Общая теория занятости, процента и денег. Избранное

Полагаю, что наиболее важной чертой подхода Кейнса, имевшей большое практическое значение, был его комплексный, органический характер. Иными словами, экономика рассматривалась как целое, как результат сложного взаимодействия различных механизмов и процессов, когда нарушения в одной части накладывают ограничения на механизмы, действующие в другой, порождая кумулятивный эффект. В итоге был определен коридор возможностей для экономической политики, который оказался весьма узким. Выступление Кейнса в Комитете в конце ноября – начале декабря 1930 г. явилось, по мнению Скидельского, началом кейнсианской революции в политике. «После 1930 г. никто из принимающих решения не делал ошибки, полагая, что все цены подвижны и что, когда курс валюты фиксируется на любом желательном уровне, издержки автоматически к нему приспосабливаются. Когда в 1931 г. золотой стандарт был отменен, это было к лучшему: «дешевые» деньги были лозунгом 1930-х годов19. Это была победа Кейнса»20. Конечно, эта победа в политике не была полной и всеобъемлющей.

Можно считать, что своеобразную поддержку Кейнс получил из-за океана, где Новый курс проводился несмотря на то, что экономисты скорее были в оппозиции (хотя, следует заметить, что реализация Нового курса не всегда происходила гладко, а действия американской администрации не всегда соответствовали кейнсианским рецептам). Завоевание поддержки со стороны профессионалов было для Кейнса делом профессиональной чести.

Общая концепция и структура «Общей теории занятости процента и денег» определились уже в начале 1934 г., а комплекс идей, в ней представленных, еще раньше. Несколько лет до публикации книги Кейнс оттачивал и одновременно объяснял свою позицию в лекциях, выступлениях, в печати (например, в «The New Statesman», «Economic Journal» и др.). При этом он обсуждал не только логику, технику анализа, предпосылки и т. д., но социальные, этические, политические, историко-экономические аспекты, которые могут возникнуть в связи с «Общей теорией». И это было необходимо, принимая во внимание сложность и многоплановость этой работы.

«Общая теория занятости, процента и денег» вышла из печати 4 февраля 1936 г., и начался противоречивый процесс ее освоения экономистами. Одним из наиболее известных откликов на книгу Кейнса была статья «Господин Кейнс и «классики»: попытка интерпретации»21, автор которой Дж. Хикс взял на себя сложную миссию выделить главную линию рассуждений Кейнса и представить его теорию в виде простой модели. Ирония состоит в том, что столь большой вклад в популяризацию теории Кейнса внес Дж. Хикс, который как теоретик скорее может быть отнесен к оппонентам Кейнса, поскольку его подход в своей основе был близок идеям Вальраса, Парето, Эджуорта, Викселля. Неудивительно, что излагая теорию Кейнса, он следовал в русле классической традиции. Неудивительно также и то, что «у Хикса, Харродовского кейнсианства, имелся ясный мотив: примирить кейнсианцев и некейнсианцев, так чтобы скорее прояснить основы для политики. Эти ранние теоретические модели обладали чертами, которые не были явно видны в magnum opus, но которые были близки ортодоксальной теории»22. Сам Кейнс не был против Хиксовой интерпретации своей теории, он полагал, что Хикс в целом правильно выразил его точку зрения.

Разумеется, здесь названы лишь немногие, откликнувшиеся на «Общую теорию». К этому списку следует добавить Ф. Найта, Д. Винера, Ф. Тауссига, которых Кейнс упоминает в начале статьи «Общая теория занятости»23, появившейся в Quarterly Journal of Economics в 1937 г., т. е. ровно через год после публикации книги. Но эта статья не является непосредственным и персональным ответом указанным авторам; она написана скорее по следам впечатлений Кейнса от многочисленных откликов на его работу, а также с целью прояснить некоторые места теории, но прежде всего суть его разногласий с классиками, которые в силу особенностей изложения или по другим причинам не были достаточно хорошо поняты читателями. И здесь он подчеркивает именно те моменты, которые остались в тени у Хикса. Прежде всего это касается связи неопределенности и денег, которая в конечном счете и определяет то, что экономика хронически оказывается в окрестности «субнормального» состояния. Тем самым Кейнс дает основание (конечно, он дал его уже в книге) сказать словами Скидельского: «Если Маркс – поэт товаров, то Кейнс – поэт денег»24.

Реакция на «Общую теорию занятости, процента и денег» в Англии и США была скорее направлена на поиски компромисса между классикой и Кейнсом и возможности включения его теории в классическую традицию, и лишь немногие, например Ф. Хайек заняли непримиримую позицию25.

Вторая мировая война поставила перед экономистом новые задачи, связанные с необходимостью мобилизации ресурсов на военные нужды, получения внешних займов и т. д., а также заставляла задуматься над устройством мировой финансовой системы в совершенно новых условиях – после войны. Кейнс предложил оригинальный план безинфляционного финансирования войны (1940 г.), в 1942 г. выступил с идеей клирингового союза с целью сбалансировать платежные балансы стран, которая сыграла определенную роль при разработке принципов Бреттон-Вудской системы. В конце войны и сразу по ее окончании он сделал очень многое для урегулирования британской задолженности США. Это был период исключительно высокой популярности Кейнса. В 1940 г. он стал членом Консультативного комитета при министерстве финансов, входит в состав множества комиссий и советов. В 1942 г. получил титул пэра. В марте 1946 г. Кейнс участвовал в открытии Международного валютного фонда, 21 апреля то же года он умер от болезни сердца.

Из истории публикаций работ Дж. М. Кейнса в СССР и России

Можно с уверенностью сказать, что в отличие от других представителей западной экономической науки ХХ века судьба работ Кейнса в нашей стране сложилась весьма удачно. Но это с самого начала было определено не столько осознанием важности его идей для экономической науки и экономической практики, сколько политическими обстоятельствами. Критика Кейнсом позиции стран, победивших в Первой мировой войне, отраженной в Версальском договоре, его подход к проблемам урегулирования отношений с Советской Россией и Германией, в том числе по вопросу царских долгов – все это объективно отвечало интересам Советской России. На фоне враждебности, которую демонстрировали политики европейских государств, его позиция выглядела едва ли не как дружественная, хотя, разумеется, Кейнс руководствовался не симпатиями к советской власти (хотя у него можно найти свидетельства приязненного отношения к отдельным представителям большевиков, например к Г. Чичерину, которого он встретил на Генуэзской конференции), а прагматическими соображениями (разумеется, в интересах Англии).

Нельзя сбрасывать со счетов и простое любопытство ученого относительно направления и возможных результатов грандиозного политического эксперимента, который осуществляли большевики в стране, которая, как он считал, была отягощена грузом самодержавного правления, послевоенной разрухой и другими тяжелейшими обстоятельствами26. Но не только этим определялась его некоторая терпимость к советскому режиму в первой половине 1920-х годов. Присутствовала, быть может, и наивная вера в то, что в долгосрочной перспективе возможно сближение социализма и западной демократии. В многочисленных статьях и письмах начала 1920-х годов, в том числе и в связи с Генуэзской конференцией 1922 г., говоря о возможности и важности экономического сотрудничества с Советской Россией, Кейнс прямо указывал на то, что такое сотрудничество гораздо перспективнее, чем непримиримая конфронтация, что оно откроет возможности не только выгодного для Запада (прежде всего для Англии) экономического сотрудничества (конечно же, речь идет прежде всего о доступе к дешевым ресурсам), но и для тихой экономической экспансии Запада, способной изнутри ослабить большевизм27.

Конечно, наблюдения во время визитов в Советскую Россию (1925, 1928 и 1936 гг.) и анализ ряда публикаций, например, книги Л. Троцкого «Куда идет Англия?»28, а также сведений, поступающих из России в 1930-е годы, свели на нет надежды на подобное сближение и на «смягчение» советского режима. Его критика советского режима стала чрезвычайно резкой. Например, в статье «Национальная самодостаточность» он прямо пишет, что Сталин устранил любые проявления свободной мысли, создал ситуацию, когда «живая мысль умирает, а мозги деревенеют», когда «человеческий голос заглушают истошные крики», а блеяние пропаганды приводит в оцепенение даже птиц и животных»29. Постепенно интерес к советским делам у Кейнса угас. Великая депрессия не смягчила его отношения к социалистическому эксперименту и по понятным причинам еще больше отвлекла его внимание от происходящего в России.

Судьба работ Кейнса в Советской России не была безоблачной, хотя начало было весьма обещающим. Начало российской «кейнсиане» было положено В. И. Лениным, положительно высказавшегося в адрес ученого. Ленин, разумеется, нисколько не заблуждался относительно политических пристрастий Кейнса, писал о нем как об истинном буржуа, отмечал его враждебное отношение к большевизму и т. д. и в то же время очень одобрительно относился к его позиции по поводу Версальского договора и отношения западных правительств к экономическому сотрудничеству с Советской Россией. Такая «неоднородная» оценка вождя, как потом выяснилось, оказалась очень удобной для советских экономистов, которые имели возможность в зависимости от текущего момента приводить либо одобрительные, либо критические высказывания Ленина в адрес Кейнса.

Впервые имя Кейнса прозвучало в «Докладе о международном положении и основных задачах коммунистического интернационала», представленном Лениным 19.06.1920 в Петрограде на 2-м Конгрессе Коминтерна, в котором докладчик не только продемонстрировал знание «Экономических последствий», но и поддержал позицию автора по целому ряду вопросов. Впоследствии Ленин положительно отзывался о Кейнсе в «Докладе о концессиях» (декабрь 1920 г.), в докладе «О внутренней и внешней политике республики» (декабрь 1921 г.), а также в записках, направленных членам Генуэзской делегации (февраль 1922 г.)30.

Положительные оценки Ленина позиции Кейнса по ряду вопросов оказались достаточными, чтобы стимулировать публикации работ Кейнса в СССР, а также для того, чтобы не только пригласить Кейнса на празднование 200-летия Российской академии наук, но и предоставить ему возможность высказаться на страницах ведущих газет и в дискуссиях с советскими экономистами. В русском переводе были опубликованы: «Экономические последствия Версальского договора» (1922), «Пересмотр мирного договора»(1922), «Проблемы восстановления Европы» (1922), «Трактат о денежной реформе» (1925), «Экономические последствия валютной политики мистера Черчилля» (1925), «Экономические последствия мистера Черчилля» (1926), а также статьи в газетах: «Экономическое положение в Англии» (Известия 16.09.1925), «Экономический перелом в Англии» (Финансовая газета. 17.09.1925), интервью «Проф. Кейнс о долгах» (Финансовая газета. 09.09.1925).

В середине 1920-х годов предисловия советских экономистов к переводам Кейнса были достаточно благожелательными, хотя и непременно содержали марксистскую критику. Во всяком случае, оценки того времени были весьма объективными. В качестве примера можно привести предисловие к «Трактату о денежной реформе», написанное известным экономистом С. А. Фалькнером. Отмечая большой опыт Кейнса в анализе проблем денежного обращения, он писал: «Его можно охарактеризовать как экономиста высшей фазы капиталистического развития, который живет и мыслит в ее пределах. Он ценит капитализм, несмотря на все его противоречия, ибо считает его экономически наиболее эффективной системой… Но он видит также и экономическое своеобразие высших стадий капиталистического развития, требующее новых организационных форм и регулирующих мероприятий. Он хорошо знает всю радикальную важность денежной системы, как основного регулятора менового хозяйства, для капитализма, поэтому он прямо заявляет, что крайняя неустойчивость современных мировых валют является «смертельной болезнью капиталистического строя» и его практические устремления направлены именно к созданию устойчивой денежной системы, которая способна противостоять ударам извне и удержать в равновесии процесс экономического развития»31. Далее Фалькнер делает весьма важное замечание: «Но и в условиях планового хозяйства книга Кейнса представляет не только теоретический интерес и дает не только анализ положения на Западе. Поскольку плановое хозяйство включает в себя систему рынка и товарообмена, делающего необходимым и устойчивое денежное обращение, постольку даваемый Кейнсом разбор условий и методов регулирования последнего в целях достижения максимальной устойчивости, имеет и для нас существенное практическое значение»32.

После «издательского бума» середины 1920-х годов еще более значимой выглядит затянувшаяся на 12 лет пауза, которую прерывали лишь единичные публикации и отдельные упоминания его имени. До появления в 1946 г. статей И. Г. Блюмина33 в СССР не было сколько-нибудь значительных работ, посвященных теории Кейнса.

Первый перевод «Общей теории занятости, процента и денег», опубликованный в 1948 г. (перевод был сделан Н. Н. Любимовым, предисловие написано И. Г. Блюминым), явился крупным событием не только научного, но и политического характера. Есть свидетельства того, что решение о переводе и издании принимал сам Сталин. Этот перевод стимулировал обсуждение теории Кейнса советскими экономистами, но первые работы в этой области, хотя порой и содержали сведения о взглядах Кейнса, были чрезвычайно политизированными, и сегодня они, если и интересны, то скорее как отражающие степень идеологизации советской экономической науки, нежели как содержащие позитивную информацию о теории.

При этом особое отношение к Кейнсу сохранялось, и это проявилось, например, в достаточно пространном комментарии о Кейнсе в учебнике политической экономии (1954), чего нельзя сказать о других западных экономистах. С началом хрущевской оттепели тональность при оценке западной экономической мысли стала несколько мягче, но слова «вульгарный», «общий кризис капитализма» и ссылки на классиков марксизма и партийные документы сохранялись как обязательные вплоть до перестройки. Но хрущевская идея мирного существования дала политическую легитимацию более объективным исследованиям состояния и перспектив капиталистической экономики и в конце концов способствовала подъему исследований западной экономической мысли в целом и теории Кейнса в частности. В продолжение этой тенденции появились работы, содержащие более объективный анализ теории Кейнса34 и, наконец, в 1978 г. вышел новый перевод «Общей теории занятости, процента и денег»35.

Важность появления этого перевода для исследований взглядов Кейнса трудно переоценить, хотя тираж был по тем временам очень маленьким и на книге стоял обычный для публикаций такого рода гриф «Для научных библиотек». В этом издании были исправлены неточности первого перевода, вполне извинительные, если учесть, что в конце 1940-х годов многие термины, используемые Кейнсом, не имели соответствующих аналогов в русском языке и советские экономисты не всегда отчетливо понимали контекст рассуждений Кейнса. Появление перевода 1978 г. позволило более широкому кругу специалистов познакомиться с работой, безусловно, являющейся одной из наиболее значимых в истории экономической мысли ХХ в. В постсоветский период оба перевода неоднократно воспроизводились различными издательствами, при этом в них отсутствовало краткое предисловие автора. Это досадное упущение исправлено в настоящем издании, и читатель сможет, наконец, из первых рук узнать о целях этой весьма сложно написанной книге, о которой в 1946 г. П. Самуэльсон писал: «Это плохо написанная, плохо организованная книга; и обыватель, который положился на репутацию автора и купил ее, пожалел о потраченных 5 шиллингах. Она совершенно не годится для процесса обучения. Она претенциозна, полемична и не слишком щедра на признание чужих заслуг… Кейнсианская система изложена так путано, как будто сам автор плохо понимал ее суть и основные черты; и конечно, он демонстрирует худшие черты, когда пытается выяснить отношения с предшественниками. Взлеты интуиции и озарения переплетаются со скучной алгеброй, а двусмысленные определения неожиданно ведут к незабываемым побочным линиям рассуждений. Но когда все это остается позади, мы находим анализ ясным и новым. Короче говоря, это работа гения»36.

Устранение идеологических ограничений в период перестройки, последующее изменение содержания экономического образования и некоторые другие обстоятельства привели к некоторой активизации публикаций работ Кейнса. Так, в 1993 г. в серии «Антология экономической классики» выходит том «Т. Мальтус. Д. Кейнс. Ю. Ларин», в который включена «Общая теория занятости, процента и денег», впервые публикуемая после 1978 г., в этом же году в издательстве «Экономика» выходит том: Дж. М. Кейнс «Избранные произведения», содержащий помимо «Общей теории занятости, процента и денег» отрывки из «Трактата о денежной реформе», «Экономических последствий Версальского договора» и «Пересмотра мирного договора», т. е. из работ, которые не публиковались со времени их первого издания в начале 1920-х годов.

Что касается новых переводов, то их немного. В 1991 г. в журнале «Социологические исследования» были впервые на русском языке опубликованы две статьи Кейнса о России37, а в 1998 г. в альманахе «Истоки» – две статьи «Конец laissez-faire» (1926) и «Общая теория» (1937)38. Публикация двух последних работ имела большое значение для исследования эволюции взглядов ученого, поскольку первая из них во многом была выражением его социально-философской позиции, в частности, представлений о сути и эволюции экономического либерализма, а также о соотношении общественного и индивидуального и задачах государства в современных условиях. Вторая работа была написана Кейнсом в ходе дискуссии, которая развернулась после опубликования «Общей теории занятости процента и денег» и в которой он попытался прояснить свою позицию, располагая уже полученными откликами, в том числе и мнением Хикса39. Если считать, что эти статьи были началом длительной дискуссии, которую можно назвать: «О том, что имел в виду Кейнс, и что думали об этом экономисты», то статьи Р. Клауэра (1965) и А. Коддингтона (1983)40 можно отнести к ее второй волне. В ходе этой волны особое внимание было уделено проблеме соотношения между макроэкономической моделью Кейнса и той микросновой, из которой эта модель быть бы быть логически выведена, если признать процедуру редукции законной, и здесь уже споры велись не только между противниками Кейнса и его сторонниками, но и между кейнсианцами различного толка. Сегодня вряд ли можно определить, кто из тех, кто называют себя кейнсианцами (с различными приставками): посткейнсианцы, гидравлические кейнсианцы, неокейнсианцы, новые кейнсианцы и т. д. адекватно отражают идеи Кейнса. И, по-видимому, подобный вопрос вряд ли особенно содержателен. Важно, что не только различные направления кейнсианства, но и вся современная экономическая теория во многом является реакцией на то, что многие десятилетия назад было предложено Дж. М. Кейнсом.

* * *

В последние десять лет в России идеи Кейнса и споры между его последователями и противниками перестали быть чем-то интересным только узкому кругу специалистов по истории западной экономическом мысли и приобрели практический смысл, а соответствующие термины, также, как и само его имя, стали символами, обращенными к широкой аудитории. Поэтому публикация настоящего тома, как можно надеяться, поможет читателю составить собственное мнение относительно системы взглядов этого выдающегося представителя английской и мировой экономической мысли ХХ в.

Н. А. Макашева

Часть I

Общая теория занятости, процента и денег

Предисловие41

Эта книга адресована главным образом моим коллегам-экономистам. Но я надеюсь, что она будет понятна и другим. Ее основной целью является рассмотрение сложных вопросов теории и только во вторую очередь проблем практического применения последней. Если ортодоксальная экономическая теория ошибается, то ошибку нужно искать не в ее аргументации, которая выстроена с учетом высоких требований к логической строгости, а в отсутствии четкости и общности ее предпосылок. Таким образом, я не смогу убедить экономистов критически переосмыслить некоторые из базисных предпосылок, если не буду прибегать к высоко абстрактному теоретизированию и не буду вступать в широкую полемику. Мне бы хотелось, чтобы последней было меньше. Но я полагаю, что это важно не только для того, чтобы объяснить мою позицию, но и чтобы показать, в чем она расходится с принятой теорией. Я полагаю, что экономисты, крепко связанные с тем, что я называю «классической теорией», будут колебаться между представлением, что я совершенно не прав, и убеждением, что я не сказал ничего нового. Пусть третьи определят, какая из этих точек зрения (если вообще какая-то) или некая третья справедлива. Мои вызывающие споры рассуждения призваны дать материал для ответа на этот вопрос; и я должен извиниться, если, стараясь показать суть разногласий, я был слишком резок. Многие годы я жил с убеждением, что теории, которые я сегодня атакую, упускали принципиальные моменты, а я, надеюсь, этого не делаю.

Важность вопросов, о которых идет речь, трудно переоценить. Но если мое объяснение верно, я должен убедить в этом прежде всего моих коллег-экономистов, а не широкую публику. На этом этапе обсуждения неспециалисты, хотя их участие в дискуссиях и приветствуется, могут лишь наблюдать попытки экономиста поставить вопрос о существующих между профессионалами глубоких расхождениях, которые привели к тому, что влияние экономической науки на практику оказалось почти полностью подорванным, и, если эти расхождения не будут устранены, такое положение будет продолжаться и в будущем.

Связь между этой книгой и моим «Трактатом о деньгах», опубликованным пять лет назад, возможно, в бо́льшей степени ясна мне, чем другим; и то, что мне представляется естественным процессом эволюции моих взглядов, может быть с неодобрением воспринято читателем как смена позиции. И изменения в терминологии, которые я счел необходимым сделать, не делают эту ситуацию проще. Эти изменения будут прояснены в ходе последующего изложения; но соотношение между двумя книгами кратко может быть представлено следующим образом. Когда я начинал писать «Трактат о деньгах», я шел традиционным путем при исследовании влияния денег, рассуждая вне общей теории спроса и предложения. К моменту окончания этой книги я уже предпринял определенные шаги, чтобы вновь превратить теорию денег в теорию выпуска в целом. Но мне не удалось полностью освободиться от распространенных заблуждений, и это проявило себя в том, что я теперь воспринимаю как наиболее серьезную неудачу теоретических частей этой книги (а именно книг третьей и четвертой) – мне не удалось в полной мере показать последствия изменений уровня выпуска. Мои так называемые «фундаментальные уравнения» представляют картину в какой-то момент времени при предположении, что выпуск задан. С их помощью предполагалось показать, как при этом предположении могут возникнуть силы, которые приведут к отклонению прибыли от равновесия и тем самым вызовут изменение уровня выпуска.

Но динамический процесс отличается от состояния в данный момент времени, и как таковой он был представлен и неполно, и нечетко. В то же время эта книга положила начало исследованию сил, которые определяют изменения уровня выпуска и занятости в целом; и когда установлено, что деньги существенным и специфическим образом присутствуют в модели, описывающей экономику, технические вопросы, связанные с деньгами, отходят на второй план.

Денежная экономика, как будет показано, по своей сути является экономикой, в которой изменение представлений о будущем способно повлиять на количество занятых, а не просто на то, где они будут заняты. Мое исследование экономического поведения в настоящем под влиянием изменений представлений о будущем ведется с позиций спроса и предложения, и таким образом устанавливается связь моего подхода с основополагающей теорией ценности. Следовательно, мы приходим к более общей теории, которая включает знакомую нам классическую теорию как частный случай.

Для того, чтобы избежать неоправданного количества ошибок, автор книги, подобной этой, который идет непроторенными путями, очень нуждается в критических замечаниях и обсуждении. Удивительно, в какие глупые вещи может человек верить, если он размышляет в одиночестве, особенно в области экономики (а также других моральных дисциплин), где зачастую у него нет возможности выразить свои идеи в утверждениях, которые могут быть проверены либо формально, либо эмпирически. При написании этой книги даже, возможно, в бо́льшей степени, чем «Трактата о деньгах», я прислушивался к постоянным советам и конструктивной критике Р. Ф. Кана. Многое в этой книге стало таким, каким оно теперь является, благодаря ему. Мне также очень помогли Джоан Робинсон, Р. Д. Хоутри и Р. Ф. Харрод, которые прочитали всю корректуру. Индекс был составлен Д. М. Бенсьюзан-Баттом из Королевского колледжа Кембриджа.