Попей, и в тебе возникнет сразу же огонь желанья».
От зелья тонкий аромат везде распространялся,
Певичка зелье, им предложенное, проглотила,
И сразу её тело силой стало наполняться,
Она в себе влеченье к играм секса ощутила.
А тело, став податливым и мягким чрезвычайно,
Вдруг сразу настоящее блаженство ощутило,
Но о своём начальственном приказе не забыло,
В пылу макушку ему вымазала тушью тайно.
И гладя голову, бритоголовую, сказала:
– «Какая круглая и гладкая твоя головка,
Вот если бы орудовать могла б, как пенис, ловко,
Тогда бы, непременно, я её расцеловала».
– «Голубушка моя, – сказал монах, – когда одежду
Тебе захочется опять снять, приезжай за счастьем
Сюда, в миру другие – грубияны и невежды,
Тебе же подарить блаженство это – в моей власти».
Певичка сделала вид, что ей это предложенье
Пришлось по вкусу. В это время петухи запели,
Монах пакет снадобья дал ей для плодоношенья,
Здоровья пожелав, исчез, лишь доски заскрипели.
Ван Дань, как только стражу пятую часы пробили,
Ямынь покинул, захватив солдат и ополченцев,
Взяв инструменты, пыточные, канги, что там были,
Отправился в тот монастырь, рождались где младенцы.
Настал рассвет, но заперты все были храма врата,
Стучать в них слуги стали громко с криками открыться,
Он приказал в засаде оставаться всем солдатам,
Лишь по его сигналу должны были появиться.
Фо-сянь, узнав о посещении начальством храма,
Одевшись, поспешил к нему на встрече с подношеньем,
Взяв мальчиков-послушников с собой, красивых самых,
Внесли Ван Даня паланкин ко входу в помещенье.
Ван Дань в храм не пошёл, вошёл к Фо-сяню в управленье,
Потребовал монахов списки, сделать перекличку,
Тот дал приказ, собрать монахов по его веленью,
То было, как монах покинул только что певичку.
Забили в колокол, все иноки, перепугавшись,
Во двор тут высыпали и от звона всполошились,
И не о чём не думали, стояли так, собравшись,
Стояли, опустив глаза, где власти находились.
Начальник колпаки всем приказал снять, они сняли,
У двух макушки были в чёрный, у других двух – в красный
Измазаны цвет, и они никак не объясняли,
Так почему у них. Их спрашивать было напрасно.
Начальник приказал надеть на них колодки сразу,
Монахи, стоя, переглядывались, и молчали,
Ван Дань этот вопрос монахом повторил два раза,
Макушки почему их в красе, те же отвечали:
– «Наверное, кто-то сыграл из братьев шутку с нами».
