Практическая психология и профилактика старения

В этом контексте большой интерес представляет теория И. В. Давыдовского, рассматривающая старость с позиций адаптации [13]. Согласно этой теории, старость подразумевает ограничение и самоограничение жизненных отправлений, т. е. гипобиоз. Но это – приспособительное самоограничение, по существу продиктованное жизненным инстинктом самосохранения наподобие анабиоза. Однако, в отличие от последнего, старость не является сохранением структуры в афункциональном состоянии. Наоборот, старость – это как бы промежуточное состояние, характеризующееся пониженной устойчивостью структур к внешним воздействиям; это необратимое состояние, невозможность сохранения или восстановления той же функциональной напряженности. Таким образом, И. В. Давыдовский рассматривает старость как специфическую, возрастом обусловленную форму приспособления к внешней среде, как «стесненную в своей природе жизнь» [13].

Сравнение или отождествление старости с болезнью на указанной основе является чисто формальным, а по существу неверным. «Стеснение» в старости вызвано не болезнью, а особым физиологическим состоянием. Формальная общность в ряде социальных и функциональных проявлений болезни и старости не делает эти понятия равнозначными. Старость – это сигнал, результат возрастной инволюции. Болезнь безотносительна к возрасту. Старость неизбежна; болезнь не неизбежна, она лишь возможна, часто случайна. Старость необратима и неуклонно прогрессирует; болезнь, в принципе, обратима. Со старостью, как и со смертью, в ее финале человек примиряется; с болезнью – никогда [15].

Сущность функциональных сдвигов в старости не сводится просто к количественным показателям, как-то: падение окислительных и восстановительных процессов, отражающее падение активности ферментов, атрофию органов, снижение мышечной силы, возбудимости и т. д. Старость является одновременно перестройкой и соматических, и психоэмоциональных отправлений. Эта перестройка сопровождается выработкой принципиально новых адаптационных установок, отвечающих общей возрастной инволюции организма. Речь идет, следовательно, о возникновении качественно новых физиологических корреляций, лежащих в основе реактивных, приспособительных и компенсаторных процессов, определяющих взаимосвязи организма и среды.

Новым у старого человека является самое содержание понятия гомеостаза. Перестройка жизненно важных процессов регуляции и адаптации в стареющем организме тесно связана с постепенным, а в ряде случаев и довольно быстрым превращением «открытой» системы в «замкнутую» [15]. Однако биологический возраст не может рассматриваться как некая внешняя по отношению к социальному, но не сопряженная с ним параллель. Поэтому психологический аспект старения М. Д. Александрова рассматривает применительно к сенсорно-перцептивной и интеллектуальной сферам, к характеристикам личности, динамике творческой продуктивности. Кроме того, по мнению других авторов, при определении пожилого возраста в качестве наиболее существенного признака служит социально-экономический «порог» – уход на пенсию, изменение источника дохода, изменение социального статуса, сужение круга социальных ролей [1].

Таким образом, старость является не статичным состоянием, а динамичным процессом. Она связана со специфичными изменениями условий жизни, многие из которых имеют негативную окраску. К ним принадлежат изменения физических возможностей, утрата общественного положения, связанная с выполнявшейся работой, изменение функций в семье, смерть или угроза утраты близких людей, ухудшение экономических условий жизни, необходимость приспосабливаться к быстрым культурным и бытовым изменениям. Более того, окончание профессиональной деятельности у многих людей вызывает радикальное изменение стиля жизни. У других дополнительно возникают изменения ближайшего окружения и форм поведения, например в результате помещения в стационар для престарелых.

Исследования геронтологов и геронтопсихологов показали, что старость – это сложный, многомерный комплекс процессов адаптации к биологическим, социальным и психологическим изменениям в жизни человека. При этом процесс развития не сводится к одному поступательному развитию, росту и повышению эффективности субъекта во всех областях его жизни. Как отмечает Л. И. Анциферова [4], развитие есть единство разных типов изменений, одиночных и системных, преходящих и стабильных, позитивных и негативных. Одновременно со спадом психических возможностей происходит и их обогащение; инволюционные изменения сочетаются с новообразованиями прогрессивного характера, направленными на преодоление деструктивных явлений в геронтогенезе. По словам П. Балтеса, каждое продвижение в развитии приносит как новые адаптивные приобретения, так и утрату некоторых прежних способностей [70].

В настоящее время очевидна необходимость получения комплексного, объективного знания о пожилых людях, их проблемах и способах решения этих проблем вследствие явной недостаточности предметного поля и научного инструментария лишь одной области научного знания (социальной геронтологии или геронтологической медицины). Системное, комплексное исследование проблем старения и старости в широкой перспективе позволит наметить обоснованные пути оптимизации процесса старения как отдельного индивида, так и общества в целом, «раздвинуть» рамки активного трудоспособного возраста, повысить статус пожилых граждан в обществе, сделать жизнедеятельность пожилого человека благополучной, активной и полноценной, предоставить ему возможности не только для достаточно долгой жизни, но и для дальнейшего раскрытия собственного потенциала и самореализации в этом возрасте.

Очень важные открытия в этой области были сделаны американскими специалистами. На основе многолетних лонгитюдных исследований они показали, что старость – это взаимодействие многих биологических, психологических и социальных процессов, и это оказывает множественный эффект на развитие. В то время когда активность одних функций ухудшается, в других функциях могут иметь место процессы развития и компенсации [15]. Более того, может иметь место различие в объеме интра- и интериндивидуальных различий. Интраиндивидуальные различия означают, что человек может обнаружить стабильность какой-либо одной способности и снижение других. Интериндивидуальные различия относятся к вариациям среди людей в уровне и времени изменений. Это означает, что старость не является универсальным примером глобального снижения функционирования (глобального упадка).

Существует два подхода к проблеме возрастного развития: первый выдвигал гипотезу о потенциале для последующего развития в поздних возрастах; второй – гипотезу о потенциале для компенсации. Развитие способностей в поздних возрастах было продемонстрировано во многих исследованиях. Результаты этих исследований предполагают относительную пластичность интеллектуальных процессов в поздних возрастах [15].

Возрастные изменения, старение человека – это реальный, но чрезвычайно сложный комплекс проблем. Это проблемы личности, нравственности, это проблема кадровой динамики профессионализма и преемственности поколений, это проблемы индивида и общества. И не случайно возраст взрослого человека, старение стали предметом изучения многих научных дисциплин: социологии, этнографии, геронтологии, медицины, психологии и др. Психологии в этом плане отводится особая роль – изучение самого человека во всей сложности его взаимоотношений в обществе, изменений его состояния, взглядов и факторов, влияющих на старение и на отношение общества к этому явлению, того общества, которое само становится «миром старых людей».

Знание обществом специфики протекания процесса старения, возможностей профессиональной деятельности, степени и характера включенности пожилых людей в общественные отношения, уровня их адаптации к своему изменяющемуся состоянию, положению и месту в обществе чрезвычайно важно для обеспечения более эффективного приспособления людей позднего возраста к своим возрастным изменениям, к возрасту «социальных потерь», поиска новых возможностей [15]. Эти и многие другие исследования позволили уточнить представления о том, что процесс геронтогенеза двойственен и разворачивается по двум направлениям: конструктивному и деструктивному. Варианты развития обусловлены специфическими особенностями протекания предшествующих этапов жизненного цикла.

Л. И. Анциферова [4] рассматривала старость в контексте целостного жизненного пути индивида. Она описала типы старения и определяющие их условия. По мнению автора, успешность, адаптивность старения определяется тем, насколько человек оказывается подготовленным к тем новым задачам, которые характерны для поздних лет жизни, к изменению своего места в обществе, специфичным для старости трудным ситуациям, а это, в свою очередь, зависит от того, как человек строил свой жизненный путь на предшествующих стадиях. Также среди факторов, обусловливающих продолжение поступательного развития личности в поздние годы, автор отмечает содержательность, творческий характер способа жизни, экспериментирование с жизненными ролями, интеграцию субъектом всех пройденных стадий жизни, своего прошлого, настоящего и антиципируемого будущего, креативность, стремление к риску, ориентацию на антропоцентрированные ценности, а также гуманистическую жизненную позицию.

На основе анализа факторов, обусловливающих многообразие форм геронтогенеза, Л. И. Анциферова выделила два типа старения, отличающихся друг от друга уровнем активности, стратегиями совладания с трудностями, отношением к миру и себе, удовлетворенностью жизнью. Представители первого типа мужественно, без особых эмоциональных нарушений переживают уход на пенсию. Они, как правило, заранее готовятся к этому событию, ведут поиск новых путей включения в общественную жизнь, планируют будущее свободное время, предвидят негативные состояния и события в период отставки. Люди, планирующие свою жизнь на пенсии, нередко воспринимают отставку как освобождение от социальных ограничений, предписаний и стереотипов рабочего периода. Под влиянием переживания свободы у человека выявляются новые способности, реализующиеся в увлекательных занятиях. У многих старых людей выход на пенсию связан со стремлением передать профессиональный опыт ученикам. Они испытывают тягу к воспитанию нового поколения, наставничеству, тяготеют к занятиям интересным делом, установлению новых дружеских связей, сохранению способности контролировать свое окружение. Это порождает удовлетворенность жизнью и увеличивает ее продолжительность [4].

Картина поведения представителей второго типа людей, вышедших на пенсию, иная. Вместе с отходом от профессиональной деятельности у них развивается пассивное отношение к жизни, они отчуждаются от окружения, сужается круг их интересов и снижаются показатели тестов интеллекта. Они теряют уважение к себе и переживают тягостное чувство ненужности. Эта драматическая ситуация – типичный пример потери личностной идентичности и неспособности человека построить новую систему идентификации [4].

Отечественные и зарубежные теории старения отмечают не только сложность протекания этого процесса и его интраиндивидуальную гетерохронность, но и значительные интериндивидуальные различия в развертывании процесса геронтогенеза. Как отмечает О. В. Краснова [26], социальная ситуация для пожилого человека детерминирована множественностью разноплановых факторов, в том числе – условиями его ранней жизни, социальными, культурно-историческими и личностными особенностями. При этом личность вырабатывает способы адаптации или совладания с изменениями ситуации, в том числе с возрастными изменениями. В настоящее время в литературе описаны различные стратегии адаптации к возрастному фактору в старости. Эти стратегии столь множественны и многообразны, что специалисты затрудняются в описании единого, пусть даже очень сложного, процесса старения. Все эти факторы усиливают пристальный интерес, особое внимание к проблеме старости и старения со стороны общества.

Интерес к проблеме старости возник в конце прошлого века, и это был интерес «стареющего» общества к проблемам, прежде всего, социальным: увеличение удельного веса пожилых людей в общем составе населения; «старение» экономически активной части общества; снижение мобильности рабочей силы, эффективности переподготовки, восприятия инноваций. В настоящее время отмечается иного рода пристальное внимание к позднему возрасту: у многих зрелых и активных людей старость вызывает страх, страх персональный, страх своей старости. Пришло время разобраться в психологической природе этих страхов с опорой на современные исследования поздних этапов онтогенеза.

Старость неизменно попадает в орбиту исследований психологии развития в контексте описания целостного жизненного пути личности (от рождения до старости включительно). Любое издание по психологии развития содержит представления о старости. Однако анализ этих представлений вызывает недоумение: об одном ли возрасте пишут авторы? Очень уж существенно различаются их представления о задачах, содержании и возможностях развития в старости. С одной стороны, в качестве важнейшей задачи этого возраста отмечают принятие старения, открывающее возможности экзистенциального обзора бытия (не активной адаптации в социокультурной реальности, а нахождения своего места в мироздании, принятия чувства завершенности жизни, факта усталости от нее и выхода из сферы должествования) [48]. В данном подходе, который поддерживают некоторые авторы, реальная социальная жизнь оказывается в стороне от пожилых людей, а старость рассматривается как период подведения итогов [49, 58]. Многие концепции связывают старость с отходом от активной жизни и продуктивной в социальном плане деятельности, с углублением в себя, в свой духовный мир, в свой уже пройденный жизненный путь.

С другой стороны, существуют представления о старости, утверждающие возможность использования потенциала пожилых людей в обществе, значение продолжения трудовой деятельности для поддержания социальной и интеллектуальной активности в преклонном возрасте, необходимость непрерывного образования на протяжении жизненного пути [4, 15]. Создается впечатление, что под термином «старость» авторы имеют в виду разные периоды жизни. Более того, те психологи, которые пишут о старости как о периоде «сокращения оборотов», рассматривают ее как бы со стороны, как чужую проблему, дистанцируются от нее. В результате старость предстает как приговор, как окончательный итог не вполне удачного сценария жизни, альтернативы которому нет. А так ли это?

Для ответа на этот вопрос необходимо обозначить границы старости. В разных областях науки для этого используют разные критерии. Так, в соответствии с классификацией Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения, пожилой возраст длится с 55 (у женщин) и с 61 (у мужчин) до 74 лет, старость с 75 до 90 лет, а люди старше 90 лет считаются долгожителями. Однако ориентация на хронологию является психологически некорректной из-за огромных индивидуальных различий в проявлении признаков старения. Один из основоположников отечественной геронтологии – И. В. Давыдовский – категорически заявлял, что никаких календарных дат наступления старости не существует, поэтому чаще о старости говорят, руководствуясь возрастом выхода на пенсию. В настоящее время этот критерий также нельзя считать достаточно убедительным, поскольку у многих людей выход на пенсию является основанием для смены рода деятельности – события важного не только для поддержания интеллектуального и личностного потенциала, но и для их развития [13]. К определению нижней границы старости можно подойти с позиции теории И. В. Давыдовского, рассматривающего старость как нарушение адаптации, ограничение жизненных отправлений, возрастание уязвимости и снижение ментального функционирования. Однако и этот критерий не является достаточно надежным, поскольку на протяжении всей жизни (согласно субъектному и всевозрастному подходам) психическое развитие характеризуется как многомерное, многоформенное и разнонаправленное, в поздних периодах одновременно со спадом психических возможностей происходит и их обогащение, а успешность развития человека зависит от того, насколько он сам выступает субъектом, создателем условий своей жизни [3, 4, 49]. Таким образом, попытки дать четкое определение старости и даже обозначить ее границы не являются успешными, поскольку процесс старения у каждого свой. По словам Л. И. Анцыферовой, особенности жизненного опыта человека влияют на процесс его психологического старения, поэтому старость следует рассматривать только в контексте всего жизненного пути [4]. Иначе говоря, общей, одинаковой для всех старости как заключительного этапа жизни нет.