Начальник молвил: «Шутников сейчас я вам представлю»,
Сказал – певичек привести, ещё объятых снами,
Их привели, вскричал шеф: «Я признаться вас заставлю
Всех, рассказать мне, что у вас в монастыре творится!
Как ваша братия младенцев женщинам дарила,
Мне правду говорите»! – обратился он к певицам,
Те рассказали, ночью в кельях что происходило.
И женщины сказали, как с монахами блудили,
И шефу показали возбуждающее зелье,
Как после с ними придавались страсти и веселью,
Монахам вымазав макушки, когда с ними были.
Монахи поняли, что преступленья их раскрылись,
Застыв от ужаса, четверо на колени пали,
Начальника к пощаде, к снисхождению взывали,
В своих грехах и во всех преступлениях винились.
Кричал начальник: «Молите сейчас вы о прощенье?
Ослы, плешивые! Вы верой в бога прикрывались,
Дурили жёнам головы, распутством занимались,
Сейчас за зло же просите к себе вы снисхожденья»?!
Тут настоятель понял сам, что дело принимает
Дурной вдруг оборот, сказал, чтобы с колен поднялись,
К начальнику уезда обратился: «Все нас знают,
Мы все только святым лишь заповедям подчинялись,
Лишь четверо развратников упрямо не хотели
Им следовать, мы жалобу на них писать решили,
Но негодяев этих сами вы разоблачили,
Придать их нужно смерти, и без лишней канители.
Но все другие к безобразию ведь не причастны,
Явите милость, ваша светлость, разберитесь с этим,
Согласен с вами, преступленья четверых ужасны,
Мы будем чистоту блюсти всегда на этом свете».
– «Не странно ли, что было всё в одном и том же месте? –
Спросил шеф, – где певички этой ночью находились,
Хотя и было богомолок много с ними вместе,
Наверняка, лазы тоже в других кельях открылись».
– «Нет, – молвил настоятель, – только в двух лазы и были».
– «Проверим это, – шеф сказал, – чтобы не быть предвзятым,
Допросим женщин, что приют в тех кельях находили,
И если не было, монахи все не виноваты».
Послал за богомолками, те в голос завили,
Что ничего не видели, ни слышали той ночью,
И никакие к ним монахи-де не приходили,
Иначе бы они их обнаружили воочию.
Начальник понимал, что женщины молвы боялись,
Скрывали, чтоб не стать причастными к тому позору,
Он приказал их обыскать, те не сопротивлялись,
Пакеты со снадобьем тут предстали его взору.
Спросил он их: «С монахами вы ночью не блудили,
Тогда, откуда же пилюли эти у вас взялись»?
И женщины, залившись краской от стыда, признались,
