды и отцы бежали от голода и бедности, врождённой или приобретённой. Одни бежали от наводнений, другие пострадали от «неудачного рождения» – когда старшему сыну переходит по наследству всё имущество родителей, а остальные дети остаются ни с чем. Кто-то покинул родину из-за гнёта захватчиков или чтобы бороться с ними извне. Какими только путями ни шли наши отцы и деды с семьями в эту землю обетованную: кто-то шёл по суше, перейдя границу у устья реки или по заставе соседнего государства в обход постов; другие приплывали по морю на шаландах. Вон тот мальчуган, мой сосед. – Старший из собеседников указал на Алёшку – тот играл с деревянной фигуркой, слегка напоминающей машинку. – А тот угрюмый и молчаливый мужчина на нарах – его отец. По-русски его зовут Антон. Так вот, отец Антона ходил на заработки через границу с напарником. Однажды, возвращаясь домой с вырученными деньгами, напарник, позарившись и на чужую долю, убил его. Сын отправился в лес, чтобы отомстить за отца. Он долго бродил по тайге с ружьем и убивал всех, кто встречался ему на пути. Через какое-то время границу закрыли, и Антон оказался на противоположной стороне, так и не вернувшись домой. Поколению наших родителей было совсем непросто. Пришлось от многого отказаться: принять новую веру, манеру одеваться, обрезать косу и привыкнуть к новым именам. Но мы все же выстояли, построили школы, техникумы, институты, чтобы обучить детей родному языку. Мы не сдавались даже перед лицом страха и неизвестности. Кроме того нас учили, что ропот никогда не приносил пользы. Сейчас нужно готовиться к следующему году, к посевной – хорошо, что самые благоразумные захватили с собой немного пшена, овса и гороха на семена. Мы должны думать о том, чтобы строить новые дома, если останемся живы. Вот всё, что от нас требуется, – выжить, несмотря ни на что. Вы же знаете, у нас принято говорить: «Наш народ всегда ожидает катастрофы, поэтому мы всё ещё живы».

Договорив, старший бросил взгляд на землеликого, стоявшего в углу.

– Мне кажется, раньше наш народ был более смелым. Я слышал, что захватчики как могли пытались остановить переселение. Тех, кто хотел бежать с родины, пытали и казнили. Но они всё равно покидали страну, кто в одиночку, кто группами. Мой отец и его братья сначала перешли границу незаконно и считались «белыми лебедями». Со временем они обжились и влились. Потом они сражались наравне с другими за равенство, за свободу. В их отряде было целых тридцать тысяч человек – выходцев из нашего народа. Они думали, что это поможет освободить их родину от оккупантов. А что с ними стало? От них просто избавились. Высшие чины расстреляли, остальных отправили в лагеря. Моего старшего брата, как и многих других студентов, срочно вызвали из столицы, где они обучались на учителей, инженеров и докторов. Сейчас они все в этом поезде. Почему у нас тогда не открылись глаза? Почему мы не поняли, куда всё шло? И как после всего вы можете продолжать оставаться на их стороне и позволять увозить нас, словно скот, неизвестно куда?

– Я на своей стороне, – цыкнул третий собеседник на молодого. – Даже если бы глаза открылись, то ничего нельзя было сделать. Старики и дети не могут подняться с оружием, даже те, у кого есть опыт партизанской борьбы.

– В этом мире, как бы человек ни старался, невозможно достичь равенства и свободы. Истинная свобода возможна только в Господе, – почти шёпотом возразил четвёртый.

– Истинная свобода, говоришь? Не за неё ли ваш пастор загремел, да так и сгнил в лагере? Нет, такая свобода мне не нужна. Я ещё хочу пожить. Старик же сказал, что для нас сейчас главное – это выжить, чего бы это нам ни стоило, – сказал третий.

– Пастор пострадал за верность Господу, за то, что почитал наивысшим приоритетом Его, а не людскую власть. А подстраивание под меняющиеся правила новых господ не приносит добра. Вот вы, дядюшка, говорили о наших родителях. Вспомните, что сначала власть была рада нам, ведь с нами сей безлюдный и необработанный край стал заселён, обжит и благоустроен. Когда местные не хотели ехать сюда, наших родителей встретили с распростёртыми объятиями, выделили наделы, льготы. Но потом ветер переменился, и власти начали всячески сдерживать приток переселенцев. Правители приходят и уходят, принимают одни законы, затем их отменяют и возвращают первые, а Бог – Предвечный и Неизменный. Нельзя служить двум господам сразу: или одного будешь ненавидеть, а второго любить; или одному усердствовать, а о другом нерадеть.

Позднее на станции одного из крупных городов назначение у поезда всё же появилось, но менялось несколько раз. Вторую половину дороги эшелон следовал по «стальному пути», возведённому семь лет назад, когда на смычке в местечке под названием Зеркальный ручей машинист – в прошлом пастух – провёл первый рабочий состав по всей магистрали. Паровоз через 30 лет будет установлен на почётную стоянку, а ещё через два десятка лет и вовсе продан в соседнюю страну на металлолом.

       Мотор завёлся, пассажиры, измученные тридцатидневным путешествием, выдохнули и вдохнули – нужно продержаться хотя бы до следующей остановки – готовить еду, экономить воду, следить за вещами и особенно документами, делать всё, чтобы согреться, не заболеть и не угодить в кювет.

На подъезде к станции сутулый, заранее собрав нехитрые пожитки в заплечную сумку, резко бросился к выходу. Он ловко открыл дверь и выпрыгнул, угодив в снежный сугроб, смягчивший падение. Дети смотрели вслед бывшему пассажиру, пока тот, хромая, удалялся от железной дороги в сторону лесополосы.

В сентябре на более обжитых станциях встречались местные женщины с початками кукурузы, от которых исходил пар. Впоследствии эти случаи сравнят с теми, когда дети, по наставлению взрослых, бросали в заключённых женщин круглыми белыми камешками. Женщины сначала возмутились, но, почувствовав запах кислого молока, молча возблагодарили добродетелей. Те также оставляли кусочки варёного мяса, круглого плоского хлеба и толокна в кустах и зарослях камыша, в то время как узницы собирали камыш для постройки бараков. Эти местные жители уже были опытными и знали, как незаметно от бдительных конвоиров оказывать милость впавшим в немилость.

       Путники уже потерялись во времени, но по прошествии более 40 дней наступила важная ночь – конец исхода. Людей из нескольких вагонов выгрузили в темноте, оставив на платформе. Некоторые пассажиры, все это время ехавшие в разных вагонах, приветствовали друг друга, радуясь воссоединению. Впервые более чем за месяц они испытали чувство, хоть как-то напоминавшее счастье.

Поезд разгонялся, удаляясь в неизвестность, за ним бежала девочка лет шести. Через какое-то время она остановилась и громко разрыдалась. Мама Алёши увела девочку с платформы и поставила внутрь круга, где стояли все дети – родители кутали их в свою верхнюю одежду. Раздетые взрослые, несмотря на невысокий рост, окружили детей, защищая спинами от ночного ветра. Не зная, куда идти, они подумывали переночевать здесь и начали собирать в кучу узлы, котомки и фанерные чемоданы. Благо климат в этих местах был теплее, чем в степях, покрытых ранним снегом, которые они видели в несколько недель назад. Деревья и кустарники хоть немного мешали ветру разгоняться и нещадно продувать промерзших до костей путников. Послышались голоса людей, говорящих на незнакомом языке.

– Вы кто такие и откуда? – на русском спросил станционный смотритель в шапочке, украшенной узорной вышивкой.

– Нас выгрузили из поезда, – ответил Николай, хорошо владевший языком.

– Председатель говорил, что сюда привезут людей издалека. Но мы не знали, что так скоро! – сокрушался смотритель, продолжая всматриваться в необычные лица незнакомцев. – Уже ночь. Надо идти к председателю. Он большой человек и знает, что делать.

Странная процессия направилась в сторону небольшого поселения, благо идти не пришлось долго. Мужчины, не путаясь в широких штанах, шли впереди, нагруженные пожитками. Женщины в широких юбках зелёного цвета и коротких жакетах очень ровно держали спины, куда были привязаны дети, а на голове они несли большие тюки с одеялами. У дома без окон в начале единственной улицы станционный смотритель велел всем остановиться и опустить поклажу на землю. Собаки уже проснулись, почуяв чужаков, и звонко залаяли. Смотритель застучал в ворота, от чего собаки завелись ещё больше, но, услышав голос хозяина, присмирели. Раздался звук отодвигающегося засова, и из-за ворот вышел человек, похожий на медведя, в накинутом наспех ватнике.

– Председатель, ночью на станции высадили этих людей, но никаких указаний не дали. Что с ними делать? Они уже собирались заночевать прямо там!

Председатель щурился от света единственного уличного фонаря и пытался разглядеть новоприбывших, тихо переговаривающихся между собой. Женщины сидели на тюках, малые дети за их спинами уже спали, а дети постарше стояли с закрытыми глазами, держась за длинные юбки матерей. Отставшая от семьи девочка заснула на руках у женщины, потерявшей сына. Председатель ушёл в дом и чуть погодя вернулся с большой связкой ключей.

– Идёмте. Такое количество людей сейчас мы можем разместить только в одном месте. А завтра подумаем, как быть дальше.

У путников не осталось сил на разговоры и ропот, и они послушно последовали за председателем. Дойдя до огромного деревянного сооружения, все остановились, и председатель отпёр массивный чугунный замок, висевший на дверях амбара. Из открытых дверей пахнуло свежим сеном и травой. Николай объяснил остальным пришельцам, что они здесь только на одну ночь. Те без лишних разговоров стали укладываться спать, разбившись по семьям. Алёшина мама достала из тюка одеяло и накрыла им посапывающих сыновей. Отец ненадолго вышел, чтобы осмотреться, вопреки уговорам матери никуда не ходить. Несмотря на щели между досками, в помещении было теплее, чем в открытом поле или в степи. Председатель со смотрителем, удостоверившись, что все наконец улеглись, попрощались до утра и вышли.

– Может, нужно их запереть? – шепотом произнёс смотритель, наблюдая, как председатель закрывает амбарный замок на одной проушине. – Вдруг они убегут ночью, а вам потом отвечать? Нас же предупреждали об опасности. Даже не знаю, чего ожидать от шпионов, да ещё и людоедов.

– Бежать ночью в степи с малыми детьми решится только полоумный. На вид это обычные люди, только одеты не по-нашему, да и язык звучит чудно. Ты возвращайся на станцию и смотри в оба. Вдруг привезут следующую партию. Хорошо, что ты быстро привёл их ко мне, мало кому удастся пережить ночь в наших краях, тем более в такой лёгкой одежде, – сказал председатель, похлопав смотрителя по плечу.

– Но куда же мы заселим их? Пустых домов у нас нет, строить новые долго, зима на носу.

– Придётся расселять их по конюшням, складам или, на крайний случай, рыть землянки, а крыши мастерить из веток и камыша. Места у нас много, нужны только умелые руки и трудолюбие.

Глава 3

Когда я только устроилась на работу, моими сонбэ были Бен и Шелби – китаянка из Малайзии, по совместительству жена Сон Теринима4, который называл себя Карлом и был «властелином ресниц». Сама компания не производила ресницы, а заказывала их на условиях OEM с завода во Вьетнаме. Раньше многие заводы в Корее производили ресницы, но со временем этот бизнес перестал приносить выгоду, и фабрики передислоцировались в быстро развивающийся Вьетнам или Китай, где рабочая сила намного дешевле корейской.

Бен и Шелби хорошо объяснили, в чём заключалась работа менеджера по продажам и что нужно было делать. Компания вела деятельность в основном через аккаунты на самой большой коммерческой платформе, где потенциальные клиенты могли прочитать информацию о производителе и отправить запрос на интересующую продукцию. Доступ к аккаунтам имели Сон Териним и Бен. Они и распределяли новые запросы между остальными. Некоторые менеджеры были прикреплены к конкретным странам, например одна девушка занималась заказами из Японии, Ким Тимджаним5 отвечал за продажи в Китае. Когда я только устроилась, большинство менеджеров уже работали с самыми крупными русскоязычными клиентами из России, Украины, Казахстана и других бывших республик СССР. Мне же отсылались малообещающие запросы, когда потенциальный клиент не владел английским и даже не мог воспользоваться гугл-переводчиком. Иногда мне не доставалось и таких, и тогда приходилось самой искать клиентов, выуживая контактные данные с сайтов и соцсетей.

В то утро Ким Тимджаним по обыкновению выслал в групповом чате список входящих сумм. Увидев имя своей клиентки, я с гордостью написала, что сумма в триста долларов – моя, и с рвением новобранца принялась за работу. Нужно было оформить заказ и выставить инвойс на оплату. После нужно было заполнить специальную форму и отнести вниз производственникам. Если заказ был на ресницы, то нужно было проверить их наличие на складе.

Ближе к обеду Тимджаним вышел из своего кабинета и объявил:

– Внимание, у Шелби заказ на десять тысяч, женщинам нужна будет помощь. Если не успеем до шести, остаёмся на ягын6, на ужин закажем чикин.

После обеда все потихоньку стянулись в комнату на первом этаже, где заправляла команда женщин за пятьдесят. Каждый нашёл себе свободное место – либо у стола в центре, либо у стойки. Кто-то наклеивал этикетки, другие паковали каждую бутылку в пауч, вкладывая пакетик силикагеля.

Примечания