А в данный момент он был должен местному бандиту по имени Спиро, торговцу героином с огромными связями и тремя бугаями в качестве телохранителей, которые с самым умиротворенным на свете лицом то и дело теребили выглядывающие из-под пиджаков стволы пушек.
Сам мистер Спиро: жирный боров в дорогих шмотках, с огромной золотой цепью на волосатой груди и печатками на пальцах, тоже не вызывал доверия. Такого лучше не злить, да и вообще держаться как можно дальше.
У подобных личностей работали свои правила. То, что им нужно, они получали любыми способами. Легальными и нелегальными. И Хантеру с его вечной тягой к приключениям, разумеется, невозможно было устоять и не влипнуть в очередные проблемы.
Он и так уже был на карандаше у местной полиции. Несколько лет назад ему дали условно-досрочное за взлом и проникновение. Это вышло вообще до смешного нелепо. Решил помочь знакомым, а в итоге оказался по уши в дерьме.
Кто же знал, что это квартира не подружки одного из его “дружков”, которая недавно послала беднягу, а чья-то неплохло обставленная жилплощадь с сигнализацией и датчиком движения – штуки баснословно дорогие, которые мало кто мог позволить себе в их-то захудалой “котельной дыре”.
Хантера вообще-то просто попросили проникнуть через окно и открыть входную дверь с внутренней стороны, чтобы друг смог забрать скромные пожитки. Типа, чтобы больше не пересекаться с экс-девушкой, иначе не миновать резни.
Только вот на деле оказалось, что Алекса самым тупейшим образом решили обвести вокруг пальца. Знай он о сигнализации заранее, смог бы хоть подготовиться, но вот беда – никто не посвятил его в нюансы, а когда под окном завыла сирена было уже поздно. Как козел отпущения, разумеется, в руки полиции попал именно он. Все его “новые” друзья успели удрать.
Оправдываться пришлось долго. И четыре долгих дня в тюремной камере Хантеру не пришлись по душе. Еще чудо, что все обошлось, так как он без зазрения совести и обозлившись на весь свет, сдал имена подельников. Как оказалось, да еще и к его удивлению, на каждом уже висело ни одно ограбление, так что Хантеру повезло отделаться испугом и общественными работами.
В день, когда Хантер вышел из участка, он дал себе громкое обещание больше никогда не связываться с подозрительными личностями. Знал же ведь, что ночью в баре маловероятно найти адекватных людей, но нет. Все равно решил рискнуть. А ведь казались и, правда, вполне нормальными ребятами. И вообще, весело тогда погуляли.
Мда, в свои двадцать пять Алекс Хантер мог показаться слишком ветреным. Все ему было по одному месту, о будущем тот давно не заботился, жил одним днем и не думал о последствиях. Мелкие незначительные подработки, пьянки, да девки – вот, что вертелось у него в голове. Ах, да, еще и проклятый покер. Но не спешите осуждать его раньше времени. Вряд ли он сам хотел такой жизни.
Когда-то он был другим. Ответственным, серьезным, трудящимся. Его отец погиб на шахтах, когда ему было пятнадцать. Обвал. Тогда погибло много шахтеров. Семья осталась без кормильца. Мать едва не сошла с ума от горя, а тут еще и десятилетняя младшая сестра. Им выплатили компенсацию, но понятное дело, это не перекрыло семейной трагедии. Здоровье матери не выдержало, она слегла.
Алекс в свои пятнадцать остался единственным мужчиной в доме. Пришлось бросить учебу, и почти год перебиваться любыми работами, чтобы прокормить мать и сестру. Те месяцы они практически голодали, а небольшая квартирка с зубами была отвоевана у заявившихся на порог приставов.
На шахты принимали с шестнадцати лет, на заводы с восемнадцати. Выбор невелик. Едва исполнилось шестнадцать, он пошел на шахты. Работа там была адская и непомерно тяжелая, особенно для, считай, еще совсем мальчишки, но платили сносно, так что Алекс, стиснув зубы, старался изо всех сил. Первое время, конечно, было непросто, но постепенно началось привыкание, и жизнь понемногу стала налаживаться.
Почти через четыре года мать умерла, но к собственному омерзению, Хантер почувствовал лишь облегчение. Тянуть прикованную к постели женщину, растить девочку-подростка, работая при этом по шестнадцать часов в сутки было на грани его возможностей.
После стало легче. Сестра росла, а Алекс возмужал и из долговязого подростка превратился в симпатичного парня. Жилье, оставшееся от родителей, у них имелось, а на жизнь им двоим вполне достаточно.
Шли годы, Дженнис, его сестренка, подросла и решила, что хочет большего. Ей тоже пришлось рано повзрослеть, с десяти лет ухаживая за матерью и занимаясь хозяйством, так что в свои четырнадцать она пообещала брату, что во что бы то ни стало они свалят из той дыры, в которой сейчас живут. Всю жизнь горбатиться на шахтах и заводах? Это ведь не жизнь. Нет, они оба достойны большего!
Хантер, махнув в свое время рукой на себя, сестренке обеспечил самое приличное образование, на которое был способен. К тому же, Дженнис и сама по себе была одаренной. С отличием окончила школу и поступила собственными силами в академию, с твердым намерением двигаться навстречу цели.
И целью ее был Индастрил. Она безумно хотела жить там. Документальные фильмы об этой подлокации, показанные в школе, новостные хроники, редкие фотографии из газет – Дженнис во все глаза смотрела на главное здание научно-технического центра и представляла, что когда-нибудь и она будет ходить по тем стеклянным коридорам.
Хантер не ущемлял стремлений сестры, но и не поддерживал ее желание подать заявление на смену подлокации. Все те долгие процедуры и тесты, которым должен подвергнуться испытуемый и о которых им когда-то рассказывали, совершенно не симпатизировали парню. Хотя он верил в то, что его Дженнис еще могла бы добиться своего, но вот сам Алекс точно не доходил до необходимого уровня требований.
Черт, да у него полного образования-то нет. О чем еще говорить? Его знаний явно маловато, чтобы заслужить такое право. Индастрил – это даже не Арэй, хотя и там нужно постараться, чтобы тебя перевели из шахт в армию. Все эти тестирования и запреты не просто так придуманы.
Если всякому взбредет в голову перекидываться с места на место, начнется такая путаница, что черт ногу сломит. А Индастрил это вообще что-то… совершено уникальное. Тем, у кого коэффициент знаний был хоть на одно деление ниже положенного, там и делать нечего. Даже дворники в столице наук имели несколько дипломов.
Алекс хоть и верил в сестру, но когда та получила положительный ответ на свою, наверное, десятую просьбу рассмотреть ее кандидатуру, был искренне удивлен. И расстроен. Если она пройдет тесты, то им придется, так или иначе, расстаться. Только Дженнис, видимо, не понимала этого. В ее розовых мечтах, она могла перетащить через границу и брата.
Только этому не бывать. Ему-то уготована жизнь здесь, пахать на шахтах. Он знал это и принял. А для сестры желал лучшего. Так что в назначенный день проводил ее до прибывшего из столицы вертолета с эмблемой Ребелиума и пожелал удачи. Тогда он видел светящееся от счастья лицо Дженисс в последний раз. Как и слышал о ней.
Прошел месяц, два. Ни ее, ни какой-либо весточки о том, справилась она или нет. Когда истек второй месяц Алекс начал бить тревогу. Что-то пошло не так. В любом раскладе, даже если бы Дженнис добилась успеха, его, как ближайшего родственника, должны были об этом известить. Так прописано в своде принятого закона.
Дни шли, молчание накалялась, как и его беспокойство. Тогда Алекс решил действовать решительней. Поднял все и всех на уши, потребовал у полиции достать сведения о местонахождении сестры, даже рискнул заявиться в центр Бондса и вытребовать ответа у губернатора, но его, разумеется, не пустили и на порог центрального управления. Все же шумиху он поднять смог, и спустя время ему пришло письмо с гербом Ребелиума.
Герб огромной страны был изящным и замысловатым: круг, от которого расходились четыре линии, разделяющие пространство на четыре части. Каждая секция своя подлокация, а в центре крошечная оттиснутая копия дворца самого Навеля. У всех подлокаций свой отличительный знак, схожий внешне с древними рунами, которыми когда-то много веков назад, еще до извержения вулкана, пользовались их предки.
У Индастрил это изящная буква “И” с длинным нижним витиеватым хвостиком и маленьким кружочком наверху. У Регулума две волнообразные вертикальные и несимметричные линии с такими же завитушками. У Арэя похожий на вопросительный знак зигзаг, только отраженный наоборот. А У Бондса непонятная загогулина со шляпкой наверху, как у буквы “T” и вдобавок, как нарост, маленькая “с”, пересекающая с главной линией. Самый нелепый знак, как и сама подлокация.
Этот самый знак был оттиснут и у Алекса чуть ниже ключицы. Он и не помнил, когда ему сделали эту татуировку. Наверное, сразу после рождения. У Дженнис он тоже был, на том же месте. И у знакомых Хантера. Их делали всем жителям, в любой подлокации. Правда, что за чернила такие использовались, он и понятия не имел. За столько лет татуировку не обновляли, но она была угольно-черной, словно только-только набитой.
По мнению Хантера, эта штука была далеко не символом памяти об их роде, как изначально задумали власти. Это больше походило на клеймо, чтобы каждый помнил, откуда он и не смел рыпаться и пытаться что-то изменить. Таким образом, им всем четко и ясно указали свое место.
Алекс с непониманием тогда смотрел на конверт. Лично сам Навель решил дать ответ? Не просто Навель. Письмо от президента Рейнольда Олдана. След его перстня снизу не мог лгать. Это как-то необычно… тем более для человека уровня Алекса. Но на конверте было его имя, так что сомнений не оставалось. Он вскрыл его, пробежал глазами по изящно написанным строчкам и… сердце ухнуло вниз.
В письме приносились глубочайшие соболезнования, и просьба простить их за неспешный ответ. По каким-то там причинам, они не могли отыскать его, Алекса Хантера, чтобы сообщить печальное известие. Его сестра, Дженнис Хантер, не справилась с экзаменом по переквалификации. Ее отправили домой, но вертолет потерпел крушение и разбился недалеко от стены. Тело его сестры сильно пострадало, и было забрано обратно в Навель. Там же его и кремировали. В самом низу листа приписка адреса и места, откуда Алекс мог забрать доставленный в Бондс прах.
Погибла. Кремировали. Не справилась с экзаменом. Потерпел крушение. Алексу понадобилось много времени, чтобы понять смысл. Мозг отказывался воспринимать информацию, а строчки ускользали из-под взгляда. Как такое возможно?
Алекс забрал прах сестры не сразу. Только через несколько дней. Просто не мог собраться с духом, иначе это бы означало, что написанное в письме правда. Его сестры больше не было. Его милой темноволосой сестренки с заразительным смехом не было в живых. Он остался один. Совсем один.
Как же Хантеру хотелось отправиться в Навель и разгромить дворец президента. Прошло несколько месяцев, а ему никто ничего не сообщил, пока он сам не начал докапываться! Несколько месяцев! Не могли найти! Президент не мог найти человека в собственных владениях! Черта с два! Ложь! От первого до последнего слова! И сплошное притворство, а не соболезнования! Они бы так ничего ему и не сказали, если бы он ничего не делал! Им плевать! Им на всех плевать!
Чертов Навель! Чертов Индастрил! Из них погибла его сестра! Единственный родной человек! Та, ради кого он жил! Сравнять бы Навель с землей! Будь проклят и президент, и его тупые законы, из-за которых погибла Дженнис!
Вот так и сломался Алекс Хантер. Со смертью сестры ушел и смысл жизни. Он послал к черту шахту и погрузился в мир, полный беспробудного пьянства и опустошения. Полностью растоптал жизнь. Превратился в большое серое пятно, мелькающее в толпе. Какой смысл что-то делать? Ради кого стараться? Ради кого жить? Теперь он предоставлен лишь себе. А на свою жизнь Алексу было наплевать. И жить-то не хотелось вовсе.
Несколько следующих лет прошли в мучительной мысленной агонии. Выпивка, ночные приключения, карты, – все это только чтобы не оставаться наедине с мыслями. Тогда же, в пьяном бреду, он проиграл круглую сумму. Пришлось продать квартиру. Но это даже хорошо. Он все равно не мог там находиться.
В итоге, Алекс начал снимать комнату в полуразвалившемся общежитии. Удивительно, как шаткая лестница еще держалась. Пол прогнивший. Штукатурка отходила от потолка слоями и падала на голову. Грязь. Паутина. Постельное белье пахло сыростью. Шкаф, кровать и стол – вот и все удобства. Кухня, туалет и ванная общие на весь этаж. В соседях наркоманы, законченные алкоголики, парочка сидевших. Зато сдавали эту халупу задаром.
Все равно Хантер там почти не бывал. Если попадался стоящий вариант, ночь он проводил у одной из новых знакомых. Ну, а если терпел неудачу, после очередного бара заваливался в общежитие в таком состоянии, когда и ноги-то не держали. Так было проще. В такие моменты думалось лишь о том, чтобы тебя не вывернуло, не говоря уж о чем-то еще.
Нет, появлялись в его жизни и проблески, но слишком быстро гасли, не давая надежде на лучшее закрепиться. Несколько раз Алекс пытался заводить отношения. Вряд ли что-то из того что было, он что-то мог назвать любовью, но неподдельная симпатия точно присутствовала.
Алекс по натуре своей человеком был верным. Все эти поверхностные увлечения было лишь своеобразной игрой, чтобы отвлечься. И ради тех начинающихся отношений он искренне старался измениться. Стряхивал оцепенение, устраивался на работу, пытался жить, как живут все. Даже успевал поверить, что есть шанс выплыть из того болота, в котором он так прочно увяз. Но каждый раз все заканчивалось ничем и у Алекса снова опускались руки.
И все же последний самый болезненный разрыв подстегнул карабкаться дальше. Ему даже подвернулась неплохая возможность, и он устроился барменом в один из местных кабаков, в которых раньше хорошо надирался. Как раз после неудачи на фабрике. В том баре работал его старый друг Джон. Они дружили еще со школьной скамьи, нечета тем отморозкам, по вине которых он чуть не сел. Этот друг-то и подсобил, поговорив с хозяином заведения и уговорив взять Хантера на работу.
Ему даже выделили одну из подсобных комнат. Раньше она работала как склад ненужного хлама, но Алекс и Джон разгребли там все, притащили из комиссионки довольно приличного вида диван, перевезли его вещи из общежития и вот – временное вполне сносное жилье готово. С притоном покончено. Пора браться за голову.
За последние полгода Алекс изменился. Занялся собой. Начал нормально одеваться. Сбрил отросшую щетину, которую запускал порой до ужасного состояния. Состриг отросший до плеч хвост. Каждый вечер перед сном, тренируя силу воли, отжимался на кулаках. Мускулатура, набитая за время работы на шахте, снова начала проявляться взамен одряблевшим мышцам.
Алекс и сам чувствовал, что оживает. Порой удивленно замечал отражение в зеркале барной полки, заставленной бутылками, и с недоверием осознавал, что это на самом деле он. С выпивкой Хантер тоже не то чтобы завязал, но поумерил пыл. По выходным он, конечно, опрокидывал бутылочку-другую, но до прежних состояний уже не доходил. Не позволял. И уж точно больше не позволит себе вернуться в состояние бездомного пьяницы. Жизнь продолжается. Хватит. И так затянул с самосожалением. Из дурных привычек осталась лишь одна – курение.
А вот с девушками проблем не было как тогда, так и теперь. Алексу, правда, не совсем было ясно, каким образом прежний он вообще имел успех. Или у прекрасного пола такое увлечение: подбирать на улице бомжей и пытаться облагородить их? Теперь-то он не мог отрицать, что выглядел куда лучше.
Чтобы задуматься о новой квартире и полноценной жизни осталось закончить последнее дело – погасить карточный долг. Денег с продажи квартиры хватило только на частичную выплату, а, проценты непомерно росли, пока он приводил себя в чувство.
Так что приходилось выкраивать большую часть зарплаты на долг, оставляя гроши на пропитание. Хорошо за подсобку не надо платить. Но в бедности он уже бывал, так что и выбраться сможет. Жизнь продолжалась.
Алекс Хантер и не догадывался, что очень скоро судьба подготовит ему очередной неожиданный поворот. Поворот, который изменит его представление о мире. Изменит даже ту жизнь, которую он так старательно выстраивал и собирал из крупиц. И изменит, что интересно, в странную, невероятную и далеко не худшую сторону.
Тот роковой день не за горами. Даже можно сказать, уже дышит в спину. Очень скоро в одну из его рабочих ночей в баре появится особа, которая и принесет за собой благодатный ветер перемен.
Глава четвертая. Когда и выбора нет
Индастрил, северо-восточный округ Ребелиума
Эрика терпеть не могла, когда нарушается распланированный ход событий. Она жила по главному принципу: даешь себе здравую оценку, находишь место, занимаешь его, ставишь цель и не торопясь, размеренно и обдуманно идешь к ней. Никаких полутонов и спонтанных выходок. Импровизация не по ее части. Для этого Эрика слишком последовательна.
А этот конверт – это же… эффект разорвавшейся бомбы! Каждое такое послание нарушает эмоциональную стабильность и портит… совершенно все! Первый конверт ультимативно требовал уходя с работы оставить открытым доступ к базе центра, что само по себе являлось нарушением протокола и влекло последствия. Штрафом не отделаешься – тут идет уголовное наказание.
Эрика тогда не послушалась. Она же не больная, чтобы слепо следовать приказам какой-то записки. Только вот на следующее утро ее ждало потрясение – ночью отдел системы безопасности взломали, камеры главной из трех башен отключили, а печать с кабинета заместителя главы отдела секретной информации сломали.
Не ясно были ли украдены какие-то данные, но по сети хорошенько прошлись, оставив следы. Не обошлось и без жертв. Трех охранников нашли застреленными. Именно с тех пор безопасность центра усилили, добавив не только сторожей, но и кучу дополнительных проверок на входе и выходе.
Это еще можно было списать на случайность, если бы не второе письмо, пришедшее Эрике спустя два месяца, где незатейливо намекнули, что если она не хочет новых жертв, то, наконец, сделает то, о чем ее просили в предыдущем сообщении.
Эрика была пацифистом по натуре и не желала новых инцидентов, но понимала, чем грозила халатность на работе. Все же она решилась и снова проигнорировала послание. Слава богу, на утро страшных новостей не поступило. На центр не было нового нападения и все остались живы-здоровы.
Успокаиваться Браун, конечно, не начала, но облегчение испытала. Хотя вопрос о непонятных письмах и его авторе засели в голове надолго. Для начала возникал главный вопрос: каким, позвольте узнать, образом, оно вообще оказывалось на столе в ее лаборатории, обойдя датчики и камеры? То есть принести письмо в центр незаметно – это они могут, а взломать сервер без ее вмешательства, так тут уже начинаются проблемы? Странно все это. И страшновато.
Еще страшнее стало, когда спустя почти месяц, третье послание нашлось в саквояже, который ВСЕГДА находился у нее перед глазами. Максимум, когда Эрика выпускала его из рук – оставляла в лаборатории в то время как сама была в прилегающем кабинете, ну или отлучалась ненадолго в течение дня.
То есть, кто-то умудрился незаметно прошмыгнуть по центру в разгар рабочего дня, снова-таки, обойти всю охранную систему и остаться незамеченным? Как-то жутковато осознавать, что рядом бродят подобные “призраки”.
И у этого третьего послания явно заканчивалось терпение:
ШУТКИ ЗАКОНЧИЛИСЬ
СОВЕТУЕМ ПРОДУБЛИРОВАТЬ СВОИ АРХИВЫ.
ЕСЛИ, КОНЕЧНО, ХОЧЕШЬ ИХ СОХРАНИТЬ.
Ну тут уж Эрика перестраховалась. От скрытой копии на жестком диске вреда не будет. Тогда же, уже почти перед концом рабочего дня, вся компьютерная система слетела с катушек. Экраны на мониторах превратились в черные квадраты с мелькающими на них цифровыми кодами. Кто-то нагло и буквально напролом влез в системное обеспечение и выкачивал данные с серверов.
Поднялся жуткий переполох, и что самое удивительное, обратный айпи-адрес никто так и не мог отследить. Пудря всем головы, он проходил через почти два десятка адресатов, разбросанных по Ребелиуму, а конечный хвост затерялся где-то посередине Средиземного моря. Над ними явно потешались.
Остановить хакерство смогли, но слишком поздно. Половина хранившейся информации была зачищена и уничтожена вирусным червем, о котором Эрика раньше и не слышала, хотя вот уже пару лет, вне работы, занималась вполне себе безобидными вычислительными алгоритмами на поиск уязвимостей. Не Индастрила, конечно, упаси боже! Это бы каралось жестоко.
Но разгуляться и без того было где. Весь Ребелиум построен на кодах и шифрах. От самых защищенных точек Навеля до простейших кассовых аппаратов. Криптография в чистом виде. Повсюду и на каждом шагу. И это-то понимание стало для Эрики, с ее-то умом и тягой к самосовершенствованию, непреодолимым искушением.
Данное увлечение не было хакингом как таковым, но все же стояло на шаткой границе между “это весьма занимательно” и “но хорошие девочки так не делают”. В любом случае, в Эрике играло лишь любопытство и непрестанное желание знать и уметь все, чем попытка пойти против правил. Мда, бунтарка из нее выходила никакая.
После такой зачистки в научном центре уцелело, слава богу, достаточно, а закрытую информацию на удаленном сервере так и вовсе не смогли тронуть, но всех больше волновал другой вопрос: у кого теперь наработки “башни” и их схемы? В чьи руки они попали? И чем это грозит? Разумеется, в Навель сразу был предоставлен отчет о столь лихо проведенной электронной краже, но что именно там писалось, Эрика не знала.
Благодаря пришедшему ей посланию, свои наработки она смогла сохранить в полном объеме. Только удовольствия от этого не получила и никак не могла взять в толк, с какой это чести ее предупредили? Чтобы помочь? Нет, спасибо, конечно. Если бы полетел ее многомесячный труд о рассредоточении электроэнергии, как слетели работы у других, она бы взвыла от отчаяния и грызла бы сейчас зубами бетонную стену. Но…?
Четвертый конверт не заставил себя ждать, но и никакого очередного поручения в нем не было. И недовольства не было. И… и вообще, это было самое странное из того, что приходило:
ГРЯДУТ ПЕРЕМЕНЫ. БУДЬ ГОТОВА.
Эээ… спасибо. И как это расценивать? Поблагодарить? Могли тогда хоть намекнуть, что за перемены, и каким образом они коснутся непосредственно Эрики. В любом случае, это письмо ей понравилось не больше, чем остальные. К любым модификациям она относилась также недоверчиво, как и к спонтанным поступкам.
И вот, снова началось. Спустя четыре тихих спокойных месяца очередной изумрудный конверт. В квартире. Бегать по комнатам и ломать голову, как оно сюда попало, Эрике хватило ума не делать. Если уж эти “неизвестные” спокойно шастают по техническому центру, то чего уж говорить о ее квартирке? Да у нее сигнализация уже несколько лет стоит так, для красоты. Руки никак не доходили починить, хотя дело-то минутное. Видимо останавливало то, что в квартире все равно брать нечего.
Так, ладно. Разберемся по порядку.
“Завтра тебе дадут задание. Отказаться не сможешь”. Тут она даже не сомневалась. Сказали, дадут – значит дадут.
“Ты выполнишь его, но на иных условиях”. А вот тут уже интересней. Снова от нее требуют не подчиниться и поставить карьеру под угрозу. Видимо то, что она уже дважды игнорировала подобные приказы, их мало волнует.
“Помоги ему, обмани показания прибора”. Кому ему? Какого прибора? Брр… чего?
“Они не должны ничего узнать”. Разумеется, не должны. Если хоть кому-то станет известно, что она скрывает подобные письма, не говоря уже о том, что следует их приказам, не миновать беды. Добропорядочный житель Индастрила давно бы отдал их руководству и продолжил жить как ни в чем не бывало. Со спокойной совестью. Только вот Эрика никому не рассказала. Почему? Хм… боялась? Приходят-то они к ней, а почему? А если кто-то решит, что она что-то скрывает?
“От этого зависит твоя жизнь”. Приплыли. И как расценивать подобный жест? Как угрозу? Или как дружеское пожелание? Эрика всегда предпочитала думать, что только она решает свою судьбу, а тут оказывается вон оно как.
Не стоит и говорить, что когда на следующий день ее вызвали в кабинет генерального директора, Браун нисколько не удивилась. И вот она уже стоит перед дверью с занесенной рукой, но постучаться побаивается. У нее и раньше присутствовал подобострастный страх перед начальством, как у любого сотрудника, а после вчерашнего письма и вовсе поджилки тряслись.
И все же Эрика легонько коснулась двери. Откликнулись мгновенно и, почти обреченно вздохнув, она, одернув блузку, вошла в кабинет. Главное не показывать, что нервничаешь. Нет! Нет и нет! “Браун, соберись немедленно. Ты ничего плохого пока не сделала”, успокаивала она себя. “Пока, верно-верно подмечено”, ответил ей внутренний голос.