Колорады

– Чмырь кудрявый, дезертировать решил? А мы, значит, тебя настигли. Скажем, давно к тебе приглядывались, подозревали, что засланный казачок. Так и вышло. Оружие прихватил и драпать на велике к своим соратничкам в Хохлэнд. Ссучился за бабло продать наши диспозиции, численность на блок-постах и в городе. Кончай бывшего черноморца…

Только Пугач произнес свою губительную для меня команду, как на обочине раздался истошный крик. Там случился реальный форс-мажор, который мог и без меня сорвать намеченную сделку.

А произошло вот что… Кавказец, друживший в недавнем прошлом с обезглавленным ополченцем «Змеем» вывел по малой нужде ослепленного им же правосека. Да и «пришил» его после облегчения.

– Ты что натворил, совсем крыша едет? Мы тридцать человек условились передать! Ровно тридцать! – негодовал атаман, забыв про меня и подскочив к канаве с незапланированным трупом.

– Не знаю, он моей мамы коснулся своим поганым ртом. – оправдывался кавказец, – Надо было язык ему чикнуть, но я не стерпел и проткнул его кинжалом. Зачем я его ношу… Нервы.

– Батько, не кипятись, – нашелся адвокат горца, – Можно Крыма сплавить. Тридцатым пойдет. Тогда все тютелька в тютельку. Только форму с жмура пусть Тимур сам снимает. Крыму она пойдет.

Наступил самый ответственный момент. С той стороны дали сигнал – ракету. Пугач приказал ожидающих своей участи пленных, большинство из которых дрожали как цуцики, приготовившись мысленно к расстрелу, слазить по двое.

Щеколды щелкнули, упал с грохотом борт, из брезента выныривали пленные. Первые двадцать человек посадили на колени. Я лежал неподалеку, окровавленный, с переломом ребер, превозмогая боль пытаясь понять, что же решили эти ублюдки насчет меня. Зачем они сняли с меня мою форму и одели на меня чужой порванный комуфляж? Я слышал обрывки фраз «Пошла первая десятка, вторая, бегом, марш!» Кто-то в шахтерской каске передал Пугачу мешок. Потом меня подняли. Посадили на колени. Рядом оказался лысый череп в исторгающей зловоние сутане. Во рту у похожего на ксендза пожилого человека с выпученными глазами, наполненными кровью от лопнувших сосудов, торчал кляп, а на груди не было креста. Он мычал словно требовал последнего слова на заседании присяжных, но на него никто не обращал внимания. Нас с ксендзом подняли и мы замкнули удаляющуюся колонну.

– Двадцать девять, тридцать… – считал голос Пугача, провожая меня к врагу на верную гибель. Изощренная гнида. Но в эту минуту я понял, что если меня убьют, то будет это не алчный атаман. И эта мысль на мгновение как-то согрела мне душу. Мимо проехала «копейка», за рулем дядя Ваня. Ну да, конечно, дядя Ваня шнырял и тут, и там, и сыпал информацией. Ему никто не верил, потому что он говорил только правду. Всем и без пыток. Наверное, он был счастлив, потому что все время улыбался. Даже сейчас, за рулем своей «копейки», он чему-то безумно радовался.

– Посчитай бабло, – недоверчиво глядел Пугач на второй доставленный мешок, – Пока пастер не скрылся из виду.

– Вроде все ок. – прозвучал положительный ответ.

– Тогда в чем подвох! – пошутил атаман, ухмыльнувшись уголком рта и вытянув сигарету из пачки. – Неужели так легко стать богатым? По сто на брата.

– Почему по сто? – спросил провинившийся кавказец.

Пугач перерезал ему горло не за любопытство, и прошипел в еще воспринимающее ускользающую реальность лицо:

– Ты облажался, что как суслик обижался. Будет другим наука. Надо держать себя в руках. Мы тут не садисты. Твою мать… – Пугач поднес к сигарете горящий фитиль своей бензиновой зажигалки и втянул дым.

Кровь хлестала фонтаном. Кавказец медленно сползал вниз, жадно глотая воздух, захлебываясь, но успел проронить: «Собака… сдохнешь…»

Будто что-то знал. Заработала целая батарея гаубиц. Это пришла благодарность от Ярого. Дмитро чихать хотел на пожелания мистера Уайта сохранить связь с коррумпированным атаманом. Каждый получает свое. Никакие хитроумные комбинации в голове заокеанского псевдо-гуру не лишат его возможности мстить кацапам. Чего он хочет – крови украинцев, пусть и не «свидомых». Новобранцев с необсохшими губами. Чтобы свалить все на русскую армию. Это ему надо. Никто не спорит, может быть так и надо. Провокация. Дезинформация. Эффект. Но… Они издевались над его духовником, Дмитро не прощает нанесенных личных оскорблений. И отчитываться в своих действиях не намерен ни перед кем.

Били прямой наводкой. А потом был ответ с нашей стороны. В радиусе трех километров за час разорвалось не менее ста снарядов. Без единой царапины остался только дядя Ваня, и то, потому что отъехал на своей «копейке» на приличное от кровавой локации расстояние. По простоте душевной он дождался конца арт-обстрела и вернулся назад. Увидев раскиданные тела и их частицы, он не стал искать выживших, посчитав, что земля приняла всех до единого. Потом дядя Ваня обнаружил вещмешок с деньгами. Он забросил его на плечо, и спешно покинул место побоища, опасаясь повторения мясорубки.

Светало. Небо порозовело, встречая рассвет. Ветер гнал облака-вестники непогоды с Запада на Восток. На пепелище первыми, как водится, подоспели мародеры во главе с рецидивистом Сенькой. У него присутствовала чуйка на бесхозное добро. Она не подвела его и в этот раз. Второй вещмешок с тремястами тысячами долларов сжимал на груди смертельно раненный осколком в позвоночник продажный атаман. Сенька вырвал мешок из рук слабеющего атамана, который даже теперь узнал отпущенного им самим за взятку мародера.

Затем Сенька обшмонал нагрудные карманы обессиленного Пугача. Там он нашел кольцо. То самое, что извлек атаман с внутреннего кармана моей униформы. Что пожертвовала баба Надя для обмена на кролика. Мародер примерил его, влезло только на мизинец. Вдруг он увидел более приметные трофеи: валяющиеся рядом позолоченную бензиновую зажигалку, неполную пачку «Мальборо» и инкрустированный камнями кинжал. Он с интересом рассмотрел сверкающие камни на рукоятке кинжала, и, недолго подумав о чем-то сокровенном, вонзил лезвие в почти бездыханного атамана, чтоб проверить, каково это – убить человека. Не испытав сильных ощущений, Сенька увел свою стаю. Сюда могли нагрянуть «колорады», ну, или «укропы»… Какая разница, кто… Он сам по себе.

Глава 9. Варшавский Уикенд.

Варшава после донбасского плена показалась архидиакону Миколе истинным раем, что возведен на благодатной польской земле под сенью несокрушимого духовного могущества Рима. В этом сонме умиротворения, вымощенном старым булыжником, он явственно ощущал свою растущую полезность. Он свято верил в близость «перемоги», даже когда смотрел на это сатанинское подобие Вавилонской башни в окружении небоскребов из стекла и бетона, на проклятую сталинскую высотку.

Ее ведь неслучайно, а следуя чудовищному замыслу изощренного надзирателя, коварные русские воздвигли прямо в варшавском Центруме. Безвозмездно и на века обозначили они свое нестираемое временем инородное присутствие. Часы на русской башне отсчитывали польское время, словно имели над ним власть.

Греко-католик Микола Зленко проживал уже второй солнечный, не смотря на октябрь, день напротив этого высотного монстра. В современном отеле-небоскребе. Он плохо спал. Вставал ночью, смотрел с 36-го этажа на шпиль раздражающей его высотки и на разноцветную прожекторную подсветку здания. Он силился представить, как на «подарок русских», на этого троянского коня с Востока, летят многотонные бомбы. Но почему-то абстрактное мышление не справлялось с задачей, и высотка каждый раз норовила устоять. А он отправлялся на широкую кровать разочарованный и сокрушенный.

Отгоняя мистическое, архидиакон засыпал ненадолго, рано вставал, заваривал себе крепкий кофе и выходил на улицу, пока осеннее светило ласкало ухоженный город. Он долго бродил по брусчатке в Старом Месте, разгребая опавшие листья. Мимо дворцов и костелов, велосипедных стоянок, шарманщиков и попрошаек. Мимо фонтанов у набережной Вислы, бюстов польских королей и героев. Виляя по узким улочкам, он натыкался на политические граффити на обшарпанных стенах про восстание армии Крайовой, которое жестоко подавили немцы, но винили поляки в этом русских. Справедливо винили, ведь русские только и ждали польского позора и капитуляции, чтобы насадить власть полностью подконтрольных Москве вассалов…

Когда он доходил до площади Варшавской Русалки с круглым щитом и занесенным мечем, то подавлял еще одну ненавистную мысль – в сравнении с монументальным величием русского ампира миниатюрная русалка казалась беззащитной.

Встреча преподобного Миколы с викарием епископа была запланирована на третий день пребывания украинского посланца в Варшаве. Греко-католикам, снарядившимся в крестовый поход на Восток, обещали деньги. Немного. Поляки много не дадут. Но с миру по нитке! Нельзя чураться любой помощи на святое дело. Иногда даже можно согрешить. Окропить сделку ложью. Пообещать сделать за эти деньги одно, а пустить их на совершенно на другое.

Эта мысль тешила отца Миколу, когда он рассматривал постамент Юзефу Пилсудскому, первому главе Польше, который просил деньги на борьбу с русским царем у всех, даже у японской разведки, а когда денег на формирование повстанческой армии не хватало, он грабил банки… Вот верный пример патриота!

И Симон Петлюра был таким. Потому и сотрудничал с Пилсудским. Проклятые евреи убили героя. Они за это ответят. Их обязательно стоит покарать. Но только тогда, когда необходимость в этом исчадии ада отпадет. Ровно в тот момент, когда они мимикрируют и перестанут давать деньги. Заменившие веру выгодой, они пострадают от собственной никчемности, когда выгоднее будет их изгнать, чем сдерживать разъяренную массу, всегда жаждущую их крови.

Его воспитанник Дмитро, самостоятельный и весьма авторитетный малый. Но все же он прислушивается к отеческим наставлениям преподобного Миколы. А советы он давал всегда дельные: не стоит доверяться жидам, они продадут. Надо обогащаться, пока продолжается смута. Надо успеть накопить, чтобы ни от кого не зависеть. Как поляков продали англичане перед нападением Гитлера и вторжением Сталина, так же евреи кинут украинцев. Шведы обманули Ивана Мазепу. Немцы обвели вокруг пальца Степана Бандеру. Американцы так же обманут Дмитро. Они хотят подотчетную марионетку, а не вождя.

«Они спровоцировали бунт. Спасибо им за это! – разговаривал сам с собой Зленко, – Помогли сплотить нацию. Добре!» Но теперь они откупаются подачками. И держат нас за быдло. За холопов! Поживем-увидим, кто кого разведет… Украине нужно сильное государство. Не раздираемое противоречиями. Этническими, религиозными… С одной верой и одним народом. Католическим народом Украины. Это смогли сделать поляки. Это сделают и украинцы. Их право называться нацией выкристаллизуется в жестокой войне против русских и православия. Война затянется надолго, на нее надо копить средства. Деньги на благое праведное дело – истребление и изгнание русских ватников и их московских попов с украинской земли. И не важно, что восток Украины считает западную церковь чужой. В горниле войны исчезает удивление, меркнет вера, время утрачивает интервалы… Освободившиеся ниши заполнят новые идеи.

Люди легко доверяются новым героям и сносят старых идолов. Они быстро привыкают разрушать, лишь разминаясь на низвержении кумиров. Размявшись, они готовы рушить храмы. Секуляризация и смерть сделала из них вандалов. Но факел яркого света их остановит. И это пламя будут нести его руках – его и Дмитро.