Барсукот выпустил когти на обеих передних лапах и с силой вонзил их в стену. Десять маленьких дырочек засочились коричневым и через несколько секунд заросли. А подушечки пальцев Барсукота покраснели и зачесались. Гриф Стервятник попытался вонзить в стену вагона клюв. Безрезультатно. Клюв легко прошёл через тонкий слизистый слой – но уткнулся в клювонепробиваемый каркас чёрной мамбы.
– С-сохраняйте, пожалуйста, с-спокойствие, – прошипела гадюка-проводница откуда-то издалека. – С-спасибо, что путеш-шествовали «Ч-чёрной стрелой», наш-ш экипаж-ж прощ-щается с-с вами…
– В смысле «прощается»? – выпучил глаза Барсукот.
– В с-случае непредвиденного переваривания я выхож-жу ч-через хвос-стовую ч-час-сть, но вы туда в непереваренном виде не пролезете, – едва слышно отозвалась гадюка.
– И что же нам делать?!
– Выходить через головной выход, то ес-сть через рот. При авариях рот чёрной мамбы должен открываться автоматичес-ски.
– Но он не открылся! Не открылся! – на разные лады загалдели пассажиры.
– Не открылс-ся, – согласилась гадюка. – Я с-сожалею. Вс-сем до с-свиданья…
Голос гадюки смолк: судя по всему, она выскользнула прямо на ходу через хвостовую часть.
– Нам всем нужно бежать в головную часть, к выходу! – скомандовал Барсук Старший. – Всем пассажирам! Если мы дружно навалимся, она, возможно, откроет рот!
Барсукот, Барсук Старший, Стервятник, каракал Каралина и многодетные сурикаты бросились к голове состава, скользя лапами по размякшему полу, – и с разбегу дружно ударились изнутри в наглухо закрытую пасть с надписью «Выход». Бронированные челюсти даже не дрогнули.
– Это конец, – констатировал Барсукот. – Нам её не выбить.
– Пап, а почему дядя кот сказал, что это конец? – подал голос маленький сурикатик. – Мы уже почти приехали, да? Уже почти совсем приехали, правда? Поэтому дядя кот так сказал?
– Обнимите меня покрепче и закройте глаза, – хриплым голосом ответил отец-сурикат. – Мы почти приехали, да. Поэтому дядя кот так сказал.
– Я не дядя кот, – прошептал Барсукот. – Я Младший Барсук Полиции Дальнего Леса.
Желудочный сок, до сих пор сочившийся из неровностей в стенах и изредка капавший с потолка, после их броска стал выделяться интенсивнее: словно в поезде заморосил желтоватый кислотный дождь. Детёныши сурикатов заголосили.
– Должен быть какой-то способ, – сказал Барсук Старший. – Ну же, Гриф! Как открыть ей пасть?
– В Дальнем Редколесье есть зверская поговорка: «Напугавший смерть поедет на кладбище без билета». – Нежная кожа под коротким молодым оперением Грифа вся покраснела, но Стервятник держался стойко. – Это как раз про мамбу.
– Что про мамбу? – завопил Барсукот. – Ты не мог бы не говорить идиотскими африканскими загадками, Гриф?!
– Если надо объяснять, то не надо объяснять, – оскорбился Гриф.
– Это значит, чёрная мамба разинет пасть, если её напугать, это её автоматический жест угрозы, – объяснила Каралина. – Но того, кто её напугает, она проглотит. И он поедет на кладбище без билета «Чёрной стрелой».
– А в нашем случае всё ровно наоборот, – кивнул Гриф. – Нас уже проглотила мамба. Если мы найдём способ напугать её изнутри и мамба откроет пасть – мы спасёмся.
– Как же её напугать? – Барсукот отряхнулся, подняв вокруг себя фонтан желудочного сока. – Она же не реагирует, даже когда мы её царапаем и клюём! Чего эта тварь боится вообще?
– Чёрная мамба боится землетрясений, – сказал отец-сурикат.
Барсукот хотел сказать в ответ что-то грубое – но посмотрел на маленьких сурикатиков, жавшихся к отцу, и ответил просто:
– Землетрясение мы вызвать не можем.
– Вообще-то можем, – сказала вдруг Каралина. – Вернее, могли бы. Если бы здесь помимо меня был хотя бы ещё один зверь из семейства кошачьих.
– При чём тут кошачьи? – не понял Барсукот. – С каких пор они умеют делать землетрясения? Это что, какая-то местная чёрная магия?
– Кошачьи не умеют делать землетрясения. Но они умеют создавать ощущение землетрясения в закрытых пространствах. Однажды мой папа, каракал Ал, и его брат, каракал Ар, сбежали так из тюрьмы. Они вместе стали урчать на максимальной громкости блаженства, и в подземелье, где их заточили, началась дикая вибрация. Охранявшие их вомбаты испугались землетрясения и сбежали. А мой папа и дядя выбрались из камеры на свободу.
– Они перегрызли прутья решётки? – заинтересовался Барсукот.
– Нет, конечно. Прутья в той темнице были сделаны из ядовитых деревянистых лиан строфантуса, их нельзя было грызть.
– Тогда как же они выбрались?
– Открыли камеру когтем-отмычкой, как же ещё. Так вот, к чему я. Если бы здесь был ещё один каракал или хотя бы обычный кот, я могла бы с ним вместе включить блаженство. И, возможно, вибрация напугала бы чёрную мамбу, и она открыла бы пасть… Я сначала подумала, что ты кот, но потом оказалось, что ты – барсук… А одна я не смогу создать вибрацию нужной силы.
– Я – барсукот, – с гордостью сказал Барсукот. – Это такой специальный подвид барсука, который обладает некоторыми свойствами кошек. В области настроек блаженства мне просто нет равных. У меня огромный диапазон.
– Что ж, тогда нам надо срочно представить что-то приятное. – Каралина оглядела колышущееся слизистое змеиное нутро. – Потому что здесь удовольствие получать не от чего. Лично я представлю, как я катаюсь в свежей траве на закате солнца, – а ты как хочешь.
И она закрыла глаза и заурчала на первой громкости блаженства, а спустя несколько секунд переключилась на вторую.
Барсукот попробовал представить стакан молока (не сработало), потом стакан мухито (не сработало), потом оба стакана, стоящие на столике в любимом баре «Сучок», а к ним ещё и фоновую музыку в стиле плеск-треск. Немного сработало, включилась первая громкость блаженства, но в ту же секунду Барсукот зачем-то подумал о том, что бар «Сучок» он больше никогда не увидит, и блаженство немедленно отключилось, да ещё и с премерзким треском. Тогда Барсукот постарался представить себя и Барбару в уютной норе в окружении маленьких барсучат. Ведь семейное счастье – замечательный повод для блаженства, ежу понятно. Но блаженство не хотело включаться, воображаемые барсучки в воображаемой уютной норе вопили громче, чем реальные сурикатики, барсучиха Барбара в засаленном фартуке совала ему в рот воображаемых жирных личинок, которые противно воняли.
«Хорошо этой Лине, – подумалось Барсукоту. – Хорошо ей, наверное, кататься в траве на закате». И тогда он почему-то представил, что катается в траве вместе с ней, а вечерний ветерок играет с её пушистыми кисточками, и она забавно подёргивает ушами, а он тихо снимает колючку, прилипшую к её лохматому, густому хвосту, и она проводит хвостом по его щеке, и они оба смеются…
…Барсукот и сам не заметил, как включилась максимальная громкость блаженства. Каралина тоже урчала на полную мощность, и от их дуэта мчавшая через саванну «Чёрная стрела» вибрировала так, словно земля под ней содрогалась и тряслась крупной дрожью.
Когда ты поезд, ты думаешь очень мало. Когда ты поезд, ты обычно вообще не думаешь. У тебя есть встроенная программа движения и анализа данных. У тебя есть автоматические рефлексы. Если ты поезд, но в то же время всё же змея, и ты чувствуешь, что очень трясёшься, тебе становится страшно. Когда тебе страшно, твоя задача – напугать всех вокруг. Показать, какая ты грозная. Если ты поезд, которому страшно, ты экстренно тормозишь. И ты разеваешь свою квадратную чёрную пасть так широко, как только возможно.
…Они вывалились из «Чёрной стрелы» на раскалённый песок, утыканный пожухшим сухим кустарником, – обожжённые, покрытые слизью, но всё же живые. Всё семейство сурикатов мгновенно нырнуло в маленькие чёрные дырочки-норы. Каралина, не попрощавшись, прыгнула в заросли и понеслась прочь.
– Каралина! Лина! – закричал ей вслед Барсукот, но она уже исчезла из виду.
Гриф Стервятник расправил воспалённые крылья и уставился в раскалённое добела небо.
Барсук Старший обвёл глазами саванну. Во все стороны тянулась унылая земля, полуголая, как крылья ощипанной птицы, поросшая редкими хилыми деревцами. На востоке, у самого горизонта, высилась кактусовая крепостная стена, за которой проглядывали баобабовые шпили резиденции Изысканных.
Глава 10, в которой дают клятву верности
– О Боги Манго, как же это случилось?! – Молодая жирафа Рафаэлла оглядела Барсука Старшего, Барсукота и Грифа Стервятника, покрытых пылью и засохшим змеиным желудочным соком. – Мне страшно жаль, что путешествие «Чёрной стрелой» прошло неудачно.
– Неудачно – это очень мягко сказано, – огрызнулся Барсукот. – Она нас чуть не переварила!
– Как ты это допустила, Илопа? – Старшая Рафаэлла грозно взглянула на придворную антилопу. Та стояла потупившись и возила изящным копытцем по сухому песку. – Я к тебе обращаюсь, Илопа! Почему ты посадила наших гостей в неисправный поезд?
– Но ведь я… но ведь вы… но ведь чёрная мамба… – пробормотала антилопа Илопа.
– Нет и не может быть никаких оправданий! – Жираф Раф возмущённо топнул копытом, подняв в воздух облако пыли.
В тот же миг шаман, вонявший на всю площадь чёрный зверь с седой спиной, покрытой слоем мёда и перьев, ударил в бубен и принялся прыгать, дёргать головой и крутиться вокруг своей оси.
– Барсук Старший, а этот псих – он что, барсук вроде тебя?! – изумлённо прошептал Барсукот. – Уж больно похож…
– Насколько я помню по Зверской Энциклопедии Мира, это медоед, – прошептал в ответ Барсук Старший. – Действительно, африканский барсук.
– А что с ним?
– Жители саванны, слушайте шамана! – заголосил Медоед, в экстазе извиваясь всем телом и молотя хвостом в бубен. – Наш жираф Раф, как всегда, прав, он большой и строгий, любят манго-боги нашего жирафа, славьте, славьте Рафа, наш жираф обласкан, наш жираф изыскан, славьте же жирафа…
– Хватит! – топнул жираф, и Медоед застыл на четвереньках, с неестественно вывернутой мордой и поджатым хвостом.
Раф был очень не в духе. Вместе с матерью, женой и шаманом он встречал гостей из Дальнего Леса у Врат Резиденции Изысканных, и его чрезвычайно бесило, что церемония приёма гостей начинается не с того, что те выражают своё почтение и дают клятву верности, а с того, что они, Изысканные, перед этими гостями оправдываются.
– Илопа, ты будешь наказана по всей строгости закона Дальнего Редколесья, – сказал Раф. – На растерзание львам тебя отдавать не будем, слишком им жирно. Скинем со скалы или зароем тебя в песок.
– Пощадите! – Придворная антилопа преклонила передние копыта.
– Закон есть закон, – тихо отозвалась Рафаэлла Младшая. – Из-за тебя чуть не погибли очень важные гости.
– С вашего позволения, уважаемая жирафа, я позволю себе вмешаться, – заговорил Барсук Старший. – Как Барсук Полиции с большим опытом, я советовал бы вам сначала всё-таки разобраться, почему доставлявшая нас чёрная мамба вышла из строя, а потом уже кого-то казнить. Ведь весьма вероятно, что вины антилопы Илопы здесь нет.
– Барсук Старший, вы смеете подвергать сомнению решение Жирафов Изысканных? – спросила пожилая жирафамать.
– Прошу прощения, как я к вам могу обращаться? – уточнил Барсук Старший. – Мы не были представлены…
– Госпожа Рафаэлла, – с достоинством ответила пожилая жирафа.
– Я не понял… – Барсук Старший перевёл взгляд с пожилой жирафы на молодую. – В Африке всех жирафов женского пола зовут Рафаэллами?
– Только Изысканных. Вступая в наш клан, жирафа отказывается от своего прежнего имени – и становится Рафаэллой. Но мы отвлеклись от темы, Барсук. Мне не понравилось, что вы усомнились в нашем решении.
– Моя профессия – сомневаться, госпожа Рафаэлла. Как полицейский, я должен лично всё проверить и перепроверить. Конечно же, если уважаемые Изысканные не передумали поручить мне дело о пропаже жирафика.
– Какое отношение имеет поломка «Чёрной стрелы» к пропаже моего сына? – раздражённо спросил жираф Раф.
– Возможно, никакого. А возможно – какое-то. Это предстоит установить следствию.
– Что ж, так и быть. – Жираф Раф неуверенно взглянул на жену и мать.
– Солдаты! – обратилась жирафамать к стоявшему у неё за спиной вооружённому отряду вомбатов. – Взять антилопу Илопу под стражу. Не спускать с неё глаз. Если вы её упустите, как упустили двух каракалов, – вас казнят.
– Так точно! – Четверо вомбатов увели антилопу прочь.
– Ну что ж, настало время для церемонии. – Жираф Раф выжидательно посмотрел на гостей.
Шаман Медоед снова ударил в бубен и подпрыгнул.
– Церемонии? – непонимающе повторил Барсук Старший.
– Мы должны выразить почтение Изысканным Жирафам, – прошептал Гриф Стервятник. – И принести клятву верности у Врат.
– Что принести? О чём врать? – не понял Барсукот. – Я с собой ничего не взял.
– Клятву верности у Врат Резиденции. – Стервятник дважды клацнул клювом и поклонился Изысканным. – Повторяйте за мной! – прошипел он Барсуку и Барсукоту.
Те неуверенно щёлкнули зубами два раза и поклонились. Изысканные любезно кивнули в ответ.
Шаман пустился в пляс вокруг Барсуков Полиции, молотя в бубен и гримасничая. От него пахло как от художника Скунса, когда тот устраивал особенно мощный перформанс. Птичьи перья, приклеенные мёдом к спине, топорщились во все стороны.
– Мы, Барсуки Полиции, приносим клятву верности Жирафам Изысканным, да наполнят Боги Манго живительной влагой следы их копыт. – Гриф Стервятник снова клацнул клювом. – Повторяйте же! – шепнул он коллегам.
Барсук Старший и Барсукот повторили и щёлкнули зубами.
– Мы клянёмся исполнять приказы Изысканных и защищать Изысканных от врагов до последней капли нашей крови. А если мы нарушим данную клятву, нам полагается смертная казнь.
– А вот на это я не подписывался, – сказал Барсукот.
– Это просто формальность, – улыбнулась Младшая Рафаэлла. – В вашем контракте такого пункта не будет. Но для того, чтобы охрана пропустила вас на территорию резиденции, вы должны произнести клятву. Это очень древняя традиция, которую нельзя нарушать.
– Этого пункта точно не будет в рабочем контракте? – уточнил Барсук Старший.
– Даю вам слово, – сказал жираф Раф.
– И всё равно мне не нравится давать клятвы, которые я не готов выполнять, – с сомнением произнёс Старший.
– Вы должны уважать традиции нашего Редколесья, – сказала жирафамать. – Клятва верности у Врат – часть традиции.
– Хорошо, – Барсук Старший неохотно кивнул. – Давай хором, Барсукот. Мы клянёмся исполнять приказы Изысканных и защищать их от врагов до последней капли жира… ой, то есть, простите, крови. Если мы нарушим данную клятву, нас ждёт смертная казнь.
– Вот и славно, – сказал жираф Раф. – Вомбаты! Откройте Врата гостям.
Глава 11, в которой много врагов
Несмотря на то что поздняя осень считалась самым засушливым временем года в Дальнем Редколесье, Изысканная Беседка, предназначенная для важных переговоров, была увита сочными лианами, а крышу заменяла пышная крона мангового дерева с медово-золотистыми спелыми плодами.
За столом прислуживала личная горничная Рафаэллы Младшей Герочка – жирафовая газель породы геренук, с тонкими, стройными ногами и такой длинной шеей, что Изысканные в шутку называли её «членом семьи». В качестве угощения она подала гроздья бананов, ягоды кофе и, конечно, энергетических москитов кусь-кусь.
– Надеюсь, теперь, когда вы отдохнули с дороги и приняли душ, вы чувствуете себя замечательно, не так ли, Барсуки Полиции? – Старшая жирафа, Рафаэлла-мать, положила в рот кусь-кусь «Сила льва» и царственно откинулась в плетёном кресле с высоченной спинкой, поддерживавшей её длинную шею. Её сын жираф Раф расположился в таком же, а вот его супруга, Рафаэлла Младшая, равно как и Барсуки Полиции, сидела на табуретке.
– Мы не приняли душ, – сказал Барсукот.
– То есть как это? – удивилась жирафа. – Я же вижу, у вас влажная шерсть.
– Это был не душ. Нас вылизывали гиеновидные псы, – с отвращением пояснил Барсукот.
– Ну а как ещё? Сейчас засуха, и мы экономим воду: всё, что есть, мы используем для питья и для орошения нашего сада. А что не так? Наши собаки проглистогонены и привиты, они вылизывают чисто и аккуратно.
– Всё в порядке, просто Младший Барсук Полиции не привык к такой изысканной гигиене, – сказал Барсук Старший. – А теперь давайте перейдём к делу? Речь идёт о пропавшем детёныше, и мы не вправе терять ни минуты.
– Да, вот именно! – Барсукот откусил кусок банана, но тут же выплюнул: он оказался безвкусным и жёстким.
Изысканные Жирафы, газель Герочка и Стервятник ошеломлённо уставились на полупрожёванный банан.
– Так нельзя, Барсукот, – с трудом выдавил Гриф. – В Дальнем Редколесье голодают детёныши, а ты плюёшься едой.
– А почему они голодают? – Барсукот обвёл взглядом беседку. – Здесь же столько экзотических фруктов!
– Во время засухи фрукты есть только у нас в резиденции. Все остальные животные голодают. Плеваться бананом – значит выказывать неуважение к их страданиям, – веско сказал жираф Раф.
– Прошу прощения, но этот фрукт очень жёсткий, – потупился Барсукот.
– Просто банан необходимо разделывать особым образом, – дрожащим голосом произнесла геренук Герочка. – Снимать с него кожу. Но… но… выплёвывать? В то время как детёныши Дальнего Редколесья умирают от голода?
– А если я съем банан, детёныши не умрут?
– Я сама – мать. – Глаза жирафовой газели наполнились слезами. – Меня больно ранят ваши шутки на эту тему.
– Не смейте больно ранить нашу Герочку, – нахмурилась Рафаэлла Старшая. – Она не просто прислуга, она нам как член семьи.
– А может, мы и правда перейдём к делу? – решительно сказала Рафаэлла Младшая. – При всём уважении к несчастным детёнышам Редколесья, меня сейчас интересует только мой собственный. Мой маленький бедный Рафик.
– Понимаю, – кивнул Барсук Старший. – Расскажите как можно подробней, при каких обстоятельствах пропал ваш сын Раф.
– Одиннадцать дней назад мы с мужем искупали нашего Рафика и уложили его спать. Мой муж Раф, как вы понимаете, очень занятой и очень изысканный жираф, но он такой прекрасный отец, что всегда находит… всегда находил время на нашего детёныша. Я никогда не настаивала, чтобы Раф участвовал в уходе за малышом, но он сам этого хотел…
– Самцы не должны купать и пеленать детёнышей, – скривилась Рафаэлла Старшая.
– А я хотел, мама. – Раф раздражённо цокнул копытом.
– Желание Изысканного Жирафа – закон, – с видом победительницы кивнула Рафаэлла Младшая. – Так что мы вместе запеленали нашего Рафика и уложили его в колыбельку. Я спела Рафику колыбельную – и мы с Рафом вышли. Через час я вернулась в детскую, чтобы проверить, как он там, наш малыш, хорошо ли спит в колыбельке… А колыбелька… Колыбелька была пуста и слегка покачивалась. Я опоздала совсем немного. Но опоздала. Его украли – и я не успела увидеть кто! – Жирафа заплакала.
Горничная Герочка протянула Рафаэлле фи́говую салфетку.
– Похитители оставили следы лап, копыт, хвостов или чего-то такого?
– В ту ночь была песчаная буря. Песок мгновенно скрыл все следы. Но они оставили вот это. – Рафаэлла положила на плетёный столик подгнивший плод манго, на котором были криво выведены два тёмно-багровых слова.
Тот, кто сделал эту надпись, явно с силой водил по кожице манго когтем или острым карандашом – и теперь казалось, что плод был ранен, и раны его кровоточили, прежде чем застыли запёкшейся коркой слов: «Отдай власть». Барсук Старший осторожно понюхал манго и потрогал лапой багровую надпись.
– Будь любезен, Барсукот, убери это манго в нашу берестяную корзинку с уликами и вещдоками. – Барсук Старший посмотрел на жирафов. – У вас есть враги?
– У нас много врагов, – не без гордости сказал жираф Раф.
– Я записываю. – Барсук Старший открыл берестяной блокнот.
– Главные наши враги – львы. Именно они борются с нами за власть.
– Полагаете, это они написали на манго: «Отдай власть»?
– Я в этом уверен.
– Очень любопытно. – Барсук Старший сделал пометку в блокноте. – Знаете, у нас в полиции раньше был чудесный Скворец, на которого мы записывали все показания свидетелей. Наш Скворец умел в точности воспроизводить любой голос. К сожалению, его больше нет с нами. И поэтому я вынужден попросить вас троих… – Барсук Старший обвёл взглядом Изысканных, – записать ваши показания прямо ко мне в блокнот, чтобы я ничего не забыл.
Барсук Старший вежливо пододвинул блокнот поближе к жирафу Рафу.
– Я не понял, что писать, – нахмурился жираф.
– Напишите: «Я считаю, что львы похитили Рафика и написали на манго “Отдай власть”». Очень хорошо, спасибо… Теперь вы. – Барсук Старший открыл блокнот на чистой странице и передал его Рафаэлле Младшей.
Рафаэлла послюнявила кончик карандаша и старательно вывела то же самое.
– Остались только вы. – Барсук пододвинул блокнот Рафаэлле Старшей.
– Я не понимаю, зачем это. – Пожилая жирафа презрительно пнула блокнот копытом. – Вы что, правда не в состоянии запомнить элементарную вещь?
– К сожалению, возраст берёт своё, и память уже не та, – печально вздохнул Барсук.
– Старческий маразм – это что, одно из выдающихся качеств лучшего Барсука Полиции? Я не стану ничего вам писать. Мне нечего добавить к тому, что уже сказали мой сын и его жена, а их показания вы сможете перечитывать перед сном, пока не запомните.
– В таком случае, если вас не затруднит, напишите, пожалуйста: «Я, Рафаэлла Старшая, отказываюсь от дачи показаний».
– Затруднит. – Жирафамать презрительно мотнула дряблой шеей. – Это бессмысленная бюрократическая возня.
– Согласен, – топнул копытом Раф. – Похищение Рафика – дело лап львов. Это очевидно, и тут нечего расследовать, записывать и подписывать.
– Но, позвольте, если вы уверены, что преступники – львы, и расследовать ничего не надо, то зачем вы позвали нас? – изумился Барсук Старший.
– А затем, что наша армия дважды совершила налёт на Львиный Стан – и нашего Рафика там не нашли. Нам нужно, чтобы вы его отыскали.
– Что ж, тогда расследование всё-таки нужно, – удовлетворённо кивнул Барсук. – А позвольте спросить, почему львы воюют с вами за власть?
– Они никак не могут смириться, что они больше не хозяева Дальнего Редколесья.
– А раньше они здесь были хозяевами?
– Раньше их вожак был Царём зверей, он возглавлял не только Дальнее Редколесье, но и все Смешанные Леса мира. Конечно, львиный прайд по этому поводу раздувался от гордости. Здесь все подчинялись львам, а они творили что хотели. Жестокие, хищные твари! В те дни, когда Царь зверей уезжал на самый верх… – жираф Раф вытянул свою и без того длинную шею и посмотрел наверх, ткнувшись рожками в сочные плоды манго, – на заседания всяких царьков зверьков, правивших Смешанными Лесами, а уезжал он часто, за главного в Дальнем Редколесье оставался его младший брат по кличке Братан. Психопат, пьянеющий от запаха крови! О, это были ужасные дни, я был тогда жирафёнком, и мама не выпускала меня из дома, мы закрывались на семь замков и дрожали в страхе.
– Так и было, – кивнула жирафамать. – А по Редколесью разгуливали Братан и другие львы, и каждый день они хватали и убивали без суда и следствия невинных зверей, в основном копытных. И пятен крови на песке было больше, чем пятен на моей шкуре… Мы в ужасе ждали, когда Царь зверей приедет домой и их усмирит.
– Но однажды он не приехал. На одном из заседаний все цари и царьки были переименованы в вожаков и вожачков, а нашего Царя зверей свергла Ласка, она назначила себя вожаком Смешанных Лесов, а Царя зверей отправила на пенсию с почестями. После такого унижения он уже не мог вернуться сюда: льва, который позволил сделать с собой такое, позволил отправить себя на пенсию и не загрыз какую-то озверевшую ласку, – такого льва просто сбросили бы со скалы. Сам Братан бы и сбросил.
– Складывается впечатление, что вы тоже не одобряете тот поступок Царя зверей, жираф Раф, – заметил Барсук.
– Ту трусость Царя зверей, вы хотите сказать? – Раф горделиво вскинул голову, снова задел манго – и спелый плод упал на Грифа Стервятника.
– Благословенны и щедры Боги Манго, – сказал Стервятник и трижды клацнул клювом.
– Тот поступок, хочу я сказать. – Барсук удивлённо покосился на Грифа. – Тот подвиг. Царь зверей покорился Ласке, чтобы предотвратить войну за власть, кровопролитие и зверскую бойню по всему миру.
– Откуда вам знать, чем руководствовался Царь зверей? – Жирафамать смотрела на Барсука Старшего с презрением. – Как бы то ни было, после свержения Царя война за власть, кровопролитие и зверская бойня начались здесь, у нас. Братан самопровозгласил себя новым царём. Мы, Изысканные, не могли этого допустить. Мой муж, покойный Раф Старший, провозгласил вожаком себя. Это было справедливо и мудро. Наш клан Изысканных – самый древний, влиятельный и уважаемый в Редколесье. Нам видней, кто должен править саванной. Не говоря уже о том, что мы всегда имели доступ к ресурсам.