Государство, или Дневник проигравшего

Чуть выше талии живот женщины пересекал пояс с укрепленными на нем брусками взрывчатого вещества, обмотанного коричневым скотчем – пояс шахида. Между ними мелькали белые провода, и какие – то тусклоблестящие гильзы. На боку виднелся железный карабин, который намертво скреплял пояс.

Плитки взрывчатки меньшего размера были и на груди. Увидев их, распахнул пальто пошире – это был не пояс, а целый жилет, повернутого на религии смертника. Трогать его сразу не стал. Прошелся по внутренним карманам. Там были билет на одну поездку и потрепанная миниатюрная книжица: молитвослов, заполненный мелкой арабской вязью.

Чтобы устройство сработало необходимо сделать, что – то еще. Ага, – в потайном кармане лежал переключатель. Один щелчок и, – Павел боялся об этом думать. Он взял в руки детонатор и надавил на клавишу. Поднял руки, ладони сами собой расправились, растопырили пальцы и изобразили взрыв.

В углу тихо прозвучало, – Пуууууух.

Смертница только приехала в столицу и, вероятно, добиралась до ночлега, чтобы утром, прочитав молитву, спустится в метро и осуществить самоподрыв. – Не вышло! – Павел искренне этому обрадовался и в одно из мгновений не пожалел, что попал сюда. Успокоился, извлек маленькие куски взрывчатки. Затем разомкнул карабин и вытянул нижний пояс.

Вместе с ним по полу поползла нижняя часть скелета. У несостоявшейся шахидки был сломан позвоночник и сейчас одним движением он отделил ноги и таз. Не наклоняясь, отпихнул скелет, который дробно застучав, развалился на кости, закинул звенья взрывчатки на плечо, взял сумку в другую руку, и навьюченный, но довольный отправился домой. Впечатлений было достаточно. Больше осматривать этот поезд ему не хотелось.

13

На какой-то период времени взял тайм-аут, По давней привычке время безделья Павел называл спортивным термином. Хотя футбол или любой другой командный спорт не понимал. А, поэтому недолюбливал.

Хотелось сказать, что дни шли за днями, но как отграничить один день от другого он не знал, и они слились в одно общее – время шло.

Как-то вспомнив о часах, который он снял с мертвого приятеля, Павел заново выставил время на XII часов дня, и, как и положено прокрутил энное количество раз до щелчка. Теперь у него было свое местное время. Определить день и ночь было не возможно, но время в пути или между завтраком, обедом и ужином – вполне.

Далеко от стоянки он не отходил. Вволю спал и вовремя питался. При этом, конечно же, продукты приходилось экономить. Но безвкусная, не соленая каша с тушенкой и кусками рыбы в масле – Павел их чередовал – заставляли почувствовать сытость, и он легко переносил часы от одного приема пищи до другого. На карту было нанесено все до мельчайших деталей, и теперь она занимали почти полстены вагона.

В ровном климате и при отсутствии влажности рисунок черного цвета прекрасно сохранялся и был отчетливо виден в свете костра. Отведав каши, он обычно еще и еще раз вглядывался в изображение, ощупывая взглядом пустоты, которые начинались по краям, отмеченных мест и уходили к краям импровизированной доски для рисования.

Не раз он спрашивал себя, а что если со временем карта заполонит весь свободный участок и ему придется наносить, обнаруженные объекты на бока и даже крышу, таким образом, закольцевав рисунок.

Истинные размеры пещеры ему еще были неведомы и то, что в поисках неизвестно чего он может провести месяцы, а то и годы, вот так питаясь на подножном корму – пугало человека.

Но сытость скрадывала тревожные мысли, а он вновь отодвигал неприятный момент. Так прошло больше недели. Однажды утром он посмотрел на карту, от центра которой в бок уходил только маршрут к пещере летучих мышей. Все остальные выходы он совершал либо внутри свалки, исследуя окрестности, либо между свалкой поездов и его электричкой – там он нашел воду.

На другой стороне кладбища, которое представляло собой пучок из множества полос – поезда перечеркивали друг друга, начиналась пустошь. Надо идти через весь полигон, этого он не делал еще никогда и двигаться дальше. Залез на крышу, и, поднявшись на цыпочки, увидел, как на сотни метров вперед тянутся металлические навалы, а за ними с правой стороны вверх уходил, едва различимый в полумраке один из хребтов мусорной горы.

С обеих сторон мелькали окна, двери, колеса, трубы, вырванные двигатели, куски разнородного металла, по которому не возможно было определить, чем это было раньше.

Быстро миновал ранее исследованный участок и вступил на тут часть кладбища, где еще не ступала нога человека. Тут ход замедлился, но не сильно. Довольно опытный в преодолении искусственных барьеров он ловкий, как обезьяна – перелезал, подлазил, петлял и обходил. При этом стараясь не терять невидимую нить маршрута. По расчетам он должен выйти к подножию хребта и там начать прочесывать местность. Вот и последняя нитка из металлических коробов – старый локомотив с красными обтекаемыми вагонами и выпуклыми, размером с человеческую голову фарами, и огромным зеркальным прожектором над кабиной. Прошел вдоль металлического брюха машины под нависшими над головой колесами. Дотронулся до гигантски блинов, чтобы крутануть как в далеком детстве колесо велосипеда, но они намертво застыли в вечности.

За тягачом простиралась пустота, которая заканчивалась покатым боком хребта. Павел сбился с пути и вышел к его середине. Подходить не решил, а сразу по диагонали рванул к тому месту, где отрог заканчивался, упирался в пол и скрывал большую часть пространства. – Что там – за поворотом? – интересовался мозг.

Бросок до основания рукава горы занял немногим более получаса. Несмотря на то, что он пребывал здесь не первый день, его поражала колоссальность места. Такие расстояния – здесь под землей. Даже если это подземный каменный пузырь и имеет границы, то тут можно было с легкостью ездить на машине, на приличной скорости, чтобы покрывать такие расстояния.

Отрог мусорной горы обходил медленно и инстинктивно пригнувшись. Перед ним разворачивалась следующая картина. Слева вдаль уходил лес знакомых толстенных столбов – справа гора. Сделал полукруг, но ожидания увидеть нечто неожиданное не оправдались. Насыпь из всякой дряни очень сильно выдавалась из горы и, обойдя ее, он стоял перед огромной впадиной, которая как залив вдавалась в отвесные скалы, уходя в темноту.

Там, ближе ко дну впадины сумерки уплотнялись настолько, что разобрать, что там может быть, было не возможно. Сколько не вглядывайся. Глянул на часы. На циферблате бегали тонкая и толстая стрелки покрытые фосфором. Времени было с запасом и, человек тронулся в путь вдоль границы – там, где хлам соприкасался с полом подземной свалки и, можно было идти по относительно ровной поверхности. Не торопился. Шел, от скуки разглядывая вещи под ногами, иногда что – то поднимал, но повертев пару секунд в руках, бросал обратно.

Мусор был однороден. Это ставило в тупик. Практически все упаковано в одинаковые толстые пластиковые пакеты с пластмассовыми молниями. Вместимость литров на десять.

Павел вскрыл несколько пакетов и разворошил ногой содержимое. В каждом – пустые упаковки из-под продуктов. Встречались консервные банки, контейнеры, и даже тюбики с надписью «Суп», «Каша».

Ощущение, что где – то недалеко харчевался очень большой отряд космонавтов в условиях приближенных к условиям пребывания на МКС. Где можно подойти к иллюминатору из кварцевого стекла толщиной в десять сантиметров, выдавить в рот густого борща и сделать пару снимков голубой планеты.

Видно, что пища в емкостях была – крышки жестяных банок разорваны специальным ножом. Но все они были стерильны и сухи. Ни одной капли, крошки или какого – другого остатка.

Мусорные пакеты перемежались с другим бытовым хламом. По дороге попадались черно-белые телевизоры «Березка», аккуратно поставленные в ряд, старые холодильники. Павел осторожно открыл пару дверей, но все они были – пусты. Даже здесь на помойке, вещи, у которых, скорее всего, был один хозяин, который с них пылинки сдувал выглядели добротно и по-новому. Чтобы обойти ту или иную партию бытовой техники ему приходилось делать – крюк. Холодильники стояли мертвыми правильными белыми рядами по сотне штук, а может быть и больше. Стояли дверца к дверце, и просочиться между ними было не возможно.

Павел достаточно углубился в «мусорный залив», но он все продолжался и продолжался. Из груды виднелась округлая палка, заготовка подо что – то. Он хотел пройти мимо, но рука сама потянулась к ней и выдернула из завала.

В тот же миг раздался громкий шорох, а он, испугавшись, с шага перешел на бег и, пробежав метров тридцать, остановился и оглянулся. Потеряв опору, с места сдвинулся один пакет, за ним другой и еще неизвестно что. От края горы отделился огромный пласт хлама и с шорохом, ускоряясь, съехал вниз. Край волны зацепил несколько холодильников, и они сметенные, рухнули на пол и со скрежетом проехали по несколько метров.

Когда он оглянулся в стене мусора виднелась выемка, а к его ногам подкатилась волна из пакетов. Они перекатывались, подпрыгивали и наконец – замерли. Все произошло быстро, и уже через секунду вокруг вновь воцарилась тишина. Шум никого не привлек, не разбудил и снова никакой, абсолютно никакой реакции на это не последовало.

Постоял с минуту, осознавая произошедшее и осторожно, уже на определенном отдалении от того места, где стена упиралась в пол – двинулся дальше. В планах было немного – просто обойти впадину по краю, дойти до второго мыса, очертания которого едва выделялись вдалеке и вернуться обратно.

Стена не кончалась, и он потерял к ней интерес. Шаги становились все меньше, он мелко семенил и снова крепко задумался, потеряв контроль над тем, что происходило вокруг. – Да и что там могло произойти? – последние дни, недели, а может уже, и месяцы показали, что ничего сверхъестественного ожидать тут нечего. Найти мертвеца стало делом привычным.

Так крошечная на фоне массива горы фигура передвигалась у ее подножия довольно долго. Из состояния задумчивости вывела резкая боль в левой ноге. Невнимательность стоила сильного удара о деревянный настил, который неизвестно откуда взялся на его пути, пересекал его маршрут наискосок, уходил в сторону и исчезал.

Удар был настолько силен, что пару минут он прыгал стоя на одной ноге, потом присел на край помоста и дождался пока боль стихнет окончательно. Деревянный тротуар уходил с одной стороны к свалке, с другой в неизвестность, в прямо противоположном направлении. Там, где ничего не было.

– Выбор куда следовать дальше – очевиден, – он двинулся прочь от ранее выбранного пути. Тропинка иногда изгибалась, но основная часть полотна шла идеально ровно. Идти было намного легче и, приноровившись, через некоторое время настил под его шагами стал издавать ритмичную дробь шагов. Время от времени он оглядывался – гора становилась все меньше и меньше, а тропинка не кончалась. Это заставляло сомневаться, но человек преодолевал страх, понимал, что на сегодня зашел слишком далеко и, тем не менее упорно продолжал двигаться вперед. В конце – концов должен же быть у этой дороги конец.

В стороне на фоне ровного полигона показалось черное пятно. Сошел с тропы и пошел прямо на него. Зрение не обмануло и чем он ближе подходил, тем все четче вырисовывалась скала не правильной формы. Еще немного и он подошел к огромному трактору с широченными, больше метра гусеницами. Такие машины предназначены, чтобы ездить по топкой, болотистой местности, подминая под себя молодые побеги ивняка и камыш или вот здесь.

Исполин стоял немного накренившись вперед, в сторону большого, тяжелого, изогнутого к верху ковша, который под собственной тяжестью вдавился в мусор. Обошел его и по тракам, как по ступенькам забрался на гусеницы шириной с хороший городской тротуар. Капот был приоткрыт. Сунулся – пусто.

Кто – то заботливо и аккуратно извлек двигатель и забрал его с собой. Невольно постучал по корпусу, и он зазвучал, как пустое, новое, блестящее корыто из нержавейки. Нажал на ручку двери, и она легко открылась. В кабине несколько рычагов с черными набалдашниками с белыми угловатыми рисунками-схемами, потертое сидение и панель с круглыми примитивными грубыми датчиками. Больше – ничего. Под ногами попалось что – то мягкое – промасленные тряпки. Сел на мягкое кресло, положил руки на рычаги и дернул на себя, с металлическим щелчком один из них поддался и если бы трактор был в рабочем состоянии что – нибудь наверняка бы произошло.

Зачем здесь трактор было понятно, а вот где двигатель нет. Еще одна загадка этого непонятного места. Каких – либо версий не возникло. Оглянулся и увидел бак для топлива, прикрепленный прямо за кабиной. Открытие вызвало интерес. Быстро выбрался из кабины и уже через секунду откручивал крышку двухсотлитровой канистры. Из нее вырвалась и ударила в нос волна сладковатого запаха машинного масла. Тут тоже чувствовалась заботливая рука неизвестного. Вся солярка была либо выработана до последней капли, либо сцежена.

Кто – то аккуратно, поэтапно выполнил задание и сделал все, чтобы мощная темно-зеленого цвета машина больше никогда не смогла передвигаться. В тоже время ее всегда, если будет необходимость можно вернуть к жизни. Находка породила еще больше вопросов без ответов.

– Кому все это надо? – спрашивал Павел у себя.

Соскочил с трактора и направился к помосту, решив во чтобы то ни стало добраться до истины. Для этого надо будет просто дойти до конца. С этого события, как вспоминалось потом, пришло твердое понимание, что людей ему здесь не встретить. Поэтому уже ничего не опасаясь, он взлетел на тротуар и бегом, набирая скорость, побежал туда, где он начинался или оканчивался. Словно освободившись от сковывавших ранее пут, он уверенно и жестко впечатывал ноги в помост, а звук от его беготни разносился по всему периметру.

– Ну и пусть! Все равно никто, ничего не услышит, – решил он.

Человек склонил голову вниз, чтобы видеть дорогу и побежал так быстро, что ощутил сопротивление воздуха, на который уже можно было лечь грудью. Вскинул голову и резко затормозил – впереди выросло еще одно пятно. Намного больше первого.

Оно изредка, хаотично поблескивало и при ближайшем рассмотрении оказалось зданием. Бегун замедлился и замер у деревянного в три ступеньки крыльца, где заканчивалась его беговая дорожка.

– Финиш, – выдохнул Павел.

14

За треугольным козырьком крыльца и по обе стороны виднелось полностью деревянное, собранное из щитов в десять – двенадцать окон, двухэтажное здание, покрытое белой известью.

Краска от времени облупилась, растрескалась, задралась краями вверх, и теперь оно было больше темно-серое, чем белое. Вокруг дома белыми хлопьями лежали опавшие пласты побелки.

Фундамента у дома не было, и постройка стояла неизвестно на чем, возвышаясь над мусором. На углу приколочен уличный указатель – «ул. Социалистическая 2».

– Ого, так это начало целой улицы. Вот только домов поблизости не было, – Павел оглянулся.

Внутрь вела грубая дверь из необструганных, шершавых досок, которые сверху, снизу и по диагонали скрепляли доски поменьше, вместе рисуя английскую «Z». Дверь плотно закрыта.

Во всех до единого целых окнах сохранялась тишина. Той пугливости, что за тобой кто-то наблюдает, не появилось. Уверенность в том, что здесь никого нет – незыблема.

Забытое богом и оставленное людьми место – вот, где он находился. Павел присел на деревянную, простенькую, узкую скамейку, какие мастерят в два счета из ни на что негодного сучковатого березового горбыля и двух увесистых пней. Их не надо вкапывать в землю. Глядя под ноги, отдышался. Потом встал, крупными шагами подошел к крыльцу, одним махом перепрыгнул все ступеньки, растопырив пальцы, приложил ладонь к двери, и с силой толкнул ее от себя. Рука провалилась в пустоту, а дверь легко и бесшумно распахнулась.

Большая бытовка из комнат, нескольких коридоров и с лестницей, ведущей на второй этаж. Запнувшись, переступил через широкий с явно заметной впадиной, протертой суровой обувью – деревянный порог.

Интуитивно провел за дверью рукой и наткнулся на провод-косичку из двух жил, которые обычно тянутся между фарфоровых вставок в деревенских, бревенчатых избах, вдоль пакли, проложенной между стволами деревьев. Провод привел к круглому выключателю с острой кнопкой. Щелкнул несколько раз и медленно пошел дальше. На полу лежал толстый слой пыли и ноги ступали мягко и тихо. Здесь было еще темнее и когда попадалось окно, то оно выделялось серым квадратом и казалось, что за ним можно что – то разобрать. Почти все помещения без дверей. В них стоят столы, стулья, старые огромные громоздкие сейфы с ключами в замках. Все ящики, что попались в комнатах оказались пустыми.

Покидали все это не в спешке, а основательно и по плану. Ни листочка, ни бумажки. Чистые незамысловатые урны для мусора и даже стулья аккуратно придвинуты к столам.

Иногда под ним скрипела половица, заставляя замереть на секунду и идти вперед. Первый этаж походил на что – то среднее между канцелярией «рогов и копыт» и жилого блока. В нескольких комнатах стояли железные кровати с тяжелыми от сырости и пыли полосатыми матрасами и свалявшимися подушками. Возле каждой стояла тумбочка с отломанной ручкой.

– Прямо как в лагере, – сравнил Павел.

В одной нашел зубную пасту в железной тубе. Комнат было много, и чем дальше он продвигался, тем меньше времени уходило на знакомство с будущим жилищем. Если и жить в этом месте, то жить здесь. Вопрос решился сразу и сам собой.

Второй этаж дома был рассчитан на привилегированных жильцов. Большой кожаный диван с откидывающимися валиками по бокам, что делало его похожим на площадь. Мягкие, обитые цветастым тряпьем, стулья и дверь.

Осматривая здание, он забыл об их существовании, а тут снова вернулся в реальность. Дверь закрыта. Толкнул рукой, плечом – она не поддалась, а потом всадил со всей силы ногой в то место, где должен находиться замок. Силы удара хватило, чтобы механизм вывернуло из коробки, обитой тонкой фанерой.

Замок закрыли всего на один оборот, и он легко выскользнул из паза. Это было самое большое помещение в доме. Командный центр или пульт управления. В центре стоял железный стол, скупо усеянный кнопками, датчиками и рычагами. Под руку попалось несколько крошечных экранов и переговорное устройство.

Рядом обычный офисный стол с раритетной печатной машинкой черного цвета. Щелкнул по клавише, и тонкая металлическая лапка с буквой на конце ударила в пустоту и с цоканьем отскочила назад. Вдоль стен, не прерываясь, вплотную друг к другу одной цепью стояли железные шкафы.

За пультом большое в полстены окно, изредка прерываемое тонкими рамками. Окно наклонялось вперед так что можно было увидеть, что происходит у внешних стен здания.