Искусник. Потери и находки

Почти час путники пристально следили за рекой, в сторону которой были обращены морды умных животных. Постепенно все расселись по телегам и повозкам, некоторые закутались в одеяла. Хотя весна все сильнее забирала власть в нежно-зеленые лапы, ночами в долинах пока еще было довольно прохладно.

Незаметно выполз из-под своей телеги и Инк, но остался сидеть на земле, прислонясь к колесу. Кержан, время от времени бдительно обходивший обоз, издали глянул на него и довольно усмехнулся, но подходить не стал. Видимо, счел испуганно таращившегося в темноту старика слепым, ведь позволить себе зелье ночного зрения мог далеко не каждый. А делиться такими ценными снадобьями с первыми встречными в разномастной среде путешественников не принято. Но если бы он казался на вид крепким мужиком, способным держать в руках колун или вилы, то, вполне возможно, кто-нибудь и расщедрился бы, в подобных схватках лишних не бывает. Но неуклюжий дед будет только путаться под ногами, поэтому пусть лучше сидит на своем месте. А залезть под телегу во время схватки у него ума хватит.

Вскоре за рекой встало зарево пожара, и почти одновременно с этим прибежали к обозу посланцы от деревенского старосты. Он обещал всем путникам бесплатный постой и обед, если они срочно переберутся под защиту стен. Инквара такая наивная хитрость весьма посмешила: вряд ли селяне расщедрились бы на такое предложение, если бы не боялись повторить судьбу заречных соседей.

Кержан собрал на военный совет самых богатых и сильных мужчин и вскоре объявил путешественникам о принятом решении перебраться в деревню. Как водится, не все выслушали сообщение вожака с одинаковым воодушевлением, но этого и можно было ожидать. Пока обоз стоит под сенью густого перелеска, у путников еще остается призрачная надежда на возможность сбежать, а в деревне ее уже не будет. В случае нападения налетчики не оставят поселок, пока не проверят все закутки.

Хотя самому Инквару ничего не грозило, старики и калеки никому не требовались. А вот детей и молодежь бандиты обычно вылавливали подчистую. Позже отданные под присмотр строгих воспитателей мальчишки становились верными слугами и воинами. А девочек продавали в самые богатые дома, и вовсе не для блуда. Женщин в долинах теперь рождалось меньше, чем мужчин, и за красивых и скромных невест женихи платили богатый выкуп. Хотя некоторые попадали в гаремы баронов и веселые дома, пользовавшиеся необыкновенным спросом, и с этим ничего нельзя было поделать. Людская жадность всегда выбирает самые грязные и легкие пути наживы.

До самого утра путники дежурили на возведенных возле стен помостах наравне с местными жителями, но уже к рассвету стало ясно, что напавшие на деревеньку грабители ушли. Погасли пожары, и только кое-где поднимались к небу жидкие дымки.

– Ночники были, – мрачно произнес кто-то из селян, глядя на этот дым, и все молча с ним согласились.

Люди баронов никогда не жгли ни домов, ни овинов, оставляя возможность бродячему люду заселиться в свободных жилищах и понемногу вернуть опустевшим селам жизнь. Да и некоторые банды ночников старались придерживаться этого правила и особо не лютовали, разве что в тех случаях, когда не было иного способа выкурить из домишка особо упорного селянина.

Инквар хмуро смотрел за реку и решал про себя важную задачу: ехать ли и дальше с этим обозом или придумать себе болячку и несколько деньков погостить в деревне. А потом пробираться в Азгор другим путем.

Жизнь научила его осмотрительности, а постоянные предательства – бдительности. И ему не верилось, что осторожные и подозрительные, как лисы, ночники налетели на деревню, не проведя прежде тщательной разведки. Да и наблюдатели наверняка не один день следили за всеми проходящими путниками и редкими обозами. И не заметить вереницу телег и повозок, показавшихся на закате на косогоре за рекой, они никак не могли.

Инквар прикинул, как поступил бы на месте бандитов он сам, получив такое известие, и мрачно фыркнул. Любому, у кого в голове мозги, а не тыквенная каша, предельно ясно – два намного лучше одного. И судя по рассказам о налетах и нападениях, к которым он всегда относился с особым интересом, все ночники так и делали. Ждали, пока обоз пройдет через облюбованное ими село, и в узком месте брали в клещи. А потом, погрузив связанных путников в их же собственные телеги, возвращались к деревне и собирали второй урожай.

А в этот раз они отступили от своего правила, и это могло означать очень многое. Возможно, где-то поблизости находились люди одного из баронов или отряд наемников, которых бароны и правители городов нанимали в складчину, чтобы хоть немного навести порядок на дорогах. А может, просто ночники спешили уйти, чтобы не встретиться с соперничавшей бандой, и, как ни печально, ни один из этих вариантов не казался искуснику ни невозможным, ни достаточно достоверным.

Да и опасался искусник, как ни смешно признаваться, не столько неуловимых бандитов, сколько отряда наемников, который вполне мог нагрянуть, получив известие о новом нападении. С командирами таких карательных отрядов зачастую ездили дознавателями черные искусники, являвшиеся на самом деле рабами баронов или градоправителей. И Инквар был бы последним глупцом, если бы надеялся обмануть их накладными бровями и париком.

– Неплохо бы остановиться тут на пару дней, – осторожно предложил кто-то из путешественников, и все опасливо покосились на вожака.

Решать будет он, а кто не согласен – может оставаться в деревне и жить хоть все лето, насильно в телегу никто сажать не станет. Но каждый знает, насколько небезопасно отставать от надежного обоза. Вполне возможно, после принятия такого решения друзья и родные тебя больше уже не увидят. В селах живут вовсе не кроткие пастушки, и от падающей в руки прибыли никто из них никогда не откажется. А если кому-то и не по нраву придутся действия соседей, выдавать все равно никуда не побегут, в деревнях главный закон – круговая порука. Инакомыслящие тут не приживаются.

– Подождем до обеда, – подумав, веско обронил Кержан. – А сейчас позавтракаем и отдохнем. Эй, староста! Где там обещанные пироги и сметана?

Однако спать до обеда им не пришлось: не успело солнце подняться над верхушками расцветающих яблонь, как из разграбленной деревни приплыл на лодке вестник.

Едва раздалось тихое рычание псов, как спавший вполглаза Инквар насторожился и бессовестно подслушал торопливое пояснение примчавшегося за вожаком парнишки. А узнав ответ Кержана, мнимый старик немедленно встал с лавки и увязался за ним, уверяя, будто никогда не умел дрыхнуть днем.

– Не так и много их было, – хмуро рассказывал собравшимся вокруг него людям еще крепкий селянин с сильно исцарапанными руками и обломанными, грязными ногтями. – Хитростью взяли да снадобьями. Через стену в самом открытом месте перебрались и остальных впустили. У каждого факел в руках, но не огонь, а дым… едкий до невозможности. Все кашляют, слезы льются, а им хоть бы хны, но мордах тряпки намотаны. Пробовали мы отбиваться – куды там… сунут в харю свою головешку – и катишься прочь.

– Так у вас убитых нет?

– Есть, как не быть. Кузнец защищал своих племянников, сестра прислала на лето погостить… овдовела она, а мужнины дела запутанные. Ну и начал он в налетчиков болванками и молотами швырять, когда они потребовали парнишек отдать, мужик был здоровенный. Вот и получил пику в горло, охнуть не успел.

– А вы уверены… – тяжело произнес Кержан, – что это были ночники? Вроде те никогда таких хитростей не изобретали.

– Надписи на них не было, но скот не тронули, только сало потребовали да яйца. И по домам не особо шастали, собрали всех подростков, кто спрятаться не успел, стожки подожгли и ускакали.

– А сено-то зачем? – не понял кто-то из ехавших с обозом горожан.

– Так весна, корма последние, а трава еще не поднялась, – думая о своем, пояснил староста, – вот мужики и бросились сено спасать. Чтобы без скотины не остаться.

– Да если б и не спасали, за ними бы не погнались, – обреченно буркнул селянин. – У них кони лоснятся и запасных десяток, детей по двое привязывали.

Инквар сочувствующе вздохнул и спрятал взгляд. Картина вырисовывалась непонятная и оттого еще более тревожная. Судя по описаниям, совершенно не похожи были ночные грабители на дикие банды охотников за живым товаром. Никогда не было у тех лоснившихся и ухоженных лошадей, да и деньги на зелье ядовитого дыма они тратить не любили. Само-то оно стоило не так дорого, зато противоядие, каким положено было смачивать тканевые маски, продавалось в лавках, где можно достать изготовленные искусниками вещицы, едва ли не на вес золота. Зато всего этого было достаточно у банд, входящих в гильдию ночников; ее главари держали в рабстве несколько черных искусников. Но ночники предпочитали нападать на богатые обозы и крупные села и никогда бы не ушли, оставив нетронутой эту деревню.

Кержан раздумывал недолго, выдал вестнику пару серебрушек и велел старосте готовить для обоза плоты.

– А в засаду мы не угодим? – осторожно осведомился один из путников, запомнившийся Инквару по дорогим зельям.

– На первом плоту сам двинусь, а как станем подплывать, собаку вперед отправлю, – мрачно зыркнул на него из-под мохнатых бровей вожак, и ни у кого больше не возникло никаких вопросов.

Переправа через полноводную по весеннему времени реку затянулась почти до заката. Все устали, переругались из-за очередности и, поскольку прикрикнуть на них было некому, едва не устроили драку.

Инквар не лез ни в ссоры, ни на первые плоты, сидел себе под кусточком на взятой с телеги дерюжке и строил планы на будущее. Он нарочно добирался в Азгор не напрямик, а, как заяц, путал следы и менял направление без видимой причины. Хотя вроде и не наследил, и погони за собой не чуял. Да и лишнего не взял, а повозку зеленщика отправил в город со встречным обозом. Но точно знал: те, кому продала его Хангильда, будут в ярости и непременно пошлют ловцов во все города, куда на его месте они бы отправились сами.

Да только и он не был ни самоуверенным снобом, ни новичком в этих играх и никогда не имел привычки считать своих врагов дураками. И отлично знал, как они будут рассуждать и где попытаются его поймать. И делал все, чтобы быть хотя бы на пару шагов впереди.

На берег он сошел последним и не торопясь поплелся за телегой в сторону ограбленного села, прикидывая про себя, как поступит вожак. Немедленно скомандует отправление или остановится здесь до утра. Догонять уходящих с добычей бандитов – не самая лучшая шутка, и Кержан это, несомненно, знает, значит, можно готовиться к ночлегу, но лично для него, Инка, в этом нет ничего хорошего. Лишний день пути значительно уменьшит с таким трудом добытую фору.

Однако предугадать поворот событий в этот раз ему было не суждено. Возле настежь распахнутых ворот толпились люди, в основном мужчины, и почти половина из них были его спутниками, а остальные щеголяли домоткаными крестьянскими штанами и вязаными жилетами из грубой шерсти. Даже издали было понятно, что беседуют они вовсе не о погоде и не о ночном налете. Судя по напряженным позам путников и вилам, которые поудобнее перехватывали селяне, между ними разгорелась нешуточная ссора, и Инквар знал всего пару причин, какие могли так разъярить местных жителей. И первая – не сошлись в оплате за перевоз – казалась ему совершенно невероятной.

Кержан отлично знал местные цены и никогда бы не пожалел лишней серебрушки для пострадавших селян. А вот вторая причина была намного серьезнее, и искусник, поспешивший обшарить толпу взглядом, вскоре ее нашел. Прижавшийся к воротному столбу рыжий парнишка в невзрачном, длинноватом и слишком просторном, явно с чужого плеча, кафтанчике и растоптанных ботинках, тоже переживших не одну починку, диким волчонком смотрел на Кержана и наседавших на него мужиков. Их было трое, и у каждого в руках были не вилы, а топор. И не простые, какими рубят лес или плотничают, а боевые, с широкими, остро наточенными лезвиями и длинной ручкой.

Вожак держал наперевес длинную зазубренную пику на кованой рукояти, в умелых руках становившуюся страшным орудием. По обе стороны от Кержана страшно щерили огромные клыки волкодавы, а позади них стояли те двое путников, которых заприметил ночью Инквар. Один из них жестом фокусника небрежно крутил в пальцах небольшой, почти игрушечный кинжал-шило, словно собирался чинить упряжь или лямки походной сумы, а второй с таким же скучающим видом вкладывал болты в многозарядный арбалет, стоивший никак не меньше выездной пары лошадей.

Не доходя до места стремительно надвигавшейся драки, искусник приостановился и состроил на лице самое испуганное выражение, одновременно хладнокровно прикидывая, где можно будет спрятаться от случайных ударов разъяренных соперников. Знал по опыту – в таких потасовках разгоряченные боем противники лупят, не разбирая, и правых, и виноватых, и не успевшим сбежать зевакам порой достаются самые тяжелые раны.

Разумеется, пожелай Инквар остановить эту драку и пожертвовать одним из своих флаконов, он мог бы одним броском уложить всех присутствующих спать, но сам после этого должен был бы немедленно бежать отсюда и прятаться намного усерднее, чем прежде. Поэтому у него и в мыслях не было делать такую глупость, и, кроме того, искусник ни грана не верил в необычайную смелость и воинственность селян.

Где же эта смелость была у них ночью, когда бандиты вытаскивали из стогов и подвалов их детей и привязывали к седлам? Интересно Инквару было другое: каким образом не попал в лапы ночников этот рыжий пастушок и зачем он так нужен Кержану?

Инквар пристально рассматривал парнишку, ничуть не боясь этой откровенности, – все остальные путешественники изучали причину внезапной войны с не меньшим любопытством.

И с каждым мгновением, с каждой деталью начинал все отчетливее понимать, как неверно оценил с первого взгляда этого паренька, и, что намного обиднее, не только его одного. Не менее загадочными ему теперь казались и двое очень нетрадиционно вооруженных спутников, да и сам вожак.

Причем вожак более всех. Если бы Инквар несколькими днями раньше хоть на миг заподозрил открывшуюся ему сейчас истину, то никогда бы и близко не подошел к его обозу. И теперь нужно было срочно решать, стоит ли рисковать и ехать с этими людьми дальше или все же придется остаться в деревне. Ненадолго, разумеется, всего на день-два, а потом отправиться в путь в одиночку. Очень нелегкая и рискованная задача, но не такая уж невыполнимая.

– Надеюсь, все вы понимаете, – неожиданно мягким, звучным баритоном заявил селянам путник с арбалетом, – что шутить никто из нас не собирается и отступать тоже. И могу вас уверить, если вы не бросите оружие и не разойдетесь миром, вечером ваши заречные соседи поделят ваш скарб и ваших женщин. Неужели этот чахлый городской отпрыск того стоит? Вожак ведь предлагает за него неплохой выкуп, значительно больше, чем дают за таких задохликов бароны.

– У нас теперь огороды полоть некому и скотину пасти! – выкрикнул какой-то горлопан из задних рядов.

– Не смеши меня, – презрительно фыркнул Кержан. – Какой с него полольщик? А скот у вас пасут опытные пастухи, которые каждую кочку и каждый перелесок наизусть знают. И с детства привыкли целыми днями с неоседланных коней не слезать. А этот и сам сгинет, и скот потеряет. В общем, так, в последний раз спрашиваю: берете серебро? Или и без денег его увезу.

– А вам-то он зачем? – дерзко выкрикнул вздорный мужичок, прятавшийся за спинами соседей. – Небось продадите втрое дороже!

– А простое соображение, что я хочу хоть одного сына вернуть матери, тебе в голову не пришло? – едко осведомился Кержан. – Или туда светлые мысли никогда не заглядывают? Ну и в память о Парвене, не раз он мне коней ковал и повозки чинил… хороший был мастер и человек душевный, не чета вам.

– Прибавь хоть пяток монет, – мрачно буркнул стоявший напротив него мужик, и искусник перевел дух.

Слава богам, селяне оказались не законченными негодяями, а просто жадными дураками.

– Три, – бросил ему монеты вожак. – И только ради ваших баб. Им и так сегодня горя хватило.

Дождался, пока селяне отступят и разбредутся в стороны, кивнул рыжему на свою повозку и только после того, как тот исчез под пологом, сурово оглядел хмурые лица путешественников и негромко скомандовал отправление.

Спорить никто не стал, даже словечка не проронили. Прекрасно понимали – выдержать без сна вторую ночь будет очень нелегко, а спокойно лечь спать в этой деревне может только последний лопух.

Инквар тоже безропотно полез на свое место, ситуация в корне изменилась, и теперь не было и речи о том, чтобы оторваться от спутников. Возможно, позднее… но это решение он примет, лишь тщательно все обдумав.