Судьбы и сердца (стихотворения)
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Судьбы и сердца (стихотворения)
Красновидово.
Сегодня Иисусу Христу было бы две тысячи лет, а моей маме – девяносто восемь.
Великое Рождество
Чудачка
Одни называют ее «чудачкой»И пальцем на лоб – за спиной, тайком.Другие – «принцессою» и «гордячкой».А третьи просто – «синим чулком».Птицы и те попарно летают,Душа стремится к душе живой.Ребята подруг из кино провожают,А эта одна убегает домой.Зимы и вёсны цепочкой пестройМчатся, бегут за звеном звено...Подруги, порой невзрачные просто,Смотришь, замуж вышли давно.Вокруг твердят ей: – Пора решаться,Мужчины не будут ведь ждать, учти!Недолго и в девах вот так остаться!Дело-то катится к тридцати...Неужто не нравился даже никто? —Посмотрит мечтательными глазами:– Нравиться – нравились. Ну и что? —И удивленно пожмет плечами.Какой же любви она ждет, какой?Ей хочется крикнуть: «Любви-звездопада!Красивой-красивой! Большой-большой!А если я в жизни не встречу такой,Тогда мне совсем никакой не надо!»1964 г.
«Сатана»
Ей было двенадцать, тринадцать – ему,Им бы дружить всегда.Но люди понять не могли, почемуТакая у них вражда?!Он звал ее «бомбою» и веснойОбстреливал снегом талым.Она в ответ его «сатаной»,«Скелетом» и «зубоскалом».Когда он стекло мячом разбивал,Она его уличала.А он ей на косы жуков сажал,Совал ей лягушек и хохотал,Когда она верещала.Ей было пятнадцать, шестнадцать – ему,Но он не менялся никак.И все уже знали давно, почемуОн ей не сосед, а враг.Он «бомбой» ее по-прежнему звал,Вгонял насмешками в дрожь.И только снегом уже не швырялИ диких не корчил рож.Выйдет порой из подъезда она,Привычно глянет на крышу,Где свист, где турманов кружит волна,И даже сморщится: – У, сатана!Как я тебя ненавижу!А если праздник приходит в дом,Она нет-нет и шепнет за столом:– Ах, как это славно, право, что онК нам в гости не приглашен!И мама, ставя на стол пироги,Скажет дочке своей:– Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,Зачем нам твои враги!Ей – девятнадцать. Двадцать – ему.Они студенты уже.Но тот же холод на их этаже,Недругам мир ни к чему.Теперь он «бомбой» ее не звал,Не корчил, как в детстве, рожи.А «тетей Химией» величалИ «тетей Колбою» тоже.Она же, гневом своим полна,Привычкам не изменяла:И так же сердилась: – У, сатана! —И так же его презирала.Был вечер, и пахло в садах весной.Дрожала звезда, мигая...Шел паренек с девчонкой одной,Домой ее провожая.Он не был с ней даже знаком почти,Просто шумел карнавал,Просто было им по пути,Девчонка боялась домой идти,И он ее провожал.Потом, когда в полночь взошла луна,Свистя, возвращался назад.И вдруг возле дома: – Стой, сатана!Стой, тебе говорят!Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?Значит, встречаешься с ней?!С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!Не смей! Ты слышишь? Не смей!Даже не спрашивай почему! —Сердито шагнула ближе.И вдруг, заплакав, прижалась к нему:– Мой! Не отдам, не отдам никому!Как я тебя ненавижу!Ты даже не знаешь
Когда на лице твоем холод и скука,Когда ты живешь в раздраженье и споре,Ты даже не знаешь, какая ты мука,И даже не знаешь, какое ты горе.Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье,А в сердце и свет, и любовь и участье,Ты даже не знаешь, какая ты песня,И даже не знаешь, какое ты счастье!1984 г.
Падает снег
Падает снег, падает снег —Тысячи белых ежат...А по дороге идет человек,И губы его дрожат.Мороз под шагами хрустит, как соль,Лицо человека – обида и боль,В зрачках два черных тревожных флажкаВыбросила тоска.Измена? Мечты ли разбитой звон?Друг ли с подлой душой?Знает об этом только онДа кто-то еще другой.Случись катастрофа, пожар, беда —Звонки тишину встревожат.У нас милиция есть всегдаИ «Скорая помощь» тоже.А если просто: падает снег,И тормоза не визжат,А если просто идет человек,И губы его дрожат?А если в глазах у него тоска —Два горьких черных флажка?Какие звонки и сигналы есть,Чтоб подали людям весть?!И разве тут может в расчет идтиКакой-то там этикет,Удобно иль нет к нему подойти,Знаком ты с ним или нет?Падает снег, падает снег,По стеклам шуршит узорным.А сквозь метель идет человек,И снег ему кажется черным...И если встретишь его в пути,Пусть вздрогнет в душе звонок,Рванись к нему сквозь людской поток.Останови! Подойди!1964 г.
Главная сила
Те, кто любовь придумают порой —Живут непрочно, словно на вокзале.А мы любви совсем не выбирали,Любовь сама нас выбрала с тобой.И все же, если честно говорить,То общих черт у нас не так и много.Ведь все они, как говорят, от бога!И ты попробуй их соединить!Ну как тут склеишь: вспыльчивость и твердость?Застенчивость – с уверенной душой?Покорность чьим-то мнениям и гордость?Любовь к вещам – со скромной простотой?Чтобы с субботой слился понедельник,А летний зной – с январским холодком,Наверно нужен сказочный волшебникИль птица с огнедышащим пером!Но все твердят: «Волшебники на светеБывают только в сказках иногда.Ну, а в реальной жизни – никогда!Ведь мы давным-давно уже не дети!»А мы с тобой об эти разговоры,Ей богу, даже и не спотыкаемся.Мы слушаем и тихо улыбаемся,И не вступаем ни в какие споры.Что ж, мы и впрямь давно уже не дети,У всех свои дела, и быт, и труд,И все же есть волшебник на планете,Он с нами рядом два тысячелетья.Любовь! – Вот так волшебника зовут!А если так, то чудо получается:И там, где песней вспыхнула весна,Всё то, что было порознь, сочетается,Различное – легко соединяется,Несовместимость – попросту смешна!Что нам с тобою разница в духовностиИ споры: «почему и для чего?»Различия во вкусах или возрасте,Всё чепуха, и больше ничего!Да, пусть любой маршрут предназначается,И чувство в каждом разное кипит.Но вот пришел волшебник и сплавляютсяДва сердца вдруг в единый монолит!И пусть любые трудности встречаютсяИ бьют порой бураны вновь и вновь,Буквально все проблемы разрешаются,Когда в сердцах есть главное: ЛЮБОВЬ!24 декабря 1999 г.
Москва
Высокая боль
Была одной шестою по размерамИ первой, может статься, по уму!А стала чуть не сотой, жалко-серойИ не хозяйкой в собственном дому.Так как случилось? Что тебя скрутило?Кто в злобе вырвал перья у орла?!Была ль в тебе не считанная сила?О, господи! Да как еще была!Что нас сгубило в прежние года?Доверчивость высокая, прекраснаяИ, вместе с тем, трагически-ужаснаяРоссии «Ахиллесова пята!»Ты верила конгрессам, диссидентам,Дипловкачам различной крутизны,А у себя – бездарным президентам,Трусливым и коварным президентам,Предателям народа и страны!Так что ж отныне: сдаться и молчать?И ждать то унижений, то расправыСтране, стяжавшей столько гордой славы,Которую вовек не сосчитать!И нынче днями, черными, несытнымиМы скажем твердо, с бровью сдвинув бровь:«Не станем мы скотами первобытнымиДа и в рабов не превратимся вновь!»Вы видели картину, где в медведяВцепилась свора яростных собак?!Страна моя! Ну разве же не такВраги свои и всякий пришлый врагВпились в тебя, мечтая о победе?!Восстань же от мучительного снаИ сбрось их к черту, разминая плечи!И снова к правде, к радости навстречуПрошу, молю: шагни, моя страна!7 июля 1999 г.
Красновидово
Цветочный роман
Как-то раз на веселом апрельском рассвете,Пряча в сердце стесненье и светлый пыл,Он принес ей подснежников нежный букетикИ за это признательность заслужил.А потом под стозвонное птичье пенье,Вскинув в мае как стяг, голубой рассвет,Он принес ей громадный букет сирени,И она улыбнулась ему в ответ.А в июне, сквозь грохот веселых гроз,То смущенно, то радостно-окрыленноОн вручил ей букет из пунцовых роз,И она улыбнулась почти влюбленно.А в июльскую пору цветов и злаков,Когда душу пьянил соловьиный бред,Он принес ей букет из гвоздик и маков,И она покраснела как маков цвет...Август – жатва эмоций для всех влюбленных,Все, что есть – получай! Не робей, не жди!И, увидев горячий костер пионов,Она, всхлипнув, прижала букет к груди!В сентябре уже сыплются листья с кленов,Только чувства всё радостней, как на грех!И, под праздник симфонии астр влюбленных,Она тихо сказала: «Ты лучше всех!»Вот и осень. И негде уже согреться...Голый сад отвечает холодным эхом...И тогда он вручил ей навеки сердце!И она засмеялась счастливым смехом...И сказала взволнованно и сердечно:«Знай, я буду тебя до конца любить!И у нас будет счастье с тобою вечно!Но цветы всё равно продолжай дарить...»6 декабря 1999 г.
Москва
Трусиха
Шар луны под звездным абажуромОзарял уснувший городок.Шли, смеясь, по набережной хмуройПарень со спортивною фигуройИ девчонка – хрупкий стебелек.Видно, распалясь от разговора,Парень между прочим рассказал,Как однажды в бурю ради спораОн морской залив переплывал.Как боролся с дьявольским теченьем,Как швыряла молнии гроза.И она смотрела с восхищеньемВ смелые горячие глаза...А потом, вздохнув, сказала тихо:– Я бы там от страха умерла.Знаешь, я ужасная трусиха,Ни за что б в грозу не поплыла!Парень улыбнулся снисходительно,Притянул девчонку не спешаИ сказал: – Ты просто восхитительна,Ах ты, воробьиная душа!Подбородок пальцем ей приподнялИ поцеловал. Качался мост,Ветер пел... И для нее сегодняМир был сплошь из музыки и звезд!Так в ночи по набережной хмуройШли вдвоем сквозь спящий городокПарень со спортивною фигуройИ девчонка – хрупкий стебелек.А когда, пройдя полоску света,В тень акаций дремлющих вошли,Два плечистых темных силуэтаВыросли вдруг как из-под земли.Первый хрипло буркнул: – стоп, цыпленки!Путь закрыт, и никаких гвоздей!Кольца, серьги, часики, деньжонки —Все, что есть, на бочку, и живей!А второй, пуская дым в усы,Наблюдал, как, от волненья бурый,Парень со спортивною фигуройСтал, спеша, отстегивать часы.И, довольный, видимо, успехом,Рыжеусый хмыкнул: – Эй, коза!Что надулась?! – И берет со смехомНатянул девчонке на глаза.Дальше было все, как взрыв гранаты:Девушка беретик сорвалаИ словами: – Мразь! Фашист проклятый! —Как огнем, детину обожгла.– Наглостью пугаешь? Врешь, подонок!Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь! —Голос рвется, яростен и звонок:– Нож в кармане? Мне плевать на нож!За убийство «стенка» ожидает.Ну а коль от раны упаду,То запомни: выживу, узнаю!Где б ты ни был – все равно найду!И глаза в глаза взглянула твердо.Тот смешался: – Ладно... Тише, гром... —А второй промямлил: – Ну их к черту! —И фигуры скрылись за углом.Лунный диск, на млечную дорогуВыбравшись, шагал наискосокИ смотрел задумчиво и строгоСверху вниз на спящий городок.Где без слов по набережной хмуройШли, чуть слышно гравием шурша,Парень со спортивною фигуройИ девчонка – «слабая натура»,«Трус» и «воробьиная душа».1963 г.
О мнимой и подлинной дружбе
Я слышу вновь друзей предательский привет.
А. С. Пушкин. «Воспоминание»Когда тучи в прошлые годаДни мои ничем не омрачали,О, как ваши голоса звучалиО любви и дружбе навсегда!И, когда за дружеским столом,Бахус нам подмигивал в бокале,Как же вы надежно обещалиПодпереть при трудностях плечом!Ах, друзья мои литературные!Как мы славно дружбою сошлись!Только жаль, что речи ваши бурные,А точнее, попросту дежурные,Кончились, едва лишь начались...И когда вдруг над моею крышейБеспощадно грянула гроза,Что ж вы все попрятались, как мыши?Впрочем, хуже: даже мыши тише,Спрятав в телевизоры глаза...Только трудно мы и раньше жили:Не давая на покой ни дня,Помните, как яростно бранилиКритиканы разные меня?!Не хочу вынашивать обиду,Только как я ждал в дыму страстей,Чтоб хоть кто-то из моих друзейВзял и встал бы на мою защиту!Если ж скажут мне, что так вот житьМир привык и спорить тут напрасно,Я бы согласился, может быть,Говорить – не делать. Это – ясно!И чудес я, право бы, не ждал.Может, впрямь вот так живут повсюду?Только чудо, подлинное чудоЯ нашел, открыл и повстречал!Без расчета, выгоды и службы,Без высоких и ненужных фраз,Чудо самой настоящей дружбы,Что прочней, чем сталь или алмаз!Вроде бы почти обыкновенные,Без имен, прославленных в веках,Косточка армейская: военные,Только в смысле ценности – бесценные,С красотою в душах и сердцах!Ну а чтоб избегнуть повторенияВ светлой благодарности своей,Я скажу, что, полный озарения,Я уж написал стихотворениеИ назвал: «Сердца моих друзей».Ну а чтоб вовеки не пропалаСкромность с удивительной душой,Вот они – четыре генерала,Те, что в бедах всякого накалаКак четыре брата за спиной:Виктор Чибисов, Юрий Коровенко,Александр Горячевский и Борис Сергеев...А пою сейчас я строки этиКак певец взволнованно с листа.Вновь и вновь затем, чтоб на планетеНикогда не гасла красота!Чтобы, встретя в трудную годинуКто-то в жизни друга своего,Помнил бы, что горькая кручина,Не щадя ни возраста, ни чина,Может больно клюнуть и его!Так-то вот, друзья литературные!Нет, не все, конечно же, не все.А лишь те, простите, только те,Чьи сердца изменчиво-дежурные.Жизнь не вечно светит, как звезда.А порою жжет, как черный пламень.И, коль грянет где-нибудь беда,Я прошу вас: сердцем никогда,Никогда не превращаться в камень!6 июня 1999 г.
Сердца моих друзей
Виктору Чибисову,
Александру Горячевскому,
Борису Сергееву,
Юрию Коровенко
Пришли друзья. Опять друзья пришли!Ну как же это славно получается:Вот в жизни что-то горькое случается,И вдруг – они! Ну как из-под земли!Четыре честно-искренние взора,Четыре сердца, полные огня.Четыре благородных мушкетера,Четыре веры в дружбу и в меня!Меня обидел горько человек,В которого я верил бесконечно.Но там, где дружба вспыхнула сердечно,Любые беды – это не навек!И вот стоят четыре генерала,Готовые и в воду, и в огонь!Попробуй, подлость, подкрадись и тронь,И гнев в четыре вскинется кинжала.Их жизнь суровей всякой строгой повести.Любая низость – прячься и беги!Перед тобой четыре друга совестиИ всякой лжи четырежды враги!Пусть сыплет зло без счета горсти соли,Но если рядом четверо друзейИ если вместе тут четыре воли,То, значит, сердце вчетверо сильней!И не свалюсь я под любою ношею,Когда на всех и радость, и беда.Спасибо вам за все, мои хорошие!И дай же бог вам счастья навсегда!7 апреля 1997 г.
Переделкино
Когда порой влюбляется поэт...
Когда порой влюбляется поэт,Он в рамки общих мерок не вмещается,Не потому, что он избранник, нет,А потому, что в золото и светДуша его тогда переплавляется.Кто были те, кто волновал поэта?Как пролетали ночи их и дни?Не в этом суть, да и не важно это.Все дело в том, что вызвали они!Пускай горды, хитры или жеманны, —Он не был зря, сладчайший этот плен.Вот две души, две женщины, две Анны,Две красоты – Оленина и Керн.Одна строга и холодно-небрежна.Отказ в руке. И судьбы разошлись.Но он страдал, и строки родились:«Я вас любил безмолвно, безнадежно».Была другая легкой, как лоза,И жажда, и хмельное утоленье.Он счастлив был. И вспыхнула грозаЛюбви: «Я помню чудное мгновенье».Две Анны. Два отбушевавших лета.Что нам сейчас их святость иль грехи?!И все-таки спасибо им за этоСвятое вдохновение поэта,За пламя, воплощенное в стихи!На всей планете и во все векаПоэты тосковали и любили.И сколько раз прекрасная рукаИ ветер счастья даже вполглоткаИх к песенным вершинам возносили?А если песни были не о них,А о мечтах или родном приволье,То все равно в них каждый звук и стихДышали этим счастьем или болью.Ведь если вдруг бесстрастна голова,Где взять поэту буревые силы?И как найти звенящие слова,Коль спит душа и сердце отлюбило?!И к черту разговоры про грехи.Тут речь о вспышках праздничного света.Да здравствуют влюбленные поэты!Да здравствуют прекрасные стихи!1972 г.
Если любовь уходит!
Если любовь уходит, какое найти решенье?Можно прибегнуть к доводам, спорить и убеждать,Можно пойти на просьбы и даже на униженья,Можно грозить расплатой, пробуя запугать.Можно вспомнить былое, каждую светлую малость,И, с дрожью твердя, как горько в разлуке пройдут года,Поколебать на время, может быть, вызвать жалостьИ удержать на время. На время – не навсегда.А можно, страха и боли даже не выдав взглядом,Сказать: – Я люблю. Подумай. Радости не ломай. —И если ответит отказом, не дрогнув, принять как надо,Окна и двери – настежь: – Я не держу. Прощай!Конечно, ужасно трудно, мучась, держаться твердо.И все-таки, чтобы себя же не презирать потом,Если любовь уходит – хоть вой, но останься гордым.Живи и будь человеком, а не ползи ужом!«Свободная любовь»
Слова и улыбки ее, как птицы,Привыкли, чирикая беззаботно,При встречах кокетничать и кружиться,Незримо на плечи парней садитьсяИ сколько, и где, и когда угодно!Нарядно, но с вызовом разодета.А ласки раздаривать не считаяЕй проще, чем, скажем, сложить газету,Вынуть из сумочки сигаретуИль хлопнуть коктейль коньяка с токаем.Мораль только злит ее: – Души куцые!Пещерные люди! Сказать смешно.Даешь сексуальную революцию,А ханжество – к дьяволу за окно!Ох, диво вы дивное, чудо вы чуКогда, ни души, ни ума не трогая,В подкорке и импульсах тех людейЦарила одна только зоологияНа уровне кошек или моржей.Но человечество вырастало,Ведь те, кто мечтают, всегда правы.И вот большинству уже стало малоТого, что довольно таким, как вы.И люди узнали, согреты новью,Какой бы инстинкт ни взыграл в крови,О том, что один поцелуй с любовьюДороже, чем тысяча без любви!И вы поспешили-то, в общем, зряШуметь про «сверхновые отношения».Всегда на земле при всех поколенияхБыли и лужицы и моря.Были везде и когда угодноИ глупые куры и соловьи.Кошачья вон страсть и теперь «свободна»,Но есть в ней хоть что-нибудь от любви?!Кто вас оциничивал – я не знаю.И все же я трону одну струну:Неужто вам нравится, дорогая,Вот так, по-копеечному порхая,Быть вроде закуски порой к вину?С чего вы так – с глупости или холода?На вечер игрушка, живой «сюрприз»,Ведь спрос на вас, только пока вы молоды,А дальше, поверьте, как с горки вниз!Конечно, смешно только вас винить.Но кто и на что вас принудить может?Ведь в том, что позволить иль запретить,Последнее слово за вами все же.Любовь не минутный хмельной угар.Эх, если бы вам да всерьез влюбиться!Ведь это такой высочайший дар,Такой красоты и огней пожар,Какой пошляку и во сне не снится.Рванитесь же с гневом от всякой мрази,Твердя себе с верою вновь и вновь,Что только одна, но зато любовьДороже, чем тысяча жалких связей!1978 г.
Баллада о ненависти и любви
I
Метель ревет, как седой исполин,Вторые сутки не утихая,Ревет как пятьсот самолетных турбин,И нет ей, проклятой, конца и края!Пляшет огромным белым костром,Глушит моторы и гасит фары.В замяти снежной аэродром,Служебные здания и ангары.В прокуренной комнате тусклый свет,Вторые сутки не спит радист,Он ловит, он слушает треск и свист,Все ждут напряженно: жив или нет?Радист кивает: – Пока еще да,Но боль ему не дает распрямиться.А он еще шутит: мол, вот беда —Левая плоскость моя никуда!Скорее всего, перелом ключицы...Где-то буран, ни огня, ни звездыНад местом аварии самолета.Лишь снег заметает обломков следыДа замерзающего пилота.Ищут тракторы день и ночь,Да только впустую. До слез обидно.Разве найти тут, разве помочь —Руки в полуметре от фар не видно?А он понимает, а он и не ждет,Лежа в ложбинке, что станет гробом.Трактор, если даже придет,То все равно в двух шагах пройдетИ не заметит его под сугробом.Сейчас любая зазря операция.И все-таки жизнь покуда слышна.Слышна, ведь его портативная рацияЧудом каким-то, но спасена.Встать бы, но боль обжигает бок,Теплой крови полон сапог,Она, остывая, смерзается в лед.Снег набивается в нос и рот.Что перебито? Понять нельзя,Но только не двинуться, не шагнуть!Вот и окончен, видать, твой путь!А где-то сынишка, жена, друзья...Где-то комната, свет, тепло...Не надо об этом! В глазах темнеет...Снегом, наверно, на метр замело,Тело сонливо деревенеет...А в шлемофоне звучат слова:– Алло! Ты слышишь? Держись, дружище!Тупо кружится голова...– Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..Мужайся? Да что он, пацан или трус?!В каких ведь бывал переделках грозных.– Спасибо... Вас понял... Пока держусь!А про себя добавляет: «Боюсь,Что будет все, кажется, слишком поздно...»Совсем чугунная голова.Кончаются в рации батареи.Их хватит еще на час или два.Как бревна руки... спина немеет...– Алло! – это, кажется, генерал.– Держитесь, родной, вас найдут, откопают.Странно: слова звенят, как кристалл,Бьются, стучат, как в броню металл,А в мозг остывший почти не влетают...Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,Как мало, наверное, необходимо:Замерзнув вконец, оказаться в тепле,Где доброе слово да чай на столе,Спирта глоток да затяжка дыма...Опять в шлемофоне шуршит тишина.Потом сквозь метельное завыванье:– Алло! Здесь в рубке твоя жена!Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!С минуту гуденье тугой волны,Какие-то шорохи, трески, писки,И вдруг далекий голос жены,До боли знакомый, до жути близкий!– Не знаю, что делать и что сказать.Милый, ты сам ведь отлично знаешь,Что, если даже совсем замерзаешь,Надо выдержать, устоять!Хорошая, светлая, дорогая!Ну как объяснить ей в конце концов,Что он не нарочно же здесь погибает,Что боль даже слабо вздохнуть мешаетИ правде надо смотреть в лицо.– Послушай! Синоптики дали ответ:Буран окончится через сутки.Продержишься? Да?– К сожаленью, нет...– Как нет? Да ты не в своем рассудке!Увы, все глуше звучат слова.Развязка, вот она, – как ни тяжко,Живет еще только одна голова,А тело – остывшая деревяшка.А голос кричит: – Ты слышишь, ты слышишь?!Держись! Часов через пять рассвет.Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!Ну есть ли хоть шанс?– К сожалению, нет...Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.Как трудно последний привет послать!И вдруг: – Раз так, я должна сказать!Голос резкий, нельзя узнать.Странно. Что это может значить?– Поверь, мне горько тебе говорить.Еще вчера я б от страха скрыла.Но раз ты сказал, что тебе не дожить,То лучше, чтоб после себя не корить,Сказать тебе коротко все, что было.Знай же, что я дрянная женаИ стою любого худого слова.Я вот уже год, как тебе неверна,И вот уже год, как люблю другого!О, как я страдала, встречая пламяТвоих горячих восточных глаз. —Он молча слушал ее рассказ.Слушал, может, в последний раз,Сухую былинку зажав зубами.– Вот так целый год я лгала, скрывала,Но это от страха, а не со зла.– Скажи мне имя!..Она помолчала,Потом, как ударив, имя сказала,Лучшего друга его назвала!Затем добавила торопливо:– Мы улетаем на днях на юг.Здесь трудно нам было бы жить счастливо.Быть может, все это не так красиво,Но он не совсем уж бесчестный друг.Он просто не смел бы, не мог, как и я,Выдержать, встретясь с твоими глазами.За сына не бойся. Он едет с нами.Теперь все заново: жизнь и семья.Прости, не ко времени эти слова.Но больше не будет иного времени. —Он слушает молча. Горит голова...И словно бы молот стучит по темени...– Как жаль, что тебе ничем не поможешь!Судьба перепутала все пути.Прощай! Не сердись и прости, если можешь!За подлость и радость мою прости!Полгода прошло или полчаса?Наверно, кончились батареи.Все дальше, все тише шумы... голоса...Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!Оно грохочет и бьет в виски!Оно полыхает огнем и ядом.Оно разрывается на куски!Что больше в нем: ярости или тоски?Взвешивать поздно, да и не надо!Обида волной заливает кровь.Перед глазами сплошной туман.Где дружба на свете и где любовь?Их нету! И ветер, как эхо, вновь:Их нету! Все подлость и все обман!Ему в снегу суждено подыхать,Как псу, коченея под стоны вьюги,Чтоб два предателя там, на юге,Со смехом бутылку открыв на досуге,Могли поминки по нем справлять?!Они совсем затиранят мальцаИ будут усердствовать до конца,Чтоб вбить ему в голову имя другогоИ вырвать из памяти имя отца!И все-таки светлая вера данаДушонке трехлетнего пацана.Сын слушает гул самолетов и ждет.А он замерзает, а он не придет!Сердце грохочет, стучит в виски,Взведенное, словно курок нагана.От нежности, ярости и тоскиОно разрывается на куски.А все-таки рано сдаваться, рано!Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!Чудо? Вы скажете, нужно чудо?Так пусть же! Считайте, что чудо есть!Надо любою ценою поднятьсяИ, всем существом устремясь вперед,Грудью от мерзлой земли оторваться,Как самолет, что не хочет сдаваться,А, сбитый, снова идет на взлет!Боль подступает такая, что кажется,Замертво рухнешь в сугроб ничком!И все-таки он, хрипя, поднимается.Чудо, как видите, совершается!Впрочем, о чуде потом, потом...Швыряет буран ледяную соль,Но тело горит, будто жарким летом,Сердце колотится в горле где-то,Багровая ярость да черная боль!Вдали сквозь дикую карусельГлаза мальчишки, что верно ждут,Они большие, во всю метель,Они, как компас, его ведут!– Не выйдет! Неправда, не пропаду!Он жив. Он двигается, ползет!Встает, качается на ходу,Падает снова и вновь встает...II
К полудню буран захирел и сдал.Упал и рассыпался вдруг на части.Упал, будто срезанный наповал,Выпустив солнце из белой пасти.Он сдал в предчувствии скорой весны,Оставив после ночной операцииНа чахлых кустах клочки седины,Как белые флаги капитуляции.Идет на бреющем вертолет,Ломая безмолвие тишины.Шестой разворот, седьмой разворот,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Авторизация