Вивиан была совершенно другой. Блондинка, но цвет не свой. Глаза карие, носик округлый, лицо не такое узкое. Тоже хороша. Может, позвать их с собой сегодня в компанию?
Юрген разделся сам, оставшись в голубых джинсах и чёрном свитере, и помог девушкам. Ребекка надела в этот вечер голубую кофточку с белым воротничком и чёрные брючки. Вивиан выбрала на сегодня чёрную блузку и чёрную же юбку до колен.
Наконец мы расселись. Тут же перед нами возникла официантка.
– Моин! Мы вам рады.
– Моин, – отозвались вновь прибывшие.
– Меню? – спросила девушка.
– Будьте добры, – улыбнулся Юрген. Он был в приподнятом настроении и, очевидно, старался понравиться Ребекке. Официантка раздала нам планшеты и спросила:
– Могу я что-нибудь принести вам сразу?
– Кофе будьте добры, – попросила Вивиан. Официантка кивнула и удалилась.
– Вау, какой ты вежливый и учтивый с персоналом, – сделав влюблённые глаза, восхищённо выдохнула Ребекка.
– Я всегда с дамами такой, – подмигнул ей довольный собой великан.
– Это так возбуждает, – уже более интимно, но все ещё достаточно громко, добавила она. Я мельком глянул на Вивиан, у неё сначала расширились глаза от удивления, а потом она сделала вид, будто её тошнит. Нормальная девчонка, кажется, мы могли бы подружиться. Не знаю, связано ли это с последней фразой Ребекки, но пожилая пара спешно попросила счёт.
Встреча проходила в соответствии с форматом, часы над барной стойкой показывали полвосьмого. Нам с Вивиан времени уделили ровно столько, сколько нужно, чтобы мы не чувствовали себя главными. Но и не сбежали сразу, успев насладиться зарождающимися высокими отношениями.
– Ну а ты что думаешь о запрете оружия? – уже не зная, что ещё спросить, спросила она. Своё мнение по этому вопросу она мне только что озвучила.
– Запретили и ладно, – нехотя отозвался я, глядя как наша парочка держится за руки и не сводит друг с друга глаз. Честно говоря, я уже полчаса как в своей голове искал повод, чтобы слинять. Эти двое перестали реагировать на внешние раздражители ещё час назад, всё их внимание принадлежало друг другу. Вивиан явно завидовала, а я, как я догадываюсь, был не совсем в её вкусе, чтобы она тоже могла переключиться. Мы обсудили уже все нейтральные темы, знаем любимые фильмы и цвета друг друга и вот теперь плавно подошли к запрету на оружие, введенному в Германии почти сразу после признания миром скорой катастрофы.
– Может, свалим? – внезапно негромко предложила она.
– С удовольствием, – согласился я.
– Бекки, – тут же повернулась к подружке Вивиан, – солнышко, мы пойдем, ладно? Антон сказал, что у него дома есть коллекция арфовой музыки девятнадцатого века на каком-то виниле, я бы хотела послушать.
– Откуда у тебя арфовая музыка? У тебя и проигрывателя-то нет, – хохотнул Юрген и тут же получил от меня пинок под столом.
– Ты уверена? – с небольшим нажимом, но больше для вида, спросила Ребекка подругу.
– Да, всё хорошо, – отозвалась та.
– Мужик, – похвалил меня шепотом на ухо Юрген. Я ему подмигнул и встал, чтобы одеться и собраться.
За время наших посиделок в ресторан так никто больше и не зашёл. Я взял куртку со спинки кресла и принялся одеваться. Затем помог Вивиан справиться с её верхней одеждой. Тут же возникла официантка:
– Надеюсь, вам у нас понравилось. Будем рады видеть вас здесь снова.
– Да, всё было просто потрясающе. Повару от меня большое спасибо!
– Передам, – пообещала вдруг погрустневшая официантка.
Мы попрощались и с ней, и с друзьями, и вышли на улицу.
Стемнело. Стало прохладно, поднялся ветерок. Он не был сильным, но его холодное дыхание пробирало насквозь. Вивиан поёжилась.
– Поехали ко мне? – предложила она. Я не ожидал такого поворота.
– Знаешь, я домой, – начал отказываться я. – Сегодня у нас с друзьями встреча, соберёмся всей компанией. Точнее, тем, что от неё осталось.
– Не нравлюсь? – в лоб спросила она. – Ну и ладно, ты тоже не Аксель Фрайхорн.
Я улыбнулся, она всё-таки хорошая. Но я сегодня не хочу ничего и не готов ни к чему.
– Не в этом дело, – ответил я, – просто лень.
– Честно?
– Да. Ты очень красивая и хорошая. Но я сегодня не хочу. Устал, наверное.
– Ладно, – улыбнулась она, – мне туда. Можешь не провожать.
Она махнула рукой в сторону остановки автобуса за углом. Мы стояли на улице перед входом в ресторан, чуть слева, буквально в пяти-шести метрах, была арка, ведущая во внутренний двор здания.
– А мне туда, – махнул я в противоположную сторону.
– Тогда пока, – сказала она с лёгкой грустной улыбкой и ушла не оборачиваясь. Я остался стоять на месте и смотреть ей в след.
Я думал о сегодняшнем дне, об этой девушке и о том, что, скорее всего, произойди эта встреча раньше, ещё до этого всего, она бы и внимания на меня не обратила. Но обстоятельства, обстоятельства…
Внезапно я услышал, как внутри тёмной арки кто-то шумно вздыхает, как при плаче. На улице было очень тихо, никто не ездил по улице и не ходил по тротуарам. Я еще сильнее напряг слух. Да, и правда всхлипывания, тихое втягивание соплей и глубокие вздохи. Там кто-то ревёт! Я решительно отправился в арку на помощь плачущему человеку.
Каково же было моё удивление, когда во тьме внутреннего двора здания я встретил всхлипывающую официантку. Она стояла рядом с чёрным входом в ресторан, кутаясь от холода в какую-то огромную мужскую куртку, и держала в руках незажжённую сигарету. Плакала она в воротник куртки, им же вытирая и слёзы, и побежавшие сопли.
– О боже, что случилось? – спросил я.
– А, это снова вы? – узнала меня девушка, тут же прекратив плакать. – Ничего не случилось. Страшно мне просто.
– И мне, – тоже признался я.
– Я в порядке уже, правда.
– Извините, – повинился я. – Я просто подумал, что вам нужна помощь.
– Помощь нужна, – совсем по-взрослому ответила ещё достаточно юная работница общепита. – Но она уже несвоевременна. Я уже сама. Как всегда сама.
И она снова заплакала. Я просто стоял рядом, думая, что, возможно, она просто хочет выговориться. Всхлипнув еще пару раз, она начала рассказывать:
– Я дочь шеф-повара этого ресторана Эмиля Боровски, Анна. Когда-то это было отличное место и отличное заведение. А потом этот астероид… Посетителей становилось все меньше и меньше. Папа долго держался, начал пить. А год назад вышел в окно. Оставил записку, что не может смотреть, как разрушается дело его жизни. Я никому не говорила, персонал держала сколько могла. Но со временем все стали уходить. Вот и получается, что веду никому не нужное дело жизни отца, хотя ни отца, ни дела уже толком нет. – И на этот раз она уже разрыдалась всерьёз.
Я подошел вплотную, её зарёванные глаза испуганно расширились. Я взял её за плечи, а затем крепко обнял. Через огромную куртку я чувствовал, как ее хрупкое тело было сначала напряжено, словно перетянутая струна. Я чувствовал, как она мелко дрожала, пробиваясь временами на судороги. Это всё нервы. Но уже через полминуты она расслабилась, перестала даже всхлипывать и положила свою голову мне на грудь.
– А как же мама? – наконец спросил я.
– Её давно нет, – коротко ответила Анна Боровски. – После смерти отца я сама стала готовить по его технологическим картам, получалось неплохо. Мой отец и правда был гением плиты и поварёшки. Но теперь я осталась совсем одна. И находиться здесь становится невыносимо, и бросить не могу. Потому что тогда вообще с ума сойду от самоедства.
– Бедная, – тихо сказал я.
– Нормальная, – поправила она. – Я не жалею себя и от других жалости не жду. Просто иногда хочется об этом с кем-нибудь поговорить.
– Поэтому я и подошел.
– Спасибо. – Она мягко отстранилась и выбросила нетронутую сигарету в стоящую тут же урну. А у меня в голове созрел план.
– А что, если мы с тобой проведем как-нибудь в твоем ресторане праздник?
– Праздник? – воскликнула она и расхохоталась. Вот это эмоциональные качели, подумал я, от рыданий – к искреннему веселью. И всё за десять минут.
– Слушай, если всё у моих друзей, оставшихся в твоих уютных залах, пойдёт по плану, уверяю тебя, скоро мы сможем закатить здесь грандиозную тусовку. Выстрелить напоследок, так сказать.
– Хорошая идея, – с серьезным лицом кивнула она. – Как зовут-то тебя? Ангел?
– Нет, – улыбнулся я. – Я Антон Ланге.
Ветер усилился. Я шёл на станцию метро, одолеваемый грустными мыслями. Мимо мелькали редкие машины и еще более редкие прохожие. Кто-то проехал на велосипеде буквально в полуметре от меня, заставив от неожиданности шарахнуться в сторону. Мне было жалко эту милую девочку, Анну. Было жалко разочарованную Вивиан. Было жалко себя в конце концов. За что нам это всё? Почему именно нашему поколению выпала эта страшная участь? Но тут же сам себе и отвечал – ни за что. Так вышло и никто не виноват. Мозгами понимаю, но эмоциональный фон по щелчку пальца изменить не получается. И в безлюдном вагоне метро я ехал с такими же мыслями, прислонившись лбом к холодному стеклу. И в тот самый момент, когда я уже был готов глубоко вздохнуть, всё отпустить и жить дальше, я вспомнил кое-что, что окончательно испортило мне настроение. Этот огромный белобрысый гад Юрген не отдал мне струны…
Через полчаса, без пяти минут девять, я вошёл в дверь своей квартиры. Скинул обувь, снял куртку и прошел на кухню. Там я щёлкнул чайник и оттуда отправился в гостиную, чтобы включить телевизор. Не люблю, когда в доме слишком тихо, мне часто нужен фон. Пиликнул телефон – пришло сообщение в групповой чат. «Через час у меня» – написала Юлия. Господи, какой сегодня длинный день… Ну что ж, у тебя, так у тебя, подумал я и сел в кресло напротив телевизора.
– Добрый вечер, дорогие зрители! В эфире вечерние новости, в студии я, Ана Фишер.
Интересно, подумалось мне, а откуда на ней каждый раз разная одежда? Сейчас самая красивая ведущая новостей в мире была одета в тонкую шелковую блузу нежного кремового цвета. Восхитительные белые волосы уложены в вечернюю прическу, а на белой длинной шее красовался маленький золотой крестик на золотой же цепочке.
– О главном. «Космический убийца» продолжает свой полёт по направлению к нашей планете. Сейчас он всё ещё находится в Поясе Койпера, орбиту Плутона он должен пересечь в пять утра по центрально-европейскому времени.
К другим новостям…
Вот бы он там, в этом Поясе, повстречался с каким-нибудь неведанным доселе крупным телом, которое способно изменить траекторию его полета. И всё стало бы нормально. Снова. Однако, если честно, никто уже толком и не помнит, каково это, когда нормально.
– В Австралии отменили закон, запрещающий женщинам с маленькой грудью сниматься в порно. «Это была вопиющая дискриминация», выступил с запоздалым признанием глава австралийского правительства Джон Макмёрфи. «Лучше поздно, чем никогда», также добавил он…
Уставший и немного подавленный от сегодняшних приключений, я вспомнил, что ставил чайник. Но вдруг резко стало лень, захотелось раствориться в мягком удобном кресле, слиться с ним, стать одним целым.
– Канцлер Австрии Карл Лихттюрмер подписал последнюю амнистию для осужденных за преступления средней тяжести. Таким образом, после целого комплекса амнистий, в австрийских тюрьмах останутся осужденные только за тяжелые преступления…
На улице стало ещё холоднее. Идти к Юлии, слава богу, было недалеко. Она живет на соседней улице. Знакомы мы с ней уже очень давно – она когда-то прибилась к нам в рок-тусовку ещё подростком. Худая, рыжая, конопатая и наглая. Но годы шли, и Юлия превратилась в очень хорошенькую стройную рыжую девушку. Как и мы многие, она почти ничем не занималась по жизни, лишь изредка выходила помогать на кухню в одной ночлежке для бездомных. Но бездомных уже давно нет (свободного жилья – сколько угодно!), и Юлия пробовала посвятить себя творчеству. Она рисовала, фотографировала и лепила кувшины. Ни одно из этих занятий не пришлось ей по душе надолго и она превратилась в профессиональную бездельницу. Хотя нет, одно занятие у неё точно есть. Она всегда в прекрасном расположении духа и её священная миссия – делать окружающих её людей счастливее. Приложи Юлию к раненой душе – и уже через десять минут забудешь о тревогах и невзгодах.
Я поднялся на четвёртый, последний, этаж. Её красный кирпичный дом стоял вдоль улицы, прямо напротив остановки автобуса. Дверь была незаперта, но я все равно стукнул в неё костяшками пальцев пару раз для приличия.
– Кто там? Входи. – Раздался её высокий звонкий голос.
– Это я, Антон.
– Привет, дорогой, – появилась она из недр своей огромной четырехкомнатной квартиры и чмокнула меня в щёку.
– Привет, – чмокнул я её в ответ. – Ещё что, никого нет?
– Нет, – немного грустно ответила она, – первым будешь?
– Буду, – согласился я. – Какие планы вообще на сегодня?
– Не слишком большие. Как всегда пообщаться с друзьями, поделиться радостью, излить душу, найти поддержку и сострадание. Надеюсь, вы не голодные, потому что сострадать придётся без еды – я ничего не готовила.
– Переживём, – твёрдо ответил я. – Я вот вообще из ресторана, на свидании был, да.
– О, – притворно удивилась она, – и кто же дама сердца?
– Да это Юрген потащил меня за компанию. На самом деле я немного высидел с подружкой потенциальной жены Большого и сбежал. Пришел домой уставший, а тут от тебя сообщение…
– Ну и молодец, что пришел, – похвалила меня подруга. – А вот Юргена, как я понимаю, сегодня можно не ждать.
– Ну да, это вряд ли.
Пока мы неспешно трепались, я успел разуться, раздеться, повесить куртку на вешалку, получить пару тапочек и пройти с ней на кухню. Там на столе стояла кружка с черным кофе и тарелка с куском пиццы. Не готовила. Скорее всего, не врет.
– А я сегодня на вокзал ездила, – почему-то грустно рассказала Юлия. – Не знаю, почему. Очень захотелось. А завтра в порт поеду.
– Здорово, – похвалил я. – Надо бы мне тоже куда-нибудь выбраться. Хотя, скоро у нас концерт. Ты ведь придёшь?
– Конечно. Как я могу такое пропустить? Могучие «Скарабеи» в последний раз на сцене!
– Тогда я тебя жду.
В дверь постучали. Хозяйка подскочила со своего места и, на ходу крича «Открыто!», пошла встречать вновь прибывших. А их разом пришло много. И, по предварительной оценке, похоже, что это на сегодня все. Итак, по мере появления людей на кухне: Нильс 46 лет, адвокат. Фрида, 22 года, парикмахер. Йоханна, 24 года, менеджер отеля. Леони, 16 лет, честно говоря, понятия не имею, чем она сейчас занимается. Ян, 24 года, водитель автобуса. Оливер, 21 год, уличный художник. Флориан, 25 лет, ударник в нашей группе. Никлас, 29 лет, театральный режиссер. Оливия, 35 лет, сиделка в доме престарелых. Как видите, компания разнообразная. И белый воротничок, и работяги, и служащие, и творческая интеллигенция. Ах, да. Еще и профессиональная бездельница.
– Вы как будто внизу договорились встретиться, – встав и поприветствовав каждого, сказал я.
– Да нет, просто так получилось, что одновременно все подошли, – ответил Нильс. Он был самым старшим среди нас. И самым низкорослым, даже ниже девчонок. Несмотря на явно скандинавское имя, выглядел он совсем не как мой другой скандинавский приятель Свен. Нильс – брюнет с волосами-завитушками и карими глазами. Достаточно широк в плечах, но не так, чтобы быть похожим на квадрат. Он очень хороший парень, всегда готов помочь любому, кто об этом попросит. Говорил Нильс мягким баритоном, а вот смеялся, как дельфин, порой похрюкивая и задыхаясь от особенно удачной шутки.
– Привет, мой хороший, – обняла меня Йоханна. – Давно не виделись. Как ты?
– Все хорошо, спасибо, – ответил я, выпуская ее из своих объятий. Это правда, мы не виделись уже достаточно давно. Она уезжала на два месяца в Марбург к родителям, папа у неё уже достаточно долго борется с раком желудка. У него был очередной курс химии и она как любящая дочь была с ним рядом и помогала маме ухаживать за ним, когда его выписали из больницы. – Как ты? Как папа с мамой?
– Уже всё хорошо. Папе в этот раз было особенно тяжело, но он справился. Они с мамой уехали в Антверпен к тете, маминой сестре. Скорее всего обратно уже не захотят.
В немного усталых голубых глазах Йоханны я увидел смирение. Готов дать на отсечение что-нибудь не слишком важное, что такой же настрой и у её родителей. Её светлые волосы доставали худых плеч, над бровями – обрезанная чёлка. Острый нос, впалые щеки, мамины золотые серьги с красным камнем. Подарок, почти уверен. Бедная девочка, натерпелась за эту поездку, изнервничалась.
– Привет, бро, – протянул пятерню Флориан. Мы торжественно, с оглушительным хлопком, встретились ладонями. Наш барабанщик был высок и худ. Смотреть, как он крутит палочки в длинных тонких пальцах всегда было отдельным удовольствием. А еще он был русоволос, зеленоглаз и страшно любопытен. Такие вот интересные люди меня окружают, да. – Репетиция послезавтра, помнишь?
– Конечно, – улыбнулся я. – Если один наш общий знакомый меня не обманет, у меня даже будет комплект новых струн.
– Да ты что… – на глубоком выдохе тихо выдал он, в глазах загорелась зависть.
– Стальных, – добил его я.
– Вот это круть! Тогда вообще раскачаем!
– Раскачаем, – заверил я коллегу по ритм-секции.
И так с каждым. Вопрос о состоянии дел – новости – ответы – встречные вопросы – опять новости – снова ответы. Стандартная схема. Вроде как, у людей это называется коммуникацией. Ребята расселись, кто куда. Уже стоял приличный галдёж, чайник пахал в три смены, а многоопытная в дружеских посиделках пышная блондинистая Оливия раскладывала по тарелкам принесённые с собой сэндвичи с колбасой салями и сыром Гауда. Ровный гул дружеской беседы изредка взрывался хохотом. Леони случайно разбила блюдце. Юлия воскликнула: «На счастье!», а Оливия из недр принесенной с собой сумки внезапно достала литровую бутылку жёлтой текилы. «О-о-о…», восторженно выдохнула компания и хозяйке пришлось топать куда-то вглубь жилища за подходящей посудой. Пить отказался только бородатый толстяк Ян, потому что ему завтра на работу с обеда. Могли не выпустить на маршрут с перегаром. Несмотря на сложившиеся обстоятельства, контроль за общественным транспортом был всё ещё очень строг.
Я, по большей части, молчал, изредка вступая в диалог с кем-нибудь по очереди. Больше люблю наблюдать за людьми. И совсем скоро начнется моё самое любимое – пьяные разговоры.
– Мне вчера звонил Рональд из моей прошлой группы, – рассказывал раскрасневшийся Флориан, – зовёт с ними поиграть в пятницу. Я отказался.
– Почему? – спросил Оливер.
– Потому что играть с прежней группой, это всё равно, что секс с бывшей!
Все засмеялись, кроме Нильса, который сфокусировал уже помутневший взгляд на гордом барабанщике и изрёк:
– Друг мой, с высоты собственного опыта могу тебе сказать, что секс с бывшей может стать лучшим в твоей жизни!
– О-о-о, – протянула компания.
– А я тут вот о чём подумал, – начал Никлас, – вот все мы смотрели кино про искусственный интеллект. Кто знает, почему всегда он восстает против человечества? Это же крайне не логично!
– Чтобы было интереснее, что не понятно? – ответила Фрида.
– А вот мне бы, к примеру, было бы интересней посмотреть про создание такого интеллекта и как он потом вывел человеков из какого-нибудь кризиса, – не унимался Никлас. У него была одна примечательная особенность – когда он выпивал до определенного состояния, его глаза страшно краснели и разъезжались в стороны. Вот мне сейчас и казалось, что, отвечая Фриде, он правым глазом смотрит на меня.
– Да вообще было бы здорово, если бы снимали больше позитивного, смешного или просто доброго. Чернухи и так везде хватает – вон в окно выгляни! – поделилась своими мыслями о кинематографе Оливия. Мне становилось скучно. Но тут я вспомнил, как Юрген пару недель назад предложил посмотреть какой-то очень древний фильм, отечественный, название не вспомню. Там речь была о двух неизлечимо больных людях, которые на фоне своего страшного диагноза пустились во все тяжкие. И один из главных героев все время повторял, что перед смертью надо обязательно съездить на море, мол, на небесах только и говорят, что о нём. Забавный фильм. Ста-а-аренький такой. Хотя-а-а…
– А поехали на море? – неожиданно сам для себя предложил я. Все тут же затихли, галдёж прекратился в одну секунду, как будто я сказал что-то страшное.
– Не поняла… – протянула Юлия. – Когда? Сейчас?
– И чего это вдруг вообще? – задалась вопросом Леони.
– Да просто, – ответил я и ввернул по случаю фразу из того фильма, – на небесах только и говорят, что о море.
– Да? Серьёзно? – снова спросила Леони.
– Прикольно, – задумалась Юлия. – Сам придумал?
– Нет, это из старого фильма.
– А что, почему бы и нет? – подхватил Оливер.
– Мне на работу завтра… – напомнил единственный трезвый Ян.
Полемика разгоралась. Деятельные Юлия и Оливия сразу начали составлять списки нужного в дорогу. Ян надулся. Нильс, Фрида, Йоханна и Флориан обещали подумать над этим завтра. Никлас и Леони просили мне больше не наливать. В итоге договорились связаться завтра.
Я ушёл от Юлии в начале первого ночи. Наша пьяная компания немного пошумела громкой музыкой. А ещё мы всей толпой несколько раз выходили курить на просторный хозяйский балкон и там тоже не вели себя тихо и благообразно. Разбредались постепенно, сначала Ян, потом Леони с Оливией. Когда уходил я, на кухне с Юлией оставались еще пара человек.
Открыв дверь квартиры и войдя внутрь, я не стал нигде включать свет – слишком устал от него. Разделся во мраке и лёг в кровать, забыв задёрнуть шторы. Это плохо – утром солнце будет бить в глаза. Если солнце вообще будет, конечно. Но вставать уже лень. Но солнце будет бить. Чёрт… Немного поборовшись с собой, я всё-таки встал и задёрнул эти проклятые шторы. А еще я замёрз и мне понадобилось время, чтобы согреться под одеялом.
Наверное, я слишком устал. Сон не спешил наваливаться. Я вспоминал сегодняшний день: Мустафу с его зубом, счастливого Юргена, расстроенную Вивиан и отчаявшуюся, но очень сильную Анну Боровски. Но стоило в мои фантазии прийти красавице местного телевидения Ане Фишер, как я провалился в сон. Во сне я рассказывал друзьям о море, о необходимости туда ездить время от времени, ведь может случиться такое, что на том свете нам будет нечего обсудить. Они смеялись надо мной. А потом пришел Юрген и вручил-таки мне мои заслуженные струны. Спасительный сон.
2. Среда, 6 апреля 2044 года.
Будильник прозвенел, как всегда, в полдевятого утра. Накануне я лёг несколько позже, чем обычно, и поэтому был не слишком рад его слышать. Апрельское солнышко просилось заглянуть внутрь через плотные светло-розовые шторы, было слышно пение птиц. Вроде сегодня обещали теплую погоду. Ну что ж, пора вставать.
Я поднялся с кровати и откинул край одеяла, максимально открывая простынь. Этому приёму меня научил отец, некогда солдат бундесвера. Он никогда не заправлял кровать сразу. Сперва он откидывал одеяло и шёл заниматься своими утренними делами. Секрет состоял в том, что, по его словам, в любой постели живут микроорганизмы. Откидывая одеяло, ты сушишь простынь после ночного сна, тем самым лишая их питательной среды. У меня были сложные отношения с отцом, но кое-что я у него подсмотрел и теперь пользуюсь.
На кухне я первым делом включил чайник. Глянул вниз и увидел полное с горкой мусорное ведро. Затем открыл холодильник и оценил перспективы. Перспективы поесть растаяли мгновенно, а вот перспектива шкандыбать в магазин вырисовалась достаточно чётко. Получив примерный план действий на ближайшее будущее, я отправился укладывать его в голову в умывальник и туалет. Всегда думается лучше, когда занят чем-то знакомым и монотонным. Например, чисткой зубов.
Я был голоден. Соорудив на кухне кофе и кое-как найдя продуктов на сэндвич, я уселся перед включенным телевизором.
– Доброе утро, дорогие телезрители! В эфире с выпуском новостей Ана Фишер.
Сегодня красавица Ана блистала в синей блузке с глубоким декольте и каким-то кулоном на шее. Белокурые волосы были уложены в высокую причёску, в ушах блестели серьги с синими камешками, а на прекрасном личике было совсем немного макияжа.
– «Космический убийца», приближающийся к Земле на немыслимо гигантской скорости сегодня утром в 05:13 пересёк орбиту малой планеты Плутон. К завтрашнему вечеру он приблизится к орбите Нептуна.
Я вспомнил, как однажды отец позвал меня вечером на балкон нашей квартиры. Был закат, и небо было тёмным чистым бархатным покрывалом. Горел серп луны. Отец указал мне на яркую звезду под луной. Я спросил, что это. «Это Венера», ответил отец. Тогда я от него узнал про текущее противостояние Луны и Венеры. Мне было десять. И я впервые задумался, насколько мы малы в масштабах Вселенной. А тут по новостям на полном серьёзе говорят об орбитах Плутона и Нептуна.