Гера пошёл было в комнату переодеться, но в коридоре приостановился. Окрошка забралась на широкий бортик лотка, изготовившись. Она была похожа на гимнаста, собиравшегося сделать стойку на руках: передние лапы упёрла на углу перед собой, задние – в полушпагате, тоже на бортиках. Закончив, кошка спустилась на пол, опёрлась передними лапами на борт, перегнулась, вытянула шею, осмотрела результат, и удовлетворённая с аккуратностью сапёра одной лапой нагребла на лужицу наполнителя. Вставать в лоток Окрошка брезговала.
Гера вздохнул.
Глава 5. Семья
Мой кот был выше «всего этого». Это чувствовалось
в его взгляде и поведении. Но он считал людей
туповатыми, поэтому, когда хотел показать
своё превосходство, он не только смотрел на них,
как на ничтожеств, но для верности делал
это свысока – с холодильника или шкафа.
Альбина недовольно трясла щеками и одувалась. Всё было просто – отпуск по семейным, за свой счёт, на пару дней. Подобное было в порядке вещей, но Альбина всегда включала режим серьёзного управленца и разыгрывала греческую трагедию про важность каждого, долг и ответственность.
– Ну и что у тебя там за обстоятельства? – начала она свой прессинг. Гера сгорал со стыда и готов был начать объяснять и упрашивать.
– Ой, – тут же вступилась за Геру Катерина Васильевна. – Уймись ты, бога ради! Тебе-то что. Надо и надо.
Альбина очень любила низкопробные отечественные сериалы. Ей просто хотелось подробностей всех «семейных обстоятельств». Гере она казалась одновременно отвратительной и немного жалкой – в смысле, её хотелось пожалеть.
– А работать? Работать за него кто будет?
Гера ещё больше покраснел и сжался, но внутренне радовался, что не приходится самому себя отстаивать.
– Ага, завод встанет, если он три дня не побудет! Уймись!
Гера благодарно оглянулся на Катерину Васильевну. Она хулиганисто подмигнула.
Альбина фыркнула, злобно зыркнула исподлобья на Геру, нашарила на столе ручку, размашисто подписала и шлепнула штамп.
С Катериной Гера дружил, насколько это вообще возможно для шестидесятилетней бабульки и двадцатипятилетнего парня. Гера рассказал ей, почему нужен отпуск. «Бери за свой счёт. С обычным придется рассказывать. Лучше за свой. Чего тебе эти копейки».
Гера быстро собрал вещи, в «отделе учёта жопочасов» обменял заявление на контрамарку для выхода и побежал на электричку.
Домой не хотелось. Тем более настолько, чтобы бежать. Он же мог соврать: торопился, но не успел. За эти мысли стало стыдно: у жены умер брат. Гера терпеть его не мог, да и жена, насколько он знал, тоже. Ничего удивительного. Брат бухал, бил жену, терроризировал родителей и соседей; из последних приключений – развороченная топором входная дверь дома и сожженная в разудалом веселье баня. Геру больше интересовало, как такого сожителя выносят пожилые родители: пьяный сынок дубасит жену под скулёж малолетней дочурки, а ты лежишь себе в соседней комнате и бормочешь про «дела житейские»? Тут бы впору не сопли жевать, а выдохнуть и тихонько порадоваться. Но Гера прекрасно понимал, что будут плакать, и не просто – реветь, как будто хоронят Ганди и Че в одном лице. А значит, и ему придётся выглядеть скорбно и невозмутимо утешать заходящуюся в слезах жену.
Всю дорогу Гера пытался отыскать в себе крупицы пропавшего человеколюбия. Но они никак не находились.
Плач он услышал ещё в подъезде. Ни жена, ни кошка не вышли его встретить. Гера бросил рюкзак на коридорный комод и скинул ботинки. Из обувной полки выглянула перепуганная Окрошка. Гера опустился на корточки и почесал кошке за ухом.
– Да, Крох, я тоже боюсь, когда плачут.
Жена лежала на кровати лицом вниз и выла. Гера сел с краю и погладил ее от макушки до попы: она вся взмокла от слёз – волосы, футболка. Не поднимая лица, жена подползла поближе к Гере, уткнулась ему в бедро и заревела с новой силой. Ногу обдало жаром.
Женские слёзы раздражали Геру. Но законы социума гласили: если девочка плачет – успокой. Несколько минут он боролся с собственным мнением о смерти её брата и, угомонившись, осторожно спросил, что произошло.
– Он разбился. На машине. Разбился. Выехал на встречку… и зацепил… – жена снова завыла.
– Он один был?
– Угу.
Гера выдохнул – хорошо хоть не угробил ребёнка с женой.
– А другая машина? – осенило Геру.
Жена завыла с новой силой. Постель ходила ходуном от рыданий. Соседи, наверное, решат, что у них тут очень экзотичный секс. Ну или ментов вызовут.
Гера дождался, пока жена подустала и чуть унялась, вышел на кухню и позвонил тестю. Тот звучал чуть растерянно. На фоне голосили мать и жена. Оказалось, брат был пьян. Пара из второй машины в больнице. Парень в порядке, девочка – в реанимации. Гера не смог выдавить из себя даже соболезнований: этот мудила вечно колесил бухим – даже стоять не мог. Никто ему слова не говорил. Ладно бы сам убился, так ещё и людей покалечил. Жалости не было. Разве только к безропотному идиотизму родителей.
Гера остался на кухне – поставил чайник, сел за компьютер и запустил онлайн-домино. Окрошка села у кресла, дожидаясь, пока хозяин привычно закинет ноги на стол, чтобы забраться в удобное гнездо на животе Геры. Но стол был скрипучий и Гера остался сидеть, как школьник. Поначалу он даже на кнопку мыши нажимал с осторожностью, чтобы звук получался не таким звонким, ведь за стеной жена в истерике, и ему бы тоже скорбеть. Но скоро он увлекся игрой и стеснение прошло. Окрошка забралась к нему на колени. Закипел чайник. Гера сделал ход, пересадил кошку на диван, торопливо закрыл газ и вернулся в кресло. В кухню вошла жена – опухшая, злая. Гера смутился, но игру не закрыл.
– Как ты? Чаю налить?
– Не так весело, как ты, – холодно отчеканила она, прошла к плите, достала кружку и налила себе чаю.
Гера сделал ход.
– Совсем что ли? – жена грохнула чайником о плиту.
– Он был пьяный. И двух человек отправил в больницу.
– Он – мой брат, – завыла жена и опустилась на пол. Окрошка ретировалась в комнату.
– Ты меня извини, но… я тебе очень сочувствую. Что тебе грустно. Но, блять!.. Ты неделю назад тут родителям говорила, что в дом не войдёшь, пока он там! – разозлился Гера.
Жена его не слышала.
– Это семья же! Он мой брат! Ты просто урод! Так нельзя!
Она захлёбывалась в истеричном крике.
– Ну, конечно. Он в сознании года два не был, пиздошил жену на глазах ребёнка, людей пьяный убивает, а урод – я!
Гера понимал, что перебарщивает, но остановиться уже не мог.
– Я тебя ненавижу!
– То есть, чтобы ты меня любила, мне надо себя так же вести? Лицо тебе разбить?
– Зачем? Зачем ты всё это говоришь… – жена растянулась на полу, свернулась калачиком. – Ненавижу!
Гера вышел в ванную, пустил холодную воду и сунул голову под струю. Секунд через двадцать череп заломило от холода. Гера закрыл кран и просушил волосы полотенцем.
Жена забилась в угол дивана, поджав ноги, и, изредка всхлипывая, смотрела в пустоту – жёсткая, отстранённая.
Гера неторопливо налил себе чаю и вернулся в кресло. Колесики едва слышно грохнули о пол. На звук моментально прибежала Окрошка. Она запрыгнула Гере на колени, но не разлеглась, а напряжённо всматривалась в хозяйку в углу.
– Ну и? – поторопил кошку Гера. Окрошка перешла на диван и села. Она всё так же пристально смотрела на хозяйку, изредка оглядываясь на Геру. Гера демонстративно играл, игнорируя жену: «Неадекватная дура».
Окрошка фыркнула и неспешно двинулась в хозяйке, загодя начав тихонько мурчать.
– Крошенька, девочка моя, – невидимая скорлупа злости, сдерживавшая истерику, испарилась, и жена снова заплакала – печально и негромко.
Глава 6. Истерика
Мой кот был настоящим мужиком.
– Я больше туда не поеду! – с порога бросила жена Гере.
Гера прикрыл двери и сбросил кеды.
– И давно ждёшь?
Жена сидела в коридоре на комоде. Гера взглядом попросил её подвинуться, поставил рюкзак и потянулся поцеловать. Жена увернулась, подставив щёку.
– Что случилось?
– Она истеричка. Вот что. Смотри!
Расцарапанные руки Гера заметил с порога. Но теперь жена вытянула их и покрутила, давая Гере возможность оценить масштаб. Предплечья и кисти были исполосованы; некоторые царапины довольно глубокие, припухшие.
– Бедняга… Кроша!
– Кроша твоя уже три часа со шкафа не слезает, – начала жена. Но тут грохнула кровать, лапы стукнули о пол и из дверного проема выглянула заспанная кошка.
– Ну, ещё бы…
Жена фыркнула, встала с комода и ушла на кухню. Кошка неспешно подошла к Гере и потёрлась о его ноги. Гера присел на корточки, погладил. Шерсть на холке была жесткой, слипшейся патлами.
– Ты чего там устроила?
Кошка с секунду смотрела на Геру непонимающим взглядом, прикрыла глаза и заурчала.
– Балда.
Гера прошёл на кухню и обнял жену.
– Так чего там случилось-то?
Жена вздохнула.
– Обряд экзорцизма там случился. Переноску открыла, эта сволочь пару секунд спокойно посидела, а как только врачиха подошла – шипит, отбивается, пена изо рта! Говорит – вы подержите кошечку, ей так спокойнее будет. А эта срань мне всеми четырьмя лапами руки полосовала, пока я пыталась как-то её перехватить. Я, дура, не отпускала. И она меня грызанула! Вон, посмотри!
На тыльной стороне ладони жены красовались две точки, как от змеиного укуса. Рука в этом месте заметно раздулась. Гера осторожно погладил.
– Плохо.
– И болит – жуть.
Гера вздохнул.
– Прививку-то успели?
– Ага! Щас! Куда там. Под мойку забралась – достать не могли. Шваброй выковыривали, так она там забег по стенам устроила и запрыгнула на стеклянный такой шкаф. Подходить стрёмно – не дай бог что, и всё это перевернётся и разобьется. Короче, это жесть какая-то была.
Гера притянул жену к себе, погладил и вздохнул.
– До скольки они сегодня?
– Уже всё. До трёх. Завтра работают.
Гера боялся клиник для животных. Тамошние врачи казались ему кем-то вроде средневековых лекарей, которые ставили диагнозы по фазе луны, и от одной мысли о ветклинике у Геры сжималось сердце – от страха и сочувствия немым обречённым пациентам. Вспышкой вспомнился первый и единственный раз, когда он был в подобном месте. Заболела кошка; возвращался оттуда уже без неё.
Жена знала все это, и Геру злило, что она не сумела избавить его от поездки. К тому же, приходится тратить на это выходной. Но вариантов не было.
Окрошка по большей части сидела тихо, изредка попискивая. Но в автобусе даже этот тихий плачь заставлял Геру чувствовать себя неловко. Гера расстегнул молнию переноски и запустил руку внутрь. Кошка потыкалась в пальцы мокрым носом. Она дышала часто, пытаясь уловить все многообразие новых запахов, «осмотреться». Гоша чуть потеребил кошку за холку: успокоилась, заурчала, улеглась.
Клиника была государственной, и как все небольшие госучрежедения – одним своим видом порождала тоску и тягостную безысходность. Окрошка тоже почувствовала неладное и заёрзала в переноске. Гера поднес сумку к лицу и через сетку, глаза в глаза, успокоил животное: «Всё хорошо».
Чем ближе он подходил, тем чётче проступали детали барачного убожества. Всё здесь – от покосившегося облезлого забора и отомкнутого амбарного замка в одиноком ушке ржавой калитки до сырых и замшелых стен из силикатного кирпича, – казалось, было создано в первую очередь для того, чтобы рождать уныние. Крыльцо сияло свежей небесно-голубой краской, добавляя клинике нелепости: оборванный бомж в лакированных туфлях. К крыльцу вела дырявая асфальтированная лента дорожки.
Внутри всё было, как в обычной поликлинике. Запах медикаментов, скрипучий пол под потёртым линолеумом, неудобные лавки вдоль стен, чередовавшиеся с дверьми, разномастная, но в то же время привычная очередь, плакаты и стойки с листовками. Только пациенты сидели на руках и у ног очередников, а плакаты светились не белозубыми улыбками, а игривыми взглядами и лоснящейся шелковистой шерстью.
– Кто последний? – вздохнул Гера.
– Мы, – отозвалась женщина с замызганным пуделем.
Гера кивнул и опустился на свободную лавку напротив двери туалета, по-старушечьи поставив переноску себе на колени.
Из кабинета с табличкой «Терапевт» выглянула рыжеволосая девушка в медицинской маске.
– На прививку есть?
Гера огляделся. Чтобы не орать хором, очередь просто потупила взгляды и отвернулась. Гера робко привстал и кивнул.
– Проходите.
Гера проскользнул в кабинет и закрыл за собой дверь. Эхом задрожали стекла шкафчиков с препаратами.
– Ставьте, доставайте, – девушка с характерным скрипом натянула перчатки, спрыснула из пульверизатора и протёрла жуткий сияющий железный стол в центре комнаты; едко запахло спиртом. В интерьере не было ничего, что смягчило бы холодную неприветливость стекла и хрома, и Гера замер в нерешительности. Девушка стянула маску на подбородок, понимающе улыбнулась. Она оказалась симпатичной. Гера глянул на бейджик: «Анна Сергеевна, терапевт». Нос вдруг отсёк больничные запахи, заострившись на цветочном аромате её туалетной воды. Гера почувствовал, как что-то внутри него разжалось. Он расслабился.
Врач жестом указала на стол. На этот раз Гера подчинился. Он расстегнул переноску. Кроша робко высунула морду, понюхала стол и пулей забилась в дальней угол сумки.
– Попытка номер два? – девушка узнала Окрошку и ещё раз пересказала историю истерики, которую кошка устроила здесь вчера.
Гера кивнул.
– Выходи давай, – ласково скомандовал Гера. Кошка послушно вышла, точнее выползла. Она была напугана – морду прижала к столу, взгляд бегал, нос блестел обильной влагой от частого дыхания. Аня несколько секунд испытующе смотрела на кошку.
– Пробуем?
Гера кивнул. Окрошка навострила уши и уставилась на хозяина.
– Придержите её.
Гера положил ладонь на холку Окрошке. Кошка была непривычно горячей, сердце колотилось с бешеной скоростью, спина напряжена – готовилась рвануть.
– Ну, всё хорошо, – Гера прогладил её пару раз от носа до хвоста. Руку облепила шерсть.
– Это у них от волнения так, – объяснила Аня. У неё в руках был градусник.
– А как… – спросил Гера и покраснел.
– Разверните её ко мне. И держите.
Гера повернул кошку и чуть прихватил за холку – не то, чтобы держал, скорее, давал понять, что вырываться не стоит. С Окрошкой этого всегда хватало. Кошка дёрнулась и заскребла задними лапами по зеркалу стола. Когти с неприятным звуком проскальзывали. Гера чуть сильнее сдавил холку.
– Тише. Всё. Потерпи, – поочередно шептали они с врачом с разных концов животного.
– А с вами он спокойнее, – Аня смотрела с уважением и интересом. Она вынула термометр, протерла, покрутила под лампой, выглядывая край ртутной полоски.
– Это кошка.
Аня с секунду смотрела на Геру, разбираясь, серьезно он говорит или шутит.
– Нет, – усмехнулась она. – Температура нормальная.
– Подождите… Я же смотрел…
– Держите, – Аня приподняла Окрошкин хвост. Кошка задёргалась.
Аня бесцеремонно разгребла густую шерсть между задних лап и выудила оттуда мошонку.
– Бллин… – вздохнул Гера и тут же извинился. Значит, всё-таки жена была права: Окрошка метила углы. И значит, придётся кастрировать; в паху неприятно потянуло.
– Одно яичко не опустилось. Потому, наверное, и не заметили, – успокаивала она Геру. Аня выглядела чуть смущенной – не понимала, что конкретно расстроило Геру.
– Но бллин! Он же даже мордой на кошку похож, – заканючил Гера. – Может, из-за этого… гормонов мало?
– Наоборот. Из-за крипторхизма скорее более агрессивный. Больше тестостерона вырабатывается.
Гере мысль показалась странной, но углубляться было не интересно. Он теперь думал только о предстоящей кастрации. Гера ослабил хватку и Крош под шумок тихонько пополз в сторону переноски.
– Ну, что. Вроде всё в порядке. Прививать будем? – напомнила Аня. Гера встрепенулся. Кот почувствовал, как пальцы на его загривке снова чуть сжались, и приостановился.
– Да. Анна, а когда… и как вообще? Сколько стоит? – спросил Гера, пока девушка мешкала у шкафа с медикаментами.
– Ничего сложного. И страшного. Привозите утром. Полчаса операция – и можно забирать, – она приготовила укол, щелкнула по шприцу, сбивая воздух, и вернулась к процедурному столу. – Держите.
Гера почувствовал, как под ладонью снова напряглись мышцы и сердце заколотилось как бешеное: кот был готов дать дёру. Но Крош не шелохнулся. Гера вдруг осознал, насколько тот ему доверяет, и умилился.
Аня взяла свободную руку Геры и положила коту на круп. Она чуть оттянула холку, медленно ввела иглу под кожу и задавила поршень. Крош оскалился в беззвучном писке, высунул язык и часто задышал, как запыхавшийся пёс; изо рта ручьём текла слюна.
Аня вытянула иглу, нажала на педаль, бросила шприц в разинутую пасть помойку, звучно стянутые перчатки отправились туда же. Гера ослабил хватку. Крошан заёрзал.
– Оперировать лучше дома. С вами он по потолку не бегает, но невротик он ещё тот. Сердце может не выдержать.
– Вы будете?
– Нет. У нас врачи не выезжают.
– А если не через клинику? – с надеждой спросил Гера. Аня располагала. Каким-то непонятным образом эта симпатия сделала её не просто многоопытным профессионалом – единственным ветеринаром, которому Гера готов был доверить питомца. Отдать кота под её скальпель казалось даже почти не страшным. В паху снова потянуло.
– Нет, – Аня пожала плечами. – Но я дам вам номер девочки, которая выезжает.
Гера чересчур внимательно смотрел за тем, как Аня достала из нагрудного кармана блокнот и ручку, щелкнула, звучно царапнула номер, хрустко выдрала листок, протянула Гере и снова щелкнула ручкой.
– Она хорошая?
Аня добродушно улыбнулась и кивнула.
Аня сделала коту паспорт. Гера решил не менять имя. Хотя Окрошкой кота называла только жена, да и то нечасто, в редкие минуты, когда снисходила до питомца.
О предстоящей кастрации Крошана Гера старался не думать.
Глава 7. Братство
Мой кот доверял мне, как никому другому.
И когда я его предал – стал доверять
только мне одному.
Гера нервно расхаживал по кухне. Кухня была маленькой, поэтому «расхаживание» больше походило на капризное детское топотание на месте. Крошан сидел возле мисок и требовательно смотрел на хозяина. В конце концов кот не выдержал, запрыгнул на раковину и протяжно пропищал – он не ел с вечера.
– Перестань попрошайничать! – рявкнул Гера. Кот обиженно спрыгнул с раковины и уселся в дверях, на солнечной дорожке, пробивавшейся сквозь шторы. Гера скорчил ему рожу. Коту было плевать. Он подставил морду солнцу и самозабвенно щурился.
Гера взял мобильник и набрал снова.
– Милая…
– Гер! Бллин! Ну как ты себе представляешь это? Я полдня торчу в магазине, у меня полная тележка! Я должна всё бросить и нестись домой, потому что тебе не хочется! Мне, по-твоему, хочется?
Хотелось ей или нет, Гере было плевать. Жена была более толстокожей.
– Ты обещала…
– Знаешь что?.. – жена повесила трубку.
Гера швырнул телефон на диван. Тот отпружинил и грохнулся на пол. Кот подпрыгнул на всех четырех лапах разом чуть ли не на полметра, вытаращил глаза и готов был уже спасаться от погони, но за ним никто не гнался, и он успокоился.
– Сука! – выругался Гера то ли на жену, то ли на упругий диван, то ли на себя. Виновата была только врач, которая перенесла свой приезд на четыре часа раньше. Гера планировал, что дома останется жена, а сам он свалит куда-нибудь подальше от места, где будут отчекрыживать яйца его коту. Операция должна была быть в шесть, и жена с утра пораньше уехала за продуктами.
– Я ещё и приготовить успею до её прихода, – осаживала она Геру.
– Тогда поехали вместе. Быстрее будет.
– Перестань. На всякий случай останься дома.
– На какой – всякий? Бллин. Давай лучше я в магазин, а ты дома.
– Милый, ну что ты как маленький, – чуть раздражённо улыбнулась жена. – Уймись. К обеду вернусь.
Через два часа позвонила ветеринар и сказала, что приедет «пораньше». Нет – «чуть пораньше». У неё планы, видите ли, изменились. Можно было перенести, но жена отказалась наотрез. Она грезила кастрацией. Кот вцеплялся в неё при первой возможности, царапал руки и ноги, кусал; однажды, когда жена расслабилась, сел ей на грудь и грызанул за нос. Она считала, что всё дело в гормонах – катрируют, и кот станет милым и ласковым. Хотя Гере казалось, что она просто хочет отомстить Окрошке за все его нападения разом.
В полдень Гера уселся на кровать, откинулся на стену и безотрывно следил за стрелками настенных часов. Он радовался каждой истекшей минуте и надеялся, что необязательная докторша опоздает на час-другой, и к этому времени как раз вернётся жена. Полумрак комнаты, спрятавшейся от солнечного дня за шторами, странным образом укреплял эту веру. Крошан вышагивал взад-вперёд по кровати, бесцеремонно прохаживался по Гериному животу. Иногда он падал ему под бок, но поглаживания хозяина были нервными и не нравились коту. Несколько раз он недовольно прикусывал Гере руку, но хозяин не реагировал. В конце концов, кот не выдержал и с воинственным хрипом вцепился в кисть зубами и когтями. Гера отвесил ему оплеуху.
Кот соскочил на пол и принял оборонительную позу. Шерсть холки стояла дыбом. Но более угрожающе выглядел его распушённый хвост – из-за переломов его кончик походил на шар палицы.
– Совсем сдурел? – гаркнул Гера, и кот сдулся, потупился, фыркнул, запрыгнул на комод и растянулся на нём.
Гере стало стыдно. Он похлопал ладонью по дивану рядом с собой, подняв клубы засеребрившейся пыли. Кот лениво приоткрыл глаза, многозначительно посмотрел на хозяина и отвернулся.
Вдруг кот встрепенулся, запрядал ушами. У Геры ёкнуло сердце. Каким-то непонятным образом Крошан из всех, кто заходил в подъезд, умудрялся вычленить тех, кто через пару секунд постучит в их дверь. Не дожидаясь звонка, Гера пошёл открывать.
На пороге стояла молодая девчонка. Разодетая, она походила скорее на проститутку, чем на ветеринара: мини-шорты и коротенький пиджачок, яркий макияж и маникюр, сетчатые колготки и лакированные стрипы. В неприкрытом пупке блестел пирсинг. На удивление, парфюм едва чувствовался.
– Виктория? – растерянно уточнил Гера.
Девушка самодовольно улыбнулась и кивнула. С собой у неё был только небольшой клатч на цепочке.
– Проходите.
Гера напрягся от мысли, что кто-то из соседей может увидеть, как она входит или выходит из его квартиры.
– Тапки?
– Да, – Крошан удивлённо выглянул из комнаты. – Ой, привет! Кто это у нас такой?
От звука её голоса кот выпучил глаза, прижал уши и драпанул в кухню. Вика рассмеялась.
– Где у вас можно помыть руки?
Гера выдал тапки и проводил Вику в ванную.
– Мне нужен стол.
Гера показал кухню и комнату. Вика выбрала кухню: «Светлее».
– Подвиньте стол к окну.
Вика сбегала в коридор и вернулась со своим клатчем. Она дождалась, пока Гера передвинет и протрёт стол, достала из сумочки флакон с пульверизатором и сбрызнула стол.
– Поймайте кота, – она доставала из сумочки всё необходимое для операции, – и заприте все двери. Чтоб не убежал после укола.
Пока Гера суетился с Викой, Крошан проскользнул в комнату и спрятался под шкаф. Достать его оттуда было невозможно. Пришлось брать женин распылитель для поливки цветов. Кот пулей вылетел из комнаты и забаррикадировался под ванной, среди тазиков и ведра. Потом – в обувной полке.
– Бойкий он у вас! Поэтому кастрируете?
– Поэтому.
Когда Гера внёс кота на кухню, на столе уже была расстелена пеленка, рядом – разложены несколько шприцев, одноразовые скальпели, стояли пузырьки. Вика сбивала воздух из тонкого инсулинового шприца. В её руке с огромными нарощенными ногтями шприц выглядел комично.
– Давайте его сюда.
– Держать? Или поставить?
– Как удобно.
Гера продолжал держать кота. Вика оттянула заднюю лапу. Кот заелозил. Когда это не помогло, вцепился когтями Гере в грудь и попытался вырваться.
– Кроша! – рявкнул Гера, и кот затих.
– Ну-ну, не бойся. Ничего страшного, – нежным голосом пропела Вика и ввела иглу. – Ну-ну, всё хорошо. Папа рядом.
Геру передёрнуло. Папа. Какой он ему папа? Что за идиотская мода называть хозяев родителями? Докторша нравилась ему всё меньше.
– Можно отпустить. Подождём, пока подействует. Только аккуратно.
Гера опустил кота на пол. Тот заметался по кухне: диван, стол, раковина. Попробовал открыть дверь.
– Кроша! Нельзя!
– Пусть. Быстрее разойдётся укол.
Дверь не поддалась. Крошан спрятался за диван.
– Это плохо.
– Ничего. Я достану.
Вика посмотрела на часы и закусила губу.
– Чаю?
– Да, давайте.